До Чарли донесся речитатив священника, произносившего "Прах к праху, пыль к пыли", затем прозвучал прощальный напев трубы. Похоронная команда сместилась правее и стала копать могилу для другого солдата. Около сотни тысяч человек лишились жизни на Марне. Чарли не мог больше мириться с мыслью о том, что какая бы то ни было победа стоила такой цены.
Он сидел у могилы скрестив ноги и, забыв о времени, вырезал штыком крест. Наконец он поднялся и установил крест у изголовья могилы. В центре его были вырезаны слова: "Рядовой Томми Прескотт".
Под беспристрастной луной, вновь вернувшейся этой ночью на небо, чтобы пролить свой холодный свет на свежие могилы, Чарли поклялся Богу, не зная, слышит тот его или нет, что никогда не забудет ни своего отца, ни Томми, а по этой причине и капитана Трентама.
Уснул он среди своих товарищей. Сигнал трубы прозвучал с первым проблеском света, и Чарли, окинув прощальным взором могилу Томми, вернулся в свой взвод, где ему сообщили, что в девять часов командир полка обратится к личному составу с речью.
Часом позднее он стоял по стойке "смирно" в поредевшем каре, образованном из тех, кто выжил в этом сражении. Полковник Гамильтон сообщил своим подчиненным, что премьер-министр охарактеризовал второе сражение на Марне, как величайшую победу в истории войны. Чарли почувствовал, что голос его подводит, когда он попытался вместе со всеми крикнуть "ура!".
- В этот день было почетно называться королевским фузилером, - продолжал полковник, монокль которого находился на прежнем месте. - За участие в сражении личный состав полка удостоен двух крестов Виктории, шести Военных крестов и девяти медалей.
Когда назывались фамилии награжденных и зачитывались выписки из приказа, Чарли оставался безразличным, пока не услышал имя лейтенанта Артура Харви, который, как объявил им полковник, вел в атаку взвод номер 11 до самых траншей противника, что дало возможность тем, кто находился за ним, развить успех и прорвать оборону немцев. За это он был посмертно награжден Военным крестом.
Через секунду Чарли услышал, как полковник произносит имя капитана Гая Трентама.
- Этот блестящий офицер, - поведал полковник, - не заботясь о собственной безопасности, возглавил атаку после гибели лейтенанта Харви и, сразив нескольких германских солдат, ворвался в их окопы, где собственноручно уничтожил целое подразделение противника. Преодолев рубеж обороны, он стал преследовать двух немцев, пытавшихся скрыться в ближайшем лесу. Ему удалось убить обоих солдат противника и вызволить двух фузилеров из рук врага. Затем он вывел их на позиции союзных войск. За свою беспримерную храбрость капитан Трентам также награждается Военным крестом.
Трентам вышел вперед и, пока полковник доставал серебряный крест из кожаного футляра и прикалывал его к груди "героя", личный состав полка кричал "ура!".
Затем были названы один сержант-майор, три сержанта, два капрала и четыре рядовых, но только один из них вышел вперед, чтобы получить свою медаль.
- Одним из тех, кого нет сегодня с нами, - продолжал полковник, - является молодой человек, который проследовал за лейтенантом Харви до траншей неприятеля и уничтожил четверых, а возможно, и пятерых германских солдат. В ходе дальнейшего преследования врага он вначале поразил еще одного солдата, а затем - немецкого офицера. Шальная пуля настигла его, когда до своих траншей оставалось всего несколько ярдов.
Над строем вновь прокатилось "ура!".
Вскоре строй был распущен, и, когда все побрели в свои палатки, Чарли медленно отправился за линию обороны, туда, где находилось большое кладбище.
Он опустился на колени возле знакомой могилы и после некоторых колебаний выдернул крест, который до того установил в изголовье.
Отцепив нож, висевший у него на поясе, он рядом со словами "Томми Прескотт" вырезал "удостоен медали".
Через две недели тысяча одноногих, одноруких и одноглазых солдат отправлялись по приказу командования на родину. Сержант королевских фузилеров Чарлз Трумпер был выделен их сопровождать, скорее всего потому, что был единственным, кто пережил три атаки на позиции противника.
