Она утерла слезы салфеткой, встала и подошла к окну. За дорогой расстилались два зеленых выгона, на них паслись коровы, а вдали их замыкала черная стена деревьев, зубчатая, как пила, и отстраняла равнодушное небо. Вида пастбищ было довольно, чтобы она успокоилась. В какое бы окно своего дома она ни посмотрела, ей открывалось отражение ее собственного "я". Городские знакомые уверяли, что она - самая замечательная женщина на свете. Поселиться вот так, практически без копейки и без всякого опыта, на какой-то захудалой ферме и добиться успеха!
- Когда все против вас, - говорила она, - и погода, и грязь непролазная, и работник. Ну словно столковались против вас. Тут единственное спасение - это железная рука.
- Глядите все на мамину железную руку! - кричал в таких случаях Скофилд, хватал ее за локоть и поднимал ее руку кверху, и нежная, с голубыми жилками кисть болталась, точно лилия на сломанном стебле. Все неизменно разражались смехом.
В облачном небе над черно-белыми коровами едва заметным светлым пятном проступало солнце. Она перевела взгляд вниз и увидела черную тень, словно обратное отражение этого пятна, передвигающуюся среди коров. Она вскрикнула и выбежала из дому.
Мистер Гринлиф стоял в силосной яме и грузил тачку. Миссис Май подошла к самому краю и посмотрела вниз.
- Я, кажется, сказала, чтобы вы заперли этого быка. Он теперь разгуливает в молочном стаде.
- Нельзя делать два дела зараз, - философски заметил мистер Гринлиф.
- Я сказала, чтобы это было сделано в первую очередь. Он выкатил тачку с пологого конца ямы к сараю, но миссис Май шла за ним по пятам.
- И не думайте, пожалуйста, мистер Гринлиф, - сказала она, - мне отлично известно, чей это бык и почему вы не спешили сообщить мне о его появлении. Пока бык О. Т. и Ю. Т. тут портит мое стадо, пусть, значит, заодно кормится на моих лугах?
Мистер Гринлиф опустил тачку и обернулся.
- Неужто это моих сынов бык? - изумленно спросил он. Она ни слова не ответила. Только поджала губы и посмотрела вдаль.
- Они говорили, что у них бык сбежал, да я не знал, что это он и есть.
- Немедленно загоните и заприте его, - распорядилась она. - А сама я еду к О. Т. и Ю. Т. и скажу им, чтобы они сегодня же за ним приехали. Надо бы взыскать с них плату за то время, что он пробыл здесь, тогда бы это больше не повторилось.
- Они и отдали-то за него всего семьдесят пять долларов, - намекнул мистер Гринлиф.
- Мне его и задаром не нужно, - отрезала она.
- Они как раз собирались свезти его на бойню, - не отступался мистер Гринлиф, - да он сорвался и пропорол рогами пикап. Не любит машины. Сколько бились, пока вытащили ему рог из бампера, а когда выдрали, он дал стрекача, а у них уж сил не было за ним гоняться - только я не знал, что это он и есть.
- Вам не было расчету знать, мистер Гринлиф,- сказала она. - Но теперь вы знаете. Садитесь на лошадь и загоните его.
Полчаса спустя из окна своей гостиной она увидела быка - рыжий, с торчащими мослами и длинными светлыми рогами, он вразвалку шел по аллее, ведущей к дому. Сзади на лошади ехал мистер Гринлиф.
- Вот уж по всем статьям Гринлифовский бык, ничего не скажешь, - проговорила она вполголоса и вышла на крыльцо. - Загоните его куда-нибудь, откуда ему не вырваться! - крикнула она мистеру Гринлифу.
- Любит, скотина, на волю вырываться, - ответил он, с одобрением поглядывая на крестец быка, - молодец хоть куда.
- Если ваши сыновья за ним не приедут, быть этому молодцу говядиной, имейте в виду!
Он слышал, но ничего не ответил.
- Вот уродина, в жизни такого не видела! - крикнула она ему вслед, но он уже скрылся за поворотом дороги.
