В новом романе, предложенном читателям, рассказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, администрацией зоны показаны без прикрас.
Судьбы заключенных, попавших на зону за преступления, и тех, кто оказался в неволе по необоснованному обвинению, раскрыты полностью.
Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безразлична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на земле надежда и радость.
...Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство. Случается, что иному нельзя жить на воле, среди людей…
Содержание:
Глава 1. КОТ В МЕШКЕ 1
Глава 2. ЖЕНСКАЯ ЗОНА 8
Глава 3. КОНФЛИКТЫ 16
Глава 4. ОТ СЕБЯ НЕ УЙТИ 24
Глава 5. РАЗГАДКА 31
Глава 6. НОВЕНЬКИЕ 43
Глава 7. НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЕ 51
Глава 8. ПРОСТИ, сынок 58
Нетесова Эльмира
Тонкий лед
Глава 1. КОТ В МЕШКЕ
Егора побаивалась даже теща, горластая, скандальная женщина. Издалека приметив зятя, возвращающегося с работы, мигом срывалась со скамейки возле дома и, забыв о соседях, мчалась в квартиру, второпях протиснув в дверь подъезда рыхлое, толстое тело.
Пока Егор поднимался на свой этаж, женщина успевала поставить на стол незатейливый ужин и встречала человека в прихожей, вытянувшись по струнке, одними и теми же словами: "Кушать подано!".
Егор молча кивал головой, переобувался, умывался и, сев к столу переодетым в домашнее, взглядом разрешал теще говорить.
Та только и ждала сигнала.
- Нынче весь город только и болтает о беглецах из зоны. Сказывают, трое сумели уйти и теперь шляются по городу неведомо где. Хорошо, если просто болтаются по улицам! А коли промышлять начнут? Жрать им, конечно, захочется. Оно и одежду сменить постараются, в городе не задержатся. А где деньги на дорогу сыщут? Убьют и ограбят! Как иначе? Другого выхода нет. Даром не отдаст никто. Вот и боятся люди выходить из подъезда, чтоб не нарваться на бандюг. Слыхали по радио, будто наипервейшие уголовники выскользнули из зоны, потому попросили горожан быть осторожными, не отворять бездумно двери, не узнав доподлинно, кто просится. Ить убийцы и насильники на воле очутились. Так бабка Прасковья, что на первом этаже живет, даже запор на двери приладила. Все ж семьдесят годочков, одна мается. Кто вступится за нее в беде?
- Да будет вам переживать! Та Прасковья сама любому рога обломает. Кто на такую решится напасть, своей смертью не помрет. Она уже скольких мужей на тот свет отправила! Четверых или больше? А сама все еще насильников боится? Ей ли пугаться? Да и кому нужна? Пусть бы о своем возрасте вспомнила! На такую даже зэков силой не затащишь. Как глянут, так и заклинит все вместе с мужским! - рассмеялся Егор.
- По темноте кто на личность смотрит? Вон в прошлом году малолетки в подвале Свиридиху приловили, еле вырвалась. Хоть тоже не из молодок!
- Наркота! Решили в мужики пролезть, да облом случился. Галдеж помешал. Если б не базарили много,- отмахнулся зять и обронил скупо,- уже поймали их. Не волнуйтесь, пусть бабки спокойно спят. Никто не потревожит.
- Так это с вашей зоны сбежали гады?
- Теперь какая разница? Всех накрыли и вернули. Ничего не успели натворить, вовремя взяли.
- А где ж приловили? - затаила дыхание теща.
- На рыбокомбинате. В пустой таре хотели пересидеть. Хорошо замаскировались. Наши, может, и не приметили б, но собак не проведешь, мигом обнаружили и выволокли из пустых бочек! За задницы и наружу, не дали погулять,- усмехнулся Егор.
- Куда ж собирались?
- Понятное дело, на материк! Да только долгонько им не попасть туда теперь! Упечет начальник на деляну лес валить. Там не только про материк, свое имя навсегда посеют Там норма выработки такая, что никому из живых не под силу. Этим и подавно.
