Однако игра "Великий Полдень" была особенная и, надо признать, довольно оригинальная "зараза", хотя, несмотря на претенциозное название, гораздо более примитивная по сравнению со своими предшественницами. На грани дегенеративности. Возможно как раз благодаря этой дегенеративности она пользовалась у детей сногсшибательной популярностью. Привилась она в школе, кажется, в конце прошлого года, а теперь, значит, появилась и у нас дома, и наш Александр тоже оказался в нее вовлечен.
Теперь, то есть задним числом, мне пришло в голову, что именно она, если не спровоцировала, то оказалась необычайно созвучна с недавними инцидентами, приключившимися сразу после Нового года. Я имею в виду растерзание игрушек, организованное Косточкой, разговоры о том, что во всем этом присутствует серьезная основа (а именно созидание детьми некой собственной цивилизации). Не обошлось без определенного влияния этой игры и в истории с "генералиссимусом". Ведь нет ничего необычного в том, что дети часто переносят правила полюбившейся игры в реальность и начинают играть "по-настоящему". Они действительно живут какой-то своей жизнью, а мы, возможно, начинаем отставать от них по развитию. К слову сказать, это лишний раз подтверждает мою правоту в отношении того, что если мы запрем детей в этот пресловутый Пансион, то просто-напросто утратим с ними всякий контакт и взаимопонимание, они окончательно замкнуться в своем мире, и тогда уж точно - можно будет ожидать любых сюрпризов.
Что же представляла из себя эта вредная игра? Она имела, кажется, весьма разветвленную структуру и множество различных уровней. Общая схема "Великого Полудня" была незамысловата: дети - это высшие существа, сверхчеловеки и чистокровные патриции, а взрослые - ничтожные твари, грязные плебеи. Персонажи изъяснялись на каком-то диком неандертальском языке, графика была предельно упрощена, а цветовая гамма - химически-пестрая. В особой виртуальной реальности детям предлагалось осуществлять жесткую и абсолютную диктатуру над взрослыми. Богоподобные существа - дети - завоевывали мировое господство, жестоко подавляли и карали любое противодействие бунтующих взрослых. Дети мочили родителей в прямом и переносном смысле слова. У них была своя армия, полиция, госаппарат и банковские структуры. Арсенал оружия - от тумака и плетки до помповых ружей, огнеметов и крылатых ракет. Что-то вроде кастового государства или собственной цивилизации. Нелепое смешение черт древнего Египта, Рима, Греции, государств Индостана. Если прежде в истории были известны матриархат и патриархат, то теперь провозглашался еще один общественный уклад. Как бишь его назвать? В общем, власть детей. Ну конечно, тот самый Великий Полдень!
Игра была тем увлекательнее, чем большее количество участников объединяла. Каждый игрок на своем индивидуальном, постепенно расширявшимся игровом поле - части общего игрового пространства - должен был выполнять возлагаемые на него миссии. Он мог быть неожиданно вызван для решения общих задач и перемещен в совершенно новые условия и окружение. В результате в едином игровом пространстве действовали и общались между собой не только одноклассники Александра, не только ребята, которые учились в его школе, но, может быть, даже тысячи и тысячи других мальчиков и девочек. Сколько именно? Это не поддавалось определению… При вступлении в игру нового участника прежде всего проводилась идентификация враждебных персонажей с реальными взрослыми из числа родственников мальчика или девочки, решивших присоединиться к игре. Это осуществлялось путем сканирования компьютером фотографий родителей и других членов семьи, а также ввода целого перечня реальных анкетных данных из меню, предлагаемого новичку. Так составлялись визуальные образы персонажей.
- Неужели тебя увлекает война с собственными родителями? - спросил я у Александра, наблюдая за своим компьютерным уродцем-двойником, кривлявшимся на экране монитора.
- Но ведь это не на самом деле, - ответил сын. - Не по-настоящему.
