Посовещавшись с Канопусом, я приказала устроить на луне показательные военные учения. Для меня это был довольно интересный опыт, поскольку Сирианской империи давно не приходилось демонстрировать свою силу и нашей Планете-Матери было непросто изыскать достаточно воздушных судов и персонала для такого мероприятия. Однако в конце концов тридцать семь батальонов наших самых устрашающих кораблей, созданных специально для этой цели, одновременно появились из космоса, покружились над поверхностью луны, затем облетели ее по орбите, немного повисели в небе и скрылись в светящейся туманности, которую соорудили как раз для этого мероприятия. И все же, вспоминая Тафту, его невероятную самоуверенность, я чувствовала растерянность. Я не знала и как лучше вести себя по возвращении домой. А вернуться туда мне пришлось вскоре после того, как луну покинули особые батальоны.
Большая Четверка вызвала меня на совещание.
В это время с Южных Континентов Роанды прибыла очередная группа наших разведчиков, которые отслужили свой срок, и их рассказы в очередной раз стали сенсацией, хотя и не удивили тех, кто побывал там раньше. На нашем родном Сириусе, на Планете-Матери, не могли и вообразить себе той бессмысленной дикой жестокости, которую агрессоры с северо-запада проявляли по отношению к населению Южных Континентов. Было трудно поверить, что люди способны на такие зверства…
Здесь я позволю себе сделать небольшое замечание. На Роанде наблюдалась определенная закономерность, которая встречалась нам и в других местах. Разные страны и народы критиковали друг друга за ошибки, которые совершали они сами. Такая тенденция на Роанде стала столь явной, что эта планета постоянно приводилась в литературе как пример соответствующей модели поведения. Что касается меня, я неизменно приходила в изумление, наблюдая всемирные конференции на Роанде, где участники спорили до хрипоты, обвиняя друг друга в том, чем грешили сами.
Я и мои коллеги столкнулись с острейшим кризисом - он стал очевидным не сразу, но был чреват брожением в обществе, а это могло иметь глобальные последствия.
И моя просьба выделить тридцать семь батальонов, равно как и последовавшая реорганизация, а также необходимость ускоренной переподготовки людей, не ускользнули от внимания населения Сирианской империи.
Что представляла собой Роанда? Почему она была так важна для нас? Что заставляло нас идти ради нее на все эти хлопоты?
Члены Большой Пятерки - впрочем, теперь это была уже скорее Большая Четверка и я - снова собрались вместе. Мои коллеги хотели знать, встречалась ли я с Клорати. Я сказала, что больше не видела его и что это не имеет значения. Но я уже не надеялась на их понимание.
Коллеги ждали моих объяснений, не сводя с меня глаз, и в этом ожидании был явный оттенок беспокойства. Они чувствовали - хотя и не говорили об этом вслух, - что больше не распоряжаются судьбой Сириуса. Они не подозревали, что так было всегда. Мне самой даже теперь тоже нелегко было смириться с этой мыслью.
Члены Большой Четверки ждали, что я скажу что-нибудь простое и понятное вроде: "Я верю, что связь с Канопусом принесет нам пользу и, поддерживая ее, мы получим следующие преимущества…"
Зная об изменении ситуации на луне Роанды, коллеги поинтересовались, не предлагали ли мне написать отчет для Клорати. Они надеялись, что, прочитав его, поймут, какие отношения нас связывают. Я ответила, что, на мой взгляд, время писать отчеты еще не настало.
На этом заседание закончилось. Я до сих пор вижу их сердитые, недоумевающие лица. Я не виню их и не винила никогда! Оказавшись на их месте, я бы вела себя точно так же.
Шаммат
Меня снова вызвали на луну Роанды. На шамматянских территориях шли бои - продолжение гражданской войны на самой Шаммат. Боевые действия велись только на земле. Повсюду гремели взрывы, и на месте подземных поселений и заводов появлялись новые кратеры, а на заброшенных карьерах валялись гусеничные машины, изувеченные взрывами. Воюющие группировки до сих пор не осмелились атаковать друг друга с воздуха, и это, по нашему мнению, было признаком того, что пока они помнили свое место. Мы воспользовались случаем и еще раз продемонстрировали нашу силу над зоной боевых действий, чтобы шамматяне не забывали о присутствии Сириуса и Канопуса. Подробности этой войны не относятся к теме данного повествования.
