Ох-хо-хо. Что это было - привычное и ничего не значащее ворчание Джесс… или здесь кроется подтекст, мол, кого ты пытаешься провести? И почему она тут же спросила, когда возвращается Дэн?
Когда часом позже я появилась в библиотеке, Эстель сказала:
- Все только и гадают, что у тебя на уме.
- Черт знает что… - выпалила я, надеясь, что голос передал всю глубину моего возмущения.
- Послушай, сплетни - обычное дело для провинции. Все в душе понимают, что ничего не происходит. Нужно быть безумцем, чтобы затеять что-то эдакое в такой деревне, как Пелхэм. Просто людям нужно о чем-то судачить, а тот факт, что у тебя в отсутствие дока гостит симпатичный приятель… что ж, это хороший повод отвлечься от повседневной скуки и дать волю фантазии.
Я не стала передавать Тоби наблюдения Эстель, когда вернулась домой. Впрочем, я бы при всем желании не успела это сделать, потому что, как только я вошла, и он увидел, что я без ребенка, меня тут же затащили в постель. Я даже не сопротивлялась, хотя в голове мелькнула мысль о том, что мы занимаемся любовью прямо над кабинетом Дэна. Зная, что кровать громко скрипит, я настояла на том, чтобы перетащить матрас на пол. Тоби не понравилось, что пришлось прерваться, тем более что мы оба были уже полураздеты и возбуждены до предела, когда в мое сознание постучался здравый смысл. Впрочем, если бы мной действительно двигали здравый смысл и инстинкт самосохранения, я не стала бы пытаться стягивать матрас на пол, пока мой любовник мял мои груди и покрывал поцелуями шею.
- Помоги мне, - хихикнула я.
- Так смешнее, - сказал он.
- Зато мне больше работы.
- Это ведь у тебя паранойя насчет кровати.
- Ты же слышал, как она ночью скрипела.
- Нет, я был занят совсем другим делом.
- Очень смешно.
Он уткнулся лицом мне в шею.
- Давай, последний рывок, - сказала я, чувствуя, что уже взмокла от напряжения.
- Хорошо, хорошо, - сдался он и, схватив угол матраса, с усилием рванул его вниз.
Я упала на матрас. Он последовал за мной и тут же вошел в меня. Я отдалась ему, трепеща от страха, что мы слишком шумим, пытаясь забыть обо всем, что нас окружает, гадая, не слышно ли нас внизу, и мысленно посылая к черту всех, кто может нас слышать; так же мысленно я призывала его собраться и сейчас же уехать из города, но в то же время страстно желала, чтобы он остался как можно дольше; я задавалась вопросом, это ли есть любовь, и убеждала себя в том, что совершаю безумие, но молила, чтобы это мгновение длилось бесконечно.
Потом мы очень долго лежали обнявшись, не говоря ни слова.
Он медленно провел пальцем по моему лицу и наконец нарушил молчание:
- Дерьмовая фортуна, не находишь?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты замужем.
Я приложила палец к его губам. И сказала:
- Давай не будем об этом. Сейчас, когда так хорошо…
Но он перебил меня:
- И когда завтра-послезавтра вернется твой муж, как ты собираешься обойтись с этим маленьким приключением? Une petite aventure, как говорят французы; ип reve, которая со временем все больше будет напоминать сон?
- Тоби, пожалуйста, не порти…
- Не порти что? Иллюзию того, что все гораздо серьезнее, чем кажется?
Я вдруг очень разволновалась, оттого что наш разговор приобретает такой оборот.
- Это может быть только тем, что есть, и не более, - сказала я.
- "Я всегда зависела от доброты первого встречного", - произнес он, копируя южный акцент.
Его слова хлестнули меня пощечиной.
- Ты меня оскорбляешь.
- Мне очень жаль.
- Нет, тебе не жаль.
- Ты права, мне действительно не жаль. Я просто злюсь. Злюсь из-за того, что ты обрекла себя на тупиковый брак, прозябаешь в этом захолустье. Злюсь, что ты не можешь сбежать со мной…
- Ты хочешь, чтобы я сбежала с тобой?
- Конечно хочу, черт возьми.
- О, Тоби… - Я обняла его.
- Только вот не надо этого "О, Тоби…". Правда в том, что ты не собираешься бежать со мной, потому что не можешь отказаться от…
- От чего я не могу отказаться? - взвилась я. - От "буржуазного комфорта"? От "рабской покорности домохозяйки"? От "потребности чтить традиционные американские ценности"? Я бы бросила этот город, этот брак ради тебя… если бы речь не шла о моем сыне.
- Не надо прикрываться сыном.
