Солнце вливалось в переулок, слепя смотрящих в лобовые стекла водителей. С площади доносился звон храма Христа Спасителя. Голуби парами теснились на карнизе. Кудринский распахнул окно спальни. Испуганные птицы вспорхнули и улетели в сторону виднеющихся крыш Остоженки. Максим вдохнул полной грудью, недоумевая от бескрайности его вдоха. Осмотрев грязное белье, Максим, удивленный, побрел в ванную, обнаружив там озеро биологического мусора. Представ перед полутораметровым зеркалом, Максим застыл. Вместо него стоял Давид, возможно, с уменьшенной мускулатурой, но с увеличенным половым членом. Кожа сияла, она туго обтягивала здоровое тридцатидвухлетнее тело. Голубые глаза сияли. Кудринский, оглядев себя спереди и сзади, рванул из ванной, отправившись в бесцельное беганье по квартире. Заметив на журнальном столике телефон, Максим схватил его и в растерянности, не зная с кого начать, начал в чего заказывать суши, девок и кокаин, и звать друзей, невзирая на этикет раннего времени. Еще никогда он так себя не чувствовал. Еще никто себя так не чувствовал в тридцать два года в Москве.
Пекин 2009
Какой-то бабушки внук Школьное сочинение ученика 2-го "В" класса Михаила Шнайдера "Как я провел выходные"
"В воскресенье мы с бабушкой провели день вместе. Я приехал к ней на троллейбусе, с Ленинского проспекта до станции метро "Октябрьская". Там она ждала меня на остановке. Мы пошли гулять по улице. Погода была хорошей. Светило солнце, и было жарко. Бабушка то и дело улыбалась. Она подарила мне новую пилотку. Потом мы перешли улицу по переходу и на выходе увидели Микки Мауса. Я с ним сфотографировался, и мы пошли дальше. В магазине мы купили белый хлеб, и сели на скамейку кормить голубей. Я постарался поймать одного из них, но не успел, и птица улетела. Потом мы пошли в Дом игрушки, и бабушка купила мне солдатиков Великой Отечественной войны зеленого цвета. Из термоса мы выпили чай в парке и погуляли у Москвы-реки. Вечером меня забрал папа и привез домой. Он подарил мне значок для моей новой пилотки".
25 мая 1986 года
Утром я проснулся раньше родителей. Лежа в кровати, я потягивался, жадно зевая рассветным воздухом. Мне хорошо запомнилось это отсутствие какого-либо запаха. Я смотрел в окно, и во всю его высоту и ширину я видел только небо, настолько ясно-синее, что оно слепило глаза. Наша квартира располагалась на девятом этаже белого блочного двадцатидвухэтажного дома, в непосредственной близости от городской черты. Если смотреть в окно стоя, а не лежа с кровати, как это я проделывал часами, то открывается панорамный вид на гаражи, голубятню, двор, улицу, мою школу и поле, тянувшееся к редкому лесу за ней. Мне было ужасно интересно посмотреть, что творится там, по ту сторону квартиры. Какие машины едут по улице? Возится ли в своей голубятне Виктор Евгеньевич, наш физрук? Но как бы интересно мне не было, ничто не могло пересилить нежную утреннюю лень и заставить встать, подойти к окну и просто посмотреть. Оставалось только догадываться и додумывать. Единственное невесомое облако медленно проплыло от правой до левой рамы. В контуре угадывалась то кудрявая овца, то буква "О", которая увлекала мысли в сторону русского языка, школы и не сделанной еще домашней работы – сочинения о выходных. Мысль о школе заставила вспомнить еще и приятное, Дашу Мартемьянову, которая постоянно делает мне различные гадости. Она то жалуется на меня, то обязательно что-то шепчет обо мне подругам, то громче всех смеется, когда я по своей неловкости и неуклюжести ушибаюсь на уроке физкультуры. "А вот если, – задумался я, провожая уходящее из виду облако, – она будет перебегать проезжую часть за нашей школой, и автомобиль ее чуть не собьет, то я непременно брошусь в ее сторону и толкну ее, чтобы она спаслась, а меня бы задавили, и тогда она присела бы над моим окровавленным телом и плакала бы и целовала, жалея о том, что не сказала мне при жизни, как сильно любит меня".