На самой Роанде дела обстояли примерно так же. Здесь наступил Век Разрушения, начало которого ознаменовала Первая мировая война. Главные боевые действия велись на северо-западе Основного Материка, где народы истребляли друг друга в борьбе за власть на Первом Южном Континенте. Воюющие стороны не стеснялись самых низких методов и при этом не прекращали упражняться в красноречии. Это была отвратительная война. Передо мной то и дело мелькал Тафта. Еще более надменный и самодовольный, чем прежде, теперь он трудился не покладая рук, разжигая межнациональную рознь. Он называл себя "человеком Божьим" - так ныне именовали служителей религиозных культов. Выступая то на одной стороне, то на другой, он заверял всех и каждого, что Бог поддерживает любой курс на массовое уничтожение. Думаю, я не скоро забуду ханжество Тафты, его вдохновенное лицо, когда он увещевал бедняг, которым предстояло погибнуть или стать калеками в этой кровавой бойне.
Большая Четверка вновь вызвала меня на Сириус. Мои коллеги хотели знать, "что думает Канопус", который допустил это побоище на Роанде. Они были убеждены, что я встречалась с Клорати, но скрываю это, поскольку связана с Канопусом узами особого рода. Я могла лишь повторить, что ни разу не виделась с Клорати и не получала от него никаких "инструкций", но склонна верить, что Канопус преследует определенные долгосрочные цели. Атмосферу на собрании было трудно назвать приподнятой, и я почувствовала облегчение, когда получила срочное донесение с Роанды. Война шамматян на луне закончилась. Группировка, которая одержала верх на Шаммат, взяла под свой контроль и луну. Нас мало волновал исход этой войны - обе воюющие стороны отличались низостью и непорядочностью. Гражданская война подорвала репутацию Тафты, представителя Шаммат на Роанде, и его позиции ослабли. Мы знали, что по возвращении домой этого авантюриста арестуют или убьют, хотя сам он, возможно, и не подозревал об этом.
Деструктивные процессы на Роанде ускорились. Дело шло к развязке. Разразилась Вторая мировая война. Начавшись на северо-западе Основного Материка, она охватила всю планету. Именно эта война в конечном счете ослабила позиции белых рас - прежде они господствовали на Роанде и, не задумываясь, разрушали местные культуры и цивилизации, если того требовали их технические нужды.
Изменения в расстановке сил после Второй мировой войны подробно отражены в исторических документах, но детали этих локальных битв - а по большому счету они были именно таковыми - волнуют меня куда меньше, чем уроки, которые они преподнесли и которые имеют непосредственное отношение к нашим проблемам.
Я наблюдала, как меняется менталитет граждан необъятной Сирианской империи: обитателей Планеты-Матери и колоний. На каждой планете бытовали собственные воззрения и идеи, которые отстаивались с пеной у рта, часто весьма агрессивно. Каждая из них воспринимала новые факты и идеи в разном темпе. Я не сразу поняла, что именно стало делом всей моей жизни, - долгосрочная цель Канопуса состояла в том, чтобы добиться изменений в Сирианской империи, а я была орудием в его руках. Я сделала все возможное, чтобы подробно описать медленное, трудное осознание происходящего, - ведь чтобы увидеть результаты, важно глубоко и всесторонне осмыслить процесс. И это относится даже к таким умелым и опытным администраторам, как члены Большой Пятерки.
В те дни я по большей части сидела дома и размышляла. Я давно не проводила время подобным образом, ибо привыкла все время спешить, кочуя с одной планеты на другую. Но необычным было не только то, что я сижу дома. Не помню, пребывала ли я когда-нибудь в подобном настроении.
Члены Большой Пятерки то и дело заходили навестить меня. Они являлись по одному, чуть ли не украдкой, и извиняющееся выражение их лиц говорило о том, что коллегам непонятны мотивы моих действий. Надо сказать, что мне часто приходилось видеть, как подобное чувство вины оборачивалось раздражением, а то и кое-чем похуже…
Мы редко наносили друг другу визиты такого рода. Наши официальные заседания были формальностью, призванной успокоить общественность. Людям было необходимо видеть, как мы работаем, собираясь в зале заседаний. Каждый из нас знал, о чем думают другие и о чем они могут подумать… Вместе мы были чем-то вроде коллективного разума… Отчасти неловкость моих гостей объяснялась тем, что цели их появления были туманны… Они словно приходили выведывать какие-то тайны, но не знали, какие именно.
Все они держались вызывающе и в то же время смущенно и с порога принимались сочувственно расспрашивать о моем здоровье. Я заверяла их, что оно в полном порядке. Это повторялось снова и снова. Мы говорили о том, что Сириус охвачен волнениями и что на смену убеждениям, которых мы придерживались тысячи лет, приходят новые. Было трудно предсказать, чем станет наша империя, когда этот переворот завершится, - а как всегда в периоды волнений и беспорядков, казалось невозможно поверить, что эта бурная эпоха когда-нибудь закончится.
Затем разговор переключался на Роанду.
- В период преобразований на планете парадоксы, конфликты, аномалии становятся особенно заметными. Как ты считаешь, Амбиен, что здесь самое главное? Самое важное в схеме социальных преобразований?