- А вдруг тебе потом захочется по-настоящему?
- Что? - не понял он.
- Ну это самое - воевать против меня, против мамы?
- Что ты, папочка! - недоуменно воскликнул мальчик. - Это же такая игра. Обыкновенная игра.
- Ну хорошо. А я, к примеру, могу вступить в игру?
- Как? Зачем? Ты же взрослый! - удивился сын. - Правила это запрещают.
- Ну и что. А я выдам себя за какого-нибудь мальчика.
- Понимаю, - серьезно кивнул Александр. - Ты хочешь внедриться в качестве агента. Даже не пытайся, папочка, только время зря потеряешь, проходя предварительные тесты. Даже если тебя не вычислят при регистрации, тебя раскроют через пять минут после начала игры. Игра умеет распознавать, когда к ней подключается взрослый.
- Черта с два! - усмехнулся я.
- Попробуй, папочка.
Я не поленился, прочитал условия игры и тут же принялся заполнять регистрационную форму. Я был очень осторожен, но уже на четвертом или пятом вопросе на экране появилось мое символическое изображение: уродец, которого сбрасывают в яму, а яму эффектно закатывает асфальтом паровой каток.
- Что это? - удивился я. - Я уже выбыл из игры?
- Я же говорил, - кивнул сын.
- А я попробую еще раз, - упрямо заявил я.
Увы, все следующие попытки пресекались в самом начале.
- Не могу понять ее логики, - признался я.
- Вот видишь, бесполезно, - заверил меня Александр. - Теперь, как бы ты ни называл себя, игре известен твой почерк, и тебя каждый раз будут выключать.
- Что же ты раньше не сказал насчет почерка! - азартно воскликнул я.
- Ты бы все равно не поверил, - вздохнул сын.
- Может быть, есть какие-то коды?
- Дядя Паша Прохоров пытался их подобрать, но даже у него ничего не вышло.
- Интересно, - пробормотал я. - А что если я возьму и воспользуюсь твоим именем? Буду играть от твоего лица?
- То же самое. Тебя, папочка, тут же вычислят, а мне потом придется проходить предварительные уровни. Да еще получу предупреждение, что пустил тебя в игру.
- Тогда давай будем играть в паре! Что скажешь, сынок? Ты и я вместе! Вместе мы уж как-нибудь ее обманем, эту игру!
- Ты не внимательно прочел вводные правила, папочка, - снова вздохнул сын. - А там сказано, что если игрока поймают на предательстве, его больше в игру вообще не примут…
- Что ж, в общем это справедливо… Хорошо, - сдался я, - тогда, если не возражаешь, я посижу понаблюдаю. Это вашими правилами не воспрещается?
- Вроде бы нет, папочка, - засмеялся Александр. - Только тебе неинтересно будет.
- Почему неинтересно? - с энтузиазмом воскликнул я. - Очень даже интересно! - И стал смотреть. Должен же я быть в курсе того, чем увлекается мой сын.
Впрочем, интересного действительно было мало.
Плебеи, то есть мы, взрослые, выходили из повиновения, подкапывались под форпост, который охранял и строил Александр, и не оставляли попыток просочиться через границу. Но Александру удавалось без особого труда пресекать все эти поползновения. Плебеи откатывались назад, перегруппировывались. Они были ужасно противные, лживые и коварные: они пытались заговаривать зубы, отвлекали всяческими обещаниями и предложениями мирного сотрудничества, но при первой возможности норовили подстроить какую-нибудь гадость.
Время от времени транслировались сообщения о том, что разоблачен и уничтожен очередной агент плебеев. Иногда Александра вызывали на подмогу на соседние форпосты, где плебеям удавалось - таки просочиться через границу. Нужно было вытеснять их обратно, наводить порядок, поскольку помещения и окружающий ландшафт были варварски изуродованы. Изгнанные плебеи злобно шипели, бранились, исходили пеной, кривлялись. Они восполняли силы неумеренным потреблением спиртного, при этом ссорились друг с другом, ругались из-за денег, а затем, отоспавшись в своих берлогах, конечно, принимались за старое.
