- Хотелось бы верить.
- Твой муж слишком придирается к тебе, не так ли?
- Не совсем.
- И твоя мать тоже?
- Она из тех, кто любит критиковать.
- Грузит по полной… твой отец не раз жаловался мне. И я уверен, тебе нелегко было расти с отцом, который всегда на виду, в центре внимания.
- Особенно со стороны женского пола.
- И что в этом такого страшного?
- Ничего.
- На самом деле ты в это не веришь. Тебе противно думать о том, что твой отец погуливал. Хотя тебе никогда не хватало смелости обманывать своего мужа.
- Откуда ты знаешь?
- Да это у тебя на лбу написано, - улыбнулся он.
Молчание. Я потянулась за сигаретой, закурила.
- Можно еще вина?
Он наполнил мой бокал.
- Я был слишком резок? - спросил он. - Я сказал все, как есть?
- Тебе ведь все равно, даже если и так?
- Кому приятно слушать правду?
- Мне не обязательно слушать то, что я и так давно знаю.
- Как скажешь.
- Ты, наверное, считаешь меня провинциальной дурочкой.
- Нет, это ты так о себе думаешь. А я… знаешь, ты очень напоминаешь мне мою сестру, Элен.
- Что с ней случилось?
- Элен была очень порядочной женщиной. Возможно, слишком порядочной. Всегда старалась всем угодить, никогда не лезла вперед, тем более со своими нуждами и амбициями. Невероятно яркая женщина - magna cum laude Оберлинского колледжа, - но связала себя бесперспективным браком с каким-то бухгалтером. За четыре года нарожала троих детей и совершенно погрязла в быту. Ее муж, Мэл, оказался из тех недоумков, которые считают, что место женщины на кухне. Вместо того чтобы сделать трудный и опасный шаг, вырваться на свободу, она решила терпеть этот брак. И постепенно впала в глубочайшую депрессию. Мэл - тот еще мерзавец - своими насмешками только доводил ее. Он даже грозился упечь ее в психушку, если она не выкарабкается из депрессии. Она рассказала мне об этом за три дня до того, как ее автомобиль слетел с трассы у побережья озера Эри. Врезался прямо в дерево. Она не была пристегнута ремнем безопасности…
Он замолчал, уставившись в свой бокал.
- Копы нашли на приборной панели записку, написанную ее красивым почерком: "Простите, что была вынуждена так поступить, но у меня постоянно раскалывается голова, а жить с больной головой очень трудно…"
Он выдержал паузу и снова заговорил:
- Через месяц после самоубийства Элен меня арестовали за участие в чикагских беспорядках, которые полиция глушила гранатами со слезоточивым газом. А спустя еще два месяца я вернулся в Колумбийский университет, где возглавил осаду здания администрации. И да, смерть моей сестры и эти события тесно связаны. То, что с ней случилось, повлияло на мои взгляды, я стал радикалом, мне хотелось броситься на любого конформистского говнюка в этой стране. Так уж устроена Америка - если мы не упираемся, покорно исполняем навязанные нам роли, общество крушит нас, давит. Вот против чего борются такие, как я и твой отец. Элен пыталась вырваться на свободу. Элен погубили. И тебя ждет та же судьба, если ты не будешь…
Его рука скользнула по столу, и наши пальцы сплелись.
- Если я не буду что? - спросила я почти шепотом.
Он крепче сжал мои пальцы:
- Если ты не будешь бороться за свою свободу.
- Я не знаю, как это делать.
- Это легко, - сказал он. - Ты только…
И тут он поцеловал меня, прямо в раскрытые губы. Я не сопротивлялась. Наоборот, весь день мне так отчаянно хотелось поцеловать его, что я просто ошалела. Мы сползли со стульев и оказались на кушетке. Он уже был сверху. Я расставила ноги и тесно прижалась к нему, чувствуя, как отвердел его пенис под тканью джинсов. Он задрал мне юбку. Ногтями я впилась ему в спину, мой язык блуждал в самых глубинах его рта. А потом…
Потом… захныкал Джеффри.
