- Я не больна и ни в чем не нуждаюсь! Насколько я понимаю, я под арестом? Мне есть чем заняться и есть о чем подумать. Целыми днями я размышляю о групповом сознании. Понятно ли тебе, что если тот, кто рассуждает иначе, чем большинство, поставит группу перед неопровержимым, очевидным фактом, то скорей всего его товарищи попросту не увидят того, что ясно как день. В буквальном смысле. Потому что они не в состоянии принять данный факт. Знаешь ли ты, к каким последствиям это может привести? Ладно, спасибо, что зашел. Я тебе очень признательна.
В этот период я не получала вестей от Клорати и не знала ничего об официальных контактах Канопуса и Сириуса. Когда визиты членов Большой Пятерки завершились, я получила сообщение, адресованное мне лично: "Не будет ли у тебя возможности прилететь на Северный Изолированный Континент?"
Ознакомившись с этим посланием, Большая Четверка передала его мне - как правило, письма, адресованные одному из членов Большой Пятерки, не перехватывались.
Я проинформировала Большую Четверку, что намерена снова отправиться на Роанду, но ответа не последовало. Не зная, чем мне предстоит заниматься, я приказала космолету сделать несколько кругов над Северным Изолированным Континентом на высоте, которая позволяла наблюдать за тем, что происходит внизу. Я была не одна. В небесах было полно не только воздушных судов Роанды, но и наблюдательных кораблей Канопуса, Шаммат и трех планет, расположенных по соседству. Здесь были "Кристалл" Канопуса, "Осы" Шаммат и "Стрелы" трех планет, которые часто осуществляли совместные разработки.
Я разглядывала Северный Изолированный Континент, вспоминая, каким видела его раньше, когда прямо передо мной снизился и завис канопианский "Кристалл" обычной конической формы. Он висел среди освещенных солнцем облаков под синим бездонным небом, и я невольно залюбовалась этой картиной. Корабль медленно тронулся с места, и я последовала за ним. Я не сомневалась, что в его действиях есть какая-то подоплека, и, рассеянно обдумывая их скрытый смысл, продолжала наслаждаться красотой Роанды. Тем временем "Кристалл" превратился в тетраэдр - три его грани, обращенные ко мне, отражали синее небо и белые облака, - а затем в шар. Сияющий шар вращался и танцевал в облаках. Завороженная этим чудесным зрелищем, я засмеялась и захлопала в ладоши… Потом шар вытянулся и стал похож на каплю, однако она не была вытянута сверху вниз, а лежала горизонтально, так, что ее тонкий конец находился прямо передо мной. Затем, под давлением воздушных потоков, капля изменила свою форму и превратилась в длинную прозрачную полосу. Казалось, что мой корабль вот-вот прикоснется к ней, нежной и невесомой, и в этот момент внизу показались реки, горы и пустыни Основного Материка, залитые солнцем, и моя душа запела от счастья. Мой провожатый снова изменил свою форму, подчиняясь движениям атмосферы, - текучий, как вода, он то превращался в шар, то вытягивался лентой, то пушился по краям бахромой, то и дело принимая новое обличье. Он сиял и переливался, он распускался как цветок - и вдруг потускнел и превратился в бесформенный, невыразительный ком, унылый и бесцветный… Но мгновение спустя серый цвет вновь сменился сиянием, и в воздухе опять заискрился светящийся шар, который сначала играл и резвился, а потом снова стал серьезным и мрачным, почти суровым. На некоторое время я отвлеклась от "Кристалла", теперь просто повторявшего движение воздушных потоков, а потом увидела, что он повис в воздухе, вновь приняв форму капли, острый конец которой был обращен вниз. Он явно указывал мне на что-то находящееся внизу. Что я должна была увидеть?
Я подлетела поближе и вновь посмотрела вниз. Подо мной были горные хребты, окаймлявшие континент, пустыни, которые расширялись, и леса, которые отступали перед пустынями. Но потом я увидела нечто необычное. Весь континент был расчерчен на правильные прямоугольники, словно на его поверхность нанесли сетку. Передо мной была карта, чертеж, зримое воплощение неведомой мне ментальности. Так распорядились континентом агрессоры с северо-запада. Они чувствовали себя хозяевами этой земли и поставили на нее свое клеймо, обозначая границы владений. До сих пор я не видела ничего подобного, хотя, когда я была здесь в последний раз, завоеватели еще не успели подчинить себе все вокруг. Раньше я наблюдала, как развивается континент, как меняются очертания водоемов и суши, как эволюционирует его растительность. Но теперь захватчики поставили на живой, изменчивой земле свое клеймо, расчертив ее на квадраты.
