Пашка окончательно выбрался на свет, и стало видно, что он заметно пьян. Куртка нараспашку, рубашка испачкана, на груди оторваны две пуговицы. На лице дурацкая улыбка, и не поймёшь в темноте, чего в ней больше - злости или тоски. Но, точно, не радости.
- Не рады! Пра-ально, чего радоваться другу? На хрен он нужен, только мешает всем. Пра-ально, Кулёк? Или уже не мешаю? Как отдыхалось, Аня, хорошо? Весы не испортились? Всё взвесила?
- Павлик!
- Или ещё не всё? Чо, Кулёк, неужели ты ещё не всё на весы положил? - Пашка засмеялся и понимающе погрозил ему пальцем. - А-а, панымаю - приберегаешь! Аня, он приберегает…. Подожди-подожди, он скоро тебе на весы та-кое положит! М-мм! Не оторвёшься! Он умеет, спроси у его сис… сестёр. Мастер!
- Заткнись, Тапа! - Валька сбросил Анину руку и сделал шаг вперёд.
- А то что? - небрежно скривился Пашка. - Ну что, Анечка, понравилось? Получила, что хотела? Эту, как её - уверенность и устойчи….Нет, настойчивость! Во! Он был сильно настойчив - тебе понравилось? Не? А ты попроси!
- Тапик! - закричал Витька. - Охренел?
- Муха! Света! - Пашка улыбнулся ещё шире и попытался изобразить книксен. - Наше вам! Витенька, а ты не боишься, что следующей Света будет? Сам подумай - ну кто ты на фоне Кулька? Или ты думаешь, она другая? Шиш! Все они взвешивают, подожди, они ещё за него драться будут! Ты на кого ставишь? Я на Аньку!
Муха и Кулёк бросились вместе. Пашка, только что с трудом сохраняющий равновесие, выпрямился, сделал короткий шаг влево, встретил их двумя молниеносными ударами и отскочил. Резко, без замаха, почти нежно - словно прошелестел ветер. Витька сделал по инерции шаг и упал головой вперёд. Валька медленно осел на землю, по подбородку побежала струйка крови. Тонко закричала Света.
- Ты что? - ошарашено спросил Руслан.
- Стой, где стоишь, Русик! - Пашка уже не улыбался. - Ну как, Аня, не прибавил я ничего на твоих весах? Ни капельки?
Аня смотрела на него, как во сне. В злом детском сне, когда точно знаешь, что всё это мираж, и надо только проснуться. Знаешь, хочешь, но не можешь.
Света кричала и кричала, и только поэтому топот ног они услышали слишком поздно, когда шесть человек уже выбежали из темноты. Пять парней, пять длинных пальто, пять высоких ондатровых шапок. Даже намётанный взгляд грозненца не всегда мог отличить чеченца от русского, но тут никаких сомнений не было. Мало того - было совершенно ясно, что парни вряд ли городские.
- Эт чё тут? - спросил один, и последние сомнения рассеялись.
Характерный акцент представил хозяина не хуже его самого. Конечно, не из города. Сельские, а, скорее всего, из горной части республики - те, которых равнинные между собой называли "гуронами".
- Бодаетесь? Ого!
Скорее всего, ничего бы не было: всё-таки и Руслан был на месте, и сами "гуроны" были настроены не сильно враждебно. А может, и нет. В любом случае узнать этого не довелось.
Пашка, преувеличенно пошатываясь, повернулся в их сторону и любезно улыбаясь, предложил:
- А не пошли бы вы в жо…извиняюсь, девочки, в попу?
Первый - коренастый крепкий чеченец- то ли обалдел от такой наглости, то ли, действительно, не понял.
- Чё?
- "Чё", "Чё", - передразнил Павлик. - В жопу, говорю, пошли. Строем!
На этот раз они поняли и разом дёрнулись вперёд. Кто-то коротко взвыл, другой заулюлюкал, разъяряя себя. Дело не казалось им сложным - подумаешь, проучить какого-то городского, тем более, пьяного гаски. И, уж конечно, они не обратили внимания на Пашкино "строем".
А зря.
Как ни коротко было расстояние, но всё же пять человек растянулись на добрых два метра. Первым бежал коренастый.
С него первого и слетела ондатровая шапка.