В конце концов Александр выполнил возложенную на него сегодня миссию. Ему удалось удержать плебеев в повиновении, поучаствовать в совместных операциях и укрепить свой форпост, за что ему было присвоено сразу три золотые звезды.
- По-моему, какая-то дурацкая игра, - вырвалось у меня, когда Александр выключил компьютер.
- Я же говорил, папочка, тебе будет неинтересно.
- А тебе самому что - очень нравится?
- Не знаю, - пожал плечами мальчик. - Так себе. Но ведь у нас в школе все играют.
- Ну и что что все! А ты придумай что-нибудь более интересное.
Александр нахмурился.
- Все ребята играют, - повторил он. - И потом - мне поручили выполнить мою миссию!
Я сразу понял, о чем он в этот момент подумал. Однажды он попробовал отстоять собственное мнение - это было на Новый год - а в результате лишился товарища. Может быть, он уже жалел об этом… Неужели в самом деле жалел?
- Все правильно, - кивнул я. - Ты выполнил свою миссию. Игра есть игра.
А может быть, это было даже к лучшему. По крайней мере Александр не слишком расстраивался из-за потери макета. А глупая игра, что ж ведь когда-нибудь она надоест.
Я погладил Александра по голове и поднялся.
- Папочка, ты завтра что, едешь в Деревню? - вдруг спросил сын.
- Еду…
- А меня возьмешь с собой?
- Но… - запнулся я, - я еду туда не надолго, по делу.
- Знаю. На похороны, - спокойно сказал Александр. - Так ты возьмешь меня?
- Детям там нечего делать.
- Почему? - покраснел Александр.
- Ты что, похорон не видел? - ляпнул я.
- Конечно. Не видел.
- Ну да, правда, ты их еще, кажется, не видел… Там не будет ничего интересного, - твердо сказал я. - Кроме того, тебе завтра в школу.
- А похороны - уважительная причина.
- Нет-нет, это исключено.
- Но почему, папочка?
А действительно, почему?.. Я смущенно молчал. Александр рвался со мной в Деревню, надеясь увидеться с Косточкой. Это ясно. Значит, он и правда жалел о том, что не захотел пожертвовать Братцем Кроликом. Может быть, ему даже было стыдно, что он - такой большой, а как маленький вцепился в какую-то плюшевую игрушку.
- Ты хочешь помириться с Косточкой? - напрямик спросил я.
- Если он захочет.
- А если нет?
- Его дело.
- Вот молодец! - обрадовался я, но тут же спохватился: - Зачем же ты хочешь ехать?
Я пытливо посмотрел ему в глаза. Александр отвел взгляд и ужасно покраснел. Если не ради Косточки, то… Не иначе, как ему хотелось повидаться с той, которую однажды в санях "выбрал" и провозгласил "своей" и которую потом пригласил танцевать у новогодней елки, - с ней, с Майей! Ну конечно, так оно и было!
- Пожалуйста, папочка, возьми меня с собой, - дрожащим голосом проговорил Александр.
Странная мысль пришла мне в голову. Интересно, кто кому стремился подражать: дети нам или, может быть, все-таки мы нашим детям? Теперь наше с Александром "увлечение" одной и той же девушкой показалось мне даже забавным, но, кто знает, если бы сын был постарше на каких-нибудь лет пять, это было бы совсем не смешно. Слава Богу, пока что ни о каком соперничестве не могло быть и речи. Что же мне было делать? Не брать его с собой только из-за того, что сын, пожалуй, будет мне обузой и, чего доброго, станет путаться под ногами, мешать моему общению с Майей?..
- Хорошо, поедем - сдался я, - если мама разрешит.