Их радость и веселье по поводу того, что они все же остались в живых, заставляли Чарли чувствовать себя еще более виноватым. Он ведь, в конце концов, лишился только одного пальца на ноге. Во время обратной поездки по суше, по морю и опять по суше он терпеливо помогал им одеваться, умываться, принимать пищу и передвигаться. На причале в Дувре их приветствовали толпы людей. В разные концы страны их развозили специальные поезда, чтобы до конца своих дней они могли вспоминать эти немногие моменты чести и даже славы. Но к Чарли это не относилось. Бумаги предписывали ему следовать только до Эдинбурга, где он должен был принимать участие в обучении следующей партии рекрутов, которым предстояло занять их места на Западном фронте.
11 ноября 1918 года в одиннадцать часов дня военные действия были прекращены, и благодарная нация стояла молча, когда в железнодорожном вагоне в Компьенском лесу подписывался пакт о перемирии. Чарли услышал весть о победе, когда находился на стрельбище в Эдинбурге, где обучал молодых призывников. Некоторые из них не могли скрыть своего разочарования по поводу того, что их бессовестно лишили возможности встретиться с врагом.
Война закончилась, и империя победила, или так по крайней мере политики пытались представить результаты столкновения между Англией и Германией.
"Более девяти миллионов человек сложили головы за свою страну, причем многие из них так и не достигли зрелого возраста, - писал Чарли в письме своей сестре Сэл. - И чего же добились стороны в результате такой резни?"
В ответном послании Сэл писала ему о том, как благодарна она судьбе, что он остался в живых, и сообщала, что обручилась с летчиком из Канады. "Через несколько недель мы собираемся заключить брак и отправиться жить к его родителям в Торонто. В следующий раз, когда ты получишь письмо от меня, оно придет с другой стороны океана.
Грейс все еще находится во Франции, но в начале нового года рассчитывает вернуться в Лондонский госпиталь. Она теперь стала старшей медсестрой. Я думаю, ты знаешь, что ее уэльский капрал подхватил пневмонию и умер через несколько дней после объявления перемирия.
Китти сначала исчезла с лица земли, а затем так же внезапно объявилась в Уайтчапеле с мужчиной в автомобиле, ни один из которых ей, похоже, не принадлежал, но она, тем не менее, казалась весьма довольной жизнью".
Чарли не смог понять смысл приписки, которую в конце письма сделала сестра: "Где же ты будешь жить, когда вернешься в Ист-энд?".
Сержант Чарлз Трумпер был демобилизован с действительной военной службы 20 февраля 1919 года одним из первых. Недостающий палец сыграл наконец свою роль. Он сложил форму, положил сверху каску, рядом сапоги и, пройдя через плац, сдал их каптенармусу.
- Тебя, сержант, не узнать в этом старом костюме и кепи. Они теперь тебе малы, не так ли? Ты, должно быть, подрос за то время, что был фузилером.
Чарли посмотрел вниз на свои брюки: они теперь на целый дюйм не доходили до ботинок.
- Должно быть, вырос за время пребывания в фузилерах, - медленно повторил он, раздумывая над каждым словом.
- Могу поклясться, что родные будут вне себя от радости, когда ты вернешься домой.
- Те из них, кто остался, - сказал Чарли, поворачиваясь, чтобы уйти.
Ему оставалось только явиться к казначею и получить свое последнее денежное содержание и проездные документы, прежде чем оставить военную службу.
- Трумпер, с вами хочет поговорить дежурный офицер, - сказал ему сержант-майор, когда он покончил с последней, по его предположениям, служебной обязанностью.
"Лейтенанты Мэйкпис и Харви навсегда останутся в моей памяти моими дежурными офицерами, - думал Чарли, возвращаясь через плац к ротной канцелярии. - Теперь их место постараются занять какие-нибудь безусые юнцы, так и не понюхавшие пороха".
Чарли собрался было отдать лейтенанту воинскую честь, но вспомнил, что он уже не в форме, и просто снял кепи.
