Впрочем, зря я его так. Он не обязательно дурно воспитан. И даже не обязательно бандит. Может быть, просто возбужден. Например, у него удачно идут дела. Именно сегодня у него стронулось какое-нибудь дело, сулящее барыши, и поэтому малый ощущает себя королем мира.
Уединенные мои посиделки с чайничком чайку были испорчены, но я не расстроился и, естественно, не стал делать мудаку никаких замечаний. Не обернулся, не бросил многозначительного взгляда. Я живу на свете тридцать семь лет и давно уже научился не расходовать свои нервы на ерунду. Если кому-то суждено однажды научить этого придурка хорошим манерам - пусть это буду не я. Незачем раздражаться из-за каждого малолетки.
- Алло, - тем временем продолжал деловой пацанюга. - Привет, братан! Это я! Ну, чего у тебя? Порешал вопрос? И чего? А он чего? Ах, вот так вот?! И сколько? А времени сколько? Да? Ага, теперь понял! Я говорю, теперь ясность полная! А с ментами пусть сам разруливает! Не, я не дома! Так, по своим делам катаюсь! Не, благодарю! От души благодарю! Ага! Давай! Обнимаю!
А ну-ка, поупражняйся, предложил я себе. Поразмышлять не получилось - хотя бы проверь, насколько хорошо ты знаешь род человеческий. Необязательно владеть ситуацией, чтобы обернуть ее себе на пользу. Представь, как может выглядеть обладатель такого лексикона и такого тембра голоса. А потом, когда будешь уходить, рассмотришь объект повнимательнее и проверишь, насколько верны твои предположения.
Лет ему где-нибудь двадцать пять. Словарь - типичный, значит, и внешность тоже наверняка типичная. Можно поспорить с самим собой на тысячу долларов, что он обладатель коротких волос и короткой шеи. Глазки невыразительные, но смотрят очень пристально. Ранние морщины. Гладко выбрит. Высокий, тело крепкое. Вообще, ухоженный. В меру, естественно. Аккуратная стрижка. Кисти рук мясистые, розовые. Если и есть мозоли, то никак не на ладонях, а с тыльной стороны. На косточках у оснований пальцев. Я и мои друзья в мальчишестве называли это "набитые кулаки".
Кстати, может, и не набитые. Во времена автоматического и полуавтоматического оружия боевые искусства вышли из моды.
Одет… ну, как они все сейчас одеваются: скромно, но модно. Хорошие ботинки. Не исключен кожаный пиджак. Возможны дорогие часы. Возможен перстень-"печатка", но ни цепей, ни браслетов нет, они уже лет семь как не носят цепей и браслетов, это перестало быть престижным. Общий вид - сытый, если угодно - цветущий, от избытка молодого здоровья и природной прочности нервной системы. Но одновременно заметны и следы переутомления. Например, тени под глазами. Попробуйте часами напролет "решать вопросы" посредством сотовой телефонии. Голова кругом пойдет. Сам я при первой возможности стараюсь отключать связь. Ненавижу быть круглосуточно доступным абонентом. Человечество должно уметь обходиться без меня, хотя бы несколько часов. Так лучше и для меня, и для человечества.
- Здорово, братуха! Ну, как сам? Говорят, ты в шоколаде? Что значит "кто говорит"? Все говорят! Не, я как раз наоборот! Что? Да? Конечно, подъеду! Ты же знаешь, я за любой кипеж, кроме голодовки! Ну да! Вечером! Словимся и перетрещим! Что? Нет, я там не при делах вообще! Конечно, знаю! Давно! Это близкий мой! Доверяю, как себе! Да? Не может быть! Что? Дунуть? Ладно, спрошу у пацанов! Попробую! Ага! Все! Давай! Обнимаю!
Вот дурак, подумал я. Кричит про "дунуть" на все заведение. Что, друг? Твой приятель захотел курнуть травки? Давай, давай, спроси у пацанов. Сейчас ты еще и про кокаин всем тут расскажешь. Громко и членораздельно.
