На второй месяц занятий, Вребнев объявил, что наступает очередь по разбору литобъединением, написанных Михаилом "опусов". Заблаговременно, рукопись была прочитана членами студии. Конечно, при разборе, нашлись такие, кто резко отрицательно отнесся к стихам, упрекая автора в безобразности, явных стилистических, ритмических и прочих огрехах. Но опять, "Старую Зареку" хвалили, а всё остальное посчитали, увы, "не поэзией". Одна язвительная дама, даже написала пародию на небольшую поэму, в которой Михаил "бичевал", процветающий в стране, беспредел.
Но были и другие, вставшие на сторону, "подающего большие надежды", автора. К примеру, на написанное, только недавно, стихотворение "Солнечный ветер", положительно откликнулась, чуть ли не половина литобъединения… Однако, Михаил, уже не мог больше оставаться в студии. Для сего имелась, помимо прочего, особая веская причина.
"Какие они, всё-таки, замкнутые, эти поэтишки, каждый сам в себе, каждый интересуется только самим собой! Никаких добрых, товарищеских чувств. Не как в "Вечерке", где сплоченный весёлый коллектив! А тут, какая-то мёртвая зона. Тем более, никогда не угодишь, этим полуживым гипер-эстетам. Каждый мнит о себе, что он гений! Да пошли, к черту, все…". И разочаровавшись, парень в литобъединении, больше не появлялся.
Напечатали, правда, в газете "Рабочий путь", вскоре, растреклятый цикл, который всем был по нраву. Но какой из этого прок? Нет, - слабый Михаил поэт. Со средними способностями, бездарность. И зачем только, взялся не за своё?..
4
В наркологический стационар, - бывший поповский дом, расположенный рядом с Троицким храмом, - Михаил попал, как говорится, по блату. Год назад, он брал интервью у заведующей "алкогольной" больницы - Маргариты Николаевны Цветковой, а проще - Марго, как её уважительно и вместе с тем нет, называли обитатели "курорта". Марго была бессменным его руководителем, не имея, за плечами, даже высшего медицинского образования. Но работу свою знала ой, как хорошо!
- Проходите, устраивайтесь поудобнее! - Цветкова пропустила корреспондента вперёд, в роскошный кабинет, обставленный дорогой мебелью. - И что, собираетесь писать про нас?
- Слышал, Маргарита Николаевна, что лечение алкоголизма поставлено здесь весьма неплохо. Квалифицированный коллектив врачей и медсестёр, хорошее отношение к пациентам, вкусное питание. Стационар больше напоминает дом отдыха, чем больницу.
- Не забывайте, что у нас есть трудовая терапия! - Марго, развалившись в кресле, с явным удовольствием давала интервью. - Порядок наводят сами мужчины и следят за его соблюдением. Видели дежурных на входе? Кстати, ваш отец, уже третий раз здесь лежит… Он ведь, "навёл" сюда?
- Да, с пьянкой у бати беда.
- А у вас, что ли, нет? Игнатий Иванович говорит, что и сын стал часто закладывать. Так что, если будут проблемы, пожалуйте к нам! Это дело серьёзное. Лечиться начинать, лучше сразу, не откладывая!..
Михаил поднялся наверх, - на второй этаж;, опросил больных, которые, наперебой, расхваливали местный режим, условия обитания. Батя сидел среди них и светился от гордости: "Это мой сын! Корреспондент!".
А вот теперь, год спустя, и сам Михаил стал пациентом "курорта", но запой ему не купировали, как многим. Лечить начали трезвенького, не забывая, что "репортёр" - протеже самой Марго. Потом уже, когда он попадет сюда несколько раз и, не долечившись, бросит терапию, Цветкова скажет: "Всё! Хватит с нас. Больше никогда не приму. Как бы плохо ни было…". А держать слово, Марго умела.