- Вы хотели видеть меня, сэр?
- Да, Трумпер, по личному делу. - Молодой офицер коснулся коробки, стоявшей у него на столе. Чарли не видел, что лежало внутри.
- Оказывается, Трумпер, ваш друг рядовой Прескотт оставил завещание, по которому все его имущество переходит к вам.
Чарли не смог скрыть своего удивления, когда лейтенант подтолкнул к нему коробку.
- Проверьте, пожалуйста, содержимое и распишитесь.
Еще одна призывная карта появилась перед ним. Под напечатанным на машинке именем рядового Томаса Прескотта шла запись, сделанная лихой размашистой рукой. Под ней была нацарапана в виде "X" подпись сержанта-майора Филпотта.
Один за другим Чарли стал извлекать из коробки находившиеся там предметы. Губная гармошка Томми, вся заржавевшая и разваливающаяся на части, семь фунтов одиннадцать шиллингов и шесть пенсов денежного довольствия, каска германского офицера. Затем Чарли достал маленький кожаный футляр и, открыв его, обнаружил военную медаль Томми со словами "За храбрость в бою", выбитыми на обороте. Он вынул медаль и сжал ее в руке.
- Должно быть, славный и храбрый был малый Прескотт, - сказал лейтенант. - Весельчак и тому подобное.
- И тому подобное, - согласился Чарли.
- А также и верующий?
- Нет, я бы не сказал, - ответил Чарли, позволив себе улыбнуться. - А почему вы спрашиваете?
- Картина, - сказал лейтенант и опять показал на коробку. Чарли наклонился вперед и с недоверием уставился на рисунок "Дева Мария с младенцем". По размеру он был около восьми квадратных дюймов и заключен в рамку из тика. Он достал картину и держал ее в руках.
Глядя на темно-красные, лиловые и синие оттенки красок, которыми была выписана центральная фигура, он не мог отделаться от ощущения, что уже видел это изображение где-то. Через несколько мгновений он положил картину в коробку вместе с остальным имуществом Томми.
Чарли надел свое кепи и, повернувшись, пошел с коробкой в одной руке, коричневым свертком из бумаги - в другой и с билетом до Лондона в верхнем кармане.
Шагая от казарм к станции, он раздумывал, сколько же времени должно пройти, прежде чем он сможет ходить нормальным шагом. Дойдя до караульного помещения, он остановился и обернулся, чтобы в последний раз окинуть взором плац. Группа зеленых новобранцев маршировала туда-сюда под руководством нового строевого инструктора, в голосе которого звучала такая же решимость, как когда-то у сержанта-майора Филпотта, стремившегося не допустить, чтобы хоть одна снежинка смогла опуститься на плац.
Чарли отвернулся от плаца и двинулся в путь к Лондону. Ему было девятнадцать лет от роду, он только что отслужил военную службу, но теперь стал на пару дюймов выше ростом, узнал, что такое бритва, и даже чуть было не потерял однажды невинность. Он выполнил свой долг и чувствовал, что, по меньшей мере, может согласиться с премьер-министром в том, что участвовал в войне, чтобы положить конец всем войнам.
Ночной поезд из Эдинбурга был полон людей в форме, которые смотрели на Чарли, одетого в гражданское платье, с подозрением, как на человека, еще не служившего своей стране или, хуже того, сознательно уклоняющегося от своего долга.
- Его скоро призовут, - сказал капрал своему дружку громким шепотом в дальнем конце вагона. Чарли усмехнулся, но ничего не ответил.
Он спал урывками, потешаясь над мыслью, что мог бы отдохнуть гораздо лучше в сырой грязной траншее в обществе крыс и тараканов. Когда к семи часам следующего утра поезд притащился на вокзал на Кингс-кросс, у него затекла шея и болели бока. Он потянулся и взял большой коричневый сверток, а также пожитки Томми. Купив на станции сандвич и чашку чая, он был удивлен, когда продавщица потребовала с него три пенса. "Два пенса только для тех, кто в форме", - с неприкрытым презрением бросила она ему. Чарли залпом выпил чай и, не сказав больше ни слова, покинул вокзал.