Дело шло к полудню, когда она свернула с шоссе к дому О. Т. и Ю. Т. Новое одноэтажное строение, похожее на склад с окнами, стояло на вершине безлесного холма. Солнечные лучи падали отвесно на белую крышу. Дом был как дом, такие строили теперь все, и ничто не указывало на его принадлежность Гринлифам, разве вот три собаки, помесь гончей со шпицем, выбежавшие из-за угла, как только она остановила машину. По собакам всегда можно сказать, что за люди их хозяева, сказала она себе и, не выходя из машины, посигналила. Дожидаясь, пока кто-нибудь покажется, она продолжала рассматривать дом. Все окна были закрыты, не иначе как правительство установило им кондиционеры. Никто не показывался, она посигналила еще раз. Наконец одна дверь открылась и на пороге появилась кучка детей. Они толпились в дверях и смотрели на нее, но с места не двигались. Вот уж воистину чисто Гринлифовская черта - они так могут стоять в дверях и глазеть целый час.
- Дети, может быть, кто-нибудь из вас подойдет ко мне? - позвала она.
Они еще минуту постояли и все вместе медленно двинулись вперед. Дети были в комбинезончиках и босиком, но вовсе не настолько грязны, как она ожидала. Двое или трое были с виду типичные Гринлифы, остальные ни то ни се. Младшая была девчоночка с гривкой спутанных черных волос. Шагах в пяти от автомобиля они остановились, не сводя с нее глаз.
- Ах ты, какая хорошенькая,- сказала миссис Май младшей девочке.
Ответа не последовало. На всех лицах застыло одинаковое невозмутимое выражение.
- Где ваша мама? - спросила она.
На это сначала тоже не последовало ответа. Потом один ребенок сказал что-то по-французски. Миссис Май по-французски не говорила.
- А где папа? - спросила она.
Немного погодя один из мальчиков прогнусавил совсем по-гринлифовски:
- Тозе нету.
- Ага,- удовлетворенно откликнулась миссис Май, словно получила доказательство чему-то.- А где же ваш негр?
Она подождала и убедилась, что никто ей не ответит.
- Кошка проглотила шесть язычков, - сказала она. - Вот поедемте со мной, я вас научу разговаривать. - Она засмеялась, но смех ее повис в воздухе. У нее возникло чувство, будто она стоит перед судом присяжных, которые все как один Гринлифы, и сейчас ей вынесут смертный приговор. - Я съезжу поищу вашего негра, - сказала она.
- Позалуйста, - ответил один из мальчиков.
- И на том спасибо, - пробормотала она, отъезжая.
К коровнику вела от дома грунтовая дорога. Миссис Май никогда не была в нем, но мистер Гринлиф описывал ей его подробнейшим образом, потому что там все было оборудовано по последнему слову техники. У них была установка для механической дойки коров. Молоко по трубам бежит от машин в молочную, и рука человеческая не прикасается к нему, и не надо таскать его ведрами, пояснял мистер Гринлиф.
- А вы когда же заведете у себя такую? - спросил он при этом.
- Мистер Гринлиф, - ответила она ему тогда, - мне приходится самой о себе заботиться. Мне-то правительство не помогает на каждом шагу. Доильная установка обошлась бы мне в двадцать тысяч. Я и так едва свожу концы с концами.
- У моих сынов есть такая, - негромко заметил мистер Гринлиф, а затем последовало: - Да ведь не все дети одинаковы.
- Вот именно! - подхватила она. - И я благодарю за это Господа.
- Я за все что ни на есть благодарю Господа, - протянул мистер Гринлиф.
"Еще бы вам не благодарить,- подумала она среди наступившего грозного молчания, - сами-то вы для себя ровным счетом ничего не сделали".
Она затормозила перед коровником и посигналила, но никто не вышел. Несколько минут она сидела в автомобиле и разглядывала разные машины, которые у них там стояли. Интересно, заплачено за них или нет. И сеноуборочная, и ротационная сенопрессовка. У нее эти тоже есть. Она решила, пока никто не видит, заглянуть в доильню и посмотреть, в чистоте ли они ее содержат.
