Хроника одного падения... - Марат Буланов 11 стр.


И Надя ушла. Михаил, пожав плечами, отправился домой. "А, больше не придёт… Что ж, другую найдем!".

Но на завтра к пяти, "алкаш" уже стоял у кинотеатра трезвый, как стёклышко. Только похмелье мучило. Надя появилась, через некоторое время, улыбающаяся, стройная, воздушная… "Да она симпатичная девка, - к тому же, совсем молоденькая! - отметил Михаил. - Как сразу-то не разглядел, болван!".

- Теперь другое дело! - Надя явно, была в отличном настроении. - И куда пойдем?

- Даже и не знаю… Здесь лее не центр.

- Пойдем тогда к вам. Ведь говорили, что неподалёку живёте…

Михаила охватило волнение. Выпившим, он чувствовал бы себя в своей тарелке, а сейчас, обычные тревожность и неуверенность овладели им. Как бы давление не поднялось!..

- Вот здесь и живу. Один… - пропустил Надю вперёд, в свою жалкую "халупу". - А напротив, родители обитают.

- Я тоже, с родителями, живу в частном доме. Он у нас большой! Ой, как интересно! Да у вас целая библиотека! Книги по психологии… Всерьёз занимаетесь? А я, только что, сдала экзамены в госуниверситет на исторический. Поступила!

- Вот как? Для меня это неожиданность…

Из допотопной кухни, прошли в маленькую комнатушку. Сесть было некуда, и Надя пристроилась на краешек кровати. Михаил сел рядом. Молчание… Внезапно, у него задрожали руки. Кончиками пальцев, провёл по обнаженному предплечью девушки.

- Вам нравится, когда так вот задеваю?

- Да… - дыхание Нади стало прерывистым.

- Впрочем, не стоит делать глупости… Нехорошо себя чувствую… Кажется, давление поднялось. Надо померить.

Тонометр показал 180 на 100.

- Надя, если можно, вызовите "Скорую", - таблеток никаких нет. Что-то неловко мне…

- Да, конечно! - перепуганная девчонка выбежала из дома. На улице, как назло, пошел сильный дождь. Но Надя через 15 минут вернулась - Вам очень плохо?

- Да ерунда! Переволновался немного…

Прибывшая бригада врачей осмотрела больного. Медсестра сделала магнезию. Промокшая до нитки Надя, смотрела на всё это, широко раскрытыми глазами.

- Вы, наверное, после того, что увидели, не захотите больше встречаться? - спросил Михаил, после ухода врачей.

- Да что вы! Совсем далее не против… А от пьянки нужно лечиться. Так ведь, себя погубите!

- А у меня, уже есть направление в наркологический стационар. На работе предупредили: если не лягу туда, рассчитают. Начальство, в принципе, ценит и потому, пока не выгоняет. Даёт, как говорите, шанс…

5

На улице Потерянной, где жил Михаил, дом дяди Коли Норина - местного "поэта", - стоял на самом углу. Старик давно уже, жил один, - жена ушла, как только он, "забыв всё на свете", занялся стихами, проводя бессонные ночи, в неотступном мыслительном изнурении. И в самом деле, вместо того, чтобы быть обыкновенным хозяйственным мужиком, как все, Норин поддался какой-то странной дури. "Я великий русский поэт, - говаривал, подвыпимши, "мэтр", - превзошел самого Блока!". И это, при всём при том, что, с виду, дядя Коля был, мелковатой породы, мужичонка с лысиной; юркий, шустрый, в засаленном пиджачке и стоптанных ботинчошках…

Михаил зачастил к нему, когда только начал писать свои первые, немудрёные вирши. Волнуясь, прочел их под орлиным взглядом, "патриарха" национального стихослолсения. "Видишь ли, дорогой мой человек! - закурив, жадно эдак затянулся Норин. - Технически, слабоваты твои стихи. Пишешь не сердцем, но умом, а настоящая поэзия, - глубокомысленно заключил он, - прежде всего, должна выражать чувство! Вот, послушай-ка…". И дядя Коля, с каким-то детским восторгом, подвывая, выдал свою "коронку" - "О, мать - Земля! В стремительном полёте…".