1 марта 2006 года
Последние месяца три я встаю по будильнику, так советует мне поступать психиатр, считая, что режим лечит неврастению и психозы. Динамик будит меня каждое утро выходом Монтекки и Капулетти. Таким образом, я пробуждаюсь и присаживаюсь на край двуспальной кровати, вспоминая испаряющийся сон. Видел змей, воду, кровь, сахар, труп, шашлык, пот, кал, холестерин, изогнутую артерию и сердце синего цвета, и все это было в осеннем дождливом лесу. Во сны не верю, сонники не читаю. Никогда не был рабом суеверий, гороскопов и прочей безбожности.
Смотрю в окно. Еще пусто. Вдоль Садового кольца еще горят огни. Редкие автомобили, в основном отечественные, едут в сторону трех вокзалов, большая часть их разворачивается и берет курс на проспект Мира, дешевые модели исчезают из вида, уезжая за прибывающими москвичами и гостями столицы.
По пути к ванной комнате включаю свет и на несколько секунд закрываю глаза от слепящих ярких точек. На кухне меня ждут четыре варианта завтрака:
1. Две таблетки, содержащие 1 мг феназепама, что избавит от мыслей о своей неминуемой гибели и остановит автоматический самоанализ вчерашнего поведения и последнего сна.
2. Банка колы, которая встряхнет желудок и поспособствует испражнению до выезда в офис.
3. Две бутылки немецкого пива, немассового бренда, еще не разливаемого в Калуге, что порешит похмельный синдром на уровне – ничего не болит, еще есть надежда, костюм хороший, виагра безвредна, как витамин С, завтра новый день и т. д.
4. 150 г. Finlandia, что шепнет мне: "Сегодня будет лучше, чем вчера! Завтра будет еще лучше!! Жизнь полна смысла!!! Разум рулит!!!! Катя, выходи за меня!!!!! Поехали в Ниццу на выходные, а лучше насовсем!!!!!!"
Пью колу и прикуриваю сигарету с желтым фильтром, с виду не модную для тех, кто считает "Парламент" за сорок три рубля дорогими сигаретами, узнаваемыми по белому фильтру, и модную для тех, кто ориентируется по часам на держащей сигарету руке. Это Silk Cut, за пять фунтов за пачку, не имеющейся в свободной продаже на территории РФ.
Испражняюсь, наслаждаясь теплом, исходящим из-под алой марокканской плитки, и одновременно борюсь с подступающей тошнотой, вызванной курением натощак, и вчерашними, вернее ночными, 500 граммами.
25 мая 1986 года
Мама проснулась. Пошла в туалет. Слушаю. Шум воды, щетка, трущаяся о зубы, скрип двери, сначала ванной, теперь моей комнаты. Закрываю глаза и притворяюсь спящим, зная, что она проверяет, сплю я или нет. Убеждается, что сплю, и идет на кухню готовить завтрак. Как же мне хочется соленой яичницы и жареной докторской колбасы. Если будет творог, то день пойдет насмарку. Проснулся папа. Идет на кухню. Минут пять длится тишина. Идет в ванную комнату. Мама тоже идет в ванную комнату. Слушаю льющуюся воду. Дверь в мою комнату открылась, теперь они вдвоем смотрят на меня. "Хватит притворяться, Миш", – говорит отец. "Т-с-с", – шепот матери громче, чем ее обычный голос. Я открываю глаза и делаю вид, что только что проснулся, тупо всматриваюсь в их молодые лица. Затем мы идем завтракать. На моей тарелке глазунья и обжаренная до корочки колбаса!
1 марта 2006 года
Включаю телефон. Приходит SMS: "Nenavizhu, suka. Ne zvoni mne". CMC отправлено вчера ночью, в полтретьего. Просматриваю исходящие вызовы. В два звонил Кате. Сука она, конечно, ну да хватит же ей названивать, Миш! Еще раз убеждаюсь в правильности выбора завтрака. Выпил бы "Финляндию", уже бы ответил на сообщение какой-нибудь гадостью, в надежде на скорый ответ, неважно, какого содержания.
С Катей мы прожили чуть меньше года. В горе и радости. Потом я выгнал ее, после ее двухдневного отсутствия с выключенным телефоном. Теперь она снова счастлива с новым мужчиной, и, как я слышал, свадьбы не миновать. Так и живу теперь, любя и мучаясь. Но не сильно. Не очень-то и люблю, и мучаюсь так себе, в рамках дозволенного. Боль контролируемая.
