В то лето Кастельяно и Ливингстоны сняли небольшой домик в Непонсете на Лонг-Айленде, на расстоянии одного квартала от берега моря. Луис приезжал дышать морским воздухом на выходные. Каждое лето он неизменно вел отчаянную битву с полиомиелитом.
И конечно, разговоры о грозящей эпидемии и вид детишек, беззаботно резвящихся на берегу, вызывали у Инес воспоминания о ее малышке Исабель, хотя, по правде говоря, эти воспоминания ее никогда и не покидали.
Она проводила дни, вперив неподвижный взор в океанскую даль, в то время как Харольд и Эстел с головой уходили в книги - Эстел читала Джейн Остин, а Харольд перечитывал "Римскую революцию" Сайма.
Тем временем соблазнительная в своей невинности Лора в компании сверстниц целыми днями плавала и ныряла. И на каждой вышке спасатель мечтал о том, чтобы она позвала на помощь именно его.
Разумеется, ей уже назначали и свидания. Бронзовые от загара ухажеры, раскатывающие в родительских "студебеккерах" и "десото", наперебой зазывали Лору в открытый кинозал или на шашлыки под звездами на пустынном берегу. А также в уединенные места посмотреть на подлодки или еще что-нибудь в этом духе - главное, подальше от людей.
Однажды знойным августовским вечером Шелдон Хэррис положил ладонь Лоре на грудь. Она сказала: Не надо.
Но это было лукавство. Когда же он попытался скользнуть рукой под блузку, она еще раз попросила этого не делать. И на этот раз не лукавила.
У Барни на подобные фривольности времени не было. Каждое утро, поспешно проглотив завтрак, он шагал по еще пустому пляжу с кроссовками в руках в сторону парка Рийс, где практически круглосуточно играли в баскетбол.
Время быстротечно. Всего через шестьдесят один день ему предстоит отбор в студенческую команду Мидвуда. И ничего нельзя пускать на самотек. Он даже советовался с доктором Кастельяно насчет специальной диеты для ускоренного роста. ("Для начала постарайся регулярно обедать", - сказал Луис.) Питание по особой программе Барни дополнял регулярными занятиями на турнике. Он висел на перекладине, пока мог вытерпеть, в надежде, что это поможет ему вытянуться. 31 августа 1952 года Барни встал спиной к побеленной стене крыльца, вытянулся что было сил и попросил Харольда и Луиса независимо друг от друга измерить его рост.
Результаты впечатляли: одно измерение показало шесть футов и четверть дюйма, другое - шесть и три восьмых. Он громко завопил от радости. А рядом стояли Лора (незадолго до этого убедившаяся, что ее рост наконец остановился на отметке пять и десять) и Уоррен (пять и четыре) и аплодировали.
- Получилось, ребята, получилось! - восклицал Барни и скакал по крыльцу, как заяц с обожженными лапками.
- Не совсем, - ехидно улыбнулась Лора. - Теперь осталось попасть мячом в кольцо.
Итак, в год, когда президент Трумэн освободил генерала Макартура от командования Дальневосточными силами, а гарвардский профессор Роберт Вудворт синтезировал холестерол и кортизон, Лора Кастельяно заняла пост председателя совета класса. А Барни Ливингстон готовился к долгожданному моменту истины. Точнее, к трем минутам, ведь именно сто восемьдесят секунд требовалось баскетбольному тренеру Дату Нордлингеру для того, чтобы отличить живого тигра от дохлого пса, - так это именовалось на спортивном жаргоне.
Волнение соискателей, казалось, пропитало воздух в зале. Их разбили на группы по пять человек, которым предстояло в течение трех минут играть между собой ("одетые" против "голых") под пристальным взором тренера. У каждого из десяти кандидатов в команду было равное количество времени для демонстрации своих способностей.
Прошло две минуты после свистка, а Барни еще почти не касался мяча. Казалось, вот-вот рухнут все его мечты.
И тут вдруг один из соперников сделал неудачный бросок по их кольцу. Барни и более рослый игрок из второй команды одновременно подпрыгнули в подборе. Но Барни сумел оттеснить противника и перехватить мяч.
Он повел мяч к кольцу, а несколько "одетых" отчаянно пытались отобрать его. Но Барни уже был под кольцом противника. Он хотел пробить, но здравый смысл подсказывал, что лучше передать мяч товарищу по команде, занимающему более выгодное положение. Тот бросил, промахнулся - и тут прозвучал свисток.
Тренер построил десятерых игроков в ряд. Все они чувствовали себя так, словно их сейчас поведут на расстрел. Нордлингер переводил взгляд с одного конца шеренги на другой и обратно.