Я поняла, что именно это хотел показать мне Канопус. Я взглянула на "Кристалл", ожидая распоряжений. Мне хотелось улететь, забыть об этой страшной карте - воплощении духа Шаммат. Какое-то время "Кристалл" оставался рядом со мной, продолжая беззвучно менять форму. Затем, превратившись в огромную прозрачную каплю, он поднялся вверх и немного повисел в вышине, бесконечно изменчивый и текучий, причудливое порождение канопианского разума… Он говорил со мной, он пел мне, он утешал меня, рассказывая о вечном обновлении всего сущего, а потом опять вытянулся, потускнел и полетел назад, на свою станцию, превратившись в пылинку в столбе солнечного света, воспоминание о самом себе.
Я снова осталась одна и призадумалась. Увидела ли я все, что должна была увидеть, и не пора ли мне возвращаться домой? Я представляла, как расскажу об увиденном Большой Четверке и как отреагируют на этот рассказ мои коллеги… Но перед возвращением мне захотелось еще раз взглянуть на западное побережье континента, где я не была очень давно.
Я посадила свой космолет на вершине высокого здания в большом городе. С одной стороны отсюда были видны пустыня и горы, с другой - океан. Сам город внизу был еле различим из-за густых, едких испарений, и здания возвышались над серой пеленой словно острова над водой.
Я не стала задерживаться на крыше, опасаясь, что меня охватят чувства, которых я не испытывала с тех пор, как покинула Леланос. Контраст между техническими достижениями обитателей планеты и тем, что они творили, удручал меня до глубины души. К сожалению, подобные истории нередки в наших летописях, и в данном случае мне просто не хотелось, чтобы мысли об этом вывели меня из душевного равновесия. Я покинула крышу и спустилась в здание. Немного побродив по коридорам, я оказалась в просторном холле. Я сразу почувствовала, что пропорции здания оказывают крайне неблагоприятное воздействие на мыслительные процессы. На стене я увидела устройство для трансляции "новостей". Информация передавалась с помощью визуализации образов, и перед моими глазами потянулась нескончаемая череда сцен жестокости и насилия.
О подлинном положении дел на планете не было сказано ни слова, все сообщения были отрывочными и невразумительными и скорее представляли собой полуправду, поскольку никоим образом не отражали полную картину.
Затем на экране появился Тафта. Он стоял на возвышении в зале, битком набитом людьми. Внешне он изменился - "человек Божий" в черном одеянии исчез без следа. И все же это был прежний Тафта, мускулистый, плотный, пышущий здоровьем. Он светился знакомым спокойным самодовольством. На нем были очень узкие синие брюки из плотной материи, которые подчеркивали его сексуальность, и облегающая трикотажная рубашка. Теперь такую одежду носили все вокруг, точно она была пошита по заказу диктатора. Впрочем, обитатели Роанды всегда любили униформу.
Тафта примостился одной ягодицей на краю стола и, покачивая ногой, лучезарно улыбался своей аудитории.
Теперь он стал фигурой мирового масштаба, апологетом современной технологии. В данный момент Тафта отвечал на вопросы обеспокоенной и явно испуганной аудитории. Несколько лет назад он смело критиковал политику правительства в отношении передовых технологий и даже написал несколько литературных произведений, где в популярной форме рассказывалось о возможностях современного общества. Такие книги позволяли простому народу оценить потенциал технологических новшеств и в то же время успокаивали людей, которым казалось, что, если страшные последствия некоторых открытий отражены в литературе, человечеству хватит здравого смысла не воплощать их в жизнь. Тафта иллюстрировал известную социальную закономерность, которая вызывала у меня глубочайшую тревогу, поскольку имела ко мне самое непосредственное отношение. Суть ее в том, что, когда индивид, который в свое время противостоял групповой идеологии или устоявшемуся мнению, больше не считается опасным и добивается всеобщего признания, а его мнение вытесняет прежние стандарты, он превращается в представителя новой ортодоксии, которая начинает отвергать и высмеивать новое поколение чудаков и нонконформистов.
Я не буду подробно излагать взгляды, которые Тафта отстаивал. Скажу лишь, что все, к чему он стремился, вело к разрушению планеты, бурному развитию технологии в ущерб природе, опустошению и смерти. Оратор старался успокоить своих слушателей, и его приветливая, непринужденная, демократичная манера держаться производила на большинство присутствующих должное впечатление.
