Всего на час зашел в тот день бронепоезд № 65 на станцию Тихорецкую, чтобы взять уголь, и именно в этот час здесь должны были сойтись пути людей, не видавших и не слышавших ничего друг о друге бесконечных четыре года гражданской войны.
Федосею Ивановичу, бывшему офицеру, ныне командовавшему красным бронепоездом, не составило труда подбросить племянника на несколько станций поближе к Ростову, а потом устроить его на пассажирский поезд. Конечно, он ни на секунду не усомнился в том, что рассказал ему о себе племянник.
Солнечным майским утром, преображенный дядиной бритвой и частью его гардероба, есаул Филатов вышел на привокзальную площадь в Ростове, понял окончательно, что он все-таки выжил, черт побери! Мысли его, пожалуй, в первый раз за все дни вернулись к тому незнакомому человеку в кожаной тужурке.
Кто это был? Вряд ли центр ОРА стал бы связываться из-за него с таким рискованным делом. Они, конечно, выяснили, что арест его был случайным, и на том успокоились. Кто мог пойти на такой риск?
Свернув от вокзала по направлению Сенной, Филатов прошел несколько кварталов и в путанице переулков нашел названный ему дом и квартиру. Он постучал. Дверь открыла Анна Семеновна Галкина…
В тихой комнатке конспиративной квартиры сидели два немолодых господина, те самые, которые несколько дней назад гуляли в садике возле собора.
Огня не зажигали, достаточно было довольно яркого света большой лампады, пламя которой множилось, отражаясь в золоченых ризах больших икон и ярко начищенном томпаковом самоваре, стоявшем на столе.
Николаи Маркович Новохатко налил гостю - Александру Игнатьевичу Беленкову - второй стакан чаю и бережно передал его.
- Хороший чай у вас, настоящий кузнецовский. Где достаете?
- Пустяк, Александр Игнатьевич, есть кое-какие люди, за денежки все могут. Благо пока есть чем платить. Кстати, позвольте спросить, что слышно в штабе насчет новых ассигнований?
- Следует ожидать, что они поступят после инспекции, которую вот-вот должен провести у нас Софийский штаб. И знаете, кто будет нас инспектировать? Сам генерал Эрдели.
- Боже мой! - Новохатко перекрестился. - Одно это имя вселяет в сердце предчувствие успеха. Ну, да ведь у нас есть что показать! Не зря хлеб едим.
- Да, вот что, уважаемый, ваш посланец из Екатеринодара вернулся?
- Так точно, Александр Игнатьевич, как раз хотел вам об этом доложить. Обстоятельства задержания есаула в станице Пашковской вам, ваше высокоблагородие, уже известны. Далее - ни на следствии, ни на суде Филатов ничего не сказал о своих связях со штабом ОРА. Агент установил, что второго мая сего года есаул Филатов при конвоировании его на вокзал бежал…
- Зачем его конвоировали на вокзал?
- Было распоряжение отправить его в Ростов.
- Чье распоряжение, черт подери?
- Из Москвы…
- С этого надо было начинать, милейший! Вы понимаете, что это значит? Расстрелять его могли и в Екатеринодаре. Ясно, этот мерзавец после приговора заявил, что он может дать сведения чрезвычайной важности. Это бесспорно, - кулак Беленкова слегка пристукнул по столу. - Ну-с, а дальше?
- Его похитили по подложным документам.
- Надеюсь, это был ваш человек?
- Нет, ваше высокоблагородие. Наш агент был на месте, говорил с дежурным по вокзалу. Этот дежурный и описал человека, который пришел с подложными документами и забрал есаула. А потом явились чекисты. Ну, естественно, была тревога.
- Естественно, вы считаете? - Беленков задумался. - Так кто же, по-вашему, этот человек?
- Я полагал, это по вашей линии, - тихо сказал Новохатко.
- Я бы дорого дал за это, - сказал Беленков. - Одно ясно, Филатов, спасая свою шкуру, продался им. Иначе не было бы вызова. Это могла быть только группа, неизвестная нам. Ну, скажем, от генерала Пржевальского или англичане. Словом, так или иначе нужно найти следы Филатова и этого человека, который его похитил.