- Джеффри - не прикрытие. Ты понятия не имеешь, что значит быть родителем. Какой бы обузой ни казались тебе дети, ты выцарапаешь глаза любому, кто попытается забрать их у тебя. Я никогда этого не понимала, пока сама не стала мамой…
- Мамой, - повторил он с сарказмом. - Так ты видишь себя мамочкой?
- А ты жестокий.
- Только потому, что хочу вырвать тебя из этого состояния самоуспокоенности…
- Кто тебе сказал, что я самоуспокоилась?
- Тебе грозит это, если ты останешься здесь. В то время как я могу предложить…
- Я знаю, что ты можешь предложить. Романтику, страсть, приключения и прочие высокие материи. Неужели ты думаешь, что мне этого не хочется? Неужели ты думаешь, что я не хочу сбежать отсюда? Но чтобы осуществить это, я должна буду оставить своего сына. А я не могу, да и не сделаю этого ни за что.
- Тогда тебе до конца дней играть эту идиотскую роль. Милой женушки доктора.
Я оцепенела:
- Ты не можешь этого знать…
- Люди не меняются, - сказал он.
- Ты максималист?
- Послушай, с чего ты так взвилась? Только не говори, что я задел тебя за живое!
Я поднялась с матраса и начала одеваться:
- Ты всегда такой говнюк?
- А ты всегда так обижаешься на правду?
- Ты не правду говоришь, ты несешь бред и выдаешь его за правду.
- Я выражаю свое личное мнение.
- Да, ты прав, - сказала я, натягивая джинсы. - А хочешь знать мое личное мнение? Так вот: сейчас я думаю, что совершила чудовищную ошибку.
- Когда мы занимались сексом, в это трудно было поверить.
Я в упор посмотрела на него:
- Да, для тебя это был всего лишь секс.
- Хорошо, а для тебя что это было? Любовь?
Последнее слово он произнес с таким презрением, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я промолчала. Просто продолжала одеваться под его насмешливым взглядом.
Приведя себя в порядок, я сказала:
- А теперь мне надо идти за Джеффом.
- И…
- С удовольствием отвезу тебя сегодня вечером в Льюистон. Там есть автовокзал "Грейхаунд".
- Ты выгоняешь меня?
- Просто прошу уехать.
- Все из-за того, что я предложил тебе бежать со мной?
- Не в этом дело…
- Хорошо, значит, из-за того, что я имел наглость поставить под сомнение твои жизненные принципы… посчитал тебя достаточно интересным человеком, с которым можно попытаться связать свою жизнь. И что я получаю в ответ? Ты взрываешься, заявляешь, что я говнюк, и гонишь меня. Может, я этого заслуживаю, не спорю, потому что мой стиль - это вечная конфронтация. Но если речь идет о революционных изменениях - неважно, в политике или в личной жизни, - одно я знаю наверняка: иногда нужно крепко ударить, чтобы человек встряхнулся.
- Меня не надо встряхивать.
- А я считаю, что надо. Но послушай, мне кажется, я говорю тебе то, что ты сама себе говорила десятки раз, и поэтому ты бросаешься на меня как на проводника твоих же идей. Но прежде чем ты опять сорвешься, скажу, что тебе вовсе не обязательно везти меня в Льюистон. Я соберу свои вещи и отправлюсь автостопом. К тому времени, как ты вернешься, меня здесь уже не будет.
- Прекрасно, - сказала я и направилась к двери.
Уже у порога я вдруг остановилась и обернулась.
- Останься до утра, - попросила я.
- Зачем?
- Чтобы я могла подумать.
Спустившись вниз, я намеренно прошла мимо кабинета врача - проверить реакцию медсестры Басс. Она, как всегда, сидела за столом в приемной. Завидев меня, она подняла голову, сухо поприветствовала привычным кивком и снова уткнулась в "Ридерз дайджест". В ее лице не было и намека на то, что она что-то слышала, пока мы с Тоби были наверху. Я шла к ее дому, стараясь успокоиться, разобраться в вихре мыслей и страхов, который кружил мне голову. Конечно, я была полной дурой, что накинулась на Тоби, - ведь, по сути, он сказал правду. Я действительно чувствовала себя в западне. Чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Чувствовала себя нелюбимой - и отчетливо сознавала, что только я одна виновата в том, что оказалась в том месте, где никогда не хотела бы оказаться. В то же время мне льстило, меня окрыляло сознание того, что Тобиас Джадсон - звезда радикального движения, кумир левых активисток - действительно хотел сбежать со мной. И он, похоже, искренне пытался убедить меня в необходимости этого шага. Как же он был прав, когда упрекал меня в том, что я самоуспокоилась. И как же мне хотелось поскорее оказаться с ним в постели… желательно, как только уснет Джефф.