Михаил, сразу, почувствовал стилистические огрехи "творения", но ничего не сказал. Ведь был-то, всего лишь начинающим, и в газете тогда еще не работал.

- "Как с Солнцем вальс закружишь ты его!" - видишь, какой мощный образ! Образы, брат, в стихах самое главное! И заметь, какой расклад - Земля, Солнце… Планетарный масштаб мысли! Это самое сильное моё стихотворение. А пишу-то, уже 20 лет… Согласись, есть чему поучиться. Верно?

- Дядя Коля, а вас печатали?

Норин немного замялся, но виду особого не подал.

- Да ничего оне не понимают в Поэзии! Считаю ниже достоинства просить, о чем-то, у зажравшихся гадов. Я ведь, как-то, первое место занял на конкурсе, ну… самодеятельных поэтов, значит. Мои стихи, еще будут не просто читать, а изучать!

И "мэтр" показал Михаилу целую стопку, исписанных каракулями, общих тетрадей, извлеченных из древнего, запылённого шкафа…

…Норин, как всегда поддатый, сидел на незастеленной кровати. Годами немытые полы, почерневшая от сажи печь, грязный рукомойник. На столе - страшный кавардак: стопки, бутылки, луковичная шелуха, изъеденная селедка… "Творческий беспорядок" - определил Михаил.

- A-а, дорогой мой человек! Садись, пить-то будешь?

- Нет, дядя Коля, завязал. Че делаешь?

- А ниче не делаю! Я - пенсионер. К Серёге, сыну, вот недавно ездил. Он сейчас пизнесмен! Уважаемый человек! С самим мэром посёлка, за руку здоровается! Коттеджу трехэтажную строит… Да… Далеко ведь пошел, засранец!

Михаил вспомнил малограмотного, но с мужицкой хитрецой, сына Норина, своего одногодку, уехавшего, на заработки, в некий лесной посёлок. Такой, действительно "далеко пойдет" по узколобой материальной стезе. На болыпее-то, Серёге, претендовать не приходится…

- Напечатали мой цикл стихотворений, в газете "Рабочий путь". Принёс вот, показать.

- Ну-ка, ну-ка… А, всё одно, без очков не вижу. Да ты ведь, чего-то читал. Стихи-то, не от сердца…

- Куда уж до вас, дядя Коля. До гения-то, непризнанного! Но я, тем не менее, рад. Всё-таки, первая крупная публикация, после занятий в литобъединении. Слушай, почитай-ка свои!

- Да не стоит… Лучше скажи, когда с Шаровым, - ну, что работает корреспондентом тоже, - девок приведёте?

- Так это, опять пьянка будет. Сказал ведь, - сейчас в завязке. Ох, и проказник же старый! Всё тебе молодых подавай!

Норин вдруг стал серьёзным.

- Запомни, бабы - наши враги номер один! Особенно для поэтов. Мужики всегда стремятся взлететь, а оне тянут вниз. Вот почему, живу-то одиноко. А так, развлечься, почему бы и нет?.. А насчет стихов, знаешь, разочаровался я в них… Уже два года не пишу, потому как, никому творения, кроме меня, не нужны. Никому! А сколько сил и времени потрачено! Так-то вот…

Глава 3

1

Михаил, зайдя как-то раз к Мещеряковым, застал Светку в глубоком унынии. Недавно, дура вернулась из вояжа по стране с Борщевским, который отправил Герцогиню домой, а сам остался в своём Питере. Порезвились в поездке они на славу, посетили около шести городов, где авантюрист-влюблённый проводил, так называемые, семинары. Естественно, наобещал Светке с три короба, что, мол, разведётся с молодой женой и заберёт Герцогиню, на жительство, в Петербург вместе с Сашкой. И вот сейчас, несчастная была, как на иголках. То страстно дожидаясь звонка от "любимого", то впадая в депрессию, догадываясь, - что, на самом деле, Борщевскому совсем не нужна.

- Модест, всё равно, её бросит, потому что обожает только меня! Что усмехаешься-то? Пойми, что это не просто шуры-муры, а серьёзное и глубокое чувство! Которое вам, - жалким людишкам, - никогда не понять!

- Ты, хоть раз, подсчитала, сколько вот этак, "серьёзно и глубоко", блин, любила? Раз пятнадцать, если не ошибаюсь?