…Уже неделю Михаил принимал таблетки и процедуры. Утром ходил на работу, - благо, что редакция располагалась в трёх остановках от больницы, а режим был почти свободным. Вечером в столовой отписывался. А дом его находился, всего, в двух шагах. Надя навещала "милого", после чего, парочка отправлялась в "избу" на Потерянной. Любовь разгоралась нешуточная…
- Замечаю, Миша, будто тебя что-то мучает… Ведь, у нас всё хорошо, правда? - Надя подняла голову с обнаженного плеча друга.
- Конечно, хорошо… Лучше скажи: кроме того парня, с которым была сильная любовь, и милиционера, ну, ловкого в половом отношении, еще кто-то с тобой встречался?
- Всего - шестеро! - не без гордости, "выдала" Надя. - Но ведь это нормально. Сексуальный опыт, как не крути!
- Ну-ну…
Подруга и не подозревала, что у кавалера, давно кипела ревность к её старым похождениям. "Совсем молодая, а уже, всё успела познать! Да еще и гордится этим… Ужасно то, что она, такая красивая, нежная, была обыкновенной потаскухой, которую "имел", чуть ли не каждый!.." - изводился бедняга, но ничего поделать с собою не мог. Иногда приступы ревности были очень сильными, - аж до слёз. "Друг" при встречах, как-то, даже охладевал к Наде, и та терялась в догадках: что это с ним, не разлюбил ли? Обоюдное напряжение росло, и кризис был не за горами. А потом, и горькая развязка. Но оба, и представления не имели о приближающемся разрыве отношений.
Между тем, Михаил, не смотря на лечение, чувствовал непреодолимую тягу к спиртному. Дабы, выпив, хоть как-то унять, мучивший его "любовный" стресс. Делая стенгазету для Марго, больных и посетителей, они с Серёгой Смирновым, художником, уже договорились, как-нибудь, пропустить по 100 грамм - не больше, чтобы никто не заметил. Но пока всё откладывали и откладывали этот драматический, но столь желанный миг. Ведь, всего по 100 грамм…
5
"…Объективное стремление к реализации рефлексов генофонда, которое позволяет каждому животному не только себя самосохранить, но и воспроизвести, саморазвить в онтогенезе - это только, так сказать, общечеловеческая, видовая характеристика. Главное для нас то, что люди отличаются друг от друга, как закономерные, генетически обусловленные типы. Как и у других высших животных видов (например, крыс, собак, обезьян), в популяциях человеческих зверей, грубо молено выделить: агрессивных, злобных особей (холерики), трусливых или тревожных (меланхолики), общительных, весёлых (сангвиники), спокойных, уравновешенных (флегматики). Существует еще, и так называемая типология развития или познания по И.П. Павлову - "общие" с другими животными (или, как у других животных) и специально человеческие генотипы ("художники", "мыслители"), не говоря уже половых и возрастных биологических различиях людей…".
Сегодня, в столовой наркобольницы, посидеть и подумать в одиночестве, чтобы никто не мешал, не удалось. Мужики устроили там какой-то ремонт, и Михаил был вынужден уйти к себе в "избу", где в тишине, можно было обдумать захватившие проблемы.
Кроме того, в последнее время, как никогда, шли стихи. Вот, что значит трезвая голова! Теперь, он писал вдумчиво, не так разнузданно эмоционально, как раньше, притом, с учетом рекомендаций, полученных в литобъединении.
"И всё же, наука для меня, должна оставаться главным в жизни! Хотя, - и не согласен с поэтом Тальпиди, утверждающим, что человек-де не "абсолютное животное", что он-де, не абсолютный зверь, потому что способен на творчество. Это очередное заблуждение огромной массы творцов-"полубогов", которое утверждается веками. Наша задача - развеять сию иллюзию. Но как? Какие основания есть для этого? А они, всё равно, есть…
Г. Селье, основоположник теории стресса, пишет, что для людей характерна следующая особенность: "жажда одобрения и боязнь осуждения". У творцов она гипертрофирована, как гипертрофирован ориентировочный безусловный рефлекс, - то бишь, инстинкт познания и творчества. Жажда признания, славы, превосходства, власти в известных популяциях, удовлетворяется путём "созидающей" деятельности специально человеческих генотипов. Иначе, - всё это, наследственно запрограммировано. И сами типы воспроизводятся в Истории столетиями, с завидным постоянством. Следовательно, они объективно закономерны, даны от Природы, а не от какого-то там "духа".
