Зявкин и Николаев согласились с доводами командарма Первой Конной. Было понятно, что организация, возглавляемая такой крупной фигурой, как князь Ухтомский, должна иметь налаженные связи с заграницей. Ликвидировать ее можно было только после того, как будут установлены все ее связи. Вместе с тем времени оставалось мало. Из Москвы пришло шифрованное сообщение о том, что по сведениям, полученным из Софии, ростовское подполье должно приступить к активным действиям с середины июля.
Ближайшим путем к центру организации Борис считал поручика Милашевского. Нужно было найти к нему ключ, либо заручиться его дружбой, либо вступить в борьбу.
Еще на обратном пути из станицы Борис заметил, что есаул Филатов не собирается забывать промаха Милашевского с "проверкой". Он постоянно напоминал ему об этом, пока окончательно не вывел поручика из равновесия. Вспылив, Милашевский сказал есаулу:
- Не знаю, во всяком случае, вам еще предстоит объяснить полковнику Беленкову, почему это чекисты приказали отправить вас из Екатеринодара в Ростов.
- С вашего разрешения, есаул, - сказал Борис, - я бы взял на себя обязанность объяснить все обстоятельства вашего побега господину полковнику… чтобы… - Борис сделал паузу, - никому не повадно было пачкать своими подозрениями честных людей.
Удар был нанесен, враг нажит. Борис увидел, как удовлетворенно улыбнулся Филатов.
Дня через два после возвращения из станицы вечером к Борису пришла Анна Семеновна Галкика. Она была одета наряднее обычного и заметно чем-то взволнована.
- Простите, Борис Александрович, что я так, без приглашения, - была здесь рядом по своим коммерческим делам, - сказала она. - Вы знаете, я теперь скучаю без вас.
Борис удивленно поднял брови.
- Да, да, не удивляйтесь, - продолжала Галкина, - вы так много сделали для меня в трудную минуту. Вообще мне нравятся люди смелые и решительные, Иван рассказывал мне, как вы там, в станице…
- Пустяки, - прервал ее Бахарев.
Галкина наговорила ему еще кучу комплиментов. Борис молчал, раздумывая: что ей надо. - 1
- Боже мой, - спохватилась вдруг Галкина, - а ведь уже поздно. Я надеюсь, Борис Александрович, вы проводите меня?
- Сочту за счастье, - Борис учтиво поклонился. - Сию минуту, я отдам некоторые распоряжения.
Борис вышел в переднюю и, постучав в комнату Веры, сказал:
- Вера Никифоровна, я вернусь поздно, не запирайте парадную дверь изнутри.
- Куда же вы на ночь глядя? - ответила Вера.
- Я провожу Анну Семеновну.
Когда он вернулся в комнату, Галкина стояла у самых дверей, покрывая голову черным кружевным платком.
Не забудь потемнее накидку,
Кружева на головку накинь, -
шутливо пропел Борис.
На улице Галкина кокетливо взяла его под руку. Было уже почти совсем темно.
- А вы как ребенок, - заметила Анна Семеновна, - обо всем докладываете прислуге.
- Ну, Вера Никифоровна не совсем прислуга, почти родственница, - ответил Борис.
- Да, да, я, я понимаю, - многозначительно ответила Галкина, - а сколько ей лет?
Едва они отошли от дома, как Галкину, несмотря на теплый июньский вечер, стала колотить мелкая дрожь.
- Что это с вами? - Борис прикоснулся к ее руке. - Вы не больны?
- Холодно, - голос Галкиной дрогнул.
Они свернули в переулок, впереди возле тротуара стоял одинокий извозчик. Борис, не выразив никакого удивления по поводу того, что в глухом переулке вдруг появился извозчик, вообще-то редкость в Ростове того времени, сказал:
- Может быть, подъедем?
- Нет, нет.
Они миновали пролетку. Впереди на улице показались двое. Сзади Борис услышал приглушенный шум, но не оглянулся. Тотчас же со спины его цепко схватило несколько рук.