- Слушаюсь!
- Что-то у нас в последнее время становится много неразрешенных загадок. Что с этой девицей Галкиной, вы нашли ее?
- Адресок установили, Александр Игнатьевич. Переехала на другую квартиру, кто-то, видимо, спугнул ее. Живет около Сенного базара. Никуда почти не выходит, шмыгнет на базар и обратно.
- Хорошо, пока наблюдайте. Если будет установлена связь с "чрезвычайкой", ликвидировать немедленно.
- Наблюдаем-с!
- Так, теперь с вашим списком. В штабе ему придают самое серьезное значение. В день высадки десанта ваши боевики в городе должны будут в кратчайший срок уничтожить всех, кто там поименован. Учтите, что большевики часто меняют руководителей.
Беленков не успел договорить, как в бесшумно раскрывшуюся дверь не вошла, а скорее вкатилась полненькая, круглая старушка. Она, не обращая внимания на гостя, нагнулась к уху Новохатко и что-то прошептала.
- Прошу прощенья, Александр Игнатьевич, срочный визит оттуда, от Сенного базара, - и, не дожидаясь ответа, вышел.
Беленков, скрывая раздражение, встал и прошелся по чистым, выскобленным половицам. Все-таки тяжелое наступило время. Ему, полковнику генерального штаба, кадровому разведчику, приходится иметь дело с каким-то Новохатко из охранного отделения, "Пришить" - это они могут.
Размышления полковника прервал хозяин, с вытаращенными глазами влетевший в комнату.
- Ваше высокоблагородие, Филатов вчера явился на новую квартиру Галкиной! И еще один там! Судя по описаниям, тот, который украл его у чекистов. Прикажете накрыть всех разом?
8. Здравия желаю, господин полковник!
Хорунжий Говорухин пил уже третью неделю. Пил с того самого дня, когда узнал, что в камышах под Елизаветинской снова объявился полковник Назаров.
- Выплыл-таки, трехжильный черт, - пробормотал хорунжий, услышав эту весть.
И снова вспомнилась ему августовская ночь, когда плыли они вдвоем с полковником через быструю реку Маныч.
Было это с год назад. Бесславно закончился десант, брошенный по приказу Врангеля из Крыма под Таганрог. Командовал десантом полковник Назаров. Половина десанта здесь же полегла на пустынном азовском берегу. Вторую половину удалось Назарову увести на север.
С месяц шли они по правому берегу Дона. Творили расправу над Советами, над мелкими отрядами красных. Но у станицы Константиновской красные бросили на них регулярные части.
Двое суток длился бой, и хорунжий до сих пор не может понять, как тогда удалось ему с полковником Назаровым уйти. У самого Маныча возле небольшого хутора настиг их какой-то отряд. Коней постреляли, а полковника ранило в плечо. Все же ушли, до вечера отлежались в перелеске, а ночью поплыли через Маныч. Хорунжий взял себе полковничье оружие. До середины уже доплыли, как полковник стал тонуть…
Никогда не забудет хорунжий, как скользкая и холодная рука ухватила его за плечо, потащила под воду. Вывернулся хорунжий, ногой оттолкнул полковника и, не помня себя, напрягшись до судороги, выплыл на берег. С час лежал на песке. Никого не было…
Потом вернулся на Дон. Здесь и нашел его представитель подпольного штаба ОРА из Ростова.
Много тогда скрывалось в донских камышах белых армий и отрядов. Мало-помалу сошлись к нему зимой сотни две отчаянных, кому терять нечего. Ростовская организация снабдила деньгами, обещали большие чины дать. А главное - под большим секретом узнал Говорухин, что в середине лета ожидается английский десант с Черного моря и будет провозглашена независимость Дона.
К весне сумел хорунжий поставить под свое начало в общей сложности тысячи полторы сабель. Были у него свои люди и в станичных Советах и в военных отделах. Конечно, всю силу вместе он не держал: кто в камышах, кто по хуторам. Однако если потребовалось бы, в несколько часов мог собрать всех.