Поначалу я пыталась не обращать внимания. Но когда кряхтение сменилось полноценным воплем, я оцепенела.
- Славно, - выдохнул Тоби, скатываясь с меня.
- Извини.
Я спрыгнула с кушетки, одернула юбку и бросилась в спальню. Джефф успокоился сразу, стоило взять его на руки. Я прижала его к груди, сунула в рот пустышку. Потом села на кровать, укачивая сына, а голова шла кругом, и вездесущее чувство вины все сильнее сжимало свои тиски. Меня охватил панический ужас.
- Ты как там? - позвал Тоби из соседней комнаты.
- Все хорошо, - откликнулась я. - Еще минутку.
Убедившись в том, что Джефф засыпает, я осторожно опустила его в кроватку, накрыла одеяльцем и долго смотрела на сына, вцепившись в решетку кровати для опоры.
Я не могу это сделать… я просто не могу.
Открылась дверь. Вошел Тоби с двумя бокалами вина в руках.
- Подумал, что тебе не помешает, - прошептал он.
- Спасибо. - Я взяла бокал.
Он наклонился и поцеловал меня. Я ответила на поцелуй, но он сразу уловил напряжение.
- Ты в порядке? - спросил он.
- Да.
- Хорошо, - сказал он, целуя меня в шею. Но я повела плечом и сказала:
- Не здесь.
Мы вернулись в гостиную. Как только за нами закрылась дверь спальни, его руки снова оказались на мне. Впрочем, на этот раз я неясно оттолкнула его.
- Что-то не так? - спросил он.
- Я не могу.
- Ребенок?
- Не только…
Я замолчала, подошла к окну.
- Буржуазное чувство вины? - спросил он.
- Спасибо, - сказала я, не оборачиваясь.
- Послушай… - он подошел и обнял меня, - ты что, не понимаешь неудачных шуток?
Я повернулась к нему:
- Я хочу. Но…
Он поцеловал меня:
- Это совсем не страшно.
- Я…
Снова поцелуй.
- Так что?
- Я должна жить с…
Поцелуй.
- Чувство вины оставь монашкам, - сказал он.
Я рассмеялась. И поцеловала его:
- Ну, тогда я мать-настоятельница.
Он тоже рассмеялся. И поцеловал меня:
- Ты красивая.
- Прекрати.
- Ты красивая.
Снова поцелуй.
- Не сейчас, - сказала я.
Поцелуй.
- А когда? - спросил он. - Когда?
Когда? Вопрос, который мучил меня всю жизнь. Когда Париж? Когда Нью-Йорк? Когда карьера? Когда независимость? И как всегда, наготове был безопасный ответ: не сейчас. Он был прав. Когда? Когда? Когда я наконец рискну?
Поцелуй.
Ты красивая.
Когда в последний раз мне говорил это Дэн?
Снова поцелуй - и я почувствовала, как его рука спускается ниже, задирая юбку.
- Не здесь, - прошептала я, вдруг вспомнив, что мы целуемся прямо у окна.
- Не волнуйся, - сказал он, опуская жалюзи. - Сейчас ночь. На улице никого.
Я выглянула в окно, пока опускались жалюзи, и мне показалось, что я вижу темный силуэт.
- Кого там еще принесло? - прошипела я.
Тоби остановил жалюзи и вгляделся в темноту.
- Привидение, - сказал он.
- Ты уверен?
Жалюзи опустились. Он снова обнял меня:
- Волноваться нет причин.
Поцелуи слились в безудержный поток.
Я взяла его за руку и повела в спальню. Джефф крепко спал. Я повернулась к Тоби и увлекла его на кровать. Уговаривая себя: волноваться нет причин. Никаких причин.
Глава восьмая
В ту ночь мы дважды занимались любовью. Когда Тоби уснул, на часах было три утра. Я же не могла сомкнуть глаз - опустошенная, раздавленная, измотанная, но на взводе. Потому что мой сын спал всего в трех шагах от постели, в которой только что кипела неукротимая страсть… постели, которую до этой ночи я делила только с Дэном.