- Зато, ты никогда не любил! Пожизненно влюблён в самого себя, да в свою науку! Если даже, собственный ребёнок не нужен! Приходишь, чтобы только отметиться, а на его судьбу плюёшь с колокольни!

Светка вскочила с дивана и быстро зашагала по комнате, как разъярённая львица в клетке. Михаил не нашелся, что ответить.

- Забирай свои фотографии - и походные, и где ты с Сашкой! - Герцогиня бросилась к шкафу и швырнула их оторопевшему "другу". Такой он её, - никогда не видел.

- У нас с Модестом духовная связь, - с полуслова, понимаем друг друга. А эгоисту, только одно подавай! Тем более, трахаешь всяких там потаскух, да еще об этом рассказываешь! Корреспондент!

- Во всяком случае, я прихожу не к гулёне, а к сыну…

- Да разве ты отец?! Ты его, что ли, вырастил?! Убирайся к чертовой матери, и больше сюда ни ногой!

В двери, уже заглядывала встревоженная мать Светки. Михаил, оскорблённый до глубины души, встал и направился в прихожую. Герцогиня с перекошенным лицом, - именно такой, запомнил её в последний раз, - выпроводила, с гробовым молчанием, наружу.

"Ну и черт с ним, дура набитая! - только в автобусе, и пришел в себя. - Может, это - лишь к лучшему. Всё равно бы, на тебе никогда не женился… Ни ногой, так ни ногой! Больше тогда, не увидишь!.. Да и зачем, эта стерва нужна? У меня теперь, Надя есть…".

Дома, когда свалился без сил на кровать, опять, нахлынули воспоминания. Несколько раз здесь, в халупе, была у него Светка. Как-то зимой, когда еще Мещеряковы не переехали на новую квартиру, Михаил, вечером, заехал за Герцогиней и предложил отправиться сюда, в "избу". И она, без колебаний, согласилась. Маленький Сашка остался с бабушкой и дедушкой.

Купили бутылку хорошего вина, и завалились в нетопленный дом. Летом, Светка как-то была тут, а зимой еще нет.

- Ты попробуй, хоть раз в жизни, печь растопить!

Дрова уже приготовлены, в амбар идти не надо. А я пока, забегу к родителям - через дорогу.

Светка была в приподнятом настроении, и занялась печью так, будто забавлялась весёлой игрой.

- А что, экзотика, далее очень, меня привлекает! Тут лее, берёста вроде нужна?

- Растапливай бумагой. Спички здесь…

И ведь, справилась, изнелеенная мимоза!

Потом, пили вино на кухне, под треск разгоревшихся дров. Романтично было. Глаза у обоих блестели.

- Мужика-то, как хочу! - потянулась Герцогиня.

- Иди ко мне!

Согрешили прямо на стуле… А потом, была бессонная ночь в сплошных разговорах. Уже под утро, Светка спросила:

- Слушай, даёшь слово, - если со мной что случится, - что не бросишь Сашку?

- Ну, разумеется. А почему об этом спрашиваешь?

- Да мало ли, что в леизни молеет произойти… А ведь ты, Михаил, меня совсем не любишь, и никогда не любил!

Деваха, неолеиданно, заплакала. Но "друг" утешать не умел. Вообще, какой-то он холодный, безлеалостный человек! Почему так? Почему не такой, как все нормальные люди?

Светка уже спала, а Михаил всё размышлял над своей странной, никому не приносящей, кроме боли, леизнью. Отец, тогда еще сказал: "Не сердце у тебя, а кусок льда!" И ведь, батя в чем-то прав… Почему его совсем не тянет к Сашке? Ведь, вроде, родная кровинка… Полеалел бы ребёнка, и леенился на взбалмошной дуре! Но будто чувствовал, что судьба поведёт по другому пути…

2

- Борис Борисыч! Вы? Ну, никак не ожидал, что сюда, на Потерянную нагрянете! Я разве, адрес оставлял? - Михаил открыл дверь Николаеву.

- От жены ушел. Можно, здесь немного пожить, ну, хоть пару-тройку дней? - Борис Борисыч, конфузливо, протиснулся в кухоньку Михайлова жилья. - Честно сказать, не ожидал увидеть вас, в столь необычном одеянии!