Слушай, парень, а ведь я, сидящий за соседним столиком, могу быть не мелким бизнесменом и сочинителем бытописательских рассказиков из русской городской жизни, а наоборот, сотрудником правоохранительных органов. А ты тут практически мне в ухо свистишь про "дунуть". Неосторожно ведешь себя, уважаемый.
Правда и то, что сейчас сотрудники органов не подслушивают случайных разговоров и не бегают за потенциальными нарушителями. Сейчас менты работу не ищут. Она сама их находит. Трясти всякого лопуха, разыскивающего травку, им решительно некогда.
Официантка, меняя у меня пепельницу, бросила на братана-говоруна иронический взгляд, я обменялся с ней полуулыбкой и понял, что не я один наслаждаюсь бесплатным концертом.
- Алло! Ну, что там? Ага! Понял! Да, фару подвезу! Не знаю! Завтра!
Машина. Разумеется, у него хорошая машина. В наше время любой двадцатипятилетний мальчишка, если он не дурак, имеет приличный автомобиль. Папку с мамкой развел, по друзьям назанимал, и вперед. Пятнадцать лет капитализма ничего не изменили в этой стране, старики по-прежнему умирают от голода, а молодые мужчины - от ядовитой водки, но все же кое-что завоевано. Бытовая техника, поездки за границу и, главное, автомобили - стали общедоступны.
Вокруг авто, разумеется, строится вся его жизнь. Купил, продал, разбил, угнал, перегнал, отобрал, разобрал, а потом пошел на фильм "Бумер" и посмотрел на самого себя.
А вот я, старый пердун, машину свою уже несколько лет держу на приколе. Выезжаю раз в неделю, на дачу и обратно. В остальное время перемещаюсь исключительно в метро. Очень быстро, очень дешево, а главное - всегда можно точно рассчитать время в пути. Я давно переболел машинами. Вырос. Тратить свое время на фары, бамперы и на разговоры о них мне жалко.
Вдруг я испугался, что меня выдаст моя собственная спина - излишне напряженная, неподвижная спина откровенно подслушивающего человека, - и сменил позу.
- А с бампером, короче, думать надо! Не знаю! Не знаю, говорю! Да? И сколько? В долларах? Что значит "у. е."? На хрен мне нужны его "у. е."? "У. е." - это можно и в долларах считать, и в евро считать, а там разница вылезает такая, что мало не покажется! Вообще, это не по-пацански! Какие-то гниловатые расклады получаются! Да? Он что, коммерсант? Если он гниет, пусть так и скажет! Я, типа, не пацан теперь, а коммерсант! Тогда и отношение будет соответствующее! Ты, короче, понял! Да! Я - сказал, ты - понял, а дальше сам думай! Если умеешь! Фары будут! Давай! Пока!
Этого собеседника он обнимать не стал и, кстати, братаном не назвал ни разу.
- Алло! Ну как ты?! Жива-здорова?! И я такой же! Ага! Чем занимаешься? Это хорошо! Это правильно! Учеба еще никому не повредила! Я? Не, я уже ученый! Кипяченый!
Ага, это он со своей девочкой. Сначала дела, потом "дунуть", далее - о машине позаботиться, а тут и до прекрасной дамы дошел черед.
- Конечно, подъеду! Если вырвусь! Я ж занятой, ты же знаешь! Да! Подъеду по-любому! Прокатимся, проветримся, сигареты с фильтром покурим! Шучу, конечно! Я говорю, типа, шутка! Что? Да! Мы же договорились! Розочку на попке! Не, не ищи, я сам найду! За бесплатно сделают! Да, и такое бывает! А ты почаще со мной общайся, и узнаешь, как оно бывает! Да! Целую! Не, я все время о тебе думаю! Жизнь, типа, тобой начинается, и тобой же и кончается, конкретно!
Ну да, девочка у него соответствующая. Желает, значит, татуировочку. Украсить тело. Впоследствии, без сомнения, будет еще пирсинг. Дальше вероятны силиконовые имплантанты. Если бойфренд финансово потянет. Если не потянет, можно и бойфренда сменить, но это путь опасный, поскольку гладких, ярких, юных и сексуальных девчонок в моем городе, слава богу, избыток, тогда как хорошо обеспеченных молодых мужчин, пусть даже и бандитов, не так много, и они разборчивы. На дворе капитализм, и на рынке невест конкуренция…
Дальше мне слушать надоело. С братаном было все ясно. Машины, травка, девочка с татуировочкой - ничего особенного. Пора уходить. Хорошего - понемножку, как сказал мой друг Вова Бомбей, освобождаясь из тюрьмы после шестилетней отсидки.