Звонок.
– Да. Алле.
– Михаил Григорьевич, вчера инкассо заморозила счет, у нас 9,3 миллиона долга налоговой, я вам всю ночь звонила, но…
– Да видел, Жень. Не переживай. Знаю. Я буду где-то в десять, тогда и рассмо…
– Михаил Григорьевич, меня сегодня не будет, меня, э-э-э, вообще не будет…
– Жень, ты что, больна летальной тупостью, ау…
– Я ушла с Ильей в автосалон, мне жаль, но....
– Жень, ты дура? Приезжай к десяти, все обсудим.
– Миш, мы ждем ребенка. Так работать я больше не могу, ты прос…
Вешаю трубку. Так, Костя Иночкин уволил менеджера Илью за неуспеваемость две недели назад, а теперь потерял ассистента и более-менее друга. Дети с Ильей? Он, оказывается, не пидор? Автосалон? Да нет, пидор. Что же за дела с налоговой? Надо бы Гришке набрать. Я уже одет в черные брюки, черные ботинки, фиолетовую рубашку в вертикальную полоску, серый галстук, джемпер с V-образным горлом и пальто неопределенного темного цвета. Я худощав, зеленоглаз, щетинист, с сероватым цветом лица, с выпуклыми венами на руках, метр восемьдесят пять ростом, IQ 127. Спускаюсь вниз по старинной лестнице, ежась от холода и щурясь от темноты. Звоню Грише Айзатулину из девятой налоговой… 25 мая 1986 года
После завтрака, душа и зарядки я надеваю шорты, застегивая их на пупке так высоко, что шов давит на яйца, и их приходится поправлять. Затем мне выдают выходную одежду для поездки в центр, а именно белоснежную рубашку с коротким рукавом, которая безоговорочно вправится в шорты до упора. Отец ведет меня к троллейбусной остановке по той самой улице, что видна из окна моей комнаты. Проходя мимо Дашкиных окон, я неожиданно для себя самого начинаю вести себя, как обезьяна: то подпрыгиваю, то приседаю, поднимаю с дороги камни и бросаю их как можно дальше. Ловлю на себе папин вопросительный взгляд.
– Считай остановки, Миш. На четырнадцатой выходи. Бабушка уже ждет тебя. Все. Целую. До вечера.
Раз – еще поле и мало домов. Пять – магазин "Электроника". Семь – город и много, штук пять, светофоров. Девять – Нескучный сад и магазин "Спартак". Четырнадцать – выхожу около радиальной станции метро "Октябрьская". Чувствую лето. Щурюсь от солнца и задыхаюсь от бабушкиных объятий. На бабушке черные брюки и разноцветный клетчатый пиджак. Мне протягивают подарочную пилотку, мы начинаем маршрут по улице Димитрова в сторону центра. Верчу пилотку в руках, ведь никогда не надену.
– Спасибо, бабуль!
– Ну, как успехи в школе, Миш? Папа говорит, что ты не водишь дружбу с математикой?
– Да так… Нормально.
Формальный вопрос, невнятный ответ.
1 марта 2006 года
– Алле, Гриш.
– Да, алло, да.
Еще спит. Госслужащий хренов.
– Доброе утро Гриша! Представляешь, а у меня вчера инкассо в гостях была… Неожиданно так…
– Кость, ты?
Да, видимо, немало нас, выживающих на рассвете нового тысячелетия, на перекрестке Азии и белого мира. Сколько таких Костей, Миш, Вань и Вась, к кому вчера инкассо заходила.
– Нет. Не угадал! Это Миша! У вас есть еще одна подсказка! Будете звонить знакомому?
Пикаю сигнализацией, входя в арку дома.
– ?
– Миша Шнайдер. Гриш, к тебе выслать "скорую" с рассолом и клизмой?!
– А-а-а. Я сейчас перезвоню тебе.
Двор затоплен черным снегом. Неопределенная утренняя солянка из шипованных шин, дорогих машин, слякоти, торжественных сталинских колонн и флигелей, выдыхаемого пара и неприятного ощущения безнадежности от уже успевших промокнуть холодных ног.
Жду минуту, две и набираю сам. Занято. Повторяю вызов:
– Алле.
– Да, алло.
