Бекки тем временем продолжала свою учебу в университете и не оставляла попыток познакомить меня со своим знакомым джентльменом. Я же старался избегать встречи с ним, поскольку не имел никакого желания видеть человека, который, по моему убеждению, убил Томми.
В конце концов, когда у меня кончились уважительные причины, я вынужден был согласиться поужинать с ним.
Увидев Бекки, входившую в ресторан вместе с Дафни и Трентамом, я до глубины души пожалел о том, что согласился провести с ним вечер. Наши чувства, похоже, были взаимными, поскольку на лице Трентама сквозило такое же презрение, какое испытывал и я к нему, хотя подруга Бекки, Дафни, старалась быть дружелюбной. Она была миловидной девушкой, и я бы не удивился, узнав, что многие мужчины без ума от ее звонкого смеха. Но голубоглазые и кудрявые блондинки никогда не были в моем вкусе. Ради приличия мне пришлось притвориться, что с Трентамом мы не знакомы.
Это был один из самых несчастных вечеров всей моей жизни, во время которого мне хотелось рассказать Бекки все, что мне было известно об этом ублюдке, но, наблюдая ее в обществе Трентама, я понимал, что мои слова не возымеют никакого воздействия не нее. Не помогали даже злые взгляды, которые Бекки без всякой причины бросала на меня. Я лишь ниже наклонял голову и подкладывал себе очередную порцию фасоли.
Дафни продолжала стараться изо всех сил, но даже Чарли Чаплин, наверное, был бы бессилен развеселить такую публику.
Вскоре после одиннадцати я попросил счет, и через несколько минут мы вышли из ресторана. Я позволил Бекки и Трентаму уйти вперед в надежде улизнуть от них, но, к моему удивлению, Дафни потащилась за мной под предлогом, что хочет посмотреть, что я изменил в магазине. По ее первому вопросу, который прозвучал, как только я открыл ключом входную дверь, можно было сразу понять, что она не промах.
- Вы влюблены в Бекки, не так ли? - спросила она деловым тоном.
- Да, - откровенно признался я и стал выкладывать все начистоту о своих чувствах, чего бы никогда не сделал перед тем, кого хорошо знал.
Ее второй вопрос удивил меня еще больше.
- И как давно вы знакомы с Гаем Трентамом?
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находилась моя квартирка, я рассказал ей, что мы вместе служили на Западном фронте, но из-за разницы в званиях редко сталкивались друг с другом.
- Тогда почему вы так не любите его? - спросила Дафни, присаживаясь напротив меня.
Я опять заколебался, но затем под наплывом внезапного гнева описал ей то, что произошло с Томми и мной, когда мы пытались добраться до спасительной защиты своих траншей, и как я убедился в том, что Гай Трентам застрелил моего лучшего друга. Когда я закончил, мы долго сидели молча. Затем я добавил: - Вы не должны говорить этого Бекки, так как у меня нет настоящих доказательств.
Она кивнула в знак согласия и рассказала мне о своем единственном в жизни мужчине, как будто обменивая один секрет на другой и скрепляя тем самым нашу дружбу. Ее чувства к этому мужчине были настолько очевидными, что я не мог остаться безучастным. И, когда около полуночи Дафни уходила, она пообещала сделать все возможное, чтобы поскорее дезавуировать Гая Трентама. Я помню, что она так и сказала: "дезавуировать", потому что я еще спросил, что это значит "дезавуировать". Она ответила, и это стало моим первым уроком. При этом мне было сказано, что Бекки не теряла зря времени последние десять лет и заложила во мне хорошее начало.
На своем втором уроке я узнал, почему Бекки так часто бросала на меня злые взгляды во время ужина. Я хотел было возмутиться ее самоуверенностью, но потом понял, что она была права.