Я встал, смакуя момент. Обернулся - и большим усилием воли удержался от нервного смеха.
Деловой братан оказался щуплым отроком, почти мальчиком, с мясистыми бледными губами и длинными, слегка сальными волосами, спадающими на узкие плечи. С тоненькой шейки свисали на кожаных шнурках какие-то хипповские фенечки, а из коротеньких рукавчиков рубашечки торчали тоненькие ручки с больной дряблой кожицей на острых локоточках. Я ожидал увидеть мускулистого жлоба, начинающего хищника, поджарого деловара - а обнаружил субтильного переростка. Особенно удивительной мне показалась его обувь: некие спортивные туфли на манер старых советских кед, со шнурками, завязанными симпатичными бантиками.
Каким образом из узкой груди выходили столь густые и низкие звуки - я не понял.
Возможно, он банально играл. Изображал делового маргинала. Или, что тоже возможно, бандиты в наше время измельчали. Или, что вероятнее всего, сегодня суждено мне было избавиться от очередного мыслительного стереотипа. Получить повод посмеяться не над посторонним человеком, а над самим собой.
Правильно, все правильно. Нехуй корчить из себя знатока жизни.
Тоже Родина
- Не знаю, как ты, - сказал Иван, - а я всем доволен.
- Что будешь пить?
Мой брат придвинул к себе меню, но так и не раскрыл.
В течение последних семнадцати лет он последовательно занимался финансовыми операциями, импортом вина, выдачей ссуд под залог, регистрацией юридических лиц, производством стирального порошка, торговлей игрушками. Он ходил измученный, бедный и гордый. В конце концов послал всех к черту и пошел работать за твердый оклад. Его жизнь немедленно изменилась. Он сделался спокоен и благодушен.
Он не стал счастлив, он всегда был счастлив. Я и он - двоюродные братья - были и остаемся счастливы по праву рождения. Наши родители, веселые и умные люди, сделали нас по большой любви. Наши матери дружили, наши отцы вместе путешествовали. Однажды, вернувшись из похода по Кабарде, мой отец и отец Ивана, сорокалетние мужики, ради шутки залезли в дом через окно. Чтоб, значит, позабавить маму Ивана и мою маму. Такова была одна из тысяч шуток и забавных приключений, которыми сопровождалась жизнь нашего клана. Мы с братом росли в уникальной атмосфере.
Мы всегда делали, что хотели. Повзрослев, мы создавали фирмы, влезали в долги, торговали пивом, акциями, черт знает чем. Мы могли выглядеть угрюмыми, злыми, изможденными, мы годами отказывали себе в необходимом, обрастали врагами, неоднократно ссорились друг с другом - и были счастливы. Мы не умели иначе.
В отличие от меня, упертого сангвиника, тощего, вспыльчивого, большого любителя радикальных поступков, Иван не слишком любил приключения. Искал покоя. Я пил, курил гашиш, работал по пятнадцать часов, скандалил с женой, сочинял романы, сидел в тюрьме - Иван вел дела без надрыва и далее в самые трудные времена находил способ посещать бассейн или заниматься йогой.
Сейчас я смотрел на него и наслаждался.
- Алкоголь не хочу, - решительно сказал он и отодвинул меню. - Буду чай и какое-нибудь пирожное.
Обменялись семейными новостями.
Десять лет назад, когда нам было по тридцать, мы говорили только о том, как разбогатеть. И о том, кто из наших общих знакомых разбогател. Из наших общих знакомых никто не разбогател. Мы тоже не разбогатели. Теперь мы говорили о женах, детях и родителях. Эта информация была гораздо важнее, чем сценарии обогащения.
- Родители стареют, - сказал брат. - А в остальном я всем доволен.
Он ходил на работу к десяти, в пять вечера заканчивал. Платили мало, но ему хватало, он уже научился из небольшого количества денег получать большое количество пользы.