Павлик встретил его косым в челюсть. Не давая упасть, ударил ещё раз, теперь в солнечное сплетение, оттолкнул. Ушел влево и чётким кроссом встретил второго - под переносицу. На землю упала вторая шапка, через секунду на неё капнула чёрная в сумерках кровь.
Пашка отскочил к одноэтажному дому с вывеской "Вторчермет" над крыльцом, прислонился к стене. Внимательный взгляд бы заметил, что он всё-таки далеко не трезв и уже немного запыхался, но откуда бы он мог взяться - внимательный взгляд.
"Гуроны" были явно в замешательстве: такого они не ожидали никак. Такое не могло присниться им в страшном сне: за какую-то секунду этот пьяный гаски отправил в нокаут двух их самых лучших бойцов. Это было невозможно, это не укладывалось в головах, но, тем не менее, это было так.
Чеченцы столпились перед Пашкой полукольцом, как волки, загнавшие добычу. Добыча оказалась непростой, добыча вполне могла нанести смертельную рану, но это ничего не меняло - их больше, и они своего добьются. Древний инстинкт хищника переплетался с бойцовским характером горца, не привыкшего публично показывать слабость, и гнал их вперёд. Ату его! Взять!
- Что уставились? - заорал Пашка. - Давай! Кто следующий?
- Павлик! - закричала, опомнившись, Аня. - Па-а-влик!
Валька с трудом сел, помотал головой, прогоняя туман. Ныла десна, во рту было сладко от крови. Что происходило у конторы, видно было плохо: обзор закрывали три напряжённые спины. Вот одна дёрнулась вперёд, и в образовавшейся щели на секунду возник прижавшийся к стене Тапик. Любимая открытая стойка, лёгкие, еле уловимые движения корпусом. Непосвященный не поймёт, а понимающим эти танцующие движения могли сказать о многом. Чеченцы понимали. Спина отпрянула - и тут же двинулась другая. Проверяют.
"Убьют! - подумал Валька. - Бросятся все вместе и сомнут".
Похоже, то же самое подумал и Руслан. Он уже перебегал дорогу, оставалось каких-то пять метров. Три шага. Уже два.
Нога зацепилась за невидимую в темноте выбоину, Русик споткнулся и растянулся во весь рост. Чёртов грозненский асфальт!
- Эй! - пытаясь встать, закричал Руслан. - Цуьн вал да воцуш ву аьл шу хеташ делахь, шу гIалат дойлла!
Опять дёрнулась спина, отступила, и в мутном неоновом свете тускло блеснул нож.
- Совца! - Руслан уже встал. - Цуьн коьртар мас йожахь чIир соьца хир йу!
Чеченцы заколебались, один даже оглянулся: "Что он кричит, этот городской? Он что, забыл адаты?" Заколебались "гуроны".
И опять всё испортил Пашка.
- Зассали?
- Павлик! - визжала Аня. - Па-а-а-влик!
"Не успеть, - подумал Валька. - Вот дурак!"
И, уже не думая, чисто инстинктивно закричал, перекрывая и Руслана, и Анин визг.
- Атас! Менты!
Спины дернулись, было, назад, снова остановились. Валька встал и, прекрасно понимая, что никак не успеть, пошатываясь, двинулся вперёд. На самом деле, это ему только показалось - он не успел сделать и шага.
Заглушая всё, воздух пронзила трель милицейского свистка, и "ондатровые шапки", прихватив своих почти пришедших в себя друзей, исчезли в темноте.
Издалека послышалось знакомое завывание, и по проспекту Орджоникидзе, разрезая сумрак голубым миганием, медленно проехал милицейский газик.
Валька проводил отблески взглядом и удивлённо спросил:
- А кто свистел?
Всё ещё лежащий на асфальте Витька сел, поднёс руку ко рту, и наступившую тишину опять нарушила одинокая трель.
- Давно он у меня завалялся, - сказал он довольно. - Света, не плачь.
Подошёл Пашка с зажатой в руке ондатровой шапкой, зачем-то протянул её Руслану. Тот молча оттолкнул. Павлик протянул руку Витьке - тот сделал вид, что не заметил. Пашка зачем-то оглянулся по сторонам, бросил шапку на дорогу, прокашлялся.