Следующие несколько месяцев мы виделись с Дафни довольно часто, и, как правило, эти встречи происходили так, что у Бекки не было возможности получить представление о характере наших взаимоотношений. Она раскрыла мне глаза на мир моих новых покупателей и даже устраивала мне экскурсии по магазинам одежды, картинным галереям и театрам Уэст-энда, которые хоть и не ставили пьес с полуголыми девицами, но доставляли мне удовольствие. Я уперся лишь тогда, когда она попыталась отвадить меня от моих субботних походов на игры "Уэст Хэм" и приучить болеть за команду регбистов под названием "Квинз". Но зато она открыла для меня Национальную галерею с ее пятью тысячами полотен и заронила во мне любовь, которая оказалась ничуть не дешевле, чем любовь к женщине. Не прошло и нескольких месяцев, как я уже сам тянул Дафни на последние выставки работ Ренуара, Мане и даже молодого испанца по фамилии Пикассо, который начинал привлекать к себе внимание лондонского бомонда. В душе я надеялся, что Бекки оценит происходящие во мне перемены, но она не сводила глаз с капитана Трентама.
По настоянию Дафни я начал читать две ежедневные газеты. В качестве таких она избрала "Дейли экспресс" и "Ньюс кроникл", а иногда, когда она приглашала меня на Лаундз-сквер, я даже заглядывал в один из ее журналов: "Панч" или "Стренд". Таким образом я начал открывать для себя, кто есть кто и кто делает что и для кого. Впервые в жизни я посетил Сотби и наблюдал, как пошел с молотка ранний Констебл по рекордной цене в девятьсот гиней. Это было больше, чем стоил весь магазин Трумпера вместе со всеми его потрохами. Но признаюсь, что ни этот величественный сельский пейзаж, ни одна другая картина, выставленная в галерее или на аукционе, не производила на меня такого впечатления, как "Святая Дева с младенцем", полученная от Томми и все еще висевшая над моей кроватью.
Когда в январе 1920 года Бекки представила отчет за первый год работы, я понял, что моя мечта о покупке второго магазина может стать реальностью. Затем без всякого предупреждения в один и тот же месяц на продажу пошли сразу две торговые точки. Я немедленно дал указание Бекки исхитриться и найти деньги для их покупки.
Позднее Дафни предупредила меня по телефону, что Бекки очень трудно найти такую сумму. Или вообще невозможно, подумал я про себя, поскольку все ее мысли сейчас заняты одним только Трентамом и его предстоящим отъездом в Индию. Когда в день его убытия Бекки объявила об их официальной помолвке, я был готов перерезать ему глотку, а заодно и себе тоже, но Дафни заверила меня в том, что в Лондоне найдется по крайней мере несколько молодых леди, которые в то или иное время тоже тешили себя иллюзиями о том, что они вот-вот выйдут замуж за Гая Трентама. Однако сама Бекки была настолько уверена в серьезности намерений Трентама, что я не знал, кому из двух женщин мне верить.
На следующей неделе в магазине появился мой бывший командир с перечнем покупок, которые ему велела сделать его жена. Я никогда не забуду, как он достал кошелек из кармана пиджака и рылся в нем в поисках разменной монеты. До этого момента мне никогда не приходило в голову, что полковники тоже живут на нашей грешной земле. Он ушел, пообещав прислать мне два билета по десять фунтов на полковой бал. Слово у него оказалось таким же крепким, как и сам он.
Моя эйфория - еще одно слово, позаимствованное у Гаркорт-Браун, - от встречи с полковником длилась примерно сутки, в конце которых Дафни сообщила мне, что Бекки ждет ребенка. Первое, что я почувствовал, было глубокое сожаление по поводу того, что я не убил Трентама на Западном фронте, вместо того чтобы помогать ему спасти свою жизнь. Я был уверен, что он немедленно вернется из Индии, чтобы жениться на Бекки до рождения ребенка. Мне была ненавистна сама мысль о его возвращении в нашу жизнь, но я был вынужден согласиться с полковником, что джентльмен не мог поступить иначе, не сломав судьбу Бекки.
Где-то примерно в это время Дафни заявила, что, если мы надеемся заполучить какие-нибудь реальные деньги в банке, нам совершенно необходима обзавестись "свадебным генералом". "Пол Бекки теперь работает против нее", - сказала Дафни, тактично умолчав про мой акцент, который тоже не работал нам на руку.