- Мамочка разрешит, - обрадовался Александр. - Она как раз говорила, что пора бы мне уже помириться с Косточкой.
- Она так говорила? - слегка удивился я.
- Да. Потому что нехорошо ссориться с крестным братиком. Она говорит, что и Мама тоже хочет, чтобы мы помирились.
- А ты сам - хочешь? Может, вам и правда пора помириться?
- Тогда бы мне пришлось распотрошить Братца Кролика, - серьезно сказал Александр. - Ну уж нет!
- Глупости, это все в прошлом.
- Нет, иначе он не захочет. Я знаю.
- Что же, так и будете друг на друга дуться?
- Не знаю, - вздохнул Александр.
- Ну ничего, как-нибудь устроится.
- Только не надо, папочка, опять вмешиваться и нас мирить!
- Я и не думал вмешиваться, - замахал я руками.
- И мамочку попроси, чтобы не вмешивалась. Хорошо?
- Хорошо, - кивнул я.
Поздно вечером, когда жена пила на кухне чай и сосредоточенно жевала бутерброд, я спросил:
- Так завтра едем на похороны?
- Ты поезжай. Я приеду попозже. К вечеру. С Мамой.
- Я думал, мы поедем вместе.
- Это же твой приятель - доктор. Не мой.
Это была ее обычная манера разговаривать, когда ей что-нибудь не нравилось или она не хотела что-то обсуждать.
В отличии от Александра, мысли которого, как мне казалось, были для меня словно открытая книга, в которой я легко мог все читать, моя собственная жена была для меня загадкой. То, что она меня по-своему любила, в этом я, пожалуй, не сомневался, но какого она обо мне мнения как о мужчине, и вообще как о человеке, этого я не знал. И потому, наверное, предполагал худшее. Я никогда не мог быть до конца уверен, что понимаю ее, а сама она, даже разнежившись, не имела склонности к откровенности. Хотя с подругами, а особенно с Мамой, она была весьма откровенна. Когда-то меня это обижало, но, в конце концов, ко всему привыкаешь.
В данном случае у меня имелись кое-какие версии. Во-первых, Наташа вообще не любила кладбищ и всего, что с этим связано. Сходить на поминки - другое дело. Во-вторых, она всегда недолюбливала нашего горбатого доктора. Не за его увлечение "медсестрами", конечно, она не была ханжей, а за его язвительную проницательность. Впрочем, из-за этого она не стала бы уклоняться от похорон. Скорее всего, решила солидаризироваться с Мамой, у которой, очевидно, была своя причина игнорировать похороны. Я уже говорил, что обычно она, Мама, была распорядительницей на подобных семейных мероприятиях. Но на этот раз Папа повел себя крайне бестактно, ни с того, ни с сего возложив хлопоты на изумрудноглазую шатенку. К тому же сама Альга проявила в этом деле чересчур заметную активность, когда сразу после произошедшего бросилась к сынишке доктора и даже самолично отвезла его в Деревню, чтобы поместить в Пансион. Конечно, такое горячее участие в судьбе мальчика свидетельствовало лишь о ее доброй и отзывчивой душе. Вполне естественно, что ей пришло в голову отвезти его в Деревню, где хозяйничала ее лучшая подруга, которая, в свою очередь, с не меньшим энтузиазмом принялась устраивать сироту в его новом доме… Тем не менее факт остается фактом: в данной ситуации Папа повел себя бестактно. Не удивительно, что Мама потеряла терпение и, решив проигнорировать похороны, так сказать, устроила Альге "обструкцию". Само собой, теперь обе женщины будут хитрить, сказываться больными и так далее, но никогда не признаются напрямую.
- Может, взять с собой Александра, - сказал я.
- Бери, - молвила Наташа.
- А как же школа?
- А что школа? - фыркнула жена. - Разве это школа?
- То есть? Что ты хочешь этим сказать? - поднял я брови. Она так легко согласилась, чтобы Александр ехал со мной.