- В чем дело? - успел только выкрикнуть он. Вырвавшись, молча побежала вперед Галкина, стуча каблуками. Кто-то с профессиональной сноровкой сунул Борису кляп, его взяли за руки и за ноги, пронесли несколько шагов и бросили в пролетку.
- Скорей, черт вас побери, - крикнул кто-то снаружи, - трогай!
Пролетка тронулась, крыша ее была опущена, Бориса крепко держали два человека, он не сопротивлялся…
Оставшись одна, Вера выждала, пока на улице стихли шаги, накинула платок и перебежала улицу. На невысоком крыльце дверь ей открыли без стука.
- Куда это Борис пошел? - спросил встретивший ее в дверях Петя Ясенков. - Что случилось?
- Это Галкина его попросила проводить. Что-то странно.
Из комнаты вышли еще двое.
- Что будем делать? - Ясенков почесал в затылке. - Как бы они не завели его куда. Ну-ка, Орлов, давай сопроводи. В случае чего отбейте. Ясно?
- Погоди, Петр, может быть, и нечего горячку пороть, - сказала Вера.
- Да мы ничего, сперва посмотрим, - ответил Орлов.
Через минуту две дюжие фигуры вышли из ворот дома. Они прошли по улице, свернули в переулок - навстречу им ехала извозчичья пролетка с опущенным верхом. Был ли кто внутри, они не видели. Впереди по переулку быстро уходили два или три человека.
Когда Орлов и его спутник догнали их, то увидели, что это Галкина в сопровождении двух мужчин. Перейдя на другую сторону, Орлов остановился.
- Вот что, - сказал он своему напарнику, - ты дуй в ЧК, тут дело нечисто, а я пойду за ними.
13, Долг платежом красен
Николай Орлов работал в ЧК восьмой месяц и потому считался уже опытным сотрудником. Несмотря на то. что на улице в тот час было очень мало прохожих, он сумел проводить Галкину и ее спутников до бывшей квартиры Бахарева. Анна Семеновна одна зашла в дом, а двое мужчин постояли па перекрестке, попрощались и… разошлись в разные стороны. Пока Орлов решал, за кем из них пойти, оба они как в воду канули.
- Ты хоть там по улице не метался? - спросил его Миронов, когда Орлов доложил о результатах. - Ну ладно. Пойдешь завтра на базар к Косте, может быть, он знает.
- Ну, теперь держись, ребята, - сказал Зявкин, - теперь самое главное начинается. Это - ясное дело - они его взяли к себе, иначе зачем бы здесь была мадам Галкина?
- Интересно бы знать, насколько они доверяют ему? - задумчиво сказал Николаев. - Словам они не верят. Впрочем, в его активе кое-что есть.
- Надо бы ему помочь, - Зявкин покрутил ручку телефона и поднял трубку. - Миронова ко мне пришлите, пожалуйста. Если не возражаешь, Николай Николаевич, - продолжал он, - я дам ход комбинации с Поповым.
Открыв утром дверь, Вера увидела перед собой есаула Филатова.
- Борис Александрович дома? - осведомился он.
- Позавчера пошли провожать барышню, велели дверь не запирать, и вот до сих пор нет. Не знаю, что и думать. Время такое… Спаси нас господи, - сказала Вера и приложила платок к глазам.
Но Филатов был изумлен, кажется, искренне.
- Барышня была здесь одна? - спросил есаул. - Позавчера?.. Вы не волнуйтесь, любезная, я постараюсь выяснить…
После его ухода Вера немедленно отправилась на рынок.
Позже между есаулом и Анечкой Галкиной разыгралась бурная сцена.
- Это близко к предательству, - говорил Филатов, крупными шагами меряя маленькую комнатку. - Ты ходишь к нему, я не знаю, конечно, зачем, не хочу знать! Но при твоей помощи его заманивают в ловушку, это уже касается дела, ты не имела права скрывать!
Галкина в углу тихо плакала.
- Он меня убьет, - сказала она сквозь слезы.
- Кто?
- Новохатко.