- Хорошо. Выйдите вперед те, кого я назову. Ты, - он ткнул в высокого, нескладного, прыщавого игрока "одетых". - Большое спасибо, остальные могут быть свободны.
У Барни упало сердце.
- Кроме тебя… Эй, кудрявый, ты что, оглох?
Барни, в отчаянии изучавший половицы, поднял глаза. Нордлингер показывал на него.
- Да, сэр? - едва слышно прохрипел Барни.
- Ты неплохо обращался с мячом, парень. Как тебя зовут?
- Барни, сэр. Барни Ливингстон.
- Отлично, Ливингстон, ты и Сэнди подойдите сюда и присядьте на скамейку.
Барни в изумлении застыл, а тренер уже выкрикивал:
- Следующие две команды! Пошевеливаемся!
- Идем, - сказал долговязый напарник.
- Послушай, а твое имя тренер уже знал… - недоуменно заметил Барни.
- Ага. - Долговязый самодовольно усмехнулся. - Когда у тебя рост шесть и шесть, тебя все тренеры в округе будут знать по имени.
В половине шестого с Барни, Сэнди Ливитта (таково, как выяснилось, было полное имя долговязого) и еще одного худосочного юнца, Хью Жаскорта, были сняты мерки для пошива формы. Официально тренировки начинались уже в следующий понедельник, но атласные форменные куртки - предмет жгучей зависти сверстников - должны были сшить только через три недели. Оставалось надеяться, что в школьной газете "Аргус" информация о пополнении команды будет опубликована раньше и общественный статус Барни повысится.
Он помчался поделиться своей радостью с Лорой.
4
К концу второго периода матча "Мидвуд" - "Нью-Утрехт" судья нажал кнопку. Звонок, огласивший весь зал, вошел в историю школы. Ибо за ним последовало объявление: "Замена в "Мидвуде". Номер десять, Ливингстон".
С трибун раздались небрежные хлопки. И один восторженный боевой клич:
- Покажи им, Ливингстон!
До конца игры оставалось четыре минуты, и парни из "Нью-Утрехта" уже расслабились. Барни удалось перехватить пас и начать стремительный прорыв к кольцу соперника. Достигнув штрафной площадки, он сделал передачу капитану команды Джею Аксельроду, и тот аккуратно забил из-под корзины.
После этого, всего за сорок секунд до финального свистка, один из соперников атаковал Барни с нарушением правил, за что был назначен штрафной. Барни встал у штрафной линии и набрал побольше воздуха. Он столько раз мысленно стоял на этом рубеже, когда летом тренировался в парке Рийс! И вот теперь все происходило на самом деле. Он аккуратно прицелился… и попал. Это был его первый мяч за команду "Мидвуд"!
Лора сложила ладони трубочкой и прокричала:
- Еще разок, Барни!
После матча стоявший в соседней душевой кабинке Джей Аксельрод поздравил Барни с удачным дебютом и добавил:
- Эта Лора Кастельяно, похоже, твой первый фанат. Ты с ней встречаешься или как?
- Нет-нет, - пробулькал Барни, чуть не захлебнувшись струей воды. - Почему ты спрашиваешь?
- Я бы не прочь сводить ее куда-нибудь.
- И что тебя останавливает? - спросил Барни.
- Не знаю, - с неожиданным смущением ответил капитан мидвудской баскетбольной команды. - Ну, то есть… Она такая хорошенькая, к тому же…
- Хочешь, познакомлю? - вызвался Барни.
- Правда? Послушай, Ливингстон, я был бы тебе очень признателен.
- Заметано, Джей. Считай, что она тебя уже ждет у выхода. Можешь прямо сегодня назначить ей свидание.
- Нет-нет, Барн, не сегодня.
- Почему нет?
- Сначала мне надо сходить в парикмахерскую.
* * *
По дороге домой Барни сообщил Лоре об ожидающей ее чести. Она засмеялась.
- А что смешного?
- После игры ко мне подошла Сюзи Фишман и попросила познакомить с тобой.
- Сюзи Фишман? - У Барни округлились глаза. - Она же, можно сказать, самая симпатичная девчонка в школе! С чего бы ей вздумалось знакомиться со мной? Я же только один мяч забил!
- Она считает, что ты классный парень.
- Да? Правда? Поразительные вещи творит спортивная форма, как тебе кажется?
- A-а, - улыбнулась она. - И ты считаешь, это твое единственное достоинство?
