- Когда мы с ней только поженились, и нам дали комнату, - ни с того ни с сего стал рассказывать мой отец, с улыбкой поглядывая на мою мать и на окружающих, - у нас, между прочим, не было совершенно никакой мебели. То есть вообще ничего. К свадьбе нам подарили немного денег, и мы долго совещались, чтобы такое нам купить. Пофундаментальнее. И что, вы думаете, мы купили? Не кровать, не стол, не стулья… Мы купили громадный трехстворчатый зеркальный шкаф. Это, конечно, она, молодая хозяйка, настояла. Присмотрела в комиссионке.
- Зато какой красавец был, - вздохнула мать. - И почти даром.
- Не спорю, красавец, - добродушно согласился отец. - Но можете себе представить - совершенно пустая комната- и этот красавец шкаф!
- Зато в зеркале отражалось заходящее солнце! - снова вмешалась мать. - Казалось, в комнате два окна, одно напротив другого, и в каждом пылает по закату. Два заката одновременно, красота неописуемая! А когда в праздники начинался салют, вся комната наполнялась сверкающими огненными шарами…
- А главное, - посмеиваясь, продолжал отец, - поскольку, как я уже сказал, кровати у нас еще не было, а спать на полу было холодно, мы расстилали матрас шкафу. Благо шкаф был чрезвычайно широкий и длинный. Так и провели медовый месяц. И ведь не боялись свалиться!.. А когда родился Серж, ему это как-то передалось. Совсем малышом, просился на шкаф, мы подсаживали его, и там, под потолком, среди узлов и чемоданов он устраивал себе "город". Уже тогда обожал экспериментировать со всякими архитектурными сооружениями. Иногда просил, чтобы ему и еду туда подавали.
- Вот видишь, - сказала мать, - может быть, благодаря этому шкафу он и сделался архитектором.
- Ну, - возразил отец, - шкафы и у других были.
- У нас был точно такой шкаф, - вспомнил дедушка Коля, отец Мамы, хлопнув себя ладонью по лбу.
- Тем более, - убежденно сказала моя мать. - Значит, это у Сержа настоящий Божий дар… Правда, батюшка? - обратилась она за поддержкой к о. Алексею.
- Иначе и быть не может, - авторитетно кивнул тот. - Божий дар.
Что касается меня, то я в этом не сомневался. Гениальная идея Москвы посетила меня непосредственно после того, как я окрестился. И крестил меня наш о. Алексей. Факт остается фактом. Помню, как на волне очередного интереса к религии я перечитал Новый Завет. Под впечатлением финала Апокалипсиса с его Новым лучезарным Градом меня и озарило. Мои градостроительные идеи, до этого разбросанные и противоречивые, сложились в единый проект…
Кстати, сам о. Алексей, тоже наш старый знакомый, когда то был рядовым инженером. Потом вдруг одухотворился, воцерковился, бросил науку и стал прислуживать в храме. Прихожанами и тамошним батюшкой сразу было замечено, что он светоносен и благолепен. У него сделались широкие скулы, разлопатилась борода. Его произвели в диаконы. Он закончил духовную академию, был рукоположен в сан священника и по просьбе Папы стал служить в нашей домовой церкви. Потом меня еще довольно долго удивляло превращение скромного инженера в серьезного и строгого батюшку…
- Погодите, погодите! У нас действительно был такой шкаф, - пробормотала бабушка Маша, мать Мамы, возвращаясь к прерванному разговору. - Правда, кровать у нас все таки была… Прекрасная, железная, - чуть-чуть покраснев, добавила она.
- Да, кровать была, - вдруг засмеялся дедушка Коля, снова хлопнув себя ладонью по лбу, - но шкафом мы тоже пользовались. Наверх залезать не догадались, зато любили забираться внутрь. И дочке это тоже передалось!
- Что правда, то правда, - закивала бабушка Маша, глядя на Маму. - Ты действительно любила играть в шкафу. Залезала в него и непременно собирала в него всех кукол, плюшевого мишку, обезьяну, всех соседских детей, да еще требовала, чтобы мы, родители, тоже забирались туда, и когда в шкафу становилось так тесно, что не повернуться, тянулась, чтобы всех обнять, и радовалась: "Какая у меня большая семья!"