Говорухину намекали, что самому барону Врангелю доложено о его стараниях. В мечтах хорунжий видел на себе полковничьи погоны, а то и… чем черт не шутит…
И вдруг Назаров. Словно ушат холодной воды вылили на Говорухина. Тут он и запил.
Говорухин сидел в хате с командиром первой сотни Боровковым. На столе среди бутылок и мисок с закуской красным раструбом сверкал граммофон:
Кровавое Вильгельм пляшет танго,
Хоть и разбит он и с тыла и с фланга…
- Вот вы, Фаддей Иваныч, - говорил Боровков, - были в Германии. Слышал, там тоже была революция. Ну, у нас-то, я понимаю, немцы революцию произвели. А вот у немцев кто же?
- Не было у них революции! - сказал, по-пьяному растягивая слова, Говорухин. - Не было и не могло быть. Немцы, брат, народ аккуратный!
- Что? - спросил Говорухин и, подняв глаза, увидел в дверях своего ординарца и незнакомого человека в гимнастерке без погон.
- Кто такой? Я ж говорил, чтоб никого…
- Позвольте доложить, ваше благородие, - отрапортовал ординарец, - они от их высокоблагородия полковника Назарова.
Словно испугавшись чего-то, смолк граммофон, только игла продолжала с шипением скоблить пластинку. Говорухин стукнул по ней кулаком. Сотенный Боровков, чуя неладное, встал.
- Кто такой? - мрачно спросил Говорухин, глядя на гостя.
- Поручик Ремизов, с особым поручением господина полковника.
- От полковника? - наконец переспросил он. - А как зовут полковника?
- Иван Семенович, - удивленно пожал плечами поручик.
Хорунжий, пошатнувшись, встал и вдруг дико заорал па Боровкова и ординарца:
- Чего уставились? Геть отсюда! И чтобы ни одна душа!..
Поручик, не дожидаясь приглашения, сел. Говорухин налил самогона в два стакана. Горлышко бутылки дробно позвякивало о край.
- Пейте, поручик, - сказал он.
- Может быть, сначала о деле?
- С приездом, - ответил Говорухин, опрокинув стакан в горло.
Ремизов хлебнул из стакана и брезгливо поморщился.
Говорухин взял со стола соленый огурец.
- Вам Иван Семенович говорил обо мне что-нибудь?
- Н-нет, - под пристальным пьяным взглядом Говорухина поручик почувствовал себя будто бы неловко. - Я имею приказ назначить с вами встречу.
- А какая мне в этом надобность? - Говорухин снова налил самогона, но на этот раз только себе.
- Такова директива из Ростова.
В отравленном мозгу Говорухина гвоздем сидела только одна мысль: помнит ли полковник Маньгч? Бывает, что люди забывают, или, может быть, он тогда потерял сознание?
- Ладно, - сказал он. - Я встречусь с полковником. По только с глазу на глаз. Ну, скажем, в семь вечера. Мельница у хутора Сурчинского.
- Я могу надеяться, что господин хорунжий назавтра не забудет?
Красное лицо Говорухина побагровело еще больше.
- Слушай, - сказал он вдруг тихо, - а если я тебя сейчас шлепну?
- Вы будете нести ответственность перед штабом ОРА! - спокойно ответил поручик, и что-то в его тоне сказало хорунжему, что его полугодовая вольница кончилась.
- Ну ладно, катись отсюда! - сказал он.
На следующий день с десятью надежными казаками Говорухин поскакал к хутору Сурчинскому. Отряд шел открыто, потому что у всех были документы, удостоверяющие принадлежность всадников к милиции, что подписью и приложением печати подтверждалось.
Часам к пяти на дороге, выходившей из балки, появились два всадника. Они посовещались о чем-то на виду у говорухинского отряда. Потом один двинулся к ветряку, а второй - неспешной рысью к роще, где стояли казаки.
9. Кто есть кто…
У разведчика существует некое шестое чувство, которое вырабатывает в нем его сложная и опасная жизнь. Оно складывается из чуткого восприятия и немедленного сопоставления сотен мелких деталей: оттенков поведения людей, мимоходом брошенных фраз, случайных на первый взгляд совпадений - словом, из сотен пустяков, которые обычно остаются незамеченными.