Тафта сидел в непринужденной позе на краю стола, покачивая ногой. Его энергия, бьющая через край, и неукротимая жажда жизни были, вне всякого сомнения, заразительны. Честные голубые глаза сияли, ухоженная бородка лоснилась, и мне подумалось, что с тех пор, как я познакомилась с этим обаятельным разбойником и вором на юге континента, он почти не изменился. А еще Тафта улыбался. Ах, как он улыбался! Улыбка всегда была его самым мощным оружием…
Когда Тафте задали вопрос из зала, на его лице еле заметно промелькнули презрение и насмешка, которые, с одной стороны, являлись проявлением минутной неосторожности, а с другой - были призваны показать всем, как глуп и непроницателен тот, кто задал этот вопрос.
Время от времени Тафта позволял себе мягко съязвить. Когда кто-нибудь из присутствующих просил рассеять свои сомнения в отношении того или иного вопроса, Тафта устраивал настоящее представление. Я невольно восхищалась им. Этот человек умело использовал слабое место обитателей Роанды - больше всего на свете они боялись превратиться в объект насмешек, идти "не в ногу" с остальными. Роль изгоя была для них невыносимой, и вернуть их в лоно коллективного сознания было чрезвычайно просто.
Десятью годами раньше задавались иные вопросы, и многие возможности, которые в свое время отвергались Тафтой или ему подобными ораторами как абсурдные, теперь стали явью. Через десять лет на вопросы, которые он так тонко высмеивает сегодня, даст ответ сама жизнь…
К концу этой "конференции" и последовавших за ней "дебатов" вкрадчивое, благовоспитанное презрение Тафты к своим слушателям заставило последних окончательно пасть духом. Теперь они ощущали себя неразумными и жалкими людишками.
Я вышла из холла и спустилась на улицу. Мне было тяжело находиться в этом здании и противно видеть Тафту.
На улице я не бросалась в глаза, поскольку была одета как все - в брюки из плотной ткани и облегающую трикотажную рубашку, - а мое лицо было покрыто густым слоем грима.
Вскоре я увидела Тафту, который, улыбаясь, шел мне навстречу.
- Ты видела? - спросил он и захохотал. Мне мигом вспомнились песчаный берег и трое несчастных, которых до смерти забили кнутами.
- Да.
- Что скажешь, сирианка? - Я никогда не видела такой торжествующей усмешки. Ничто в этом заносчивом выскочке не напоминало лощеного и утонченного господина, за которым я только что наблюдала.
- На этой планете хозяйничает не Сириус, - спокойно заявила я.
Хотя Тафта и смотрел на меня, его интересовала лишь собственная персона. Он буквально лоснился от самодовольства, ощущая себя невероятно умным и талантливым. Но хотя этот чванливый тип развязно посмеивался, я знала: то, что я видела, было поражением.
- Тафта, - сказала я, - ты слишком самоуверен.
- Мы только что получили распоряжения из дома, - ответил он. - С Шаммат. Из Путтиоры… - И он засмеялся. Он радовался потому, что теперь империей Путтиора правила Шаммат, и он чувствовал свою причастность к этой власти. - Нам приказали проверить, способны ли жители Роанды здраво оценивать ситуацию, сложившуюся на планете. Я устроил им экзамен. И поверь мне, сирианка, они абсолютно не понимают, что здесь происходит.
- Ошибаешься, - возразила я. - Тебе это только кажется.
- Знаешь ли ты, что будет, если лидер хоть одного государства Роанды встанет и скажет им правду, голую правду о том, что с ними творится? Эти люди просто-напросто не поверят ему. Они убьют его. Они объявят его сумасшедшим и посадят под замок.
- Так тебе кажется сейчас.
Опьяненный властью, Тафта посмотрел на меня со снисходительной улыбкой. И, как случалось уже не раз, его большие волосатые руки потянулись к серьгам в моих ушах. Его пальцы поглаживали мои серьги, а глаза жадно блестели. Но он забыл, для чего предназначены мои серьги… И поскольку я знала, что Тафта бесконечно далек от понимания происходящего, силы вернулись ко мне, и, почувствовав это, он опустил руки.
- Какие милые сережки, - пробормотал Тафта изменившимся тоном, и в его глазах промелькнула тревога.
- Да, шамматянин, именно так.
Теперь мы стояли на некотором отдалении друг от друга. Казалось, что под моим взглядом он съежился и даже стал меньше ростом. Теперь Тафта был всего лишь мелким негодяем с Шаммат, он был обречен, и мне стало жаль его.
- Тафта, - сказала я, - было глупо с твоей стороны выполнять приказ, который поступил с Шаммат. Очень глупо.
