Ее мать стремительно входит в комнату и снова выходит, неся все новые блюда с едой. Как видишь, я тут без дела не сидела, пока тебя не было, говорит она. Я ведь никогда не была лентяйкой, правда? - спрашивает она. Теперь-то ты должна это понимать, раз у тебя самой ребенок; когда я была беременна тобой, я так ужасно себя чувствовала, что вообще есть не могла, продолжает она. На седьмом месяце я весила меньше, чем до беременности, подумать только! А твой отец был рад, что ему хватило вкуса жениться на единственной женщине, которая умудрялась выглядеть так изящно и необычно на девятом месяце, доносится ее голос с кухни. Может, пока ты здесь, говорит она из-за плеча Эми, проглядишь, что я тут написала для вегетарианского издания, это только для вегетарианцев, а ты, кстати, еще вегетарианка? Помню, ты раньше мяса не ела. Может, посмотришь корректуру, если ты не против, это была бы бесценная помощь.
Эми листает страницы, со вкусом заполненные цветными фотографиями; закрывает книгу и сидит, вдыхая густые запахи настоящей еды, с не меньшим вкусом разложенной перед ней. У нее что-то сжимается в горле. Я не настолько голодна, спасибо, думает она. Я не смогу просмотреть твою корректуру; я уже давно разучилась читать. Разбирать слова - это все равно, что разбирать иероглифы на стенах темных гробниц. Наверняка ты нашла бы мне терапевта, который вылечил бы меня всего за шесть коротких сеансов, но я предпочитаю идти медленным путем. У меня теперь совсем другие жизненные планы, спасибо, думает она. И ни один из вас не будет общаться с Кейт. И она не будет общаться с вами обоими.
И только когда ее мать наконец садится за стол, подпирает голову рукой и велит ей приступать к еде, не ждать отца - тот не явится сегодня ужинать, - Эми заговаривает вслух. Какой у него номер? - спрашивает она мать, потом набирает отцовский номер по кухонному телефону и сразу же слышит, как где-то за стеной раздаются звонки.
Привет, это Эми, говорит Эми. Мне нужно кое-что спросить у тебя и у Патриши.
Она слышит, как отец дышит ей прямо в ухо.
Вот что мне нужно, продолжает Эми и смотрит на мать, чтобы убедиться в том, что та тоже слушает.
Мне нужно, чтобы вы дали мне немного денег. Не очень много, просто я хочу кое-куда поехать, и мне не хватает денег. А еще я хочу, чтобы ты позвонил своему приятелю из паспортного стола, ну, тому бородатому весельчаку, не помню, как его зовут, с которым ты учился в колледже в старые добрые времена. У меня с собой ребенок, но у нее нет свидетельства о рождении, а нам нужен паспорт. Паспорта сроком на год будет достаточно. Фотографии у меня есть. И чем скорее, тем лучше; мы хотим поехать в ближайшие дни, как только купим авиабилеты.
Она кладет трубку и ждет вопросов от матери. Да, заранее мысленно отвечала она, верно, рождение Кейт так и не было зарегистрировано. Нет, я никогда его не регистрировала. Нет, поскольку я его не регистрировала, у нее и нет свидетельства. Нет, особых проблем никогда не возникало, мы всегда как-то выкручивались. Потому что мне просто не хотелось регистрировать. Я собираюсь взять ее с собой за границу. Потому что она никогда там не бывала. На пару недель или на неделю, сама не знаю. Ну, живем мы очень даже неплохо. Нет, много нам не нужно. Нет, я не скажу тебе, где мы живем.
Она сидит и ждет вопросов. Безукоризненная еда, лежащая между ними на столе, стынет.
Потом ее мать поднимается. Что ж, говорит она, не знаю, как ты… но лично я очень устала.
Ее мать начинает уносить посуду на кухню. Она заверяет Эми, что помогать ей не надо, надеется, что та хорошо выспится, рано вставать необязательно, и что они увидятся завтра утром, правда?
Теперь в доме стоит тишина. Центральное отопление выключилось. Эми лежит на кровати в гостевой комнате и смотрит в темноту. Приятная пустота свободной комнаты усиливает звуки вокруг, когда Эми ворочается.