Есаул ничего не ответил. Он чувствовал себя скверно. Его озадачило, почему Новохатко, обычно доверявший ему и даже побаивавшийся его, на этот раз ничего не сказал о Бахареве. Филатов чувствовал, что его судьба связана теперь с судьбой корнета. Так или иначе он должен держать теперь его сторону.
- Черт знает что! - сказал есаул. - Так не поступают порядочные женщины.
Он ушел, громко хлопнув дверью.
На улице его охватила злоба и жестокая тоска. Собственно говоря, в ту секунду, когда захлопнулась дверь, он понял, что идти ему некуда. В штабе на него смотрят с подозрением. Филатов был уверен, что всему виной эта сволочь поручик Милашевский.
Есаул вышел на бульвар, прошелся из конца в конец несколько раз и вдруг увидел, как от здания Северо-Кавказского военного округа отъехали два всадника. Первый на гнедом дончаке, уверенно сдерживая горячего коня, пересек площадь, и есаул узнал в нем командира Первой Конной Семена Буденного. Задний, видимо адъютант, несколько отстал.
Филатов, чувствуя, как теплой сталью вдавливается в живот засунутый изнутри за пояс кольт, пошел навстречу.
Они будут знать есаула Филатова… Только бы не промахнуться.
- Извините, гражданин, где тут Малая Садовая? - услышал он внезапно. Рядом с ним стоял высокий франтоватый малый развязного вида, в кожаных вишневого цвета крагах.
- Что? - спросил есаул.
- Я говорю, где Малая Садовая?
- Вот она, рядом!
- Ага, вот спасибо, второй час ищу! - Малый нагло, как показалось есаулу, улыбнулся и сказал: - Закурить не желаете?
- Иди своей дорогой, - буркнул Филатов. Цокот копыт уже терялся где-то в улицах.
Он вернулся обратно на бульвар. Сел на скамью. Там, почти не двигаясь, тупо глядя в одну точку, он просидел больше часа.
- Боже мой! Иван! - встретила его Галкина с порога. - Пришло письмо от Жоржа Попова.
Есаул выхватил у нее из рук небольшой листок.
"Тетя уехала в Харьков, в Ростов заехать не смогла, чувствует себя хорошо. Велела кланяться и благодарить за пособие сердечно. Жорж".
- Откуда это?
- По почте пришло.
- Молодец корнет! Нет, я все-таки должен вмешаться в его дело. Ты сама отведешь меня к Новохатко!
Вопреки ожиданиям Новохатко нисколько не разозлился при появлении Филатова. Наружные ставни были прикрыты, а сам хозяин в полотняной рубашке пригласил нежданного гостя к столу.
- Неосмотрительно изволили поступить, Иван Егорович, - мягко сказал Новохатко. - А ну как за вами слежка?
- Не волнуйтесь, - ответил Филатов, - если бы слежка была, то я бы здесь с вами не сидел.
- Слышали, - Новохатко поскреб лысину, - и про то, как бежали, тоже слышали. Но все же нарушать конспирацию не стоит. Вы, боевые офицеры, привыкли все напролом. Мы здесь строим, плетем, открываем вам путь. А придет ваш черед, вы про нас забудете. Скажете - мы спасли Россию!
Филатов молчал.
- Я человек откровенный, Иван Егорович, - продолжал хозяин, - ваш путь будет в генералы, в губернаторы, в министры. А нам? Ступай опять на задворки? В подворотню? А между тем вот сейчас, в трудное время, к кому вы пришли? Ко мне пришли. Вот в чем дело.
- Помилуйте, Николай Маркович, - сказал он и сам удивился смиренности своего тона, - ваши заслуги нам хорошо известны, могу сказать от имени казачества, они не будут забыты.
- Спасибо на добром слове, если бы все так считали!
- Кого вы имеете в виду? - Филатов насторожился.
Новохатко посмотрел на него, словно приценяясь. Потом сказал:
- Ну, есть офицеры. Из гвардии, например. Верите ли, руку подать стыдятся, а ведь под одним богом ходим. Вот и о вас недавно у меня был разговор с полковником Беленковым. - Новохатко выдержал паузу. - Ему, видите ли, не нравится, почему это чекисты затребовали вас в Ростов. Я-то проверял, вы уж меня простите: конвойного вашего, что на вокзал вас доставил, расстреляли большевики. А полковник все равно свое гнет. А в чем дело? Знает он, что среди казачества вы первый.