Став обладателем блестящей баскетбольной куртки, Барни с воодушевлением принялся завоевывать сердца девушек из мидвудской группы поддержки. Игроки обедали все вместе, наперебой хвастаясь своими любовными победами. Если бы в утверждениях, звучащих вперемежку с сандвичами с тунцом и кружками молока, была хотя бы доля правды, можно было бы подумать, что во Флэтбуше - а возможно, и во всем Бруклине - не осталось ни одной девственницы старше шестнадцати лет.
С того дня, как Барни их познакомил, Лора регулярно встречалась с Джеем Аксельродом. Они были такой красивой парой, что Барни в шутку окрестил их "мистер и миссис Мидвуд".
В ту зиму Лора предприняла смелый политический шаг. Она не стала баллотироваться на пост главы совета класса, а выставила свою кандидатуру на место казначея всей школы, то есть третий по счету чин в школьной иерархии.
- Кастельяно, ты правда сумасшедшая. Как только школа узнает, что в казначеи лезет кто-то из молодняка, ты станешь посмешищем для всего Мидвуда.
Лора улыбнулась:
- Отлично! Пусть себе смеются. Значит, они будут обо мне говорить, а это прямой путь к популярности.
- Господи! - вскричал Барни с неподдельным восхищением. - Ты, я вижу, всерьез за это взялась, а?
- Послушай, Барн, отец всегда говорит: "Si quieres ser dichoso, no este’s nunca ocioso".
- И что это значит?
- Это значит: "Жизнь вообще штука серьезная".
Во время напряженного тренировочного матча за неделю до решающей игры против заклятого врага "Мидвуда", команды школы "Мэдисон", Джей Аксельрод упал и сильно потянул лодыжку. Врач пообещал, что он сможет надеть кроссовки не раньше чем через десять дней. На другой день, когда Барни утирал пот после тренировки, к нему подошел Дат Нордлингер и небрежно бросил:
- Ливингстон, завтра ты в стартовом составе.
В стартовом! Невероятно! Об этом он мог только мечтать.
Он не мог дождаться, когда придет домой.
- Пап, ты обязательно должен пойти! - взмолился он за ужином. - Ведь это пятница, и на следующий день у тебя выходной. А для меня это, возможно, самая большая честь в жизни!
- Ну, в этом я не уверен, - снисходительно улыбнулся Харольд. - Но твое волнение мне понятно.
- Так ты придешь, а, пап? - снова спросил Барни.
- Конечно, - ответил Харольд. - Я сто лет не был на баскетболе.
В пятницу Барни сидел на уроках в полной прострации. Он считал минуты, отделявшие его от назначенного на семь вечера матча.
После уроков он направился в пустой спортзал и с полчаса побросал штрафные, после чего зашел в закусочную "У Джорджа" и за девяносто пять центов подкрепился сэндвичем с мясом и вишневой колой.
К шести часам, когда в раздевалку стали подтягиваться другие игроки, он уже в полном облачении сидел на скамье, сложив руки на коленях и тщетно пытаясь убедить себя, что ни капельки не волнуется.
- Эй, Ливингстон! - услышал он гнусавый голос. - У меня хорошие новости. Нога у Аксельрода намного лучше, так что тебе сегодня не придется играть в стартовой пятерке.
Барни дернулся так, словно его ударило током. На лице дефективного переростка Сэнди Ливитта сияла идиотская улыбка.
- Ага, Ливингстон, попался?
- Пошел ты, Ливитт! - нервно огрызнулся Барни.
Первыми на паркет вышли игроки "Мэдисона" под ободряющие крики болельщиков, которые преодолели две мили из своего квартала, чтобы посмотреть на эту "битву гигантов Бедфорд-авеню". В следующий миг Джей Аксельрод (в форме, но на костылях) вывел своих орлов в зал под вопли команды поддержки, от которых задрожали потолочные балки, и под неистовый стук сердца у Барни в груди.
Команды не мешкая приступили к разминке. Перехватывая отскок и ведя мяч к кольцу в расчете исполнить отработанный бросок, Барни украдкой взглянул на заполненную до отказа трибуну. Отца пока не было.
Разминка продолжалась. Вот-вот должна была начаться игра. Барни снова незаметно оглядел зрительские ряды. Слава богу, Лора уже там, а с ней и Уоррен. Но отец… Где родители?
Прозвучал свисток. Команды вернулись на свои скамейки. На площадке остались только стартовые составы. Все стягивали с себя верхние куртки. Барни от волнения чуть не запутался в застежке.
Первые пятерки заняли стартовые позиции на площадке, и диктор начал объявлять их имена.
- …и номер десять - Ливингстон.
Барни еще раз бросил взгляд на трибуну - только Лора и Уоррен! Родителей по-прежнему не было.
- Дамы и господа, прошу встать. Исполняется государственный гимн.