Она чуть не выдала себя - и ничего не произошло.
Эми глазеет в темноту. Скоро придет Кейт. Кейт не любит спать одна, она не любит темноту и наверняка испугается засыпать на новом месте. Она выберется из кровати в бывшей комнате Эми и прокрадется через коридор, почти уже уснувшая (один глаз закрыт, во втором - краешек кулака), пахнущая теплом, она найдет дорогу, как новорожденный зверек, еще незрячий, залезет к Эми под одеяло и немедленно уснет, словно так и лежала тут всю ночь. Она не сможет заснуть одна посреди ночи в незнакомом месте.
В доме что-то скрипит, потом затихает. За двойным стеклом окна слышится какой-то приглушенный шум - наверное, это сухие листья шуршат на гравии или в траве или шальные капли дождя падают на сухие листья. Тьма стоит в комнате, тьма выгибается над крышей дома и заполняет деревню, льется по заросшим травой путям, дорогам и тропинкам, уличные фонари и фары автомобилей лишь на миг прогоняют эту тьму, но над ними нет ничего, кроме тьмы - на многие мили вокруг, и почти не нарушают ее даже маленькие огоньки больших городов там, далеко внизу. Тьма над страной, над морскими берегами, над другими странами, что лепятся друг к другу за пределами этой страны. Старая история - поверхность земли вновь затуманивается, пролетая сквозь тьму, которая всегда остается на месте, поворачиваясь одной половиной во тьме, а другой половиной в свете, пока свет снова не наползет на тьму.
Эми рассматривает и опознает очертания мебели в комнате. Она лежит в постели и ждет. Скоро вселенная придет в движение, без сомнения, вскоре вступит в игру моральная вселенная. Вот смешно, думает она, я оставила все улики. Я оставила отпечатки пальцев на месте преступления, и вот я практически выдала себя. И ничего. Никто не кладет мне руку на плечо, чтобы сказать: нет, остановись, или поймана с поличным. Ничего - только пустой мещанский заговор, мещанская дилемма. Ничего со мной не случится. Никто даже слова не скажет.
На миг эта мысль вселяет ликование, это свободное падение - она словно летит, затаив дыхание, лишившись сил. Потом этот миг проходит, и Эми задается вопросом: неужели ничто не остановит падения, ничто - кроме бесконечного пространства и воздушной пустоты, сквозь которую она падает. А потом ей кажется, что в мире вовсе ничего нет, кроме этой тьмы и грохочущего шума в ушах, который как будто вырывается из ее собственного сердца, не дающего ей уснуть, твердящего свое, словно молоток, долбящий камень.
Эми лежит в темноте и ждет.
Ждет - когда же она придет.
Заходите! - говорит эта женщина. Эта женщина - мать Эми. Вид у нее очень довольный, в руках по - прежнему ваза с высокими цветами. Она что-то говорит и смеется, а цветы покачиваются перед ней. Из-за двери Кейт и Эми обдает волной тепла, как бывает, когда стоишь у дверей каких-нибудь магазинов в Абердине.
Женщина продолжает смеяться. У нее короткая стрижка, волосы тесно обхватывают голову, будто шлем. Голос у нее немножко похож на голос Эми. Кейт на всякий случай тихонько обращается к Эми, когда они входят внутрь большого дома.
Эта женщина - бабуля? - спрашивает она. Ну, то есть моя бабушка?
Эми улыбается над головой Кейт. Если тебе захочется, говорит она.
В доме невероятно жарко, а сам дом похож на гостиницу, что ли. Кейт все еще чувствует, как ей покалывает ладонь зернистая рыжая ржавчина. Она не разжимает кулака. Эми говорит ей, что они бывали здесь раньше, но Кейт этого не помнит. Перед ними бабуля, бабушка, несет цветы в кухню, которая даже больше, чем кухня в доме у Анджелы, а под потолком там даже деревянные балки. Эта бабушка вроде бы очень мила. Она напоминает кого-то с телевидения, из тех, что рекламируют всякую всячину. На белой столешнице стоит какая-то машина, похожая на те, что можно увидеть в рекламных роликах по телевизору Анджелы, их всегда долго показывают между передачами. Это, кажется, машина, упаковывающая еду в пластиковые пакеты. По телевизору одна американка (не такая, как эта бабушка) кладет клубнику в пакет, потом - пакет в машину, и машина высасывает оттуда весь воздух, так что получается вакуумная упаковка. А еще та женщина с телевидения запечатывает в пакеты суп, курицу и даже одежду.