Движение на дорогах было более оживленным и беспорядочным, чем прежде, но он, тем не менее, уверенно впрыгнул в трамвай с табличкой "Сити" впереди. Он сидел в одиночестве на жестком деревянном сиденье и гадал, какие изменения встретит по возвращении в Ист-энд. Процветает ли его лавка, или просто существует по инерции, а может быть, она уже продана или разорилась. И что сталось с "крупнейшим в мире лотком"?
Он выскочил из трамвая в Полтри, решив пройти оставшуюся милю пешком. Его шаг ускорялся по мере смены акцентов: городские щеголи в длинных фраках и котелках уступали место деловым людям в темных костюмах и шляпах, которые затем сменялись простыми парнями в плохо скроенной одежде и кепках, пока наконец он не попал в Ист-энд, где даже среди лоточников не осталось тех, кому было до тридцати.
Попав на Уайтчапел-роуд, Чарли остановился, пораженный бешеной суматохой, царившей вокруг него повсюду. Крюки с мясом, лотки с овощами, подносы с грушами, коробки с чаем проносились вокруг него во всех направлениях.
Но что же сталось с булочной и с торговой точкой его деда? Окажутся ли они в наличии и готовыми к действиям?
Он надвинул кепи и быстро прошмыгнул на рынок.
На углу Уайтчапел-роуд его охватили сомнения - а туда ли он попал? На месте булочной теперь находилась мастерская портного по имени Якоб Коген. Чарли прижался носом к окну, но так и не смог узнать никого из работавших в ней. Повернувшись вокруг, он уставился на то место, где почти целый век стоял лоток "Чарли Трумпера, честного торговца", но обнаружил лишь стайку юнцов, гревшихся вокруг очага, где человек продавал каштаны по пенни за кулек. Чарли расстался с пенни и получил свой кулек, но больше на него никто даже не глянул. "Возможно, Бекки все продала, как он ей наказывал", - крутилось у него в голове, когда, покинув рынок, он направился дальше по Уайтчапел-роуд, туда, где, по крайней мере, ему удастся встретиться с одной из его сестер, отдохнуть и собраться с мыслями.
Подойдя к дому 112, он с удовольствием отметил, что входная дверь была заново покрашена. Да благословит тебя бог, Сэл. Распахнув дверь, Чарли прошел прямо в гостиную, где лицом к лицу столкнулся с тучным, выбритым наполовину мужчиной в жилетке и брюках, направлявшим опасную бритву.
- Что за шутки? - спросил мужчина, твердо держа бритву.
- Я здесь живу, - сказал Чарли.
- Черта с два ты здесь живешь. Уже полгода, как я арендую этот сарай.
- Но…
- Никаких но, - выпалил мужчина и без всякого предупреждения толкнул Чарли в грудь так, что тот вновь оказался на улице. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал, как в замке повернулся ключ. Не зная, что ему делать дальше, он начал жалеть, что вообще вернулся назад.
- Здравствуй, Чарли. Это ведь Чарли, не так ли? - донесся из-за спины голос. - Так ты не погиб?
Повернувшись, он увидел стоявшую перед входом в свой дом миссис Шоррокс.
- Погиб? - удивился Чарли.
- Да, - ответила женщина. - Китти сказала нам, что тебя убили на Западном фронте и поэтому ей пришлось продать квартиру. Это было несколько месяцев назад, с тех пор я больше ее не видела. А тебе разве никто не говорил?
- Нет, никто, - произнес Чарли, радуясь уже тому, что встретил человека, который хотя бы узнал его. Он внимательно разглядывал свою старую соседку, пытаясь понять, почему она так сильно изменилась.
- Как насчет того, чтобы позавтракать? Ты совсем исхудал.
- Спасибо, миссис Шоррокс.
- Я только что купила себе пакет рыбы и чипсов у Дункли. Ты не мог забыть, насколько они хороши. По три пенни за порцию, прекрасный кусок трески, вымоченной в уксусе, и полный пакет картофельных чипсов.
