– Это такие районы на Земле, где люди живут дольше обычного, и это подтверждено проверенной статистикой. Подобных мест, называемых в энциклопедиях "голубыми зонами долголетия", на земле всего три: Окинава в Японии, Сардиния в Италии и городок Лома-Линда в Калифорнии. И везде существуют различные причины долгожительства. У японцев благодаря определенному укладу жизни отсутствует разрушительное влияние стресса, они придерживаются принципа хара-хачи-бу, то есть встают из-за стола полуголодными, используют специальные диеты, смешивают пищу пяти цветов. Противоположность – жители Сардинии. Они пьют, курят, не отказывают себе ни в чем, но живут долго благодаря кровосмешению, усиливающему их гены, отвечающие за долголетие. Лома-Линда – это отсутствие вредных привычек, регламентированный образ жизни, регулярное посещение церкви.
– Насколько я понимаю, ты куда-то клонишь?
– Вообще-то это ты меня спросил, а я воспользовалась ситуацией. Чтобы помочь твоему отцу, нужно: первое – понять, как он смог попасть в такое состояние, вернее, что привело его к этому. С нашей точки зрения разгадка возможна, если использовать все знания человечества о бессмертии и долголетии.
– То есть разгадать сомати – значит разгадать бессмертие?
– Для тебя все намного проще: разгадать бессмертие – спасти отца…
– Леля! – воскликнул я, не дослушав ее. – И вы хотите, чтобы я, обычный мужик, даже не медик, а простой бухгалтер, раскрыл тайну бессмертия, которую не смог разгадать ни один смертный на земле?
– Так, во-первых, успокойся, кто ты – не имеет никакого значения, а во-вторых, у тебя разве есть варианты?
– Но я понятия не имею, что мне делать! Я должен книги броситься читать, эликсир молодости готовить? Что? Скажи наконец! – взмолился я.
– Начнем с того, что ты единственный, кто побывал на том свете три раза.
– И ты еще тут разговариваешь со мной?
– Просто в следующий раз, когда туда попадешь, не забудь спросить о бессмертии!
– Ты думаешь, там переговорная?
– Закончили демагогию! Ты с чем-то не согласен?
– А что, опять пистолет достанешь?
– Нет, зачем, я позвоню Москалеву и скажу, что ты скис! Соответственно, все пойдет по плану "Б", так как у меня есть разрешение тебя убрать!
– Так бы сразу и сказала! И что дальше?
– А дальше ты должен быть готов к встрече с Абсолютом, чтобы попросить у него то, что нужно нам, или взять это силой. Хотя благодаря отцу у тебя, видимо, есть код доступа. А для начала начнем сначала!
Я сделал круглые глаза.
– Ты должен ответить на вопрос, почему Бог устроил так, что мы умираем.
– Я знаю ответ уже сейчас – так заложено природой! – возразил я.
– Ты не прав, и скоро ты это поймешь.
Через час мы вылетаем на Камчатку, а оттуда в Антарктиду, на нашу научную станцию "Восток".
– Не та ли это станция, которая пробурила скважину на четыре тысячи метров к доисторическому озеру, находившемуся в изоляции четырнадцать миллионов лет? Об этом кричали все СМИ.
– Именно так. Нас ждет руководитель станции Валерий Лукин. Ты должен кое-что увидеть… или узнать…
Глава 10
Быстро оттаявшее не считается замерзшим
– До взлета – десять минут! Вы заполнили карманы солью?
Я в недоумении воззрился на пилота, который бросил эту фразу, проходя по салону к кабине.
– В каком смысле? – поинтересовался я.
– В самом прямом! – рассмеялся летчик.
"Так! Оказывается, еще и соль надо купить", – недовольный тем, что меня не предупредили, буркнул я и, решив не мешкать, сорвался и побежал к небольшому строению под вывеской "Аэропорт". У дверей я наткнулся на девушку в форме:
– Где тут у вас соль продают?
Она смерила меня удивленным взглядом и махнула рукой на продуктовый ларек, видимо, местный аналог дьюти-фри. Купив два пакета соли, я, довольный, вернулся на борт. Дружный шквал хохота встретил меня, когда моя голова появилась в люке.
– Стас, это же шутка! – сказала Леля сквозь смех. – Ладно, дай посмотрю, может, в ней хоть йод есть.
– А для чего йод? – спросил я в полной растерянности.
– А ты разве не слышал, что в Арктике радиация? – вступил в разговор один из пассажиров.
– Да нет там никакой радиации, сколько ездил, ни разу ни одного рентгена не подхватил, – возразил ему бородатый мужчина.
– А я с вами не соглашусь! – встрял другой бородач. – Как же американцы со своими установками?
Я вертел головой, слушая то одного, то другого.
– Есть там радиация, – важно подытожил еще один полярник, – только непонятно откуда. Хотя я тоже склоняюсь к мысли, что это американцы. Они весь полюс своими установками загадили. Слышали про такое?