- Ну, конечно же, живите! А это я дрова заготавливаю, воду ношу. Мы ведь тут, как в деревне. Так что, не обессудьте…

- Мне бы такую квартирку!.. - любовно оглядывал, убогость избы, кандидат наук. - Сиди себе, занимайся, читай литературу…

- Кстати, Борис Борисыч, как у вас здоровье?

- Давление замучило. Сердчишко всё больше пошаливает. Ну, да ведь не сто лет жить! Пить будете? - вынул, из кармана плаща, бутылку водки.

- Уже неделю, на дух, не принимаю. В наркологию ложусь скоро. Руководство "Вечерки" настаивает…

- Поражаюсь, как вы, со своим меланхолическим, тревожным темпераментом, со слабой нервной системой, умудряетесь справляться с газетной работой. Налицо - ярко выраженная, компенсаторная функция стиля, приспособительные возможности темперамента!

- Зато, в науке не преуспел. Мяткин так и не нашел время, прочитать мою статью?

Вместо ответа, Борис Борисыч налил себе сразу полстакана "пойла", кривясь, выпил. Как же, этому славному, талантливому парню, сказать правду? Ну, недолюбливает Мяткин его, - почему, - неизвестно. Может, Клейман, у которого работал в лаборатории экспериментальной психологии личности, наговорил какие-нибудь гадости? Клейман ведь, рассчитывал, что Михаил станет вкалывать на его докторскую, выполняя определённый объём работы. А парню, видать, не по душе были идеи зав. кафедрой. Поскольку, своих мыслей - прорва! Теоретические проблемы, как орехи щелкает. То бишь, явные наклонности к сугубо теоретическим исследованиям, но никак, не экспериментальным. А Мяткину-то факты, факты подавай!..

- Со статьей, видимо, придётся еще подождать… У вас же, два кандидатских сдано?

Михаил ничего не ответил. И так всё ясно. Не дают ему хода. Все усилия напрасны. Надо было, сразу под Клеймана работать, - и дорога к кандидатскому диплому открыта. Провести серию экспериментов, а потом, написать ученический трактат. Но это не прельщало. Ведь, с дешифровкой теории Берлина что-то, наконец, стало прорисовываться…

Николаев, между тем, приканчивал бутылку и уже, собирался идти за второй. Деньги у него, на этот раз, были.

- Борис Борисыч, - решился Михаил, - я, кажется, нашел ключ к пониманию теории. Установление однозначной разноуровневой связи меж свойствами, фактически, означает экспериментальное доказательство того, что индивидуальность есть, не что иное, как человеческий генотип. Это, не побоюсь сказать, революция не только в психологии, до сих пор несущей груз, так называемой, "социальной" детерминации, - это революция, вообще, в науках о человеке!

- Ну, вы загнули, однако… Что же, по-вашему, развитие личности и её ролей в социальных группах - наследственно предопределено? Да сие панбиологизм какой-то! Нет, Берлин так считать не мог!

- Вы же, сами видите в человеке животное!

- Да, отчасти он - животное, но социальность, некая надприродность, давно уже вывели homo из мира зверей. Человек - это, как бы, кентавр с батареей биологических рефлексов. Но его психика несёт на себе, еще печать Социума, и именно это, неизмеримо, отделяет людей от животных.

- Да нет же чисто биологических и чисто социальных свойств! А есть видоспецифика биологического вида Homo sapiens, отличие которого от других видов - производство продуктов потребления с помощью разнообразных орудий. Весь фонд рефлексов, - то бишь, человеческих потребностей, - задан генетически, а Культура, в том числе и духовная, создана на базе наследственных механизмов высшей нервной деятельности.

Но, судя по всему, Борису Борисычу было уже не до полемики. Желание загасить душевные страдания водкой, брало своё. Ведь, с женой и детьми - проблемы, в институте платят копейки, в стране развал, беспредел… Что еще остаётся, как не пить?

…Запой длился четыре дня. Всё это время, Михаил, с сожалением и болью, смотрел на падение Учителя, который превратился в подобие человека. Что ж это, творится-то с людьми?..