Как только Тоби провалился в сон, я высвободилась из его сладких объятий и подошла к Джеффу. Он мирно посапывал, ни о чем не догадываясь. В разгар любовных баталий меня вдруг посетила ужасная мысль о том, что Джефф, возможно, сидит сейчас в своей кроватке и наблюдает за этим диким совокуплением. И хотя я понимала, что мозг шестимесячного младенца не в состоянии разобраться, что к чему, одна лишь мысль о том, что я спала с другим мужчиной на глазах у собственного сына…
Я отошла от кроватки, легла в постель и заткнула уши подушкой, чтобы не слышать злого, упрекающего голоса, который, не стесняясь в выражениях, выговаривал мне, чудовищу, за мою аморальную выходку. А "плохая девчонка", что жила во мне, огрызалась: Кончай эту канитель с угрызениями совести. Тоби прав: вину оставь для кармелиток. Что, так и будешь казнить себя за то, что раз в жизни перепихнулась?
Вот что до сих пор не давало мне покоя, от чего кружилась голова - это потрясающее, какое-то космическое ощущение состоявшейся близости с Тоби. И сознание того, что ему удалось пробудить во мне женщину…
Я встала и вышла в гостиную. Схватила сигареты, закурила, потом бросилась на кухню, к шкафчику, где хранила домашний запас спиртного - бутылку виски "Джим Бим". Я нашла стакан, немного плеснула себе. Выпила залпом. Виски обожгло гортань, но не заглушило тревогу. Пришлось искать другое лекарство - я перемыла грязную посуду, оставшуюся после ужина, кастрюли и сковородки, которыми пользовался Тоби. Потом взгляд упал на заляпанный пол, и я притащила ведро, швабру и взялась драить линолеум. Когда и с этим было покончено, я вооружилась губкой и моющим средством и отчистила столешницы, а заодно и ванную комнату. Оттирая въевшееся пятно, я подумала: вот как ты отмечаешь лучший секс, который был в твоей жизни… Тебе не жалко себя?
Каюсь, виновата.
Разделавшись с ванной, я вдруг почувствовала упадок сил. В изнеможении я плюхнулась на диван, закурила и стала молить Бога, чтобы послал мне успокоение. Но чувство вины не поддавалось контролю, словно температура, которую было не сбить ни одной микстурой.
Утром он должен уехать - собрать свой рюкзак и до рассвета покинуть мой дом. Потом мне нужно постирать постельное белье - два раза, не меньше - и тщательно убраться в спальне, чтобы ни одна пылинка не напоминала о нем. И тогда я постараюсь забыть обо всем, что было. Я вычеркну это из памяти.
Черта с два.
Я стукнула кулаком по журнальному столику, пытаясь остановить затянувшийся спор с собой. Бросила взгляд на часы. Четверть шестого. Завтра уже почти наступило, и я знала, что мне предстоит долгий день самобичевания. Еще одна сигарета, подумала я, и попытаюсь заснуть хотя бы на час, пока Джефф не напомнил о себе.
Но когда я закуривала свою четвертую за время предрассветного бдения сигарету, открылась дверь спальни. Пошатываясь, вышел Тоби, совершенно голый и явно в полусонном состоянии. Он сощурился, вглядываясь в меня, словно пытаясь опознать.
- Только не говори мне, что чувствуешь себя виноватой, - сказал он, направляясь к кухонному столу, на котором так и стояла бутылка виски.
- Почему ты так решил?
- О, я тебя умоляю, - улыбнулся он, наливая в стакан бурбон. - Носишься здесь как привидение, гремишь посудой, убираешься… в спальне все слышно. Кстати, ты меня разбудила.
Он взял стакан с виски и подсел ко мне на диван.
- Мне очень жаль, - сказала я.
- Не жалей ни о чем. - Он ласково погладил меня по лицу. - Тем более о сексе. Потому что секс - это всего лишь секс, зато благотворно сказывается на психике. К тому же это своего рода протест против условностей, комплексов, смерти.