- Муха, Кулёк, - голос, вроде бы, виноватый, - я не очень вас? Русик, прости…
Все молчали.
Павлик подождал, тщетно пытаясь поймать чей-нибудь взгляд, и вдруг пьяно осклабился:
- А чего вы так распсиховались? Поиграться не дали.
- Скотина! - не выдержал Руслан.
- Дурак! - сплюнул кровь Валька. - Какой же ты, Тапик, дурак!
Подошла Аня, вытащила из сумочки платок, подала Пашке. Тот недоумённо покрутил головой, Аня виновато улыбнулась и протянула платок Вале. Валька взял, промокнул запёкшуюся в углу рта кровь, сморщился. Аня поморщилась в ответ.
Павлик последил взглядом за платком, увидел Анин взгляд, и лицо его снова стало приобретать давешнее идиотско-наглое выражение. Это, уже в свою очередь, не укрылось от Ани, и она устало улыбнулась.
- Павлик, ну что ты…. Хочешь, я тебе другой дам?
- Вот этого не надо! - окрысился Пашка. - Не надо нам жалости! Я ж понимаю: "Мужчина не тот, кто умеет кулаками махать". Так ты сказала? Я помню!
Аня так и застыла - с протянутой рукой и широко открытыми глазами.
Павлик посмотрел в синие даже в полумраке глаза, повернулся и медленно пошёл прочь. Походка его не казалась танцующей.
- Павлик! - тихо позвала Аня. - Павлик, куда ты - они же могут ещё…
- А тебе что? - оборвал её Пашка и махнул рукой, - Всё равно я в "гонке за дефицитом" не участвую.
- Вот дурак! - повторил Валька.
Валентин Сергеевич, не вставая с кресла, потянулся за упавшим на пол письмом и скривился от резкой боли в пояснице. На лбу выступила испарина.
Несколько минут посидел, стараясь не шевелиться и прислушиваясь. Боль затаилась, но было ясно, что ненадолго, что только и ждёт момента, чтоб выскочить и вцепиться мёртвой хваткой. Скрутить.
Валентин, не меняя положения, осторожно протянул руку, взял бутылку и, преодолевая отвращение, влил в себя добрую треть. Жидкость пробежала по пищеводу, дошла до желудка, и вверх начали подниматься спасительные горячие волны. Боль огрызнулась последним уколом, съежилась и исчезла.
"Ага! - мстительно подумал Валентин. - Шиш тебе!"
Свернул листок пополам и аккуратно засунул его в конверт.
Глава 9
Второй конверт подписан был тем же лёгким, воздушным почерком, адрес тоже был тем же самым - его. На этом сходство заканчивалось: внутри конверта лежал плотный лист бумаги, исписанный мелкими, похожими на букашек буковками. "Букашки" спешили, наползали друг на друга и, казалось, вот-вот выпрыгнут с бумаги и вцепятся в тело своими ядовитыми жалами.
Прямо в печень, в сердце. Прямо в мозг.
Заходящее солнце почти спряталось за Аракеловским магазином, залив напоследок город мягким вечерним светом. Лучи пробежались по площади и, словно шаловливый ребёнок, окрасили все, куда смогли дотянуться, в яркие, сверкающие огнём краски.
Площадь преобразилась.
Старое, вальяжно-величественное здание Обкома засветилось ровным оранжевым светом - ярким и уверенным. И только за резными колоннами второго этажа притаился красноватый мрак, словно намекая, что в этом здании далеко не всё доступно простым смертным. Новый Обком, до сих пор называемый в народе просто "пристройкой", на фоне своего предшественника смотрелся просто и незатейливо. Почти обычное здание - никакой тебе величественности и тайны.
Лучи солнца достали до памятника Ленину, и лысина вождя мирового пролетариата игриво заблестела.
Крыша Дворца пионеров тоже засветилась оранжевым, а от тёмных окон в сквер помчались десятки солнечных зайчиков. Заиграли на асфальте, на деревьях, на скамейках. На сидящих на скамейках людях.
Один пробежался по Аниным волосам, окрасив их в рыжий цвет, прыгнул на лицо, ослепил. Она зажмурилась, но зайчик проник и под закрытые веки, зажёг в глазах яркие разноцветные пятна. Словно в детстве, когда она часами смотрела в калейдоскоп, упорно стремясь вернуть только что убежавшую картинку.