- Вот и хорошо, что словили. Хоть спать станет спокойно, убирала со стола баба.
Егор тем временем взял газеты, пошел на диван и, развернув свежую почту, увидел письмо. Сразу узнал почерк жены. Она адресовала письмо дочке, но та не заглянула в почтовый ящик и, сделав уроки, умчалась к подружкам. Дома девчонке скучно. От бабки она быстро уставала, а Егор целыми днями работал. Дочку видел редко и недолго. Та скучала по матери, но молчала, вслух не признавалась.
Егор вскрыл конверт. Что написала дочке жена? Расстались они давно, без крика и истерик, даже развод не оформили. Все случилось внезапно. Жена устала от Егора, от серой, монотонной жизни и, поняв, что начинает стареть физически и духовно, вздумала встряхнуться, изменить кое-что в своей жизни. Сначала пошла в кино, потом в театр вместе с подругами. Их у нее было две. Они и школу, и институт втроем закончили, так и стали работать в одной поликлинике врачами. Те не спешили с замужеством, хотя предложений хватало.
Жена часто звала Егора в театр или в кино. Он постоянно отказывался, ссылался на усталость и валился на диван. Женщина уходила с подругами и, по словам тещи, возвращалась вовремя. Егор к ее возвращению всегда спал. Он любил отдых, но только на диване или в постели. Иногда мог посмотреть фильм по телевизору. Даже книги брался читать, но вот только ни одной не прочел до конца, засыпал. Егора за это высмеивали все домашние, но не переломили. Человек всем отвечал так: "У меня на работе всякий день такое кино, что кожа дыбом стоит от ушей до пяток. Никакими фильмами не удивить, сыт всякими сюжетами". Он отворачивался спиной к домашним и вскоре засыпал.
Егор был спокоен и уверен в своей семье, никогда не контролировал жену. А у той появился провожатый. Поначалу этот человек держался робко, а потом... Егор не сразу понял, отчего так резко изменилось отношение его Тамары к нему. Куда делись совсем недавние нежность, послушание, забота? Женщину словно подменили. Она все чаще срывалась на крики, упреки, ссоры, потом вовсе заявила, что не может жить с ним под одной крышей.
- Что предлагаешь? Чем тебя не устраиваю? Я не пью. Не сижу на игле, не таскаюсь по бабам. Всю зарплату до копейки несу домой. Никого пальцем не тронул, словом не обидел. Что еще надо? - удивился Егop неподдельно.
- Нет в тебе искры! Мужчина должен костром гореть от любви к женщине, а ты - кучка пепла! Ни тепла от тебя, ни радости. Сплошная вонь от носков. Я скоро забуду, какое у тебя лицо, все время спишь, отвернувшись задницей ко мне. Разве для того выходила замуж, чтоб быть при тебе в сторожах и сиделках? Да надо мною смеются. Я что, убогая, горбатая? Для чего я здесь? Зачем женился? - кричала жена.
- Успокойся, скажи, чего хочешь от меня? На ушах ходить и впрямь не умею. Развлечений не признаю. Их на работе по горло. Сама знаешь, устаю неспроста. Не нужен стал, давай, расстанемся. Только помни, дочь не отдам.
Тамара как-то сразу стихла, а через неделю, когда Егор поверил, что бзик прошел, и жена образумилась, она сказала, что им нужно поговорить наедине. Они долго просидели в спальне.
- Прости, Егор. Я люблю другого. Нет, я не изменила, не опозорила, но я несчастна с тобой. Постарайся понять правильно, мы слишком разные. Давай расстанемся по-человечески, не пороча семью и прожитого вместе времени. Если дочь захочет остаться у тебя - ее воля, я стану помогать. Мне ничего не нужно. А если дочь уйдет со мной, алименты не потребую. На раздел квартиры не подам.
- А если и с ним семья не состоится, ко мне запросишься? - прищурился как в прицел.