- Счастливое было время, - вздохнула Мама.
- Да уж, я слышал, у вас, у городских, бывают такие причуды, - с ехидной усмешкой вступил в разговор вдовый дедушка Филипп, отец Папы. - А вот у нас, у деревенских, зеркальных шкафов тогда в помине не было, и сыночка нашего мы с покойницей "сочинили" прямо в лесу, на пасеке. Пчелки у меня были злые, смерть. Оно и хорошо, что злые, потому что у нее, тогда еще даже не невесты, ухажер был. Все обещался мне голову проломить, если она ко мне ходить станет. Следили его товарищи за нами и нигде нам нельзя было уединиться. Однажды она все-таки пробралась ко мне на пасеку. Тут уж нам стало полное раздолье. Двести ульев вокруг, а мы с ней посредине на лужочке. Лето, солнышко печет, листочки плещутся, травы душистые по грудь, ручеек бежит, и мы с ней, значит, вдвоем медом балуемся… Стали раз к нам гости подбираться - замотали рожи рогожей, вооружились снопиками дымящими, да только пчелки у меня такие свирепые, что им и дым нипочем, а под рогожу они, конечно, мигом пролезли. Как пошли гостей ошпаривать, как пошли! Гости снопики подожженные побросали, рогожки поскидывали, еле ноги унесли… Потом уж мы с ней поженились, а все равно для этого дела на пасеку ходили: хорошо!
- Хорошо, батя, рассказываешь, - умиротворенно и даже с гордостью отозвался Папа. - Расскажи уж и про меня маленького.
- А что про тебя рассказывать, из тебя пасечник тоже вышел бы замечательный. Тоже, видно, это тебе от места передалось. Ты ведь еще ходить не начал, а уж среди ульев ползал, и пчелки тебя не трогали. И потом, когда подрос, все мечтал главный пчелиный секрет открыть: как это у них все так прекрасно устроено и как управляется. Пчелы рабочие, пчелы защитницы, пчелы матки. Жаль, пошел ты в бизнес, пропал талант.
- И вовсе не пропал, батя, - усмехнулся Папа. - Я ведь теперь, по сути, и есть все равно что пасечник. Все про моих пчелок знаю: и про рабочих, и про защитниц, и про маток. Только ульи, понимаешь, другие, а пчелки все-таки мед приносят…
В этот момент я приоткрыл глаза и стал внимательнее присматриваться к Папе. Я испытывал двойственное чувство: с одной стороны, как он хорошо и поэтично вклинился в разговор, а с другой - что-то в этом сравнении было неприятное - пчелы, муравьи, насекомые… Он, конечно, сказал это в прямом смысле, не помышляя ни о каких метафорах. Уже во второй раз за вечер я ощутил, что начинаю злиться на него, раздражаться, что ли. Вот это действительно было странно и неприятно. В конце концов, Папа есть Папа. Я уже досадовал на себя: Бог знает чего к нему цепляюсь. И словно желая проверить собственные ощущения, я взглянул на Майю и Альгу: как они отреагировали на слова Папы насчет пчел. Но ничего - девушки сидели, обнявшись, на диване и ворковали, кажется, о чем-то своем. Слова Папы не произвели на них никакого впечатления. Заметив, что я на них смотрю, они показали мне язычки. Что касается наших старичков, то у них на лицах было написано совершенное умиление. Остальные добродушно посмеивались.
- По моему, обстановка, в которой происходило зачатие ребенка, - сказал я, - самым непосредственным образом влияет на его будущее.
- Тогда надо распорядиться, чтобы в личных делах наших людей завели специальную графу и заносили в нее соответствующие сведения, - сказал Папа. - Чтобы контролировать ситуацию, мы должны обладать полной информацией.
- О да, кроме шуток, обстоятельства зачатия полны глубочайшей мистики, - тут же подхватила богемная половина профессора Белокурова. - Недаром, на востоке, в Японии, в частности, считают днем рождения не собственно день рождения, а именно тот день, когда произошло зачатие.