- У меня нет надлежащей подготовки, чтобы обсуждать такие радикальные перемены. - Я сознавала, что эти слова будут восприняты как вызов, и все же произносила их, глядя на собеседника в упор, и тому оставалось лишь смириться с этим.
- Что же касается парадоксов, - продолжала я, - надо сказать, что Роанда разработала весьма совершенные технологии коммуникации, которые позволяют людям в самых глухих уголках быть в курсе происходящего на планете. В этой индустрии заняты миллионы. Днем и ночью на каждого обитателя Роанды обрушивается мощный поток информации - она преобразуется в зрительные и звуковые образы и воздействует на него иными путями, о которых он и не подозревает. Так называемый "поток новостей". И все же нигде и никогда не существовало такой пропасти между тем, что становится известным, и тем, что происходит на самом деле.
- Но, Амбиен, разве подобное в той или иной мере не происходит повсюду?
- Согласна. Если сказать сирианину, что государственная власть в империи - это диктатура Большой Пятерки, он рассмеется или посчитает тебя сумасшедшим.
- Я не об этом, Амбиен. И мне не нравится то, что ты говоришь. Если мы - диктаторы, скажи, где и когда существовали правители, которые так же болели душой за свой народ, относились к нему с таким же состраданием, так же пеклись о всеобщем благе… Ты жаждешь перемен, и я кажусь тебе смешным и нелепым - все мы понимаем, что единомыслие членов Большой Пятерки осталось в прошлом. Теперь ты держишься особняком… Но я говорю не о конкретной проблеме. Я говорю о том, что представления простого человека всегда отстают от фактов.
- На это можно смотреть по-разному. Не думаю, что здесь уместны обобщения. Это слишком тонкий вопрос. Попробую сформулировать свою мысль иначе. Если представления людей неизменно отстают от реальных событий, это опасно для власти. Ведь сознание, индивидуальное или коллективное, можно рассматривать как машину. Машину, в которую поступает информация. Если она поступает слишком быстро, это вызывает заторы и помехи в ее работе, что порождает вспышки гнева - бунты, мятежи, акты гражданского неповиновения.
- Которые мы наблюдаем сейчас по всей империи. Так прокладывают себе путь новые идеи.
- Но многие из этих идей пока неизвестны никому. Впрочем, ты не желаешь обсуждать частности. И все же я считаю, что мы - ты - совершаешь ошибку. Наш долг - обсудить то, что происходит в Сирианской империи. И то, что происходит с нами. Мы должны решить, как сказать нашему народу: Сирианской империей, всеми вами, управляет олигархия, Большая Пятерка, хотя до сих пор вам говорили совсем другое… Но если угодно, вернемся к Роанде. Я обнаружила одну универсальную закономерность. В любой ситуации есть важнейший фактор, который очень часто остается незамеченным. Мы всегда склонны притягивать объяснение за уши, предпочитая сложное простому, даже если причина находится у нас под носом. Понаблюдав за мыслительными процессами на Роанде, я пришла к выводу, что ее обитатели не понимают очевидный факт. Каждый человек считает себя яркой индивидуальностью, уникумом, даже не подозревая, что он - всего лишь крохотная песчинка, которая может существовать лишь как часть единого целого.
- И эта мысль кажется тебе новой, Амбиен? Тебе, члену Большой Пятерки?
Проигнорировав это замечание, я продолжала:
- Да, единого целого. Индивид не может мыслить независимо от общности, к которой он принадлежит… Погоди. Возьмем еще один пример из жизни Роанды. Представь себе огромное океанское судно, построенное по последнему слову техники. Оно сталкивается с глыбой льда и тонет, хотя его создатели твердили, что оно непотопляемо. Для расследования создают экспертную комиссию, в ее состав входят опытные специалисты, честные и неподкупные люди, которые пользуются всеобщим уважением. И эта комиссия публикует отчет, который оправдывает всех причастных к делу. Но несколько лет спустя тот же самый отчет поражает представителей нового поколения изобилием нелепостей и неувязок…
- И тебя занимают подобные пустяки?
- Мне кажется, что из этого незначительного эпизода можно извлечь важный урок, который имеет непосредственное отношение к теме нашего разговора. С момента составления отчета до его переоценки прошло совсем немного времени. Что же произошло за эти несколько лет?
- Изменилась точка зрения.
- Именно. Люди, которые прошли одинаковую подготовку и принадлежали к одному и тому же классу, собрались вместе, чтобы решить проблему. Все они были носителями группового сознания, и их отчет не мог быть иным, потому что все они рассуждали одинаково. Они не могли мыслить по-разному. Вот почему одно поколение уверяет, что видит белое, а следующее утверждает, что это белое на самом деле черное.
- Но ты, Амбиен, ты сама являешь собой безусловное подтверждение тому, что групповое сознание едва ли можно считать незыблемым!