- Да, ты прав, - сказала я.
- Совсем не слышу уверенности в твоем голосе.
- Нет, все в порядке.
- Тогда почему бы тебе сейчас не уснуть?
- Потому что… все это для меня внове.
- Только не говори мне, что ты "предала" мужа и теперь мучаешься.
- Я пытаюсь не мучиться.
- Согласись, теперь уже поздновато переживать об этом. Если бы ты не хотела трахнуть меня, то не стала бы.
- Не в этом дело, - тихо произнесла я.
- Тогда в чем? Давай рассуждать философски. Ты хотела меня, хотя и мучилась сознанием собственной вины. Но ты решила, что секс стоит того, чтобы за него страдать. Другими словами, ты пошла на то, чтобы получить удовольствие, с широко открытыми глазами, сознавая, что потом будешь ненавидеть себя за это, что само по себе является своего рода извращенной, мазохистской логикой, ты не находишь?
Я понурила голову.
- О, ради всего святого, не изображай из себя провинившуюся школьницу, которую выпороли… - воскликнул он.
- А разве ты не порку мне устраиваешь?
- Нет, я просто пытаюсь вытащить тебя из трясины. Чувство вины бессмысленно и разрушительно.
- Тебе легко так говорить, ты не женат.
- Все зависит от восприятия - как ты хочешь интерпретировать событие, в какие цвета его раскрасишь, сохранишь ли в памяти… или просто посмотришь на него как на некий эпизод.
- Возможно, ты из тех счастливчиков, которым неведомо чувство вины.
- А ты, наверное, из тех, кто всегда пытается себя высечь и просто не может жить одним днем и радоваться жизни.
Я снова приуныла. Никто не любит слушать правду о себе.
- "Разум - место само по себе, и из Рая может сделать Ад, а из Ада - Рай". Знаешь это?
- Да.
Он коснулся моего подбородка, нежно приподнял мне голову.
- Милтон дело говорил, не так ли? - спросил он.
Я кивнула.
- Так что кончай из рая делать ад, договорились?
Я промолчала. Он коснулся моих губ легким поцелуем, потом спросил:
- Или это твое представление об аде?
Я не ответила. Он снова поцеловал меня:
- Все еще чувствуешь себя в аду?
- Прекрати, - тихо произнесла я, но не отвергла его следующий поцелуй.
- Послушай, если ты хочешь, чтобы я ушел… - сказал он и снова поцеловал меня, - только скажи, и меня нет.
Поцелуй. На этот раз я обняла его и притянула к себе.
- Останься пока, - сказала я.
Мы занялись любовью на диване - медленно, нежно, растягивая удовольствие, смакуя этот удивительный момент наслаждения. Когда мы кончили, я крепко обняла его, мне не хотелось его отпускать. Я почувствовала, что в горле застрял ком, и с трудом сглотнула, чтобы не разрыдаться. Но он услышал.
- Надеюсь, это не из-за чувства вины? - спросил он.
Нет… от страшного осознания того, что я по уши влюблена в этого парня… и что мне придется расстаться с ним.
- Пожалуйста, останься еще на несколько дней, - сказала я.
- Я с удовольствием, - ответил он. - С превеликим удовольствием.
- Вот и хорошо.
Рассвет все-таки прокрался в щели жалюзи и разрисовал комнату причудливыми полосками осеннего утра. Я расслышала, как в спальне завозился Джефф. Тоби пошел принимать ванну. Я переодела сына, накормила его, усадила в манеж и занялась завтраком. Тоби вышел из ванной. Мы сели за стол молча - возможно, потому, что оба смертельно устали после бессонной ночи, а может, еще и потому, что никакие слова были не нужны.