Бабушка Кейт улыбается ей. Кейт вежливо улыбается в ответ. Бабушка интересуется, что Кейт хотела бы съесть. Она ставит цветы на стол и открывает холодильник, который даже выше ее самой. Внутри Кейт видит всякие запечатанные штуки.
Спрятав руки под столом, Кейт разжимает пальцы. Вся ее ладонь выпачкана коричнево-рыжей гадостью. Она боится подносить руку слишком близко к столу - уж больно он белый. Но вытирать руку о школьную юбку ей тоже не хочется. Она снова сжимает пальцы и осторожно кладет руку себе на ногу.
Где можно уложить Кейт? Она устала, говорит Эми.
Я не устала. Я совсем не хочу спать, возражает Кейт. Если ее отправят спать, она не увидит, что же происходит, когда выпускают воздух из таких пакетов. А может, они будут играть без нее во что-нибудь; например, дома у бабушки Анджелы играют в "подберите палочки" у камина, Анджела ходит туда в те дни, когда ее мать работает вечером, и однажды Кейт тоже была там; они ели лепешки. Но эта бабушка не очень-то похожа на бабушку Анджелы или даже на бабушку Родди, хотя волосы у нее тоже седоватые. Кейт наблюдает, как ее бабушка идет из одного конца огромной кухни в другой, неся цветы - такие крупные, желтые цветы с язычками, а на язычках полно ярко-оранжевой пыльцы, которую собирают пчелы и которая оставляет пятна.
У Кейт начинает болеть лежащая на ноге рука - оттого, что крепко сжата в кулак.
Взглянув в лицо Эми, Кейт сразу понимает, что ее ни за что не уломать. Она уже готовится сказать "Спокойной ночи", но ее бабушка уходит в другую комнату. Пока Эми разбирает сумку в коридоре, Кейт облизывает свою ладонь. Вкус - такой же, как бывает, когда засунешь пальцы в рот после того, как посидишь в пристани на больших металлических тумбах, на которые накидывают петли канатов; отвратный вкус. Она просовывает влажную руку в карман пальто и вытирает о подкладку. Когда она вытаскивает руку, то видит, что почти вся ржавчина сошла.
Ступеньки - маленькие, деревянные; она перескакивает сразу через две, идя позади Эми. Она так растягивает ноги, что делается больно. Это лестница ее бабушки. Это дом ее бабушки, а она-то даже не знала о том, что у нее есть бабушка. Бабуля. Бабушка. Вот "бабуля", например, звучит как-то приятнее, чем "бабушка", хотя почему-то кажется, что гораздо лучше иметь "бабушку".
А она была здесь, когда мы приезжали сюда в прошлый раз? - спрашивает Кейт, чуть не уткнувшись носом в спину Эми.
Нет, отвечает Эми, здесь тогда никого, кроме нас, не было. Они были в Америке.
Кейт ничего не говорит, но догадывается, что, значит, где-то есть еще и дедушка.
Эми открыла дверь в комнату; Кейт осматривает эту комнату, потом выходит и заглядывает в дверную щелку другой комнаты, в конце коридора. Там большая белая кровать и зеркала вдоль стен. Вернувшись в коридор, она поворачивает ручку еще одной двери.
И зовет туда Эми.