Творчество посему, увы, не трансцендентно, не от Бога, как бы этого не хотелось его носителям. Приземлённая биогенетическая природа его, доказывается тем, что служит оно, в конечном итоге, цели достижения указанных выше признания, славы, превосходства, власти, а также и соответствующих материальных эквивалентов. То есть, работает, по большому счету, как на внешний социальный, так и на внутренний, личный статус (личное самомнение) человеческого животного в группе, популяции себе подобных. А эта наследственная особенность, с известными оговорками, характерна и для других высших животных. Следовательно, творчество лишь производно от базового биологического отношения. В противном случае, взятое само по себе, оторванное от главной реальной цели, оно теряет всякий смысл. Да и осуществляется творчество, с помощью биологических видоспецифических органов и использует, при этом, природный и социобиологический материал, - содержание для своего осуществления…".
Михаил перевёл дух: А вот, и доказательство! Но надо разрушить, последний "бастион" возможных оппонентов!
"Даже если, специально человеческий генотип творит, якобы, только для себя, не "нуждаясь" в оценке референтной группы и в материальных благах, (т. е. не за славу и не за деньги), - он, всё равно, работает на свой личный статус, так или иначе спроецированный на группу. Но это, довольно редкое исключение из правила".
Удовлетворённый Михаил улыбнулся. Вот они, возможности интегрального системного метода, монистического видения, не оставляющие места, так называемым, противоположным взглядам на изучаемый предмет! П о сути, это новая философская методология, в противовес диалектическому, дуалистическому мышлению. Постой-ка, постой-ка! А не может ли, интегральное видение, как объективная генетическая данность, представлять собой особый тип ориентировочного рефлекса, носителем которого является совершенно определённый генотип? Не третьесигнальный ли это тип нервной системы, если учесть что 1-я и 2-я сигнальные системы, объективно не способны к такому способу познания?..
Глава 5
1
- Ну, че Миша, пойдем? По сотке, и всё, - никто и не догадается. Мочи больше нет… - Серёга Смирнов, уже полчаса, уламывал Михаила. Но тот, по-прежнему, мучился сомнениями: "Нельзя мне, нельзя!" И, в то же время, Надя не выходила из головы: какая же, всё-таки, диспропорция между образом чистой, светлой девушки и её "мерзким грехопадением" с шестью разными мужиками, бывшими до него! Он любил и, одновременно, страшно ревновал. Ах, до чего тяжело на душе! Пойти уж, что ли, хапнуть, - может, полегчает?..
В гастрономе, купили чекушку, зашли в ближайший парк, неподалёку от наркобольницы. Выпив по 100 грамм, спрятали "вещдок" надёжно в кустах. На обратной дороге, встретились мужики, идущие из "санатория" на побывку.
- Михаил, к тебе там, девушка молоденькая пришла. Уже давно поджидает! Поторопись…
В вестибюле, на скамье для посетителей, сидела Надя, почему-то, вся в слезах.
- Что с тобой? Почему плачешь?
Та, всхлипнув, прошептала:
- Не любишь ты меня, я чувствую!
Михаил понял, что настал тот момент, когда нужно всё сказать. Начистоту.
- Пойдем-ка! - и он повёл девушку, по направлению к гастроному. На подходе спросил:
- У тебя деньги есть? Я всё истратил. Давай купим водку.
Подруга даже не удивилась. Покорно достала смятые бумажки… С покупкой дошли до Михайлова дома.
Алкаш налил себе и ей, но Надя пить не стала.
- Видишь ли, - решительно начал он, но потом, смутился, - жизнь такая штука, что иногда не знаешь, как и поступить…
Надя, опустив глаза, молчала.
- В общем, не могу больше так!
- Что - так? Я тебе больше не нужна?
- Не могу больше терпеть, что было…
- Ну-ну?
- Что у тебя было, словом, до меня…
Наступило молчание. Надя раскраснелась, руки её дрожали.