Я допила свой кофе. Приняла душ и оделась. Когда я вернулась в гостиную, Тоби сидел на корточках у манежа и корчил забавные рожицы, развлекая моего сына. Джефф радостно хихикал, а я подумала только об одном: почему этот мужчина не мой муж? И тут же в голове пронеслась красивая мечта о жизни с Тоби… фантастические разговоры, бесподобный секс, взаимное уважение, общая судьба…
Вот теперь ты действительно ведешь себя как влюбленный подросток. Этот парень - свободолюбивая натура. Перекати-поле. Ты для него просто эпизод, перепихнулся и пошел дальше.
Но тут он поднял Джеффа, уперся головой ему в живот и начал издавать смешные звуки, заставляя моего сына закатываться от хохота, а мне тут же захотелось иметь от него ребенка.
О, детка, да ты совсем рехнулась.
Он опустил Джеффа в манеж, подошел ко мне и нежно поцеловал в губы.
- Выглядишь потрясающе, - сказал он.
- Нет, я выгляжу ужасно.
- Ты действительно мазохистка.
В ответ я поцеловала его:
- Будь рядом, и, возможно, я избавлюсь от этой привычки.
Он вернул мне поцелуй:
- Приглашение принимается.
- Какие у тебя планы на сегодня? - спросила я.
- Первым делом - вернуться в постель.
- Счастливчик.
- Когда вернешься с работы, можешь тоже вздремнуть.
Я взяла его за ягодицу и притянула к себе:
- Только если с тобой.
- Согласен.
Еще один долгий прощальный поцелуй - и, бросив взгляд на часы, я сказала:
- Мне действительно пора.
- Тогда иди. И не забивай свой день мыслями о том, что все вокруг знают твой большой секрет.
Этот страх не отпускал меня всю ночь: мне казалось, что стоит мне выйти с утра в город, как всем все станет понятно. Это будет написано у меня на лице.
Веди себя как ни в чем не бывало, потому что для всех действительно ничего не случилось… если только ты не разубедишь их в этом.
Так что когда я привезла Джеффа к Бэбс, то улыбнулась дежурной улыбкой и постаралась не выдать себя, услышав:
- Выглядишь так, будто всю ночь не смыкала глаз, дорогая.
- У Джеффа опять были сильные колики…
- Это сущая напасть. Когда Бетти было шесть месяцев, она, помню, не давала мне спать целых две недели из-за этих колик. Я думала, что сойду с ума.
- Вот и я сейчас в таком же состоянии, а это лишь первый день.
- Он и гостю твоему, наверное, не дал заснуть?
- Э… да нет…
- Ну, значит, у него крепкий сон.
Мне показалось или она многозначительно посмотрела на меня? А может, я предательски покраснела?
- Не слышала, чтобы он возился у себя в комнате.
- Парень, должно быть, спал как убитый. Ты хочешь его сегодня в это же время?
- Хочу кого? - вздрогнула я.
- Своего малыша, конечно. А ты подумала, о ком я?
- Извини. От бессонницы я что-то плохо соображаю.
- Послушай, тебе лучше бы вздремнуть после обеда, так что можешь забрать его часа в четыре или в пять.
Я ухватилась за эту идею. Два часа наедине с Тоби - об этом можно было только мечтать.
- Ты уверена, что это не доставит хлопот?
- С твоим сынком никогда никаких хлопот. А тебе действительно не помешает провести часок-другой одной в постели.
Это намек?
- Что ж, спасибо, Бэбс, - сказала я. - Очень тебе признательна.
- Можешь провести в постели столько времени, сколько захочешь, идет? - И она слегка подмигнула мне.
По дороге к "Мисс Пелхэм" я все ломала голову над тем, что означало это дурацкое подмигивание, не прочитала ли она меня, как открытую книгу, или попросту сложила дважды два и получила четыре… а может, испытывала мои нервы, проверяя, не выдам ли я себя. Но с чего бы она стала это делать, если только у нее не возникло подозрений?
Я зашла в "Миллерз" за "Бостон глоб" и сигаретами.
- У тебя сегодня усталый вид, - сказала Джесс Миллер.
- Ребенок не давал спать всю ночь.
- О-хо-хо, - сказала она, вручая мне газету и пачку сигарет. - Когда возвращается доктор?
- Жду его со дня на день.