- Что ты так смотришь? - спросил он. - Да, я люблю сладкое. Это ты у нас мачо. Виски, кофе, сигары.
Я ухмыльнулся. Виски и кофе давно были в прошлом. Как и статус мачо.
- Может, и мне устроиться на работу?
- Тебя никуда не возьмут, - сказал Иван, вежливо двинув щекой (такова его гримаса сожаления). - Ты судимый.
Раньше он носил очки, с ними была связана вся его мимика и мелкие жесты: он то поправлял их, ударяя указательным пальцем в переносицу, то снимал, то опять нацеплял, то двигал бровями. Теперь пользовался линзами. Лишенное очков, его лицо казалось мне широким, про такие лица иногда говорят: "будка".
- Судимость снята и погашена, - сказал я.
- Неважно. Главное - что она была. В корпорациях с этим строго.
Я вздохнул. Брат не сказал ничего нового. Судимым никуда нет дороги. Судимым даже кредита не дают. За два последних года я просил четыре раза в четырех местах, и везде получил отказ. Пыхтел, взмахивал золотым "Паркером"; кричал, что я известный писатель, дарил свои книги с дарственными надписями - бесполезно. Однажды мой приятель затащил в постель девушку, по профессии - кредитного инспектора, и она сказала, что российские граждане не вернули банкам четыре миллиарда долларов. Поэтому условия выдачи ссуд ужесточены. Просителей проверяют. Судимых немедленно отбраковывают.
Писателей, наверное, тоже.
- Есть, конечно, какое-то чувство нереализованное, - задумчиво сказал Иван. - Может быть, я мог бы сделать больше. Мой последний бизнес, игрушки… Классная была идея… Миллионная. Я едва ее не раскрутил… - Он вздохнул. - Черт с ней. Я всем доволен.
- И я.
Он покраснел и засмеялся.
- Мы говорим, как старики.
- Ничего удивительного, брат. Мы слишком много читали русской классики. Пушкин писал о тридцатилетних ветеранах, вышедших в отставку генералами. У Толстого, если помнишь, Анна Павловна Шерер - бодрая, "несмотря на свои сорок". Мы и есть старики. Биологический возраст ничего не значит. Главное - объем пережитого.
Иван сказал, что согласен, и облизал крем с ложечки.
В определенном ракурсе брат очень похож на типичного "сытого русского". Не "нового русского" из девяностых - эти уже в могиле, или в Лондоне, - а на современного, образца нулевых годов. Он плотный, круглый, коротко стриженный блондин. Слава богу, он хотя бы не носит шорты. Или майку "Привет из Египта". Ну, и взгляд, у него все-таки взгляд бойца, так смотрят через бруствер; он слишком многое повидал, однажды был похищен и неделю провел в плену у подмосковной братвы, - а нынешние "сытые" в подавляющем большинстве имеют глаза фуражиров, тыловиков, людей из обоза.
Нет зрелища более странного, чем вид благополучного русского человека. Особенно любопытны родившиеся в конце восьмидесятых, проскочившие девяностые в качестве сопливой детворы. Теперь они окрепли, такие пупсики в скандинавском румянце, иного двухметрового юношу невыносимо хочется пощекотать двумя пальцами. Ухоженный, расслабленный русский к двадцати пяти годам норовит набрать вес, у него щеки, жопа и живот, и он не способен скрыть самодовольство. Социальная маскировка ему неведома, он всегда выглядит в точности на ту сумму, которую зарабатывает.
А вот брата моего благополучие не испортило, он его получил не в результате роста цен на энергоносители, и не система потребительского кредитования сделала его спокойным и благодушным.
Потом нам помешали. Подошла девушка и попросила сигарету. Я немедленно отдал всю пачку; дама не отказалась. Вернулась за свой столик, одинокая и независимая. Подождав минуту, я предложил ей присоединиться.
Присмотрелся. Коротко стриженная полная брюнетка в массивных клипсах. Некрасивая, но приятная, лет тридцати. Назвалась Аллой. Усаживаясь, совершила много кокетливых телодвижений.
- Мы братья, - сразу сообщил я.
- Непохожи.