Он кивнул мне, очевидно как самому непосвященному, а поскольку я отрицательно замотал головой, продолжил рассказ:
– Ядерные установки для бурения скважин. При работе они используют перегретую жидкость, которой обычно охлаждают сам реактор. Через сопло ее направляют прямо к наконечнику, и она буквально плавит камень перед буром. В итоге в скале остается полутораметровой ширины тоннель с гладкими, как полированное стекло, стенками.
– Красота! – ехидно усмехнулся второй бородач.
– Конечно, красота! Потом им запретили использовать этот метод. Вот только что осталось после их пятидесяти установок, разбросанных по всей Антарктиде, – никто не знает. Да и где они во льдах распиханы – тоже вопрос!
Рассказчик умолк.
– Так нужна соль или нет? – уточнил я у Лели.
– Лучше возьми, тем более она йодированная, – ответила она с улыбкой.
Пилот обернулся к нам и повторил свой вопрос:
– Ну что, заполнили свои карманы солью?
– Заполнили! – ответили мы хором.
– Поехали! – проревел он, перекрикивая мотор. Самолет понесся по заснеженной полосе.
Когда подлетали к станции, я заметил внизу большое здание. Позднее мне сказали, что это дизельная электростанция – сердце всего комплекса, расположенное в центре поселения. Сбоку виднелись буровые вышки. Остальные здания были засыпаны снегом, и об их существовании приходилось только догадываться. Снег здесь идет практически постоянно, поэтому под его толщей скрывается множество небольших строений, которые используются как мастерские, кернохранилища и жилые дома, где в летний период обитают члены буровых отрядов.
Путь в помещения "Востока" пролегал по снежному тоннелю. На станции было тихо и безлюдно. Половина комнат пустовала, и, судя по всему, довольно давно.
Наконец мы добрались до цели. Валерий Лукин встретил нас в своем кабинете.
– Ну что, начнем сначала?
Суровый взгляд, традиционная борода, лицо, изборожденное морщинами, – черты истинного "полярного волка". Лукин смотрел на нас с Лелей без любопытства, без радости, без трепета. Будто ему было все равно.
– Вернее, с конца! Вы, наверное, думаете, что мы тут сидим и просто штаны протираем?
Он приправил свой риторический вопрос отборным матом, посылая всех туда, куда принято посылать у русских. Но, выпустив пар, он тут же как ни в чем не бывало продолжил:
– Мне сказали, что на вас не распространяются те требования секретности, которыми меня шпиговали целый день, когда отправляли сюда. Потом я их еще два часа подписывал, – добавил он, помолчав, и снова ругнулся.
– На самом деле кроме меня никто не в курсе, что тут происходит…
Запищала рация.
– Прибыли! – прозвучал хриплый голос, когда Лукин нажал на "прием".
– Ладно, мне сейчас не до вас. Караван пришел! Он два месяца шел! Так что…
Позднее мы узнали, что этот караван не что иное, как санно-гусеничный транспортный поход со станции "Прогресс". Пройдя за два месяца по снежным пустыням около полутора тысяч километров, транспорт привез на "Восток" топливо, без которого жизнь станции невозможна. Остальные грузы доставляли самолетом, и только топливо везли по земле.
Лукин задержался на пороге.
– Спать вместе будете?
Мы с Лелей переглянулись и в голос ответили: "Нет"!
Он кивнул.
– Мест навалом, только холодно! Вы со всеми, – сказал он мне. – А вы, – обратился он к Леле, – в моей комнате. Располагайтесь пока, я за вами зайду.
Я добрел до комнаты и улегся на свободную кровать, мечтая хоть немного вздремнуть.
Но поспать не удалось. Что-то было не так. И дело вовсе не в ледяном потолке, мне мешали странные ощущения. В комнату зашел тот самый бородатый мужчина, который рассказывал про американские установки.
– Уснуть пытаешься?
Я кивнул.
– Не получится! В это время идут сильные магнитные колебания. На "Востоке" шутят, что, мол, это инопланетяне сеанс радиосвязи проводят. А наша рация на это время тухнет. Так что будь готов к таким катаклизмам.
Взяв из тумбочки какие-то вещи, бородач вышел. Только он ступил за порог, меня отрубило. Видно, инопланетяне завершили сеанс связи. Проснулся я от хлопка по плечу. Леля стояла рядом с Лукиным в огромной стеганой куртке и меховой шапке. Пришлось спешно одеваться.
– Идите за мной!
Лукин надвинул на глаза капюшон и направился в глубину одного из тоннелей, ведущих к выходу.
– Вон там находится гляциобуровой комплекс с тремя вышками, одна из которых – знаменитая 5Г, самая глубокая скважина в Антарктиде, – по дороге он проводил нечто вроде экскурсии. – В старом буровом комплексе во время проведения гляциологических сезонов обычно живут буровики и гляциологи, но их сейчас нет. Вот в той стороне, на севере от электростанции, находится аэрологический дом. Он приспособлен для жилья, условия там немного получше. Если вы тут надолго задержитесь, я вас туда определю на постой. Это будка для запуска радиозондов, а там – магнитный павильон. Примерно в пятистах метрах на запад от станции расположены две старые буровые вышки, одна из которых использовалась раньше специально для забора образцов на микробиологические исследования. Ну а нам нужно к кернохранилищу, вон туда.