В этой комнате вещей больше, чем в каком-нибудь магазине! Книг здесь почти столько же, сколько в книжной лавке. Их разноцветные корешки тянутся вдоль целой стены. Еще того лучше - потолок в комнате скошенный, и почти весь этот уклон обклеен картинками: сплошь, снизу доверху, и дальше, они перекидываются на другую стену, за кроватью, тянутся, как настенный бордюр, как будто человек, который их прикреплял, просто не мог остановиться. Кейт залезает на кровать, чтобы получше рассмотреть картинки. Тут есть и черно-белые, и цветные. Тут есть фотографии птиц и цветов, а есть и одна очень красивая большая - величиной с журнальный разворот, на ней изображено огромное дерево. Вот женщина лежит на спине рядом с корзинкой для пикника, вот женщина верхом на лошади, женщина с ярко накрашенными губами, у нее хрустальный шар, а внутри него - роза. Вот люди на велосипедах. Женщина в рыцарских латах, а вот кто-то рисует картину, где кто-то летит по воздуху, а вот еще один из тигров летит вокруг женщины, у которой волосы торчат из головы во все стороны, будто она охвачена огнем. А вот старушка с овечьим черепом или чем-то там мертвым над головой. Девочки в старомодных купальниках играют в крикет на пляже. Девушка держит книгу, закусив кончик пишущего пера: эта картинка выглядит совсем старинной, часть ее даже как будто осыпалась, что свойственно старинным картинам. Но это не настоящая старинная картина, только ее изображение. А вот девочка из фильма про волшебника и страшилу, рядом - вереница женщин в ковбойских шляпах. Всякий раз, как Кейт переводит взгляд, она видит новую картинку, какую еще не видела раньше. Некоторые из них - почтовые открытки, некоторые - словно вырезаны из рождественских открыток, особенно те, что с ангелами. Другие вырезаны из газет и журналов, а вокруг них, в промежутках между ними - наклейки из альбомов для всяких вырезок, кажется, будто им сто лет, и все-таки такие даже сейчас можно купить. А одна среди картинок - настоящая фотография, на ней сняты две девушки под какой-то статуей. У статуи есть собака, а сама она выставила руку, защищая глаза от солнца, чтобы лучше видеть. Одна из девушек немножко похожа на Эми. Кейт чуть ли не носом тычется в фотографию, но даже в такой близи не может хорошенько ее рассмотреть: снимок сделан издалека.
Тут нет пыли, говорит Кейт. Даже за кроватью. Пожалуйста, можно я здесь буду спать?
Эми вздыхает. Она глядит на письма и на предметы возле окна. Вдоль всего подоконника стоят красивые, изящные, тонкого фарфора чашки на блюдцах. Эми подходит к кровати, запускает руку в постельное белье - проверить, не сырое ли оно.
Можно, если умоешься и ляжешь сию же минуту, говорит она.
Ну надо же, будто волшебство! Эта комната когда - то принадлежала Эми. Тут даже имя Эми на двери. Маленькая Эми спала здесь! (Только когда я тут бывала, уточняет Эми.) В каждой спальне есть своя раковина. Кейт пускает воду из крана, потом закручивает его, снова пускает воду. Чистя зубы, она замечает целый ряд часов на стене под раковиной: они висят на гвоздиках, подвешенные за ремешки. Одни болтаются на цепочке - часы вроде карманных, но остальные, похоже, наручные, у них ремешки самых разных цветов. Всего их пять штук, и на каждых стрелки замерли в разное время. Карманные часы показывают четверть восьмого. С красным ремешком - одиннадцать минут пятого. Двое коричневых - одиннадцать двадцать пять и десять минут девятого, а маленькие, с золотым циферблатом, - без пяти восемь.
Можно мне взять часы? - спрашивает Кейт у Эми, которая укрывает ее. Одеяло в этой постели - не легкое пуховое, а тяжелое шерстяное, и руки Кейт оказываются притиснуты к бокам.
Нет, отвечает Эми, садясь на краешек кровати, лучше я тебе сказку расскажу. Какую ты хочешь?
Пожалуй, сегодня мне хочется совсем новую сказку, говорит Кейт.
Хорошо, соглашается Эми. А какую новую сказку?
Такую, которую я еще не слышала, смеется Кейт. Она ослабила хватку одеяла и перевернулась на живот. А что на этой фотографии? - спрашивает она, опять увидев перед собой двух девушек и статую.
Эми наклоняется посмотреть.
Это… Она снова садится на краешек кровати и расправляет на Кейт одеяло. Это снимок твоей матери и ее подруги, говорит Эми.
Кейт еще раз переворачивается. Расскажи мне, пожалуйста, об этом, просит она.