Филатов молчал.
- Вот что я вам скажу, господин есаул, - в маленьких глазах Новохатко проявился холодный свинцовый огонек. - Я так понимаю, что вы не зря ко мне пришли. Простите, деваться вам некуда…
Есаул резко встал.
- Не утруждайтесь, господин есаул, сядьте, - продолжал Новохатко. - Серьезного дела они вам больше не доверят. Но я вам друг, и вы мне верьте, у меня закваска. Должны мы с вами, Иван Егорович, о себе подумать. А первым делом убрать бы нам из штаба господина Беленкова и его правую руку Милашевского.
- Вы так говорите со мной, - криво улыбаясь, сказал Филатов, - будто бы я уже во всем согласен с вами.
- Эх, Иван Егорович, плох бы я был, если б сомневался. Вы, я да корнет Бахарев - мы тут их быстро в христианскую веру приведем. Скажу по секрету: князь мне больше доверяет, чем полковнику.
- А где Бахарев?
- А где же ему быть? У меня в надежном месте, мои ребятушки позаботились. Он, между прочим, человек хороший, поговорили мы с ним по душам. Письмо при нем было. От самого епископа Филиппа.
- Это я знаю, - ответил есаул. В душе он был согласен с предложениями Новохатко, но считал необходимым поломаться. Это, конечно, не ускользнуло от Новохатко. И он дал гостю такую возможность.
Оказалось, что Милашевский вместе с казначеем штаба Долгоруковым давно уже занимаются неприглядными финансовыми комбинациями. После бегства Деникина у Долгорукова остались клинге, с которых печатались "донские деньги" - "колокольчики". Раздобыв где-то краски и печатный станок, Долгоруков и Милашевский печатали эти бумажки. Когда же в штаб поступали деньги на нужды организации в какой-нибудь другой валюте, они заменяли ее своими "колокольчиками".
Филатов был возмущен до крайности.
- Это низость! В то время, когда все мы ежеминутно рискуем головой, они думают о корысти. Никакого суда они не достойны. Я сам их убью!
- Ну зачем же вам рисковать? - Новохатко спокойно налил себе чаю. - Я уже сговорился, как это сделать. Все будет тихо и аккуратно.
- С кем же это вы сговорились?
- Да с вашим корнетом, не возражаете?
14. По русскому обычаю
Балканское полуденное солнце жгло нестерпимо. Виллу бывшего царского посланника в Софии с недавних пор сделал своей резиденцией Врангель. Из-за жары барон, принявший уже с утра в садовой беседке двух посетителей, решил перенести следующую беседу в кабинет в глубине дома. К тому же свидание предстояло особое.
В ожидании его Врангель прошелся по затененной дорожке, усыпанной галькой, привезенной с морского побережья. Недавно ее полили, и она сохраняла тонкий, едва уловимый аромат моря, мешавшийся с пряным запахом лавра. Это сочетание снова напомнило барону Крым, горячие дн;; прошлого лета. Прорыв на Украину, который тогда казался началом победы. Да, это было ровно год назад. Всего год! А кажется, вечность! Барон был под впечатлением последнего визита. Только что у него был уверенный в себе и напористый господин по фамилии Цанков, глава какой-то новой политической группы, названия которой Врангель как следует не запомнил. Он усвоил только одно: господину Цанкову очень не нравится нынешнее болгарское правительство Александра Стамболийского. Не нравится по многим причинам, но прежде всего своими демократическими реформами.
- А вам известно, барон, что думает Стамболийский о событиях в России? "Тот, кто любит русский народ, не будет сожалеть о падении царизма!" Я уверен, - продолжал Цанков, - что в ближайшие месяцы Стамболийский сговорится с большевиками. Вы понимаете?