- A-а, поняла… Значит, конец. Ну что ж, - вымолвила дрогнувшим голосом. - Тогда прощай!
Резко встала и бросилась, рыдая, к двери. Михаил не удерживал. Он только налил себе, почти полный стакан водки и, залпом, выпил…
Проснулся уже вечером. При мысли о Наде и разрыве с нею, охватил ужас. Тут же сбегал к соседям, заняв деньги. На автобусе, с очередной поллитровкой, приехал на Заякина, но родители девушки не впустили. Сев неподалёку от дома, на сложенные брёвна, прямо из горлышка стал опорожнять бутылку.
"Никуда отсюда не уйду! А хоть бы, и ночевать здесь пришлось… Неужели-таки, не выйдет ко мне?" - рассуждал "друг", всё больше пьянея. Еще раз звонил в дверь, но мать, с холодным лицом, заявила, чтобы шел домой.
Между тем, почти стемнело. Михаил был пьян и уже, располагался спать на брёвнах. И тут, вышла Надя.
- А ну-ка, пойдем! Лучше не позорь перед соседями! - и она, схватив его за руку, повела на Потерянную. Благо, что жили, друг от друга, не так далеко.
Бедняга плохо помнил этот путь до дома: что-то выкрикивал, даже сопротивлялся. Но Надя, в конце концов, довела и, бросив на кровать, сказала что-то, чего не запомнил.
…Наутро, он опять, уже трезвый, приехал к ней, однако, встретил ледяной приём.
- Ты же, не захотел быть вместе? А теперь, изменить что-либо поздно.
- Но Надя! Пойми правильно… Я же люблю… Не бросай меня! - Михаил, чуть не рыдал.
- Поздно, дорогой! Поезд ушел… Прощай.
И отверженный "друг", ни с чем уехал. С горя, всерьёз запил, еще не подозревая, какие напасти обрушатся на него…
2
Запой продолжался уже несколько дней. В "Вечерке", на работе, Михаил, естественно, не показывался. Мать навещала в "халупе", приносила поесть, но он, казалось, был равнодушен к еде, а всё глушил и глушил сначала водку, а потом, и дешевый спирт.
Денег не было, но что удивительно, всегда находилось, что выпить. Да и угощали все, особенно соседи через стенку (дядя Коля уехал, тогда, к сыну). Ритка, маленькая шустрая бабёнка, с сожителем Григорием, бухали, что называется, каждый божий день. Ни он, ни она, понятное дело, нигде не работали. Ритка, по утрам, отправлялась "поднимать" бутылки на местном рынке и в других, только ей известных, местах. Григорий посиживал себе, на шее "жены". Иногда, промышлял воровством. Но главной "статьей дохода" неразлучной парочки, было их, пугающее своей первозданной грязью, жильё о двенадцати квадратных метрах. Тут же, обитали Риткины дочери от первого брака: Ленка и Катька, уже привыкшие к постоянным гостям "проходного двора": местным алкоголикам, бывшим зэкам, дешевым проституткам и прочей шушаре, стекающейся отовсюду и, главное, несущей выпить.
Но пьяному Михаилу, было море по колено, относительно того, что и с кем "бычить", чтобы только, не думать о Наде. Он даже попробовал, как-то, "Родничок" - розовый технический спирт, для "просветления" разбавленный "Белизной", местными умельцами-кавказцами… Но всему приходит предел, а именно настал тот переломный момент, когда Ритка не выдержав настойчивых требований "халявщика", погнала его от себя, в три шеи.
- Сколько можно, жрать за наш счет?! Хоть бы совесть поимел! Пошел к еб-й матери!
И Михаил пошел к матери, только своей. Но батя, бывший в завязке уже полгода, выскочил, как разъярённый бык.
- Иди, гуляй, куда хочешь! Денег надо? А ты их заработал?! Давай, давай отваливай!..
Михаил, не солоно хлебавши, вернулся к себе в "избу", мучаясь страшным желанием похмелиться.