Борис Лошкарев обладал этим чувством, которое можно назвать интуицией. Операция "Клубок" была не первой, в которой он принимал участие. Он работал в Петрограде над раскрытием заговора Люкса. Одна из цепочек этого заговора тянулась в Астрахань, где и застало его распоряжение отбыть в Донскую чрезвычайную комиссию. Интуиция настойчиво твердила Лошкареву, что вот-вот начнутся главные события.
Когда в квартиру, где "корнет Бахарев" так уютно устроил Анечку Галкину и есаула Филатова, под вечер пришла некая дама в строгом черном платье, Борис понял: "Есть!"
От открыл ей дверь сам. Она спросила, не здесь ли живет Анна Семеновна Галкина.
- Проходите, - спокойно сказал Борис, пропуская даму вперед. Долю секунды она колебалась, потом вошла. Он скорее почувствовал, чем услышал, что за дверью стоит еще кто-то, может быть, не один. Борис плотно закрыл дверь на щеколду и громко познал: - Анечка! К нам гости.
Едва заметно дрогнули брови Галкиной, вышедшей навстречу.
- Валерия Павловна, дорогая! - воскликнула она. - А я как раз завтра собиралась к вам с новостями.
- Здравствуйте, милочка! - ответила дама низким голосом, бесцеремонно проходя в комнату, где у стола сидел настороженный есаул Филатов.
- Это моя благодетельница, - сказала Анна Семеновна Борису, - разрешите, Валерия Павловна, представить вам: хозяин этого гостеприимного дома Борис Александрович Бахарев, корнет!
Борис щелкнул каблуками, гостья протянула ему руку. Слегка прищурившись, она оглядывала комнату и вдруг, будто громом пораженная, широко раскрыла глаза.
- Что это? - сказала она трагическим шепотом. - Иван Егорович? Да ведь вы же…
- Полно вам, сударыня! - оборвал ее Филатов. - На сцене в Киеве у вас получалось значительно лучше. Скажите лучше, как вы нас нашли. Господин Новохатко не дремлет?
Валерия Павловна сделала страшные глаза, указывая ими на Бориса.
- Странно, Иван Егорович, - начала она.
- Ничего странного, - сказал Филатов, резко вставая, - этому человеку я доверяю больше, чем себе. Он спас мне жизнь.
Борис сделал протестующий жест.
- Прошу прощения, я вижу, что вам надо поговорить. Я не стану вам мешать. Между прочим, вчера один грек на базаре обещал мне добыть бутылку вина. Она как раз была бы кстати. Анечка, постарайтесь насчет стола, я мигом.
Борис взял с вешалки фуражку и пошел к двери. На противоположной стороне улицы он увидел человека, который упорно делал вид, что ничем не интересуется. Борис постоял, прикуривая у ворот. Потом зашагал к рынку. Из ворот вышел второй человек и двинулся за ним. Так они дошли до рынка.
Несмотря на вечерний час, там еще было многолюдно. Не торопясь Борис шел сквозь толпу, незаметно посматривая, не отстал ли провожатый. Но тот, видимо, был не новичком в таком деле и ухитрился очутиться рядом с Борисом, когда он подошел к одному из ларьков, за прилавком которого стоял молодой черноволосый парень.
- А! Здравствуй, гражданин-товарищ, - сказал он Борису. И, внимательно посмотрев на его лицо, добавил: - Что имеешь, сахарин, мыло?
- Сахарин будет завтра, Костя, бутылку вина нужно.
- Вино! - сказал Костя, глядя в сторону непрошеного свидетеля. - Опять ему, видно, выдали?
Он нагнулся и достал из-под прилавка большую темную бутылку.
- Три миллиона!
- Бога побойся, Костя, ты ж православный…
- А ты бога не боялся, - горячо подхватил Костя, и у прилавка вспыхнул обычный на ростовском рынке горячий торговый разговор.
…А тем временем не менее горячий спор продолжался и в комнате небольшого домика неподалеку от базара.