- С медицинской точки зрения, - подключился горбатый доктор, - в этом может быть есть определенный смысл. Правда, соответствующей статистикой медицинская наука, не располагает.
- А вот меня зачали, - сообщила богемная половина профессора, - в гостиничном номере отеля "Националь", в том самом номере, где по преданию останавливался Григорий Распутин. И я чрезвычайно это чувствую.
- К сожалению, - сказал доктор, - мало кто может со стопроцентной гарантией указать момент и обстоятельства своего зачатия… - Доктор обратился к своей подруге: - А тебя, скажи, где зачали, радость моя?
"Медсестра" застенчиво улыбнулась, но доктору так и не удалось вытянуть из нее ни слова.
- Должно быть, - предположил тогда доктор, - как выразился, наш уважаемый дедушка Филипп, тебя "сочинили" где-нибудь в тиши зоологического музея между прелестными засушенными бабочками и заспиртованными ящерицами… Впрочем, я полагаю, - продолжал рассуждать он, - совсем необязательно, чтобы связь была такой буквальной. Меня, насколько мне известно, зачали на кладбище, а я все-таки, несмотря на такое мрачное местоположение, избрал своим поприщем заботу о жизни - здравоохранение и, кажется, не безуспешно. Стараюсь!
- Да уж ты, пожалуйста, старайся, доктор, старайся, - попросили его мы.
- А еще, - вдруг сказал доктор, посерьезнев, - я хорошо помню, где я сочинял своего Петеньку… - Мы сочувственно приумолкли, поскольку были в курсе его несчастного романа. - Несмотря на то, что я почти круглосуточно находился на дежурствах, это произошло не на больничной кушетке, - грустно сказал он, - не на столе дежурного врача и даже не в операционной. Это произошло на даче у ее родителей, на скамеечке в очаровательной такой беседке…
- Вот видишь, доктор, - сказала богемная половина профессора.
- А вот у нас не было даже скамейки, правда, родная? - усмехнулся маршал Сева, похлопав по колену свою боевую подругу Лидию. - И вообще никаких интимных условий. Пустое караульное помещение, и полчаса до моего отлета на горячую точку. Но вот, однако ж, успели отковать даже двойню!
- Да, родной, - ответила маршалу Лидия.
Тут все наперебой принялись припоминать подобные обстоятельства. Выяснилось немало забавного. Пикантные подробности оказались на удивление свежи в памяти.
Партийный лидер Федя Голенищев с гордостью поведал, что они с женой абсолютно точно высчитали, что зачали наследника идей в день очередных всенародных выборов, - прямо за занавеской в избирательной кабинке на урне.
Банкир Наум Голицын, посовещавшись с женой, сообщил, что мальчик Яша вероятно начал свое земное существование в первое посещение родителями "земли обетованной", а девочка Дора во второе.
Богемная половина профессора Белокурова, который в это время смущенно чесал переносицу, с поразительной живостью описала медвежью шкуру, которая послужила им брачным ложем. Изголовьем, естественно, служили несколько фолиантов с эзотерическими трудами.
У компьютерного гения Паши это не могло произойти ни коим иным образом, как за компьютером, поскольку он практически не отходил от монитора.
Толя Головин, переглянувшись с супругой, с присущими ему лаконичностью и деловитостью сообщил о заднем сиденье автомобиля, прибавив точные сведения о марке автомобиля, годе его выпуска и государственном номере. Это был многосильный джип, - как ни удивительно, как раз под стать их маленькому силачу Алеше.
- Ну а ты сам то помнишь, как было дело? - спросила жена, подталкивая меня в бок.
Я растерянно покачал головой.
- Давай, вспоминай! - потребовали остальные.
- Куда ему, - фыркнула Наташа, - он у меня вечно витает в облаках. Ему вечно не до того.
- Как это не до того? - удивился я. - Погоди-ка, погоди-ка, - напрягся я. - Минуточку!.. Кажется, Александр родился спустя несколько лет после того как я занялся Москвой. Значит, до того, как я окрестился. Тогда я еще, прошу прощения, батюшка, был отъявленным атеистом и ницшеанцем…
- Тьфу ты, срам, - плюнул о. Алексей.