- Разве это нормальная школа? Разве он может научиться там чему-нибудь хорошему?
Последняя фраза показалось мне довольно подозрительной. Значит, ей не нравилась школа. Она упрекала меня?.. Впрочем, я не стал развивать эту тему на ночь глядя.
- Значит, ты не против, если он поедет со мной? - переспросил я.
- Что ж, хоть побудет на свежем воздухе. Да и с Косточкой помирится.
- Давай не будем вмешиваться в их отношения, - предложил я.
- Это проще всего, - снова фыркнула она, явно чем то недовольная.
- Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться.
- Будь твоя воля, ты бы вообще ни во что не вмешивался!
- То есть?
- Забился куда-нибудь в норку и сидел бы там всю жизнь тихо, как мышь. Вот и все.
- Ты к чему это говоришь?
- Ни к чему, - ответила жена.
- Ну хорошо, - сказал я.
И эту тему я тоже не стал развивать.
5
Уши так и не обнаружились, хотя по словам Наташи, а ей накануне рассказала Мама, на их поиски были брошены лучшие силы. Толя Головин, несмотря на свою чрезвычайную занятость, занимался этим лично, все ж затронута честь мундира. Ждали до самого последнего момента, что их доставят. Надеялись пришить, что ли… Вообще вся процедура сильно затянулась. Не только из-за ушей. Еще потому, что как всегда дожидались Папу. Он вроде бы намеревался прибыть с утра, но его так и не дождались. Что было довольно странно, учитывая его стремление держать Альгу около себя, а она теперь педантично выполняла поручение распоряжаться на похоронах.
Народу на кладбище собралось немного. Из ближайших, "своих" были лишь Майя с Альгой, попадья да я. Даже дядя Володя не смог прийти - ему было велено остаться с детьми в Деревне. Наши старички также отсутствовали. Эти, хотя и прибыли в Деревню, из - за чрезвычайной слякоти и промозглости сидели в особняке. Непонятно, с какой целью явились на кладбище телевизионщики во главе с популярным телеведущим, свидетелем нападения на доктора. Если телевизионщики что-то засняли на похоронах, то я так и не понял, что именно. Для дежурного сюжета в хронику светских новостей материал был, прямо скажем, мрачноватый. Странно, что они вообще сюда просочились. Еще непонятнее и неуместнее было присутствие нескольких явно бандитских рож, правда, с прилично-скорбным выражением. Это пожаловала делегация от Парфена - с целью продемонстрировать лояльность Папе. Пустили ж таких! Ходил между нами также мой протеже, симпатичный официант Веня с небольшим подносом, на котором теснились фарфоровые кружки с горячим грогом, и вежливо предлагал "погреться". Он уже выглядел здесь совершенно своим.
Наконец началось отпевание. Служил, конечно, наш о. Алексей. Мы вошли в кладбищенскую часовню. Внутри было сыро и прохладно, словно в погребе. Только когда о. Алексей хорошенько покадил и раздал нам коричневые свечки, в помещении как будто немного потеплело. Покойник в гробу с головой, крепко-накрепко обмотанной желтоватым бинтом, напоминал спеленатую египетскую мумию. Над гробом плакала одна лишь его "медсестра".
Сыночек Петенька поглядывал на все происходящее исподлобья, к гробу не приближался и никаких эмоций не обнаруживал. Вид у него был скорее важный, чем скорбный. Из детей на кладбище взяли лишь его. Майя и Альга, обе в черном, были неотлучно при сироте, словно две заботливые мамаши, и он этим явно гордился. Молоденькие девушки сами и нарядили его, как куклу, к этому мероприятию. Мальчик был в пальто нараспашку, под которым виднелся щегольской черный костюмчик, голубая шелковая сорочка, галстук. На ногах - лакированные ботиночки, уже изрядно замазанные грязью.