Чарли прошел за миссис Шоррокс в ее квартиру и без сил опустился на деревянный стул в крохотной кухоньке.
- Может быть, вы знаете, что случилось с моим лотком или даже с лавкой Дана Сэлмона?
- Молодая мисс Ребекка продала их. Это произошло еще месяцев девять назад, вскоре после того как ты ушел на фронт, если мне не изменяет память. - Миссис Шоррокс поставила пакет с чипсами и рыбой на клочок бумаги в центре стола. - Честно говоря, Китти нам сказала, что ты числишься в списках погибших в Марнском сражении, а когда правда выяснилась, было уже поздно.
- Может быть, лучше было бы оказаться в этих списках, - произнес Чарли, - чем, вернувшись домой, столкнуться со всем этим.
- Ну, я не знаю, - сказала миссис Шоррокс, открывая бутылку пива, и, отпив из нее глоток, передала ее Чарли. - Я слышала, что в наши дни продается очень много лотков и многие из них идут по таким низким ценам, что стоит поторговаться.
- Рад это слышать, - сказал Чарли. - Но прежде я должен отыскать Толстушку, потому что у меня осталось совсем немного капитала. - Он помолчал, откусив кусочек рыбы. - Вы не знаете, куда она могла деться?
- В последнее время я не видела ее в наших краях, Чарли. Она всегда держалась немного высокомерно и никогда не водилась с такими, как мы, но я слышала, что Китти однажды ездила к ней в Лондонский университет, чтобы повидаться.
- Значит, Лондонский университет? Ну что ж, скоро она обнаружит Чарли Трумпера очень даже живым, какой бы высокомерной ни стала. И ей придется придумать достаточно убедительный рассказ о том, что стало с моей долей денег. - Он поднялся из-за стола, собрал свои пожитки, оставив два последних чипса миссис Шоррокс.
- Может, открыть еще бутылочку, Чарли?
- Теперь я не могу усидеть на месте, миссис Шоррокс. Спасибо за пиво и еду. Передавайте мои наилучшие пожелания мистеру Шорроксу.
- Берту? - спросила она. - Разве ты не слышал? Он умер от сердечного приступа больше чем полгода назад, бедняжка. Я так тоскую по нему. - И тогда Чарли понял, почему его старая соседка выглядела иначе: на лице у нее не было синяков и кровоподтеков.
Он вышел из дома и отправился искать Лондонский университет, чтобы выяснить, удастся ли ему отыскать следы Ребекки Сэлмон. Поделила ли она, как он наказывал ей на случай своей смерти, вырученные от продажи деньги между тремя его сестрами - Сэл, находившейся теперь в Канаде, Грейс, все еще остававшейся где-то во Франции, и Китти, пребывавшей бог знает где? В этом случае у него не окажется капитала, чтобы вновь начать дело, если не считать денежного довольствия Томми и тех нескольких фунтов, которые ему удалось скопить самому. Он спросил у первого попавшегося полицейского, как ему пройти к Лондонскому университету, и был послан в направлении Стренд. Пройдя еще полмили, он оказался возле арки, наверху которой были выбиты на камне слова: "Королевский колледж". Он прошел под ней и постучал в дверь с табличкой "Справки" и, войдя внутрь, спросил мужчину за перегородкой, значится ли у них в колледже Ребекка Сэлмон. Мужчина сверился со списком и отрицательно покачал головой:
- Здесь такой нет, но вы можете попытаться справиться еще в университетской регистратуре на Малет-стрит.
Совершая за пенни еще одну поездку на трамвае, он размышлял о том, где ему остановиться на ночь.
- Ребекка Сэлмон? - спросил человек, стоявший за столом университетской регистратуры и одетый в форму капрала. - Это имя ничего мне не говорит. - Затем он достал из-под стола большой справочник и стал проверять по нему. - А, вот она. Бедфордский колледж, история искусств. - При этом он не мог скрыть насмешки в голосе.
- А ее адреса у тебя нет, капрал? - спросил Чарли.