- Увы, - со вздохом продолжал я. - Тогда у меня в голове теснились сплошные вавилонские башни. Я мечтал о том, чтобы где-нибудь в пустыне возвести дворец Заратустры с конической башней, которая бы не отбрасывала тени в полдень. Я пытался представить себе некий особый эффект внутренней перспективы, который…
- Ты по существу говори, - одернула меня Наташа.
И совершенно справедливо: я действительно уклонился от темы.
- По существу, - поправился я, - у нас с тобой, пожалуй, все происходило вполне обыденно. То есть дома. На самой обыкновенной тахте… Да, на самой обыкновенной тахте.
Кажется, Наташа выглядела разочарованной, если не огорченной.
- Конечно, - шепнула она, - тебе всегда было безразлично, в каких условиях это происходит. Ты архитектор, а до сих пор не понимаешь, как важна для женщины внешняя обстановка, а не лишь бы только…
- Постой, - снова заторопился я, пытаясь спасти положение, - помнится, ты тогда как раз купила шикарное шелковое покрывало с египетскими мотивами - фараонами-тутанхомонами, пирамидами, клинописью и тому подобным. Значит можно сказать, мы зачали Александра не лишь бы только, а в атмосфере древней цивилизации!
- Правильно! - обрадовалась Наташа. - И то исключительно благодаря мне, - прибавила она. - Если бы я не купила то покрывало…
- О чем речь, - смиренно согласился я.
Даже Альга проучаствовала в разговоре, сдержанно сообщив, что родители у нее в молодости были альпинистами любителями, зачали ее аж в Гималаях - непосредственно после покорения одной из рериховских вершин среди ледников и камнепадов. Кажется, в ночь полнолуния. Можно сказать, на полпути к светозарной стране, легендарной Шамбале.
- Ого! Не слабо! - согласились мы.
- Это неспроста, - убежденно заметила богемная половина профессора. - Тебе, девочка, нужно особенно внимательно следить за знаками Судьбы.
- Я и слежу, - сказала Альга.
Как мне показалось, с улыбкой.
- Ну а нам, интересно, есть, чем похвастаться? - ревниво воскликнула Майя, обращаясь к Маме.
Мама нежно обняла старшую дочь и с улыбкой сказала:
- Ну, конечно, есть. Нашу Зизи мы с Папой, пожалуй, тоже зачали в атмосфере египетских мотивов. Ведь мы тогда с Наташей вместе покупали эти покрывала. Только Наташа взяла себе в голубых тонах, а я в розовых…
- А со мной как было дело? - нетерпеливо спросила девушка.
- Боюсь, не удастся вспомнить, - заколебалась Мама.
- Нет уж! - тут же зашумели мы. - Вспоминай!
- Как это было? Я должна знать обстоятельства! - повторила Майя.
Мама наморщила лоб, потом улыбнулась.
- Успокойся. Это было хорошо и романтично, - заверила она дочь. - Если я не ошибаюсь, дело происходило на крыше одного старого московского дома под ласковыми лучами большого-пребольшого майского солнца…
Наконец я хоть что-то узнал об обстоятельствах рождения Майи… Впрочем, Мама могла и пошутить. Чтобы не огорчать дочь. Ведь этот разговор ни к чему не обязывал, да и доктор был прав: точно высчитать сам момент почти невозможно. Но Майя, конечно, даже не усомнилась в этом.
- Ах как хорошо! - воскликнула она. - Обожаю солнце!
- Смотри, растаешь, Снегурочка! - предостерег ее Папа.
Майя все еще была в расшитом серебром сарафане и высоких голубых сапожках.
- Я и забыла, что я еще Снегурочка! - засмеялась она. - А что же наш Косточка, - спохватилась она, - как насчет него?
- Насчет него? - рассеянно повторила Мама.
- Ну да, как насчет подробностей?
- Боюсь, что на этот раз не удастся вспомнить…
- Почему же не удастся, - педантично сказал Папа. - Не в тот ли день, когда ты разбила большое зеркало, а потом в меня первый раз стреляли?
- Нет, конечно, - поспешно возразила Мама. - Это произошло значительно позже.
- А по-моему, именно тогда.