– Гриш, это я, Миша.
– Миша???
– Гриш, алле, блядь!
– Вы ошиблись. – Кладет трубку.
Начинаю нервничать и набираю повторно. "Абонент недоступен, оставьте свое…" Набираю его непосредственной начальнице, что делал только раз до этого при особом случае, и то только после месяца кипрского уединения. "Абонент недоступен". Нервничаю по полной программе и жалею, что не выбрал на завтрак феназепам. Трогаюсь с места. В голове черный снег, шашлык, пар, пот, ампир и нервы, почему-то зеленого цвета.
25 мая 1986 года
Бабушка обращает мое внимание на здание Французского посольства. Она рассказывает мне историю строения, краткую биографию архитектора и объясняет сложность архитектурной композиции. Я вместо всего этого сказал бы просто: "Красивый дом". Мой дедушка академик, и бабушка тоже очень много чего знает.
Мы переходим улицу Димитрова по безлюдному подземному переходу и выходим напротив "Шоколадницы". Перед нами вырастает мужчина в костюме Микки Мауса. Мне сложно разглядеть детали наряда, так как он стоит против солнца, и глядя вверх на его лицо, я отчетливо вижу только силуэт известных ушей за слепящими лучами. Бабушка уже успела о чем-то с ним договориться и обращается ко мне: "Миша, встань справа от мышонка. Вот так. Возьми его за руку". Бабушка ужасно рада происходящему и суетится вокруг фотографа с "Полароидом" и самого Микки. Бабушка размахивала фотокарточкой, как веером, в ожидании изображения.
1 марта 2006 года Над проспектом Мира туман. В сторону центра сгущается значительная пробка. Удобно просыпаться в центре и ехать на работу в область. Утром я пролетаю в метре от дымящихся в пробке зомби, то же самое проделываю вечером.
Подъезжаю к офису без пятнадцати девять. Новое, непримечательное здание из желтого кирпича с множеством современных удобств, охраной, парковкой и прочими благами, и самое главное, процентов на семьдесят дешевле, чем, если бы оно стояло в пределах Садового кольца. Мне кивает охранник. В лифт захожу с помощником бухгалтера. Здороваемся. Выходим на наш верхний этаж: тяжелое офисное молчание и "понимающие" взгляды… Коммерческое отступление Современность – это ощущение безнаказанности. Нет ни страха, ни осторожности, ведь мы все уверенно существуем под чьим-то крылом, и неприятности, ну они, конечно, случаются, но не с нами, с другими – с мужиком из рекламы, у которого не стоит, когда не платишь налоги.
Официально мы агентство полиграфии. То, с чего начинал семь лет назад. Потом импортировал сувенирку из стран Азии. Потом оброс таможенными ходами. Потом научился переправлять деньги через однодневки, а не по паспорту сделки. Потом понял, что проще переправлять деньги не свои, а чужие. У меня появился агент по спецоперациям "Бомж". Знакомство, с ним я завел в кругу друзей, имена которых мы оба давно забыли. Сема, сын не последнего по значимости силовика, находил мне, и не без ноты юмора, самых экзотических россиян, которые числились директорами и главбухами самых немыслимых ООО.
К сентябрю 2005 года мое ООО "Колор-Принт" доросло до 11 сотрудников и рекордной цифры, переведенной и частично обналиченной: 4 100 000 долларов. Звонок, который заставил меня уехать на три недели в Тродос, не заставил себя ждать. Его звали Владимир Ильич, его действительно так звали. Подлечив нервы, по прилету в Москву я перезвонил, и сам предложил полковнику встречу.
С поправкой на то, что мой бизнес нестабилен и у меня нет отдела планирования, и любая речь о процентной ставке может либо обрадовать, либо сильно огорчить, я предложил стабильность в виде 4000 долларов раз в тридцать дней, первого шабата месяца. Как только предложение было обмыто, я пожалел, что не начал с 3000. Мне пришлось вернуть налоги тому же государству, а так как наше государство не представители масс, а отдельно взятое лицо, то, быть по сему, буду ему платить за свое социальное обеспечение. Я не вспоминал более о том сонном состоянии, в котором находился на острове Кипр, и уже не жалел об отдаче мзды, даже наоборот, объем шел исключительно на увеличение, а я вернул себе уверенность, смелость и чувство неуязвимости. Полковник Ильич ужинал со мной раз в месяц, ужинал по-человечески, в ресторанах с белыми скатертями.