"К кому пойти? Соседям на улице, родители строго наказали, деньги мне не давать. Норин уехал. В "Вечерку" не сунешься. До директора общаги слишком далеко… Борис Борисыч! Вот, кто уж точно выручит! Поеду-ка к нему".
Обрадованный этой мыслью, отправился на троллейбус…
Подходя к дому Николаева, ученик, как и прежде, ощущал радостное возбуждение, омраченное, правда, гудящей головой.
Дверь открыла жена кандидата наук.
- Борис Борисыч дома? - бодро спросил Михаил. Валя (так звали жену), как-то странно, посмотрела на него и вдруг разрыдалась.
- Что? Что-то случилось?
- Вы разве не знаете? Борис Борисыч умер…
Его, как током ударило.
- Как? Когда?!
- Сначала умер сын, Паша, - у него ведь, лейкемия была… А потом, через девять дней, и Борис. Во сне… Сегодня, уже пятый день пошел, как умер… - Валя вытирала слёзы, катившиеся градом.
- Мне никто не сообщил. Да, собственно, кому это нужно… - Михаил оторопело, стоял у двери, не зная, что предпринять. - Вы извините, пожалуйста. Такое горе…
Валя, справившись с собой, хотела пропустить в квартиру.
- Вы зайдете?
- Нет. Не могу… Не по себе что-то…
- Ну, тогда приходите на "девять дней", в пятницу.
Но Михаил, уже ничего не слышал. Как во сне, спустился по лестнице, добрёл до остановки. Удар был неожиданным и сильным. Боже мой! Ведь буквально, три недели назад видел беднягу. Живого! Разговаривал с ним. А о сыне ничего и не знал. Не вынес, Борис Борисыч, его преждевременной смерти! И сам ушел… Как сейчас - без Учителя? Такой хороший, добрый был человек… И ведь никто, никто не заменит такого. Путь в науку, теперь закрыт окончательно… Но разве, в этом дело?! Друг ушел, настоящий друг…
3
Вид у Михаила, после недельной пьянки, был самым плачевным. Просыпаясь средь ночи, он чувствовал, помимо тяжелого похмельного недомогания, острую душевную боль. То вспоминал Надю, которая тогда еще, до размолвки, пришла к нему в больницу, - такая трогательно красивая, в джинсах и желтой блузке с "крыльями", предлагая пойти на концерт рок-группы. "У меня два билета! Пойдем?". Но Михаил отказался и повёл девушку на тот самый пруд, где произошло взаимное признание. "Я тебя люблю!" - шептал он Наде, целуя румянец на её щеках…
То вспоминал пьяного Бориса Борисыча, заплетающимся языком признававшегося, что, мол, Михаил с большими способностями, более того - талантом, и что, мол, он далеко пойдет, несмотря на жизненные препоны. "Я в вас верю! Еще скажите своё слово в науке! Утрёте нос, всем этим недоноскам и бездарям!..".
Выпить дома было нечего, и Михаил развёл в стакане одеколон. Жидкость обожгла всё внутри. Стало немного легче. И он заплакал пьяными слезами о двух потерянных, безвозвратно, близких людях. Не зная, между тем, как остановить себя, свой запой - это форменное сумасшествие…
В кромешной тьме, по улице, вышел на освещенную пустынную дорогу. Шатаясь, добрался до углового светофора и подошел к кирпичному зданию, где располагался бар. Денег, как всегда, не было. В полутёмном помещении, с движущимися огоньками под потолком, сидели, за столиками, несколько посетителей. Не контролируя себя, "подрулил" к подвыпившей паре.
- Ну, мужик, у тебя и вид! Давно, что ли, бухаешь? - парень высвободился из объятий, цепляющейся за него девицы. - Ну, говори, говори. Чего молчишь?
- Вы не против, если посижу немного здесь? Дома тяжело одному… Хотите, прочитаю свои стихи?
- Садись, коли не шутишь. Только ненадолго. Тебя опохмелить, что ли?
Михаил промолчал. Парень плеснул водки. Разговор продолжился.
- Корреспондент значит? Что-то не похоже. Ну, давай, прочитай что-нибудь!