Открыв дверь доильни, она просунула голову внутрь, и у нее перехватило дыхание. В белоснежные бетонные стены плескались волны солнечного света, лившегося сквозь ряд окон на высоте человеческого роста. Металлические стойки сверкали так, что больно было смотреть. Она отступила назад и поспешно закрыла дверь. Постояла, прислонившись к ней спиной. Снаружи свет был не так ослепителен, но она почувствовала, что солнце серебряной пулей ударило ей в голову и сейчас вонзится в самый мозг. В это время из-за навеса, где стояли машины, появился негр, он нес в руке желтое ведро с телячьим кормом. Он шел прямо к ней. Это был светлокожий молодой негр в поношенной гимнастерке с хозяйского плеча. Остановившись на почтительном расстоянии, он опустил ведро на землю.
- Где мистер О. Т. и мистер Ю. Т.? - спросила она.
- Масса О. Т., он в городе, а масса Ю. Т., он вон на том поле, - ответил негр, указав пальцем сначала налево, потом направо, словно определяя местоположение двух планет на небосклоне.
- Ты запомнишь, что им передать? - спросила она с сомнением в голосе.
- Не забуду, так запомню, - ответил он, насупившись.
- Тогда я лучше напишу, - сказала она. Она влезла в машину, достала из сумочки огрызок карандаша и начала писать на пустом конверте. Негр подошел ближе и встал у окна машины.
- Я - миссис Май, - пояснила она, не прерывая писания.- У меня на ферме их бык, и я хочу, чтобы его сегодня же забрали. Можешь сказать им, что я очень сердита.
- Да этот бык еще в субботу у нас пропал, - сказал негр. - С тех пор мы никто его и не видели. Мы и не знали, где он есть.
- Ну, так теперь знаете, - отрезала она. - И можешь сказать мистеру О. Т. и мистеру Ю. Т., что, если они сегодня за ним не приедут, я завтра же утром велю их папаше его пристрелить. Не буду ждать, пока он перепортит мне все стадо.
Она передала ему записку.
- Как я это дело понимаю, - сказал негр, беря конверт, - масса О. Т. и масса Ю. Т. вам только спасибо скажут. Он нам уже один грузовик разнес, не чаем, как от него избавиться.
Она запрокинула голову и посмотрела на него чуть помутневшими глазами.
- Так они ждут, что я употреблю свое время и время своего работника на то, чтобы пристрелить их быка? - возмутилась она. - Он им, видите ли, не нужен, поэтому они отпускают его на все четыре стороны и пусть другие его убивают? Он травит мои овсы и портит мое стадо, и мне же еще его и пристреливать?
- Выходит, так,- негромко ответил негр.- Он нам уже… Она метнула на него убийственный взгляд.
- Ну, что ж. Ничего удивительного. - Она поджала губы. - Просто есть такие люди. - И, сделав паузу, спросила: - А который из них хозяин, О. Т. или Ю. Т.?
Она всегда подозревала, что втайне они враждуют между собой.
- Они никогда не ссорятся, - серьезно сказал негр. - Они как один человек в двух лицах.
- Гм. Просто ты не слышал, как они ссорятся.
- И я не слышал, и никто того не слышал! - ответил он, глядя в сторону, словно перечил не ей, а еще кому-то.
- Ну да,- хмыкнула она.- Я как-никак пятнадцать лет терплю их папашу и в Гринлифах немного смыслю.
Негр посмотрел на нее, будто только что увидел.
- А не вы будете моего страховщика мать? - спросил он.
- Не знаю никакого страховщика,- резко ответила она.- Вот передашь записку да скажи на словах, если сегодня не приедут за быком, их же папаша его завтра и пристрелит,- и отъехала прочь.
До вечера она сидела дома, дожидаясь, когда приедут близнецы за своим быком. Никто не приехал. Словно она у них в работниках, негодуя, думала она. Они просто решили урвать с нее все, что возможно. За ужином она опять подробно пересказала все сыновьям, чтобы они понимали, на что способны О. Т. и Ю. Т.
- Им, видите ли, этот бык не нужен, - говорила она, - передай-ка масло, - поэтому они просто-напросто выпускают его и пусть другие думают, что с ним делать. Как вам это нравится? А страдать должна я. Мне всегда приходится страдать.
- Передай масло страдалице, - сказал Уэсли. Он был в особенно скверном настроении, потому что по пути из университета у него сел баллон.