Времена года сменяли друг друга, радость сменяла разочарование, покой – пьянство, а любовь – свободу до тех пор, пока Ильич и его команда не предложили покровительство в новом подмосковном торговом центре, а я не совершил главную деловую ошибку: шагнул в незнакомую сферу с немалыми деньгами и все с тем же чувством безнаказанности. Появился новый интерес, забытый азарт торговли и конкуренции, выставок, рекламных акций и левых путей растаможки бесполезных предметов интерьера и мягкой мебели. Я перерезал красную ленточку мебельного салона "Юнона" и отправился через дорогу, в придорожное кафе, за столик Ильича и друзей, пить за его здоровье. 25 мая 1986 года Я отчетливо помню спертый, тяжелый воздух гастронома, женщину-продавца с широким лицом, столпотворение и зеленую муху, замершую на заляпанной пальцами витрине. Невзирая на редкие заграничные командировки и незначительные привилегии, такие как государственная дача, дедушка с бабушкой жили скромно. Бабушка вставала на мыски и вытягивала шею, чтобы разглядеть прилавок, возвышаясь над плечами первого ряда покупателей, потом она возвращалась к исходной позиции, недовольно качала головой и шла в другой конец магазина. Там она проделывала то же самое. Я попросился подождать на улице и был отпущен.
Я стоял, опираясь плечом о бетонный фонарный столб. Мимо проплыла белая "Волга". Она неспешно катила, отражая осколки солнца на оставшихся позади кирпичных стенах. Однажды я вырасту и куплю себе такую же, и так же медленно, из области, въеду в самый центр, и это будет красиво. Бабушка неслышно подошла. В бумажном свертке меня дожидались бутылка кефира, сыр и батон белого хлеба. 1 марта 2006 года Закрыв кабинет на замок, я скинул пиджак, прошелся из угла в угол раз шесть-семь, посмотрел в окно и опустился в кресло, положив голову на стол. Свет я так и не включил, зная, что моя лампа гудит. Порой гудит до мигрени. Почему у меня нет просто света без звука?
Два раза стучали в дверь, один раз дергали ручку. Я встал, дошел до шкафа и решил исправить неправильный завтрак. Выпил половину винного бокала Hennessey ХО и закрыл глаза, борясь со жженьем и слезами. Повторил.
За редкими снежинками проглядывался Северянинский мост, за ним – серые безликие здания и трубы погибших фабрик.
Сейчас самое время позвонить Ильичу, как раз тот самый случай. Передо мной подписанная визитка и трубка. Но вместо смотрящего набираю Катю. С третьего раза отвечает, а ведь могла просто скинуть. Закрываю глаза и слушаю.
– Слышишь ты, тварь, зачем звонишь? У тебя такие проблемы будут, я тебе…
– Да ладно, Кать, я тебя тогда сгоряча послал, ты прости меня, я тогда не думал…
– Что ты думал, Миша? Ты, скотина…
– Прости меня, Кать, правда, просто тяжело мне жить с кем-то вместе, в одной квартире, ты понимаешь? Все, что я обещал, в силе, я больше всего хочу с тобой уехать отсюда…
Щелчок. Разговор прерван. Трубка снова на столе, бокал снова полон, а я упиваюсь собственной болью, из всех сил кусая согнутый указательный палец. Вряд ли она сразу выключит телефон. Можно успеть с CMC! "Zasun\' flomastery sebe v zhopu, i narisui mne radugu".
Зачем это? Детский сад какой-то.
Так, Катя говорит у меня будут неприятности? Вчера в мой магазин приехали какие-то чехи, спрашивали меня, перепугали наших девок, даже кассиршу, Марию Егоровну. Порезали итальянский диван из Малайзии за 310 тысяч рублей. Инкассо нагрянула в наш офис по фактическому адресу. В налоговой сегодня утром на мои вопросы отвечать не захотели, хотя еще несколько дней назад тот самый Айзатулин лизал так, что его язык фаршем выползал из динамика телефона. Вспомнив про Гришу, я не удержался и тоже отправил ему CMC: "Дети дворников, АУ?!" Выблядок кривоногий, ладно, выйдет на связь Валентина Михайловна, обсудим дела мои в нормальной обстановке.