- Не тревожься. Если и в этот раз промахнусь, останусь одна навсегда. Обо мне ты никогда и ничего не услышишь. Мать уйдет со мною. У вас с самого начала ничего не сложилось. Как справишься с дочкой сам? Подумай! Мне так не хочется доводить наш развод до суда и огласки, хочу уйти тихо, без пересудов и проклятий.
Но дочь и теща, узнав о решении родителей, приняли сторону отца.
- Нет! Я от папки никуда ни на шаг! С ним останусь!-заявила Оля и встала за спиной Егора. Молчаливые злые слезы катились по лицу дочки, она смотрела на мать чужими, холодными глазами, не пытаясь остановить, уговорить. Она поняла, у взрослых можно многое выпросить, кроме одного: вернуться в семью, в мамки и жить как раньше. Сказка закончилась раньше времени, не дав девчонке вырасти и окрепнуть.
Теща, Мария Тарасовна, пышнотелая женщина, заявила враз осипшим голосом:
- Я остаюсь при внучке. Не подобает мне, старой бабе, жить у твоего хахаля из милости. Коль ссучилась, иди вон с глаз! Покуда мозги не сыщешь, на порог не ступай! - она закрыла лицо фартуком и заторопилась в свою комнату.
Старушка верила, что ее слова пристыдят, остановят дочь. Женщина чутко вслушивалась в каждый звук и слово дочери и зятя, но Тамара вскоре собрала вещи, вызвала такси.
- Возьми денег на всякий случай, чтоб не впасть в зависимость сразу,- предложил Егор жене.
Теща всей спиной вздрогнула от такого. Другой бы голышом вытолкал, насовал бы оплеух и затрещин, матом засыпал бы с головой, а этот еще деньги предлагает. Но дочь не взяла. Так и уехала, не простившись с матерью. Обиделась. А Егор долго стоял у открытого окна, все ждал, что жена вернется. Тамара помахала рукой уже из такси и уехала, не оглянувшись. Егор тогда впервые курил до полуночи. Утром он как всегда ушел на работу, стараясь не вспоминать о жене. От Тамары долго не было никаких вестей. И вдруг письмо... Дрожат от нетерпения руки.
"Оля, малышка моя милая! Не сердись, я ни на день не забываю о тебе. Скучаю. Так хочется увидеться, но нас разделяют большие расстояния. Но дело не только в них. Тяжело вспоминать, как ты отвернулась от меня, решила остаться с отцом. Чем же я тебя так обидела, что пренебрегла мною? Ведь мы дружили, а ты предала. Да, твой отец - хороший человек, но и я ничего плохого не сделала. Никого не обидела и все ж оказалась чужой среди своих. Больно это осознавать. Особенно трудно было смириться с этим поначалу, но время сделало свое, и я успокоилась.
Живу я неплохо, работаю. На новом месте уже привыкла, появились новые друзья. Жизнь идет интересно, вот только слишком быстро летит время. Кажется, только вчера рассталась с вами, а уже прошли годы. Напиши мне, как твои дела? Кем хочешь стать после школы? Можешь ко мне переехать. Город наш очень красивый, большой, много молодежи. Да и материк, и климат, и снабжение хорошее. Хватит тебе на Сахалине мучиться. Подумай о своем здоровье. Оно одно на всю жизнь. Соглашайся ко мне, не пожалеешь.
Черкни, как там бабушка? Жива ли? Все еще ругает меня? Напиши, как ее здоровье? Я очень жду весточки от тебя. Люблю, скучаю, целую! Мама".
Егор сунул письмо в конверт, положил на стол дочери, а сам лег на диван, включил телевизор и, забыв об экране, задумался о своем. Воспоминания увели человека в самое начало.