- Настоящие братья всегда непохожи.
Мне симпатичны толстухи, затянутые в узкие одежды. Их всегда немного жаль. Забавно наблюдать, как их телеса рвутся наружу из штанов.
- Вы не думайте ничего такого, - предупредил я. - Мы с братом скромные, усталые, женатые и многодетные. Мы не ищем женского общества.
- Тогда зачем вам я?
- Черт его знает.
- Мгновенный импульс, - подсказал Иван.
- Вы типичные современные мужчины, - смело усмехнулась толстуха.
- О! - я обрадовался. - Расскажите о типичных современных мужчинах.
Она села напротив меня, рядом с Иваном. Это мною было специально подстроено, я всегда любил провоцировать брата на приключения.
- Ну, не совсем типичные, - она улыбнулась. - Вы, конечно, интересные, оба. Вы, это… смотритесь. Наверное, в прошлом вы натворили много дел.
- Ну, - Иван кашлянул, - не так чтобы уж.
- Стоп, - сказал я. - Давайте вернемся к типичным современным мужчинам. Мне интересно.
- Они все скучные, - с вызовом объявила брюнетка. - Усталые, скучные и жадные.
- Но мы не жадные, - возразил я. - Брат, ты жадный?
- Не думаю, - сказал Иван.
- Вот видите. А ваш муж? Он тоже скучный и жадный?
- Я не замужем.
- Почему?
- А мужиков нет нормальных. Или, может, мне просто не везет.
Она извинилась и ушла в туалет. Иван вздохнул.
- Хочешь ее? - спросил я.
- Нет.
- У тебя - машина. И дача. Все условия. Она не профессионалка. Просто ищет мужчину. Лови момент. Полные женщины очень изобретательны.
- Спасибо, - сказал брат. - Обойдусь. Я уже в том возрасте, когда согласие пугает больше, чем отказ.
- Слушай, у нее татуировка на спине. И свежая кожа. Она интересная.
- Побойся бога, - чопорно сказал брат. - Я отец троих детей. Лучше сам займись. Ты писатель, тебе нужны новые впечатления.
- Не могу. Через два часа мне надо быть в Электростали. В родной налоговой инспекции. Я задолжал родине тысячу рублей.
- По-моему, ты должен гораздо больше.
- Еще неизвестно, - сказал я, - кто кому должен.
- Тогда, - сказал Иван, - купи этой секс-бомбе какой-нибудь коктейль, и пойдем. Зачем ты вообще ее позвал?
- Развеяться.
Толстуха вернулась с заново накрашенными губами.
- Извините, что заставила вас скучать.
- А нам не бывает скучно, - ответил брат и хулиганским движением почесал скулу.
- Так что там, - спросил я, - с современными мужчинами?
Брюнетка повела плечами, немного манерно.
- У меня был жених. Мы жили вместе. Он подарил мне шубу. Потом переспал с моей подругой. Я узнала. Мы расстались. Когда я уходила, он отобрал у меня шубу. Теперь в ней ходит моя бывшая подруга.
- Печально, - сказал Иван. - Вы одновременно лишились шубы, подруги и жениха.
- Фиг с ним, с женихом! И с подругой тоже. Шубу жалко.
- Если он забрал шубу, - возразил я, - это не жадность. Это хитрость, ловкость и расчет. Это то, без чего сейчас нельзя жить.
- Значит, вы такой же?
- Нет. Я совсем другой. Я сначала женился, а уже потом одел и обул свою жену, как полагается.
- Вашей жене повезло.
- Она так не думает. Хотите выпить?
- Хочу, - сразу сказала женщина. - Мохито.
Я заказал два мохито. Себе - безалкогольный. Ивану ничего не заказал. Он заскучал, я тоже, можно было бы ничего не заказывать, собеседница мне уже надоела. Она обвиняла в своих неудачах всех, кроме самой себя. Она сидела, молодая, крепкая, бодрая, то груди выставит, то ногу на ногу закинет, то пыхнет сигаретой - не соблазняла, а так, себя показывала, - но кроме этих простейших телодвижений самки, она ничего не умела делать. Трудно заманить современного мужчину такими примитивными маневрами.