Возвращаясь после бала домой, Бекки весело сообщила, что полковник вполне подходит для того, чтобы представлять нас, когда мы будем вынуждены идти с протянутой рукой за кредитом в банк. Я не был в восторге от этой идеи, но, побеседовав с женой полковника, Бекки настояла на том, чтобы мы хотя бы встретились с ним и изложили свое дело.
Я клюнул на эту наживку и через десять дней с удивлением узнал, что от него пришло письмо с согласием сотрудничать с нами.
А еще через несколько дней Бекки призналась, что ждет ребенка. С этого момента я был всецело поглощен выяснением того, что было известно Бекки о намерениях Трентама. Меня охватил ужас, когда выяснилось, что она даже не сообщила ему эту новость, хотя была беременна уже четыре месяца. Я заставил ее поклясться, что она напишет ему этим же вечером, даже если и не станет грозить в письме судебной тяжбой по поводу нарушения обещания. На следующий день Дафни заверила меня, что видела из окна кухни, как Бекки опускала письмо в почтовый ящик.
Пока шило не вылезло из мешка, мне пришлось встретиться с полковником и довести до его сведения положение, в котором находилась Бекки. В ответ он произнес что-то загадочное вроде: "Предоставьте Трентама мне".
Через шесть недель Бекки сказала, что все еще не получила никакого ответа от Трентама, и я понял, что ее чувства к нему начинают охладевать.
Я даже предложил ей выйти замуж за меня, но она не отнеслась к моему предложению серьезно, хотя я никогда в своей жизни еще не был так искренен. Всю ночь напролет я размышлял над тем, что еще я могу сделать, чтобы стать достойным нее.
Со временем Дафни и я стали еще внимательнее к Бекки, так как она с каждым днем все больше и больше напоминала выброшенную на берег рыбу. Из Индии по-прежнему не было ни слова, и задолго до появления на свет ребенка она перестала упоминать имя Трентама.
Как только я увидел Дэниела, мною овладело непреодолимое желание быть его отцом. Радость переполнила меня, когда Бекки сказала: "Надеюсь, что ты все еще любишь меня".
Она надеялась, что я все еще любил ее!
Свадьбу мы сыграли через неделю, пригласив полковника, Боба Макинза и Дафни быть посаженными родителями.
А следующим летом состоялось бракосочетание Дафни и Перси, но уже не в регистрационном бюро в Челси, а в церкви Святой Маргариты Вестминстерского аббатства. Поначалу я все высматривал миссис Трентам, чтобы выяснить, как она хотя бы выглядит, но потом вспомнил слова Перси о том, что ее не пригласили.
Дэниел рос не по дням, а по часам и без конца повторял свое первое слово "пап", чем до слез задевал мое сердце. Несмотря на это, мне оставалось только гадать, сколько же еще пройдет времени, прежде чем нам придется сесть и рассказать мальчонке правду. "Внебрачный ребенок" - это такое невыносимое клеймо для невинной детской души.
- Нам пока еще не стоит беспокоиться на этот счет, - настаивала Бекки, что не избавляло меня от страха перед окончательными последствиями нашего замалчивания этого вопроса, ведь некоторым на Челси-террас и так уже была известна правда.
Сэл написала из Торонто, чтобы поздравить меня, а заодно и поставить в известность о том, что она перестала производить на свет детей. Двойняшек девочек - Морин и Бэбс и двух мальчиков - Дэвида и Рекса - ей казалось вполне достаточно, даже для добропорядочной католички. Ее муж, писала Сэл, стал теперь районным торговым представителем фирмы "Э. П. Тейлор" и вполне обеспечивает семью. В своем письме она даже не вспоминала об Англии или о каком-либо желании возвратиться на родину. Я не мог обвинять ее в этом, поскольку из воспоминаний о доме у нее, очевидно, остались лишь кровать на троих, пьяный отец и вечный недостаток пищи.
Далее она сетовала на то, что я, в отличие от Грейс, совсем редко пишу письма. Ссылаться на занятость мне не к лицу, добавляла она, так как, будучи старшей сестрой в лондонском учебном госпитале, Грейс располагала еще более ограниченным временем. После того как Бекки прочла письмо и согласилась с ним, следующие несколько месяцев я старался писать чаще.