От воспоминаний о любимой детской забаве на душе стало светло и спокойно, Аня мечтательно улыбнулась. Валя увидел её улыбку, улыбнулся в ответ и взял её за тонкую, лежащую на коленях кисть. Аня почувствовала его руку, пятна в глазах закружились быстрее. Прикосновение было нежным и уверенным, затягивало. По телу побежали приятные сладкие волны. Хотелось сидеть с закрытыми глазами и улыбаться, хотелось подвинуться поближе. Хотелось взять его руку и прижаться к ней покрепче. Хотелось почувствовать её на лице, на груди, на…
Что это с ней?
Аня вздрогнула и открыла глаза. Но руки не отняла.
Солнечный зайчик прыгнул вниз, игриво промчался по груди, немного задержался на руках и исчез вместе с нырнувшим за Аракеловский солнцем.
Аня вздохнула.
- Что? - спросил Валя. - Ты не…
- Нет-нет, - перебила Аня и снова закрыла глаза. - Всё хорошо, только…
- Только?
- Только ты не… - Аня помолчала, пытаясь собраться с мыслями, - торо… не тороп…
- Конечно, - сказал Валя, чуть крепче сжимая руку.
"Понимает, - благодарно подумала Аня. - Господи, он всё понимает!"
- Кстати, - чуть улыбнулся Валентин, - ты знаешь, что Тапа в институте появился?
Аня напряглась, и Влина рука тут же отозвалась успокаивающим пожатием.
- Да нет, всё нормально, не волнуйся! К нему же уже делегация с кафедры идти собиралась. Как же - лучший студент забросил институт! И когда? За два месяца до защиты. Бред! Говорят, такого ещё ни разу не было. А знаешь, куда он по телефону декана послал?
"Не трудно догадаться, - с досадой подумала Аня. - Это он может, это у него запросто".
Последний раз они виделись в апреле. Он догнал её на первом этаже института, у спуска в гардероб, она узнала его шаги сразу, обернулась. Павлик выглядел плохо: спутанные волосы, щетина. Взгляд странный: то ли потухший, то ли, наоборот, вызывающий.
- Здравствуй, Аня, - сказал Пашка. - Как живёшь?
Сказал так же, как раньше, почти таким же тоном, и у неё сразу сжалось сердце. "Плохо, Павлик, очень плохо", - хотела сказать Аня, но горло словно стянуло обручем. "Что ж я молчу? Это же Павлик, он же ждёт. Только сказать…"
Горло не отпускало.
Павлик стоял, не сводя с неё широко открытых серых глаз. Глаз, в которых когда-то она увидела звёзды. Стоял и тоже молчал.
"Что ты молчишь, Павлик? Скажи что-нибудь, скажи что-нибудь, как раньше. Я же не могу сама. Или хоть дай знак, что хочешь, чтоб я… Молчишь?"
Павлик молчал. Видно было, как на лбу собрались морщинки, как чуть вздрагивают губы.
"Пытается, - поняла Аня, и жалость начала отступать перед обидой и злостью. - Пытается и не может. Опять не может!"
Пашка вздрогнул, отступил на полшага, прищурил ставшие ледяными глаза.
- Ох, извини дурака! - голос стал язвительным, в глазах не понять что. - Разве может быть плохо при таком внимании! Ах, я дурак неразумный!
- Не паясничай!
"Ну вот, сразу горло отпустило. Что я делаю? Разве я это хотела сказать?"
- Внимание приятно всем. И ты прекрасно знаешь, чьё внимание для меня важнее всего.
- Да?
- Да!
"Сделай что-нибудь, Павлик. Прогони его. Я ведь так ждала тебя, я ведь больше не могу тебя ждать. Нет сил. Не могу видеть твоих пустых глаз. Прогони его…"
- Да? - повторил Павлик и усмехнулся. - А если этого внимания нет, то нужно найти ему замену. Срочно - чтоб ни минуты не чувствовать себя нежеланной. Как на столе…
- На каком столе?