Скофилд передал ей масло и сказал:
- Ай-яй-яй, мама, и не стыдно тебе убивать старого быка, который никому не сделал худого, только подбавил немного беспородной крови в твое стадо? Чтоб у такой мамочки и вырос такой паинька-сын, как я! Просто диво, ей-богу.
- Да ты ей не сын, - тихо сказал Уэсли.
Она откинулась на спинку стула, держа пальцы на краю стола.
- Я только знаю, что я просто молодец, раз вырос такой хороший при моем-то происхождении.
Когда они дразнили ее, то нарочно говорили, как Гринлифы. Но сквозь речь Уэсли, точно острие ножа, проблескивала его природная желчность.
- Слышь ты, я тебе кой-чего скажу, брательник, - начал он, вытянув над столом шею. - Ты б это и сам давно усек, если бы мозгой пошевелил.
- Ну, и чего ж это, брательник? - подхватил Скофилд, ухмыляясь в перекошенное узкое лицо брата своей довольной, во всю ширину щек, улыбкой.
- А то, - продолжал Уэсли, - что и ты ей не сын, и я не сын…
Он оборвал фразу, потому что она вдруг визгливо всхрапнула, словно старая лошадь, которую полоснули хлыстом, поднялась и выбежала из комнаты.
- О, черт, - прошипел Уэсли. - Ты зачем ее довел?
- Я не доводил, - огрызнулся Скофилд. - Это ты ее довел.
- Как бы не так!
- Она уже не молода и не может все переварить.
- Она может только изрыгать, а переваривать все приходится мне, - сказал Уэсли.
Добродушное лицо Скофилда безобразно исказилось, обнаружив черты сходства с братом.
- Никому тебя не жалко, дерьмо поганое! - выдохнул он и, перегнувшись через стол, схватил Уэсли за грудь.
Миссис Май из своей комнаты услышала звон разбиваемой посуды и побежала через кухню обратно в столовую. Она успела увидеть, как Скофилд выходит через другую дверь в коридор. Уэсли лежал на спине, точно огромный жук, край опрокинутого стола придавил его поперек туловища, а сверху усеяли осколки тарелок. Она сдвинула стол, ухватила Уэсли за локоть, чтобы помочь ему встать, но он кое-как сам поднялся, с неожиданной силой оттолкнул ее и бросился вон вслед за братом.
Все поплыло у нее перед глазами, но в эту минуту раздался стук у заднего крыльца, и она поспешила обратить к кухне сразу окаменевшее лицо. За проволочной сеткой, натянутой в дверях, стоял мистер Гринлиф. Вся ее энергия немедленно возвратилась к ней, словно ей нужен был только вызов дьявола, чтобы снова стать собою.
- Я слыхал, чтой-то грохнулось! - крикнул ей мистер Гринлиф. - Думал, может, штукатурка на вас обвалилась!
Был бы он ей сейчас нужен, его бы верхом не сыскать. Она прошла через кухню, вышла на крыльцо и сказала, остановившись у самой сетки:
- Да нет, ничего особенного. Просто стол опрокинулся. Одна ножка у него плохо держалась,- и тут же без паузы,- ваши сыновья не приехали за быком, так что завтра извольте его пристрелить.
Поперек неба тянулись узкие фиолетовые и красные полосы, и по ним, как по лестнице, медленно спускалось солнце. Мистер Гринлиф присел на нижней ступеньке крыльца спиной к хозяйке, и тулья его шляпы оказалась вровень с носками ее туфель.
- Завтра утром я вам его отгоню домой, - сказал он.
- Нет уж, извините, мистер Гринлиф, - издевательским голосом возразила она. - Вы его завтра отгоните домой, а на будущей неделе он снова тут как тут. Я уже ученая. - И с горечью добавила: - Не думала я, что О. Т. и Ю. Т. так со мною обойдутся. Я-то ждала от них благодарности. Ваши сыновья провели у меня на ферме немало счастливых дней, ведь так, мистер Гринлиф?
Мистер Гринлиф ничего не ответил.