Время от времени на Челси-террас появлялась Китти, но делала она это с единственной целью - извлечь из меня очередную сумму, которая с каждым разом становилась все больше. Причем появлялась она каждый раз только тогда, когда отсутствовала Бекки. Суммы, которые она просила, были чрезмерными и давались мне с трудом.
Я умолял ее найти работу и даже сам предлагал ей место, но в ответ услышал лишь, что она не создана для труда. Наши разговоры редко продолжались больше нескольких минут, поскольку, как только я вручал ей деньги, она немедленно исчезала. Я понимал, что с каждым новым магазином мне будет все труднее уговорить Китти как-то устроиться в жизни, и, когда мы с Бекки въехали в наш новый дом на Джилстон-роуд, ее визиты участились.
Несмотря на усилия Сида Рексала, мне удалось скупить семь магазинов на Челси-террас, прежде чем я столкнулся с настоящим противником. И это случилось, когда я положил глаз на тридцативосьмиквартирный дом, который я намеревался приобрести втайне от Рексала, не говоря уже о магазине под номером 1 на Челси-террас, который в результате своего месторасположения являлся решающим звеном в моих замыслах стать владельцем всего квартала.
В течение 1922 года все складывалось удачно, и я стал ждать возвращения Дафни из свадебного путешествия, чтобы рассказать ей о том, что было сделано в ее отсутствие.
Через неделю после своего возвращения в Англию Дафни пригласила нас двоих на ужин в свой новый дом на Итон-сквер. Я не мог дождаться, когда она закончит со своими новостями, ибо понимал, что ей будет интересно узнать, что мы теперь владели девятью собственными магазинами, новым домом на Джилстон-роуд и вот-вот должны были присоединить ко всему этому многоквартирный дом. Однако я знал, о чем она спросит, стоит только мне появиться на пороге ее дома, и поэтому держал наготове ответ: "Мне понадобится еще десять лет, прежде чем я стану полным хозяином квартала, при условии, конечно, если ты гарантируешь, что не произойдет наводнения, чумы или войны".
Как раз перед тем, как нам с Бекки отправиться на ужин праздновать возвращение Дафни, в почтовый ящик на Джилстон-роуд 11 было опущено письмо.
Еще не взяв его в руки, я сразу узнал размашистый почерк. Вскрыв конверт, я начал читать послание полковника. Когда письмо подошло к концу, мне вдруг стало плохо и осталось только гадать, почему он решил подать в отставку.
Глава 20
Тут же в холле Чарли решил не говорить Бекки о письме полковника, пока они не возвратятся с ужина у Дафни. Бекки так долго ждала этого события, и он боялся, что необъяснимая отставка полковника может испортить весь вечер.
- С тобой все в порядке, дорогой? - спросила Бекки, спустившись по лестнице. - Ты почему-то бледный.
- В полном порядке, - ответил Чарли, поспешно убирая письмо во внутренний карман. - Пойдем, а то опоздаем и будет нехорошо. - Бекки была в розовом платье с большим бантом спереди, и Чарли вспомнил, как он помогал ей выбрать его.
- Ты выглядишь очаровательно, - заметил он. - Это платье заставит Дафни позеленеть от зависти.
- Ты и сам смотришься неплохо.
- Когда я надеваю один из этих новомодных костюмов, то всегда чувствую себя как старший официант в "Ритц", - признался Чарли, когда Бекки поправляла его белый галстук.
- Как ты можешь это знать, если ни разу не был в "Ритц"? - спросила она с улыбкой.
- По крайней мере, теперь эта одежда из моего собственного магазина, - ответил Чарли, открывая перед женой дверь.
- Но уплатил ли ты по счету?
По дороге к Итон-сквер Чарли было трудно поддерживать беседу, так как из головы у него не выходил вопрос о том, что могло послужить причиной отставки полковника в то время, когда дела у них шли успешно.
- Так как, ты думаешь, я должна поступить? - спросила Бекки.