- Да, но здесь вступает в действие другой механизм… То, что мы видим, это всего лишь механизмы, схемы, не более того… Что есть групповое сознание? Комплекс идей, составляющих единое целое, весьма обширен, ведь зачастую речь идет о целых народах. За мнение, которое спустя какой-нибудь десяток лет изменится на противоположное, воюют и погибают миллионы. При этом каждый отдельный человек остается частицей коллективного разума, и если он отважится мыслить иначе, то прослывет безумцем, окажется в изгнании или…
Озарение принесло с собой мучительную неловкость, но я прогнала это чувство, продолжая свою мысль:
- Все вы твердите, что наши давние разногласия доказывают, что я неправа. Но как формируется группа, целое, и как появляется тот, кто мыслит иначе, чем другие?
- Возможно, кто-то подкупил этого человека или убедил его пойти на преступление? Какая-то чужеродная и враждебная сила?
- Если мы будем рассуждать таким образом, тогда…
- Тогда что, Амбиен? Скажи мне. Скажи нам. Поверь, мы готовы понять тебя…
- Таков механизм социальных изменений. Спустя какое-то время - иногда очень небольшое, как на Роанде, где события разворачиваются все стремительнее и представления, которые казались незыблемыми, исчезают внезапно и молниеносно, - в течение которого групповое сознание руководствовалось соображениями, казавшимися ему единственно правильными, последние начинают вызывать сомнение. Зачастую речь идет о еле заметном изменении угла зрения. Но даже если мнение индивида очень незначительно отличается от точки зрения большинства, групповому сознанию свойственно преувеличивать масштабы и опасность этих отклонений. Хотя очень скоро такие разногласия могут показаться ничтожными…
- Всем нам хочется надеяться на это, Амбиен.
- И все же мне не дает покоя один вопрос, на который я не нахожу ответа. До сих пор индивид, который расходится во мнениях с большинством, был частью группы и благополучно подчинялся ее правилам. И вдруг, откуда ни возьмись, у него появляются новые идеи. Откуда они берутся?
- Надо думать, их источник - изменения в обществе.
- Спасибо! Большое спасибо! Это проясняет многое! Позволь мне продолжить… Когда групповое сознание больше не в силах выносить нашего инакомыслящего героя, события могут развиваться по-разному. Как правило, он становится изгоем. На него навешивают ярлык бунтаря, безумца, упорствующего в своих заблуждениях… Общество отторгает его… Понятное дело, в нашем случае это будет весьма прискорбным фактом. В принципе, наш изгой может создать собственную оппозиционную группировку и привлечь на свою сторону людей с похожими взглядами - нет-нет, не стоит воспринимать мои слова как угрозу. Разве мы не можем обсуждать эту тему, не переходя на личности? Да, наша давняя близость для меня не пустой звук, да, я беспокоюсь о своей личной безопасности, но неужели ты не веришь, что, задавая себе эти вопросы, я остаюсь прежней Амбиен Второй, которая так долго управляла огромной империей вместе с вами? Более того, наш отщепенец может повлиять на остальных членов группы, и тогда она расколется на два лагеря - впрочем, едва ли это произойдет в нашем случае. То, что заставило меня рассуждать иначе, чем вы, повлияло, как мне кажется, только на меня… Разве нет? Ладно, посмотрим! Нет, я не угрожаю! Какие могут быть угрозы? Мы не властны над этими процессами. Нам хочется думать, что мы управляем ими, но на самом деле это они управляют нами. Тебе неприятно это слушать? Нам, членам Большой Пятерки, обидно чувствовать себя соломинками, которые плывут по течению… Но вернемся к нашему инакомыслящему герою. Раньше он был частью группового сознания и рассуждал так же, как и его окружение. Но сейчас у него появились другие идеи. К какой общности он принадлежит теперь? К какому незримому единству? Можем ли мы допустить, несмотря на ощущение одиночества и полной изоляции, существование других крохотных частичек, которые вместе со мной составляют новое целое… Как тебе нравится подобная мысль? Мне кажется, она не оставила тебя равнодушной - об этом говорит и тот факт, что ты явился ко мне, как и все остальные… Ты не знал, что здесь побывали и другие? Как странно! Как мало мы знаем о том, что делают и думают другие. Что ждет нас дальше? Мы этого не знаем! Вот что главное! Уподобимся ли мы жителям Роанды, не готовым изучать механизмы, которые управляют ими? Станем ли врагами? Следует ли видеть в наших разногласиях потенциальную угрозу?
- Мы не враги тебе, Амбиен. Не нужно считать нас врагами. Здесь нет ничего личного.
- Но разве мы когда-то рассматривали наши отношения как личные? Впрочем, разумеется, мне приятно твое доброе отношение.
- Мне пора идти. Тебе что-нибудь нужно? Что тебе прислать?