Он вовсе не собирался быть военным, а тем более работать в зоне, да еще сотрудником спецчасти, постоянно контролировать почту, выходящую и поступающую к заключенным. Егор мечтал совсем о другом. Он хотел работать на торговом судне, ходить по загранкам, исколесить весь мир. Мечтал о красивой жизни. Но медкомиссия забраковала: подвело зрение, да еще в сердце неполадки выявились. Указали ему медики на другие двери, и пошел Егор служить в армию. Ох, и нелегко было на первых порах. Отрывались на нем все, кому не лень: деды и салаги, офицеры и их жены,- все пытались им помыкать, пока не научился давать сдачи кулаками, огрызаться, посылать офицеров вместе с женами по этажам, от которых даже у самого горели уши.
Может, именно за эту дерзость стали следить за ним и накрыли... с девкой на посту. Другим такое шутя сходило с рук, но не ему. Едва ни загремел под трибунал. Зато на "губе" просидел почти три недели. Холодный бетонный карцер едва не угробил окончательно. В нем Егор получил двустороннее воспаление легких. Оно спасло от уголовного дела, а Платонова вызвали к командиру части. Разговор был долгим и трудным. Егор упирался, отказывался. Ему вовсе не хотелось поступать в училище внутренних войск, куда посылали проштрафившихся солдат.
- Ну, тогда не взыщи, направляем дело в трибунал. Ты вылечился и будешь отвечать за свое по всей строгости закона.
- А если я обращусь в Министерство обороны и расскажу, как надо мной издевались? - сорвалось невольное.
- Замолчи, козел! Ты пикнуть не успеешь, как окажешься снова в карцере! И никто не узнает, где могилка твоя! Не гоношись, не забывай, что ты есть! Пока предлагаем тебе прекрасный выход! Радуйся! Потом не раз благодарить станешь. Не то вместе со штрафниками отправит трибунал в Афган, вот там и впрямь взвоешь! Сколько полегло там таких, как ты,- оглядел Егора, ухмыльнувшись.
У того слова поперек горла колом встали. Препираться дальше не было смысла, а через полгода Платонов уже был курсантом училища.
Егор понимал, что будущее у него вовсе не безмятежное, радостей и покоя не дождешься, а потому каждую свободную минуту употреблял в свое благо.
Он напропалую знакомился с девчатами, назначая по два-три свидания на вечер. Скольким вскружил головы обещаниями, зажимая девок в темных подъездах, дворах, кустах. Они уступали парню. Тот, воспользовавшись доверчивостью девчонки, на второй день забывал ее. Почти все они уступали ему быстро. Может, потому так скоро и забывал их имена. Вот только одна осталась занозой - Катя...
Эта долго не обращала внимания на Егора. Смеялась над парнем, не танцевала, не гуляла с ним и не разрешала себя провожать. Едва курсант пытался приобнять, уединиться, Катя отталкивала парня.
- Сгинь, хорек! Чего липнешь репейником к юбке? Терпеть тебя не могу, ублюдок! - девчонка отскакивала в сторону.
В другой бы раз влепил пощечину за такие комплименты, но за Катьку всегда было кому вступиться, и Егор не хотел рисковать. Быть избитым целой сворой - кому захочется? Вот и отступал, но лишь на время. Благо, что выбор был, и девчонок курсанты меняли всякий вечер.
Егор, может, и забыл бы о Катьке, но свел их новогодний вечер в теплой компании. Когда гостей развезло, Платонов приметил Катю, уснувшую на диване в маленькой темной комнате. Девчонка плохо соображала, что от нее хотят, а когда поняла, было уже поздно. Егор тешил себя тем, что сломал непокорную и ловил девчонку во всех темных углах, мстил за прошлое.
- Уйди, ишак, отвяжись! - злилась Катька, вырывалась из рук.
- Хватит корячиться! Чего гоноришься? Не впервой тебе со мною ласкаться, пора привыкнуть. Не дергайся. Я скоро с тобой разберусь,- сдавливал грудь девчонки, задирал юбку и, справившись, отпускал, не целуя.- Теперь шурши! - смеялся ей вслед.
Катька старалась избегать таких встреч, но Егор как наказание вставал на ее пути.