- Как сочтешь нужным, - начал Чарли.
- Ты совершенно не слушаешь меня с того самого момента, как мы вышли из дома, Чарли Трумпер. И это несмотря на то, что мы женаты всего два года.
- Извини, - сказал Чарли, паркуя свой маленький "остин" сразу за "серебряным привидением", стоявшим прямо перед Итон-сквер, 14. - Я бы не прочь поселиться здесь, - добавил Чарли, открывая дверцу машины для жены.
- Еще не время, - заметила Бекки.
- Почему?
- Думаю, что мистер Хадлоу пока не сможет санкционировать необходимую ссуду.
Дворецкий распахнул двери еще до того, как они оказались на верхней ступеньке.
- Я не прочь бы также иметь кого-то, вроде него, - сказал Чарли.
- Веди себя прилично, - сделала замечание Бекки.
- Конечно, - согласился он. - Я должен помнить свое место.
Дворецкий проводил их в гостиную, где с бокалом сухого мартини ждала Дафни.
- Дорогая, - воскликнула она, когда Бекки подбежала к ней и подруги заключили друг друга в объятия.
- Почему ты не сообщила мне? - поинтересовалась Бекки.
- Это мой маленький секрет. - Дафни дотронулась до ее живота. - А ты, как всегда, опережаешь меня.
- Не на много, - сказала Бекки. - И когда должен появиться твой?
- Доктор Гоулд предполагает, что в январе. Кларенс, если это мальчик, и Кларисса, если девочка.
Гости дружно заулыбались.
- Не вздумайте хихикать. Так звали самых выдающихся из предков Перси, - сказала она, когда в комнате появился ее муж.
- Клянусь Юпитером, - проговорил Перси, - хотя, разрази меня гром, если я вспомню, что выдающегося они совершили.
- Рад приветствовать вас на родине. - Чарли пожал его протянутую руку.
- Спасибо, Чарли, - проговорил Перси, целуя Бекки в обе щеки. - Должен сказать, что чертовски рад видеть вас вновь. - Слуга вручил ему виски с содовой. - Ну, а теперь, Бекки, расскажите мне обо всем, чем вы тут занимались, не опуская никаких подробностей.
Они уселись на диван, а Дафни присоединилась к Чарли, который медленно кружил по комнате, разглядывая большие портреты, висевшие на стенах.
- Предки Перси, - объяснила Дафни. - Работы второсортных художников. Я бы отдала большую часть из них за одну картину "Святая дева с младенцем", что висит в вашей гостиной.
- Ну, эту бы ты не стала отдавать, - сказал Чарли, останавливаясь перед портретом второго маркиза Уилтширского.
- Ах да, Хольбейн, - вздохнула Дафни. - Ты прав, но боюсь, что дальше начался сплошной закат.
- Не берусь судить, моя леди, - усмехнулся Чарли. - Мои предки не увлекались портретами, да и Хольбейн вряд ли был известен среди торговцев Ист-энда.
Дафни рассмеялась.
- Я вспомнила твой акцент, куда только он делся?
- Чего изволите, маркиза, фунт помидоров и полфунта грейпфрутов или ночной кутеж?
- Вот, теперь похоже. Мне кажется, что не стоило нам устраивать те вечерние занятия.
- Тише, - прошептал Чарли, оглядываясь на жену, сидевшую на диване. - Бекки все еще не знает, а я ничего не рассказываю пока…
- Понимаю, - согласилась Дафни. - И обещаю молчать. Я даже Перси не рассказывала об этом. - Она тоже взглянула на Бекки, поглощенную беседой с ее мужем. - Кстати, сколько осталось времени до?..
- Лет десять, по моей прикидке, - преподнес Чарли заготовленный ответ.
- А я считала, что это обычно длится около девяти месяцев, - сказала Дафни. - Если, конечно, ты не слон.
Чарли улыбнулся, поняв свою ошибку.
- Полагаю, что месяца два. Томми, если будет мальчик, и Дебби, если девочка. Кто бы там ни был, будем надеяться, что он окажется идеальным партнером для Кларенса или Клариссы.