Но… Но… Но… Голос разума - унылого и послушного - упорно шептал мне на ухо: будь осторожна, не надо рисковать. Предположим, ты сбежишь с этим парнем. Совершишь немыслимое - бросишь сына, оставив его с отцом, а сама будешь кочевать с ослепительным мистером Джадсоном… Он повсюду таскает тебя за собой. Ты знакомишься с его знаменитыми друзьями. Ты едешь в Вашингтон, встречаешься за ланчем с самим сенатором Макговерном. Потом Чикаго, где ты беседуешь о политике с Эбби Хоффманом. Ты едешь в Нью-Йорк, в Колумбийский университет, где его почитают как бога - эдакий Джон Рид нашего времени. Вы останавливаетесь в отелях мотелях, ночуете на свободных койках в квартирах его друзей у вас секс каждую ночь, причем секс божественный, с оргазмами. Ты присутствуешь на его встречах с редактором "Рэмпартс" или Виктором Наватски из "Нейшн", для которых он пишет статьи. Ты на ланче, где он обсуждает идею своей книги с редактором "Гроув пресс". Родители одобряют твой выбор и не пилят за то, что бросила мужа и сына ("Тебе давно пора было совершить что-нибудь экстремальное, - скажет мама. - Если честно, мне тоже следовало бросить вас с профессором, когда тебе было пять лет, я уже тогда знала, что вы испортите мне жизнь"). Тебе завидуют все женщины, которые приходят послушать Тоби (помимо всего прочего, он еще выступает с лекциями, ведь он блестящий оратор). Ты пытаешься блистать в лучах его славы, но втайне понимаешь, что ты всего лишь аппендикс. И каким бы классным ни был секс… какими бы интересными ни были люди, вас окружающие… тебя постоянно будет преследовать одна простая, но страшная мысль: ты не только оставила своего сына, ты предала его, и для него это не пройдет бесследно. Ты обманула его.
И вот, на фоне невыносимой тоски по Джеффу, этой неисчезающей тайной боли, герой-любовник однажды объявит, что слегка подустал от присутствия в его жизни постоянной женщины, что настал момент, когда "нам обоим следует поэкспериментировать с другими вариантами" (ну, или еще какой-нибудь бред). Твое сердце разбито. Ты в ужасе оттого, что тебя бросают. Ты будешь умолять его не отвергать тебя, дать еще один шанс. Но он останется глух к твоим мольбам. "Послушай, все в жизни эфемерно", - скажет он. И вот ты салишься в автобус и возвращаешься в Пелхэм, где все смотрят на тебя как на падшую женщину, и Дэн захлопнет дверь перед твоим носом со словами, что слишком поздно просить прощения и второго шанса не будет. К тому же примирение невозможно - Дэн встретил очень милую, очень послушную медсестру из госпиталя Бриджтона, которая помогает ему воспитывать Джеффа, и твой сын считает ее своей матерью… потом отец скажет ему (как только мальчик подрастет и сможет понимать такие вещи), что родная мать бросила его ради собственных эгоистических и корыстных интересов…
К тому времени как я дошла до дома Бэбс, меня уже колотило от собственных фантазий. Я постучала в дверь. Мне открыла Бэбс с Джеффом на руках. Он широко улыбнулся, и, как всегда, мое сердце растаяло.
- Даже не знаю, как благодарить тебя за то, что подарила мне два лишних часика, - сказала я.
- Да с ним никаких хлопот. Тебе удалось хоть немного поспать?
- Да, вздремнула.
- По тебе видно, что ты только что с постели, - сказала она. - Я бы на твоем месте хорошенько выспалась сегодня. Ты уж извини, если я что-то не то говорю.
- Слава богу, завтра уик-энд, так что отосплюсь.
- Вот и славно. Желаю тебе хороших выходных, дорогая.
Как только я переступила порог своей квартиры, мне в нос ударил запах жареного чеснока и помидоров. Тоби был на кухне и как раз выкладывал мясной фарш в горячий соус.
- Мог бы и не хлопотать насчет еды, - сказала я.
- Почему нет? - возразил он. - То есть я хочу сказать, мне нравится готовить, пообедать мы все равно должны, и я подумал, что это будет прекрасный повод к примирению.
Я усадила Джеффа в манеж, подошла к Тоби и обняла его.
- Примирение состоялось, - сказала я и поцеловала его в губы. - Извини, что…
Он приложил палец к моим губам:
- Ты не должна ничего объяснять.
Последовал еще один долгий поцелуй, от которого закружилась голова.