- А я говорю, гораздо позже.
Было видно, что Маме просто не хочется связывать такой важный момент с неприятными происшествиями.
- Если и позже, то не намного, - настаивал Папа. - К тому же тогда, слава Богу, все обошлось благополучно. Уже на следующий день мне удалось заключить важные соглашения, и ситуация стала развиваться самым наилучшим образом.
- Вот тогда это и произошло, - убежденно сказала Мама. - Ты устроил себе короткий отпуск, и мы провели его здесь, в Деревне. Мы ездили охотиться на кабанчика, потом устроили пикник… Я очень хорошо все помню.
- Пусть так, - усмехнувшись, согласился Папа. - Кабанчика я тоже помню. Кстати, Косточка обожает стрельбу и вообще всякое оружие. Значит что - то такое ему действительно передалось. Для мужчины это полезное качество. Только я бы предпочел, чтобы он побольше развивал мозги.
- Косточка чрезвычайно способный мальчик, - подал голос дядя Володя. До этого наш чудак сидел тихо, пристроившись под елкой. Он уже снял костюм Деда Мороза, бороду, стащил парик, только на висках и подбородке у него остались белые клочки ваты. - Никогда не знаешь, какая фантазия придет ему в голову в следующий момент.
- Ты имеешь в виду свой сегодняшний полет из саней? - насмешливо осведомился Папа.
- Он сказал, что это был несчастный случай! - воскликнул я.
- Так оно и есть, - смутился дядя Володя. - Конечно, случай!
Выгораживал он мальчика, что ли?
- Ладно, - покачал головой Папа, - если в момент зачатия ситуация вышла из-под контроля, то теперь ничего не изменишь. Тут по неволе станешь фаталистом. - Трудно было понять, говорит он серьезно или шутит. - Кстати, ты бы, знаток детской психологии, пошел взглянул на детей, что они там делают, не пора ли им спать?
- Иду, - послушно кивнул дядя Володя.
Он скоро вернулся и сообщил, что ребятишки ведут себя наилучшим образом: расположились со своими подарками на ковре вокруг Косточки и тихо-мирно играют.
- Как бы там ни было, все имеет свой смысл, - сказала богемная половина профессора Белокурова, - предметы, которые находятся вокруг нас, будь то разбитое зеркало, кабанчик или еще что все - это мистическим образом сплетаются в судьбу. Как по твоему, котик? - обернулась она к мужу, дремавшему рядом.
- Пожалуйста, еще немного, милая, - сквозь дрему пробормотал плотненький, похожий на вареного рачка профессор, не открывая глаз.
Мы рассмеялись.
- А вы что обо всем об этом думаете, отец Алексей? - полюбопытствовал я у нашего батюшки.
Попадью Марину, которой, судя по всему, тоже было, чем похвалиться насчет деток, явно разбирало желание поведать нам кое-какие подробности, но О. Алексей, дабы не уронить достоинства сана, строгим взглядом приказал ей помалкивать, а нам строго попенял:
- Хоть я, слава тебе Господи, не профессор и не архитектор, но скажу вам. Сотворение человека есть тайна превеликая. Только один Бог ее ведает, и не вам, дуракам, о том рассуждать!
Мы, конечно, спорить не стали, поскольку, в конечном счете, так оно, наверное, и было.
Между тем небо за окнами как будто начало светлеть. И сразу на всех навалилась усталость. Мы стали разбредаться по комнатам. Я хотел еще ненадолго задержаться в гостиной, но Наташа сказала:
- Пожалуйста, приведи Александра. Я ложусь. Если ты идешь, поторопись, пока я не заснула.
Мне показалось, что дети выглядели расстроенными. За исключением, пожалуй, Косточки, Вани, старшего сына священника, и Яши Голицына, которые, многозначительно перемигнувшись, спокойно разошлись следом за родителями. Особенно расстроенный вид был у силача Алеши. Да и наш Александр со своим новым плюшевым Братцем Кроликом в руках поплелся за мной как в воду опущенный.
- В чем дело? - спросил я.
- Все в порядке, папочка, - ответил Александр.
Я решил, что это просто сказывается усталость.