Пятью минутами позже мы зашли в огромную комнату, уставленную цилиндрами, каждый был примерно в метр высотой. На этикетках значился номер образца, номер скважины и глубина забора.
– Так вот, все это началось в 1970 году, когда на станции "Восток" начал работу гляциобуровой отряд, состоящий из специалистов Института Арктики и Антарктики Ленинградского горного института во главе с Николаем Ивановичем Барковым. Никто тогда не предполагал, что благодаря упорству этих людей будет пробурена самая глубокая ледяная скважина, а добытый ледяной керн позволит изучить климат Антарктиды за последние 420 тысяч лет. Долгое время этот ряд был самым длинным, но в последние годы по керну Купола Конкордия был получен ряд длиной в восемьсот тысяч лет. Кстати, одна из будущих задач гляциологических исследований в Антарктиде – получить климатический ряд длиной в миллион лет.
Я внимательно слушал ученого, стараясь, насколько это возможно, вникнуть в неведомые мне понятия, а тот ходил от цилиндра к цилиндру и продолжал загружать нас информацией.
– Но дело даже не в этом. Уникальность ситуации в том, что прямо под станцией, на 3750-метровой глубине, под толщей льда залегает огромное озеро, размером с Ладогу примерно. Секрет этого озера в том, что ниже отметки 3539 метров ледяной керн, добытый на станции "Восток", сложен не из атмосферного льда, образовавшегося путем уплотнения выпадающего снега, а из намерзшей воды из подледного озера. Строение, химический, газовый, микробиологический, минеральный и изотопный составы этого льда сильно отличаются от вышележащего.
Лукин бросил взгляд на нас, будто проверяя наш интерес.
– Я об этом могу часами говорить, но вы ведь сюда не за этим приехали? – с нескрываемой досадой произнес он.
Леля перебила его. Похоже, она сделала это намеренно:
– Вы правы, ближе к делу!
Лукин вздохнул.
– Так вот, о микробиологических исследованиях. Если в озере водятся какие-то бактерии, то есть шанс, что мы обнаружим их в ледяном керне. Однако пока ни одного микроорганизма, который с уверенностью можно было бы отнести к обитателям глубинного озера, не нашлось. Единственная интересная находка, сделанная на сегодняшний день, – это термофильные бактерии, обнаруженные Сергеем Булатом, специалистом по молекулярной биологии из Гатчинского института ядерной физики.
Термофилы – это микроорганизмы, которые любят тепло и живут в воде, например, в термальных источниках Японии при температуре плюс сорок-шестьдесят градусов по Цельсию, хотя некоторые выдерживают воду и погорячее. Питаются они водородными соединениями. В озере под "Востоком" им вроде бы делать нечего, поэтому считается, что они обитают в разломах земной коры глубоко под озером, а в воду попадают при периодических выбросах горячей воды.
– А можно еще ближе к делу? – не выдержала Леля.
– Можно! – Лукин опять вздохнул, сделал серьезное лицо, сунул руку в щель на стене и щелкнул каким-то тумблером.
В глубине комнаты открылась снежная стена со стеклянной дверью, за которой виднелась лаборатория. Помещение за стеклом явно контрастировало с обстановкой всей станции, не было там ни старого оборудования, ни мебели советского периода.
Нам навстречу вышел уже знакомый мне бородач.
– Передаю вас в надежные руки! – немного иронично сказал Лукин, опять вздохнул и направился к выходу. Потом обернулся.
– Если что, для всех вы были в аэрологическом доме, – обратился он к нам с Лелей. – Как же меня все достало! – тихо добавил он, уходя.
– Итак, Станислав Савельев, будем знакомы! – бородач протянул руку и представился: – Сергей Иванов, Первый Московский государственный медицинский университет имени Сеченова.
– Стас Савельев, простой человек, – поддразнил я его.
– Вы, наверное, знаете, зачем вас сюда привезли?
Я бросил взгляд на Лелю, она знаком приказала молчать. Пришлось и кивнуть, и пожать плечами одновременно, то есть и ответить, и ничего не сказать.
Бородач пустился в объяснения.
– Стас, вы когда-нибудь слышали о технологиях, позволяющих погрузить живой организм в длительное состояние анабиоза, при котором жизненные процессы полностью останавливаются, а потом его возвращают к жизни, и все функции восстанавливаются?
– Конечно, много раз! В фантастических фильмах. Космические корабли бороздят просторы Вселенной, а люди спокойненько спят в каких-то ваннах. Я всегда думал, что это фантастика.
– Теперь вы один из немногих, кто знает, что это не так!
Бородач сказал это так многозначительно, что я напрягся и постарался вникнуть в очередную научную лекцию, от которой у меня внутри и правда похолодело.