- Я не приму ваших обвинений, - сказал Филатов, когда Борис вышел из комнаты. - Я знаю только одно: никто, никто в тот трудный час не пришел ко мне на помощь, хотя я знаю, что у центра была такая возможность. Совершенно верно поступила и Анна, и этот корнет был для нас единственной надеждой.
- Откуда такое всемогущество? - Валерия Павловна тонко улыбнулась.
- У него куча денег, - ответил Филатов, кроме того, масса знакомых. Он каким-то образом связан родственно с епископом Филиппом, между нами, я подозреваю, что он его сын.
- Что вы говорите? - Валерия Павловна даже приподнялась в кресле. - А он что, действительно корнет?
- В этом у меня нет никаких сомнений, - Филатов подошел к маленькому письменному столу, на причудливых резных ножках, стоявшему в углу комнаты, - Анечка, посмотри, закрыта ли там дверь? Вот глядите, что я здесь обнаружил, - он передал фотографию Валерии Павловне.
На снимке с отштампованной золотом маркой екатеринодарского фотографа Манштейна были запечатлены на рисованном фоне Кавказских гор три офицера. Слева, картинно положив руку на эфес сабли, стоял корнет Бахарев.
- Вот этого, который сидит в кресле, - сказал Филатов, - я отлично знаю. Штабс-капитан Трегубов, корниловец, участник "Ледяного похода".
- А он, я имею в виду корнета, знает о существовании нашей организации?
- Я думаю, догадывается, - ответил есаул, - но у него на этот счет свои убеждения. Он давно разочаровался во всяких организациях и действует на свой страх и риск.
- Но помогает же ему кто-нибудь?! - удивленно спросила Валерия Павловна.
- Ну, это люди другого плана - черный рынок, контрабандисты, коммерсанты. Отсюда и деньги, которых у нашего корнета больше, кажется, чем у наших общих знакомых.
Валерия Павловна задумалась.
- Во всяком случае, - сказала она наконец, - пока Бахарев ничего не должен знать о существовании нашего штаба. Я посоветуюсь. Постарайтесь узнать получше о его связях с епископом Филиппом.
- На днях он получил от него письмо, - сказала Анна Семеновна, - но он носит его все время с собой.
В дверь постучали. Явился Бахарев, улыбаясь, он поставил на стол бутылку вина.
- Настоящее абрау-дюрсо, - сказал он с торжеством, - за подлинность ручаюсь. Этот грек, конечно, порядочная шельма, но за деньги представит хоть белого слона.
Валерия Павловна собралась уходить только поздно вечером. Корнет счел своим долгом проводить ее. Она милостиво согласилась.
- Боже мой, - говорила, несколько разомлев от старого вина, Валерия Павловна, - когда же все это кончится, этот мрак, тревога? Это не может продолжаться вечно.
- Правда восторжествует, - сказал Бахарев.
- Вы уверены в этом?
- Я за это борюсь.
Они вышли на Садовую улицу, и Валерия Павловна, поблагодарив своего провожатого, рассталась с ним.
Две тени сопроводили Бориса обратно на Торговую.
10. Наследство бедной матушки
После визита Валерии Павловны на Торговую улицу три дня было относительное затишье.
Бахарев устроил "военный совет", на нем было решено, что Филатов с Анной останется жить здесь, па Торговой.
- А у меня, господа, - сказал Борис, - есть еще одна квартира. Сказать по чести, мне тяжело идти туда. Это квартира моей покойной матушки, здесь, недалеко, на Таганрогском проспекте.
- Там кто-нибудь живет сейчас? - осведомился Филатов.
- Воспитанница моей матушки Вера.
- А это не опасно? Ваше появление после стольких лет…
- Видите ли, - вздохнув, сказал Бахарев, - кроме этой женщины, Веры Никифоровны, меня там никто не знает. Дело в том, - он замялся, - что с моим рождением связаны некоторые обстоятельства… Я родился и вырос вне дома. Так было нужно… Словом, решено, - добавил он категорически, - я перехожу туда.
Когда Бахарев вышел из комнаты, Анна Семеновна с горящими глазами зашептала Филатову:
- Я же говорила! Мне теперь все ясно! Он - сын епископа Филиппа!