- Почему? Что ты понимаешь…
Я зашагала прочь и услышала, что Тафта идет за мной. Затылком я ощущала его горячее дыхание. Не оборачиваясь, я произнесла:
- Прощай, Тафта.
Стоя на тротуаре, он в бессильной злобе осыпал меня проклятьями, а потом закашлялся, задыхаясь от ядовитых выбросов машин.
Я купила себе маску, которую эти несчастные надевали на улице, чтобы не отравиться газами - из-за ядовитых веществ жители Роанды слепли, заболевали и даже теряли разум, - и пошла бродить по городу. Я не могла заставить себя вызвать космолет, потому что думала про Клорати, про Канопус. Я хотела, хотя и боялась признаться в этом, чтобы меня ободрили и утешили: пусть с Тафтой я держалась уверенно и твердо, но при мысли о том, сколько сил было потрачено напрасно, меня охватила знакомая печаль. Я вспомнила Назара, который научился сдерживать свою боль ради этого ужасного места, и подумала о том, как много он дал мне. Мне очень хотелось увидеть его еще раз, просто повидаться и перекинуться парой слов. О чем думает сейчас мой старый друг Назар, мой старый друг-канопианец?
Канопус
Я оказалась на окраине города. Один из домов привлек мое внимание. Он был довольно простым: обыкновенный, ничем не примечательный жилой дом, построенный из местной породы камня. И все же этот дом притягивал меня.
Стоящий на небольшом холме, он возвышался над ядовитыми испарениями, в которых утопал город. Я увидела, что на ступенях стоит юноша, одетый в уже знакомые мне узкие брюки и трикотажную рубашку, но не могла разглядеть его лица, потому что, хотя оно было обращено ко мне, его скрывала маска. "Назар, Назар", - застучало у меня в висках, и я крикнула:
- Назар, я знаю, что это ты!
Мы сняли маски и поднялись на вершину холма, чтобы не дышать ядовитым туманом, и наши глаза покраснели и увлажнились.
- Как дела, сирианка?
- Ты сам построил этот дом? Ты архитектор?
- Да, кроме всего прочего, я еще и архитектор.
Мы стояли рядом и смотрели на дом. Это было очень приятно. Казалось, что город исчез и остался лишь один этот дом.
- Смогут ли те, кто живет здесь, не потерять рассудок?
- Здесь живу я. И мне кажется, я тут один из самых здравомыслящих, - сказал Назар хорошо знакомым мне тоном, и я засмеялась.
- Ах, канопианец, но почему, почему, почему?
- Ты все еще продолжаешь задавать этот вопрос, Амбиен?
- А ты нет?
Назар помедлил с ответом. О, как это было знакомо - он не мог откровенно поделиться своими мыслями со мной, сирианкой. Я не годилась для этого! Наконец он сказал:
- Амбиен, тебе не приходило в голову, что есть вопросы, которые имеют смысл, а есть и другие, задавать которые бесполезно? Абсолютно бесполезно!
- Мне трудно примириться с этим.
- Хотя тебе говорит об этом сам Назар, крупнейший специалист по бессмысленным бунтам? - Он опять засмеялся, и мне вспомнилось время, проведенное в Коши.
- Может быть, я недостаточно сильна, чтобы принять правду.
- Тем хуже для тебя. Ни у кого из нас нет выбора… Или ты хочешь остаться среди тех, кто прячется за выдуманное решение или ответ лишь потому, что он слишком слаб и ему недостает терпения?
Я улыбнулась при мысли о том, как долго ему пришлось терпеть.
Но, улыбнувшись, я закашлялась, а следом за мной начал кашлять и канопианец.
Назар надел маску, и я последовала его примеру. Теперь мы снова походили на носатых чудовищ.
- Послушай меня, Амбиен.
- Я вся внимание.
- Вот и прекрасно. Неужели, после того как ты долгие годы наблюдала за нашей работой, а потом стала участвовать в ней сама, ты по-прежнему думаешь, что мы стали бы заниматься тем, что заведомо обречено на провал?
- Нет.
- Так помни об этом. Не забывай это никогда.
Назар помахал мне на прощанье и стал подниматься по ступеням к себе домой.
Я улетела с Роанды, так и не вернувшись на ее луну.
Дома меня поджидала Большая Четверка.
Отделаться от нее на этот раз было не так-то просто. Моим коллегам требовалась информация.
Взвесив все за и против, я написала письмо Клорати. (Общаясь с Канопусом, мы всегда называли Роанду Шикастой.)