- У нас осталась еще целая бутылка "Кьянти", - сказал Тоби. - Почему бы тебе не открыть ее?
Я исполнила его просьбу и, пока орудовала штопором, заглянула в спальню и отметила, что он не только вернул матрас на место, но и аккуратно заправил постель… прямо как в больничной палате.
- Надо же, а ты хорошо воспитан, - сказала я, кивая в сторону спальни.
- Моя мама грозилась лишать меня карманных денег, если я не буду убирать постель каждый…
Зазвонил телефон. Я сняла трубку, рассчитывая услышать голос Дэна. Но со мной заговорил незнакомый мужчина.
- Привет, мне нужен Джек Дэниелс, - прозвучал глухой раздраженный голос.
- Кто? - переспросила я.
Тоби тотчас прекратил перемешивать соус и посмотрел в мою сторону.
- Джек Дэниелс, - рявкнул незнакомец.
- Здесь таких нет, - ответила я.
- Он дал мне этот телефон.
- Послушайте, вы, должно быть, ошиблись номером.
- Нет, это тот самый телефон.
- А я повторяю вам, что здесь нет никакого Джека Дэниелса.
- Есть, есть, - донесся голос Тоби, который поспешил из кухни и избавил меня от продолжения разговора.
- Привет, это я, - произнес он в трубку едва ли не шепотом.
- Тоби, что происходит? - спросила я. Но он сделал мне знак рукой, призывая замолчать, и повернулся ко мне спиной.
Я изумленно уставилась на него, недоумевая, с чего вдруг ему звонят сюда и почему зловещий голос в трубке назвал его чужим именем. Я не могла прочитать ответы по лицу Тоби, поскольку каждый раз, когда я пыталась заглянуть ему в глаза, он отворачивался. Ничего нельзя было понять и из разговора, поскольку он сводился к односложным фразам: Да… хорошо… понимаю… Когда?.. Ты уверен?.. Как долго?.. Что ты увидел?.. И только?.. Хорошо, хорошо… Понял… Да… Прямо сейчас… Да, сегодня вечером… Договорились.
Он положил трубку, но избегал встречаться со мной взглядом. Впрочем, невооруженным глазом было видно, что он побледнел и сильно взволнован.
- О черт, соус! - Тоби бросился к сковородке с загустевшей массой. Судя по тому, как он перемешивал чеснок, помидоры и фарш, нервы у него были на пределе.
- Что все это значит? - спросила я.
Молчание. Он продолжал мешать соус.
- Кто звонил? - не унималась я.
Молчание. Он по-прежнему возился с соусом.
Я подошла к нему, убавила огонь под сковородкой и выхватила у него из рук ложку.
- Расскажи мне, что происходит, - потребовала я.
Он подошел к столу, где я оставила бутылку "Кьянти", налил себе бокал и залпом осушил его. После чего сказал:
- Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.
Глава девятая
До меня дошло не сразу.
- Что ты сейчас сказал? - тихо спросила я.
Он посмотрел мне в глаза:
- Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.
Меня задел его приказной тон. Не "Могла бы ты?..". А именно "Ты должна", как будто у меня нет выбора.
Я внимательно вгляделась в него, и его глаза тотчас выдали страх.
- Я ничего не должна, Тоби, - произнесла я так же решительно, как и он.
- Должна. Иначе федералы появятся здесь в любую минуту…
Федералы. Федеральное бюро расследований. Меня охватила дикая паника, но я старалась держать себя в руках.
- А с чего вдруг сюда явятся федералы? - резонно спросила я.
- Потому что они ищут меня.
- Но почему они тебя ищут?
- Потому…
Он замолчал.
- Потому что, мистер Джек Дэниелс? Так, кажется, звучат твоя кличка или как это у вас называется?
- Мы никогда не называем друг друга по именам, когда говорим по телефону, на случай прослушки.
- И кто же прослушивает твои разговоры?
- Те, кому интересен я и то, чем я занимаюсь.
- Да, но ты всего лишь подстрекатель толпы, осаждаешь здания университетской администрации, строчишь обличительные статейки для малотиражных левацких газет.
- Верно, но я также связан с определенной группировкой…
- Какой еще группировкой?
Он налил себе еще бокал вина и опять выпил залпом.
- "Метеорологи".
О, черт, черт, черт! "Метеорологи" - самое жесткое, радикальное крыло студенческого протестного движения, сборище мутных "революционеров", которые признают лишь динамит в качестве средства достижения своих так называемых политических целей.
- Так ты "метеоролог"? - спросила я.
- Не совсем. Как я уже сказал, я аффилирован с ними…
- Аффилирован? Что это значит - ты у них что, на субподряде?