А может, об этом? Эми показывает открытку, где женщина в рыцарских латах сидит верхом на коне, держа копье с вымпелами, а люди на заднем плане фотографируют ее. Из этого могла бы получиться неплохая сказка, говорит она. Или об этом? Она показывает еще на что-то, но Кейт не видно, на что.
А можно ту, первую? - спрашивает Кейт.
Первую, говорит Эми, первую. Ладно. Сейчас. Погоди, мне надо подумать. Ага. Ты готова? Например, вот так. Жила-была девочка, и в погожий весенний день отправилась она в лес. Пришла она к речке, и села на берегу, и поглядела в воду.
И увидела в воде саму себя - собственное отражение, сказала Кейт.
Да, правильно, она увидела свое отражение. Но не только. Она увидела, что под ее отражением шевелится еще что-то. Это была рыбка - серебристо-золотистая, блестящая и скользящая в воде. Девочке хотелось есть, и она решила поймать хорошенькую рыбку, принести домой и приготовить на ужин. Поэтому она выдернула ниточку из своего свитера, обвязала ягоду, до которой сумела дотянуться, отломила ветку с дерева, которое нависало над ней, забросила самодельную удочку в реку и поймала рыбку. Но когда она вытащила ее из воды, когда вытянула ее на берег, та ударилась о землю и тут же превратилась в красивую блестящую девочку - она стояла в высокой траве и улыбалась. Девочка-рыбачка не знала, что теперь делать. И пока она растерянно гадала, как же ей быть, та, другая, вынула ягоду изо рта, блеснула в свете от речной воды - и знаешь, что?
Что? - спрашивает Кейт.
Она исчезла, говорит Эми. Растаяла в воздухе, и все. Девочка осталась одна на берегу реки.
А что было потом? - спрашивает Кейт.
Ну вот. Она обшарила травянистый берег. Осмотрелась вокруг. Она искала повсюду. Даже окунула лицо в воду, намочив волосы, и заглянула туда, в глубину речки. Но так и не нашла ее. Тогда она положила ягоду себе в карман, обмотала мокрую ниточку вокруг пальца, завязала ее в узелок и поклялась на этом узелке, что будет искать, если понадобится, всю жизнь ту девочку, которую случайно поймала.
Зачем? - спрашивает Кейт.
Не знаю. Наверное, чтобы пригласить ее к себе пообедать, говорит Эми.
А разве нельзя забросить еще разок ягоду в речку и поймать другую? - спрашивает Кейт.
Нет, качает головой Эми.
Почему? - спрашивает Кейт.
Она была похожа на тебя. Ей хотелось "ту, первую", говорит Эми и, подобрав ноги, поднимается с края кровати.
Но это еще не конец, взывает к ней Кейт. Конца же не было! А как же статуя? И фотография? Я не такую сказку просила.
И тем не менее это единственная сказка, которую я тебе расскажу, говорит Эми, снова туго заправляет одеяло, целует Кейт в лоб, выключает свет и прикрывает дверь, оставив лишь узкую щелку.
Забавно, здесь не слышно моря. Насколько Кейт может припомнить, она впервые в жизни будет спать одна, в отдельной спальне. При скудном свете, проникающем в комнату из коридора, ей видны темные очертания бревен вдоль периметра потолка, отблеск открыток, сплошь покрывающих скат крыши. Здесь очень жарко. Так жарко, что даже дышать трудно. Она вылезает из-под давящего ее одеяла, выбирается из постели. Стараясь не задеть чашки, расставленные на подоконнике, она тянется вверх и откидывает оконную щеколду. Но когда она распахивает форточку, выясняется, что снаружи есть еще одно окно, которое открыть невозможно.
Она не смеет прикоснуться к чашкам - у них такой хрупкий вид на этих блюдцах, что кажется, они способны разлететься вдребезги от одной мысли о том, что их можно потрогать. Кейт заглядывает в платяной шкаф - проверить, не в запечатанных ли пакетах хранится в нем одежда, - но нет, там обычные вешалки. Она подходит к раковине, нагибается, чтобы рассмотреть циферблаты часов. Интересно, идут ли хоть одни? Интересно, что будет, если попытаться их завести? Она слышит какой - то шум, забирается обратно в постель, втискивается в теплое належанное местечко. Закрывает глаза. Она будет притворяться спящей, пока все не стихнет.