3

"…Федорцов, обманным путём, вывел ребёнка со двора дома, на улицу Свердлова к дому № 38, где на чердаке совершил, в отношении девятилетней девочки развратные действия, а затем, и действия, повлекшие смерть в результате насильственной асфиксии. Федорцов острым предметом выколол жертве глаза и изрезал половые органы…" - читал судебное постановление Михаил, делая выписки в блокнот. "Классный будет материал, - думал он. - Такая душераздирающая жуть… А читателям, этого только и надо. Недаром Стас, зам. редактора, требует от меня острых, скандальных сюжетов. Нынешние газеты - да наша же "Вечерка", - подобным и выживают в конкурентной борьбе с другими изданиями…".

И то, правда. В последние полгода, "Вечерка" стала заметно сдавать, - рекламы поступало мало, бумага вздорожала, печатные услуги тоже. А отсюда, низкий тираж, снижение зарплаты сотрудникам. И в розницу-то покупают газету неохотно. Вон, в печатных киосках, - чего только нет! Пестрят ассортиментом. Уж, и цену снизили за экземпляр, а толку никакого. Вот почему, редакторат поставил перед журналистским корпусом задачу: во что бы то ни стало, привлечь внимание читателя, - то есть, хоть чему, - с известной оговоркой, разумеется. Лишь бы, "Вечерку" разбирали, как в былые времена.

"Да что там скрывать! - с горечью, высказался как-то Никитский. - Гибнет газета, недолго осталось. Точно, - "Новь" приберёт скоро к рукам, сделает дочерним предприятием. Их тираж - 60 тысяч экземпляров, - не то, что наш. Поэтому и рекламу туда несут. А главное имидж, - издание-то областное, не чета городской "Вечерке"! Помяните моё слово - будем под ними ходить".

Так, в принципе и получилось. Главного редактора, "Новь" сразу заменила своим человеком. Кардинально переделали и оформление макета. Лишний балласт из сотрудников поувольняли, произвели перестановки оставшихся кадров. Но, по большому счету, ничего это не дало. Газета хирела и хирела на глазах. Понятно, что такое положение дел отражалось на настроении журналистов, - зарплата ведь, в два раза снизилась, а работы стало больше.

Михаил, как и все, тоже упал духом. Пьянки участились, а отсюда - недовольство начальства. "Алкаша", уже пару раз, выводили за штат, но потом, опять, неизменно возвращали, поскольку журналист был способный. И редактор, Сысоев, настаивал, чтоб сотрудник полечился от алкоголизма. Хотя, его самого, вечеркинцы, чуть ли не каждый день, видели пьяным после работы…

- Александр Иванович, вот ты в журналистике, уже много лет, в наших изданиях городских, где только не работал… - Михаил брал иногда, "уроки" у газетного "волка" Никитского. - Может, мы не пользуемся спросом, потому, что "Вечерка" пишет о городской херне, типа коммунально-бытовых нужд или расхваливания местной администрации? Надо внести, наверное, какую-то свежую, острую, политическую, что ли, струю?

- Всё дело в имидже, который у нас слабоват, - отложил прочитанную статью Никитский. - Пишем, к тому же, по-старинке, как в старые советские времена. Я хоть и коммунист, но теперь другой политический расклад, - вот, мы и в жопе. Нужна другая концепция газеты. Но, даже это, вряд ли поможет… А политика, всем уже надоела. Поэтому стоит ли?

- Неужели, теперь у коммунистов нет никаких шансов? Да вы-то сами, с Шаровым, хоть верите своим утопическим идеалам?

Никитский нахмурился. Закурил.

- Надо верить. Другого выхода нет. Люди, неизбежно, будут стремиться к чему-нибудь светлому, справедливому, хотя это, в принципе, не достижимо. Но если остановимся в своём стремлении, что тогда будет с обществом? Съедим ведь, друг друга!.. И потом, от людей, мало что зависит, если посмотреть с другой стороны. - Никитский сбросил пепел. - Личный выбор не субъективен, но объективен. А альтруистическое начало, у человека, не следует отрицать. Если бы не было его, общество никогда бы не выжило и не прогрессировало бы. Сие подтверждаю уже, как биолог. Кстати, ты, газетчик, должен являться проводником, носителем этого альтруизма, выражая общественные, народные нужды. Так что, иди, давай, - работай!..

Назад Дальше