- По-моему, так,- продолжала она.- По-моему, так. Но теперь они позабыли все то хорошее, что я для них делала. Помнится, они и старую одежду моих сыновей носили, и старыми их игрушками играли, и кроликов из их старых ружей стреляли. Они купались в моем пруду, охотились на мою дичь и удили рыбу в моем ручье, и я никогда не забывала их день рождения, а там уж и Рождество, оглянуться не успеешь. Ну а помнят они обо всем этом сейчас? - спросила она и ответила: - Нет, какое там.
Несколько мгновений она молча смотрела вслед уходящему солнцу, а мистер Гринлиф разглядывал собственные ладони. Потом, словно мысль эта только теперь пришла ей в голову, она спросила:
- А знаете, какая настоящая причина, что они не приехали за этим быком?
- Нет, - нехотя отвечал мистер Гринлиф.
- Причина та, что я женщина, - объявила она. - Все с рук сойдет, когда имеешь дело с женщиной. Будь тут мужчина хозяин…
Молниеносно, как наносит удар змея, мистер Гринлиф отозвался:
- У вас два сына. Они знают, что у вас в доме двое мужчин.
Солнце скрылось за краем леса. Она перевела взгляд вниз на запрокинутое теперь темное, насмешливое лицо и настороженные глаза, поблескивающие из-под полей шляпы. По затянувшемуся молчанию он мог убедиться, что причинил ей боль; потом она со вздохом сказала:
- Есть люди, мистер Гринлиф, которые выучиваются благодарности слишком поздно, а есть и такие, что так и не выучиваются никогда.
И, повернувшись, скрылась в доме, оставив его одного сидеть на крыльце.
Полночи она сквозь сон слышала какой-то звук, словно большой камень сверлил дыру в наружной ограде ее мозга. Сама она гуляла внутри ограды по живописным холмам, ставя перед собой палку при каждом шаге. Потом она поняла, что это звучит солнце, которое хочет прожечь частокол леса, и остановилась посмотреть, что будет. Она чувствовала себя в безопасности, так как знала, что оно не сможет, что оно обязательно должно будет сесть, как садилось всегда, далеко за пределами ее владений. Когда она только остановилась, оно было разбухшим красным шаром, но, пока она стояла и смотрела, оно начало бледнеть и сжиматься и сделалось под конец как пуля. И вдруг оно прорвалось из-за края леса и понеслось под гору прямо к ней. Она проснулась, прижимая ладонь к губам, а в ушах не такой громкий, но отчетливый раздавался все тот же звук. Это бык жевал листья у нее под окном. Мистер Гринлиф опять упустил его.
Она встала, в темноте пробралась к окну и глянула сквозь жалюзи, но бык успел отойти от кустов, и сначала она его не заметила. Потом чуть в отдалении различила что-то большое и темное. Бык перестал жевать и словно разглядывал ее. Последняя ночь, больше я этого не потерплю, сказала она себе и смотрела до тех пор, пока железная тень не скрылась во мраке.
На следующее утро она выждала ровно до одиннадцати часов, села в машину и подъехала к коровнику. Мистер Гринлиф мыл молочные бидоны. Семь штук уже стояли снаружи за дверью доильни и прожаривались на солнце. Она две недели не могла добиться, чтобы он это сделал.
- Ну вот что, мистер Гринлиф, - сказала она, - ступайте возьмите ружье. Мы сейчас пристрелим того быка.
- Я думал, вы хотите, чтоб я бидоны…
- Ступайте возьмите ружье, мистер Гринлиф, - повторила она. Голос ее и лицо были лишены выражения.
- Молодец-то опять вырвался нынче ночью, - сокрушенно пробормотал он, еще ниже склонившись над бидоном, в который засунул руку.
- Ступайте возьмите ружье, мистер Гринлиф, - произнесла она в третий раз все тем же торжествующе невыразительным голосом. - Бык сейчас на выгоне с яловыми коровами. Я видела его из верхнего окна. Я отвезу вас туда, и вы сможете отогнать его на соседний луг и пристрелить.
Он неохотно выпустил из рук бидон.
- Виданное ли дело, пристреливать собственного быка своих родных сынов, - произнес он тонким скрипучим голосом.
Он вытащил из заднего кармана тряпицу и стал яростно обтирать руки, потом сморкаться. Она повернулась и дошла, будто ничего не слыхала, только бросив через плечо:
- Жду вас в машине. Ступайте за ружьем.