- Слушай, гад ползучий, я залетела от тебя! - выпалила девчонка, однажды встретив его с компанией друзей. Она впервые сама подошла к Платонову.
- Залетела? А где доказательства, что от меня? Кто подтвердит? У тебя на хвосте целая очередь. Я - не стрелочник, не хочу отвечать за всех!
Егор отлетел к стене дома от резкой пощечины.
- Ты за это еще ответишь, сволочь! - пригрозила глухо и пошла домой, не видя дороги под ногами.
- А знаешь, такое дело может хреново кончиться, если она придет в училище и скажет, что беременна от тебя. Заставят жениться, либо выкинут из учебки. У тебя ведь через полгода конец мучениям: наденут звезды на погоны, отправят работать. Сам знаешь, каких льгот можешь лишиться, да и вообще работы. К тому ж жилье, которым нас обеспечат. Всего лишат, думай! - предостерегли курсанты.
Но Егор даже слышать не хотел о женитьбе на Катьке. Та сама перестала попадаться на пути. Егор слышал, будто она вообще уехала из города, куда-то к родне. Он облегченно вздохнул, а вскоре познакомился с Тамарой.
Конечно, Катя была красивой, упрямой, смелой девчонкой, но она работала штукатуром-маляром, жила в общежитии, имела многочисленную родню в деревне и никаких перспектив на будущее. Жениться на такой Егор не видел смысла. Да и другие девчата были не лучше. Совсем другое дело - Тамара! Она заканчивала мединститут. Единственная дочь в семье. Ее отец хоть и ушел к другой женщине, свою семью не бросил: постоянно навещал и помогал. Тамару он считал своей радостью и счастьем.
Она и впрямь того стоила. Ласковая, доверчивая, она ни с кем не ругалась, не знала грубых слов и очень быстро сдружилась с Егором. Встречались они недолго. Вскоре Тамара дала согласие на брак, а через несколько месяцев приехали на Сахалин в город Поронайск, расположившийся на берегу Охотского моря. Красивый город. Молодую пару встретили здесь радушно. Всего два месяца пожили они в гостинице, а на третьем, узнав, что Тамара беременна, молодым дали двухкомнатную квартиру в центре города. Женщину приняли врачом в поликлинику, а Егора - сотрудником спецотдела зоны, которая словно спряталась от любопытных глаз, так как ни на самом Сахалине приткнулась, а на острове Атос, который словно специально для наказания людей отделился от Сахалина на четыре мили, почти восемь километров. Жил Атос своей судьбой, приютив на теле у себя тех, кого все вольные называли рецидивистами. Это были законченные негодяи, с которыми не только жить, но и дышать опасно.
За время учебы Платонова вместе с другими курсантами не раз возили в зоны, знакомили с предстоящей работой, подбадривали, даже шутили.
- Чего мандражируете? А ну, шустрите! Зоной нынче только грудных пугают. На самом деле здесь санаторий. Все бесплатно! Одежа и жратва, даже крыша над котелком. Опять же постель халявная! И охрана! Это ж кайф! Ни единой профуры не пропустит к вам! Отдохнете душой и телом! - начальник охраны взахлеб расхваливал зону.
- Мы ж сюда на практику, а не срок отбывать! - перебил кто-то.
- Вот черт, а я и забылся!-признался человек сконфуженно.
Но те зоны были общережимными. В них условия содержания иные, и требования полегче. Атосская славилась другими правилами. Здесь отбывали наказание строгорежимники, те, у кого за плечами имелось по нескольку судимостей, чьи сроки, отбытые и предстоящие, давно перекрыли прожитые годы, чьи преступления называли злодейскими, совершенными с особой жестокостью и цинизмом.
- A-а, новичок! Давно ждем! Иди к начальнику. Вон туда, в административный корпус. Там по лестнице на второй этаж поднимаешься, пойдешь по коридору. Смотри на двери, увидишь табличку с фамилией Соколов. Вот тебе к нему, к Александру Ивановичу,- объяснил охранник.