Барни, как и полагается, приложил руку к отчаянно колотящемуся сердцу.
Пронзительный свисток арбитра вывел его из оцепенения. Барни бросился наперерез защитнику "Мэдисона", самоуверенно полагавшему, что сможет его обвести. В какую-то долю секунды он сделал рывок, перехватил мяч и устремился к кольцу соперника со скоростью ракеты.
Под щитом он оказался раньше всех. "Вдохни поглубже, Ливингстон, - приказал он себе, - расслабься и аккуратно кидай". Он сделал маленькую паузу и - гол!
От восторга у него на мгновение закружилась голова.
Когда "Мидвуд" вышел вперед на шесть очков, тренер "Мэдисона" взял перерыв. Обе команды сгрудились вокруг своих наставников, и Барни опять оглядел трибуны. По-прежнему только Лора и Уоррен!
Может, они попали в аварию? Нет, отец же не водит. А кроме того, Уоррен-то здесь.
Во время перерыва игроки удалились в раздевалку и утоляли жажду, посасывая дольки апельсина. Барни, в мокрой насквозь форме, опустился на пол, спиной к шкафчику. Через сорок минут игра завершилась победой "Мидвуда" с преимуществом в шесть очков, причем на счету Барни было тринадцать. Он не пошел с остальными в раздевалку, а медленно приблизился к Лоре и Уоррену.
Лора заговорила первой:
- Его папа не отпустил.
- Что?
- Сразу после ужина отец почувствовал непонятную боль в груди, - пояснил Уоррен, - и доктор Кастельяно пришел его посмотреть.
- И что оказалось?
- Папа думает, может, он что-то съел не то, - поспешно вставила Лора. - Но он заставил его лечь, чтобы подстраховаться. - Она попыталась переменить тему. - Барн, ты был на высоте! Спорим, твою фотографию напечатают в "Аргусе"?
А Уоррен добавил:
- Век буду помнить все приемчики, которые ты им сегодня показал!
- Да, спасибо, - рассеянно ответил Барни и направился в сторону душевых.
На другое утро, несмотря на протесты Харольда Ливингстона, Луис отвез его в клинику графства Кинг на электрокардиограмму. Тот согласился только при условии, что Эстел останется дома. ("Дорогая, ты и так уже разволновалась на пустом месте!")
Потом, нервно дымя сигаретой, Харольд слышал, как Луис обсуждает результаты обследования с кардиологом, рассуждая о каких-то Р- и Q-зубцах.
Наконец Луис подошел и помог Харольду дойти до машины.
- Ну, - спросил Харольд, стараясь скрыть свое беспокойство, - несварение? Неудивительно после стольких лет в армии!
- Харольд, тесты выявили у тебя сердечную аритмию. Это означает…
- Я знаю греческий, Луис. Что-то вроде нарушения ритма. Это серьезно?
- И да и нет. Это может оказаться единичным физиологическим отклонением, и тогда это не страшно. А может быть и признаком какого-то патологического процесса.
- Иными словами, ты и сам не знаешь…
- Хорошо, Харольд. Я действительно не знаю. Но поскольку ты тоже не знаешь, я рекомендую тебе внимательнее относиться к своему здоровью и регулярно проходить обследование. А начать можешь с постепенного отказа от курения.
- Оно меня успокаивает.
- Это тебе так кажется, мой друг. Никотин - по-настоящему опасный алкалоид и стимулятор. Могу тебя заверить: хуже не будет, если ты станешь курить меньше.
Машина подъехала к Линкольн-плейс. Харольд спросил:
- Что ты собираешься сказать Эстел?
- Тебе не кажется, что лучше сказать ей все как есть?
- Но ты же говоришь, что сам до конца не уверен.
- Но хотя бы это я могу ей сказать?
- Не стесняйся, Луис, - отшутился Харольд, - смелей трезвонь на весь Бруклин о бессилии медицины!
Однако когда Луис подъехал к дому, Харольд повернулся к нему и твердо объявил:
- Но нет никаких оснований пугать детей.
- Согласен, Харольд. Не стоит их дополнительно нагружать, им хватает того, что они растут. Но я бы хотел, чтобы ты отнесся к этому серьезно. И не забудь, что я тебе говорил!
Барни постарался напустить на себя беспечный вид.
По дороге в школу в понедельник утром он оторвал голову от учебника химии и как можно небрежнее спросил (эту интонацию он долго отрабатывал):
- И как у тебя с Джеем Аксельродом? Собираешься дойти до конца?
- Не твое дело! - огрызнулась Лора.
- Значит, да.
- Ничего подобного! Это значит только, что это тебя не касается. А кстати, почему ты спрашиваешь?