Это Врангель понимал. Он чувствовал, что новое правительство под давлением народного мнения все более неприязненно смотрит на врангелевское воинство, расположившееся в Болгарии, как у себя дома. Многие симптомы говорили о том, что пора уходить, пока не попросили.
- Скажите, барон, - вкрадчиво говорил Цанков, - могу ли я рассчитывать, что русская армия, оказавшаяся ныне волею судеб на нашей дружественной земле, в случае возникновения каких-либо внутренних трений будет на стороне людей, стремящихся к истинному благополучию?
Барон применил свой обычный козырь.
- Я солдат, и не мое дело политика, - сказал он.
- Вы скромны, генерал, я знаю вас и как политика, - ответил Цанков. - И смею вас заверить, наши политические платформы весьма близки. Сильная единая рука должна править государством. Не так ли? Единственно, что в ответ мы могли бы гарантировать вам некоторую финансовую поддержку.
Это, конечно, меняло дело. И все же ответа он сразу не дал. Нужно было выяснить, как отнесутся к этому французы и англичане, да и проверить, какие финансы за этим Цанковым.
- Надеюсь, - заговорил, наконец, Врангель, - что все инструкции специального характера вами уже получены. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить вам лично некоторые сведения политического характера.
Барон снова выдержал паузу.
- Итак, вам предстоит встретиться с руководителями наших штабов в России князем Ухтомским в Ростове, генералом Пржевальским на Кубани. Вы должны посетить генерала Шиты Истамулова в Дагестане и Ганукомуллу в Чечне. В разговорах с ними и с их офицерами вам необходимо наметить те задачи, которые встанут перед ними после высадки десанта. Мы не планируем немедленного похода на Москву или хотя бы на север. Наша задача - закрепиться на любом участке нашей многострадальной родины. И тем создать предпосылку для ее полного освобождения.
Барон встал.
- Успех этого дела во всем зависит от предварительной подготовки. Каждый коммунист, комиссар должен быть на строжайшем учете заранее. Не дать никому уйти. Вот в чем задача. В первую же ночь десанта все большевики в Ростове должны быть на фонарях! И никаких пятых, десятых - все, кто способен оказать нам сопротивление! И это будет, будет в конце июля! - хриплый голос Врангеля прозвучал внушительно.
- Я могу сослаться на этот срок? - спросил Васильковский.
- Только самым доверенным людям.
Барон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга-болгарин, неся на маленьком подносе серебряные чарки.
- Итак, господа, по русскому обычаю - за успех вашей миссии, полковник, - сказал Врангель. - Правда, водка пока болгарская, но не беда, скоро выпьем и русской.
Все взяли по чарке.
Единым духом опрокинув водку в широко открытый рот, Врангель провел белой ладонью по усам.
- А вы где служили, полковник?
- В штабе его превосходительства покойного генерала Май-Маевского.
- Царство ему небесное, - сказал, крестясь, Врангель, - бог ему судья! Прекрасный был воин и полководец. Если бы не эта его слабость, - барон постучал длинным полированным ногтем по серебряной чарке, - возможно, поход на Москву завершился бы по-иному.
Нолькен хитро взглянул на барона, словно хотел сказать: "Ну конечно, теперь пьяница Май-Маевский виноват! А как сами вы, ваше сиятельство, удирали из-под Царицына?"
- Я попрошу вас, полковник, - продолжал Врангель, - передать мой личный привет князю Ухтомскому. Скажите Константину Эрастовичу, что по вполне понятным ему причинам мы нигде, даже в переговорах с союзниками, не называли его имени. Но узкий круг знает о его неоценимой деятельности, и, безусловно, в правительстве нового русского государства он займет достойное место. И еще одно. Предупредите князя, что к англичанам, по моим сведениям, откуда-то, помимо нас, проникают сведения о действительном положении дел в ростовской организации. Это может нам повредить. Они и так не особенно верят в силы нашего подполья. Хорошо бы выяснить источник.
- Слушаюсь, - кратко ответил Васильковский.
- А теперь, господа, - закончил Врангель, - сядем и помолчим перед дорогой. По русскому обычаю.