- Большой такой стол… - начал Пашка, словно через силу, помолчал и вдруг затараторил, как сумасшедший. - Громадный, как весь мир. И весь заставлен товаром - женщинами. А вокруг толпятся покупатели. Мужики. Впереди, понятное дело, те, кто лучше всех может работать локтями, кому есть, что предложить. Ну и замечают они, в первую очередь, тех, кто на краю стола. А внимания хочется всем, желанными хотят быть все. И женщины тоже работают локтями, но по-другому. Кто наденет на себя что-нибудь эдакое, кто, наоборот, снимет. Кто улыбнётся, кто с недоступным видом смотрит в сторону. Все разные - чёрненькие, рыжие, беленькие. Даже говорят на разных языках, но у всех в глазах одно и тоже. Знаешь, что, Аня?
- Что за чушь ты несёшь? - холодно прищурилась Аня. - Опять пьян?
- Если бы…
Павлик помолчал: видно было, что он судорожно решает, говорить или нет. Посмотрел в глаза, отвернулся, вновь уставился воспалённым взглядом.
"Не говори. Не говори! Ведь если ты скажешь, то это всё - крах. Говори - я не боюсь, я знаю, что ты скажешь! Не говори…"
- А в глазах…. В глазах у всех - весы! Взвешивать внимание, заботу и любовь.
Аня молча повернулась на каблуках и пошла по лестнице вниз.
- Аня… - тихо позвал Павлик.
Она остановилась, прислушалась - сердце стучало ровно. Повернулась и спокойным, отчётливым голосом сказала:
- Ты столько раз говорил про эти весы, что я, и правда, в них поверила. Только они не у меня, они у тебя: ты сам себя на них взвесил. И знаешь, сколько ты весишь, Павлик? Ни-че-го. Ноль!
Успела увидеть, как потухли только что возбуждённые глаза, удовлетворённо улыбнулась и пошла в гардероб.
С тех пор они больше не виделись.
- Ну, ладно, мы с Мухой, - сказал Валя и она, прогоняя видение, открыла глаза. - Нас он туда уже сто раз посылал, мы привыкли. Но декана! Самое интересное, что тот не то, что не обиделся, наоборот: "С Тапаровым что-то случилось!"
"Случилось…" - подумала Аня, стараясь дышать ровно.
- И что, пошёл?
- Не успел. В понедельник Тапик объявился сам. Подстриженный, выбритый. Видела бы ты, как они там все забегали!
"Выздоровел…"
- Он успеет?
- Диплом? - Валька удивлённо засмеялся. - Аня, ты что? Это же Тапа! Конечно, успеет!
"Он, вроде бы, им гордится".
- Вы разговариваете?
- С Пашкой? - опять удивился Валя, и Аня разозлилась. - Конечно! Он же ещё в марте извиняться пришёл. Ну, за то…
- Валя, - перебила Аня, - ты, говорят, квартиру купил?
- Да какую там квартиру - комнату. Но это только начало, я…
- Можно посмотреть? - опять перебила Аня.
Валентин посмотрел на неё долгим взглядом и ласково провёл пальцами по руке.
- Давай на следующей неделе. Надо там порядок навести.
За неделю она несколько раз успела передумать и несколько раз передумала вновь. Надо решать. Прошлого не вернуть, это давно ясно. А если тянуть, не будет и будущего, ничего не будет. Выздоровел…. Нет, надо решаться. А что тут такого - подумаешь, схожу в гости. И вообще, сколько можно жить в мираже? Выздоровел…
Ночью ей приснился странный сон. Павлик стоял на сцене, на фоне сверкающих багровым светом снежных вершин. В руках у него почему-то была электронная гитара диковинной, непривычной формы. Павлик подошёл к микрофону, наклонился и тихо прошептал: "Правильно, Аня". Шёпот помчался по залу, отскакивая эхом от стен: "Правиль-но. Пра-ви-льно. А-ня! Аа-няяя!" Из колонок ударила музыка, и Павлик голосом Вали запел странную, никогда не слышанную песню.
Надо мною тишина, небо полное дождя.
Дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет.
Под холодный шепот звёзд мы сожгли последний мост,
И всё в бездну сорвалось…
Она проснулась. В окно стучал дождь, в такт дождю оглушительно стучало сердце, а в голове ещё прыгали, раздирая мозг, резкие, бьющие наотмашь строки.
… Моя душа была на лезвие ножа.