Бен Ата откинулся назад, саркастически наблюдая за ней. Он чувствовал себя оскорбленным. У бедняги просто в голове не укладывалось, что его страну кто-то может назвать бедной и что она выглядит в глазах иностранцев отсталой и нуждающейся. Хорошо, пусть эта женщина думает - а она именно так и думает, что он грубый и неутонченный. Он солдат! А солдат всегда солдат! Но страну свою Бен Ата всегда считал эталоном. Идеалом того, каким должно быть государство. Он почувствовал, что Эл-Ит разонравилась ему как женщина. Равнодушие сменила ярость. Между ним и ею, ее сияющими глазами и оживленным лицом, пролегла пропасть - какие уж после этого могут быть близкие отношения.
Вдруг он встал и в ярости заходил по комнате.
- Ты же сам говорил, что роскошь много значит, ты сам сказал: и комфорт, и свобода. Все это твои слова, твои…
- Ну, говорил, ну и что. - И тут же вслух укорил себя за то, что допустил слабость: стоял, раскачивался с ироническим смехом, тыча в нее пальцем.
- Не будь инфантильным, Бен Ата. - Эл-Ит поднялась на ноги. - Да, мы богаты, у нас есть все, но это плохо, ибо мы позволили себе забыть наши истинные цели. Но зато вы бедны и неотесанны, и это оттого, что все ваши богатства уходят на войну - на ненужную, глупую, бессмысленную войну… - Она так и не села, стоя опровергала его доводы.
Отвращение Бен Ата к ней дошло до предела, - он даже поднял руку, чтобы нанести удар. Огромный кулак, размером с ее изящную головку, уже прицелился для удара, - но Эл-Ит стояла неподвижно и спокойно смотрела на него.
- Бен Ата, я намного слабее тебя, ты можешь как угодно проявлять свою злость. Мне тебя не остановить. Причем в твоей ужасной стране я абсолютно лишена всякой защиты…
Ну и что ему оставалось делать? Только отнести Эл-Ит в постель и разобраться с ней так, как он привык разбираться с большинством слабых девушек в свои мародерские ночи.
Эл-Ит не сопротивлялась - у нее не было на это сил, она только отвернула голову в сторону и закрыла глаза, она просто отсутствовала в этом процессе, была как мертвая.
Именно это Бен Ата и чувствовал - будто насилует труп. Его тошнило от самого себя. И от нее - ведь это она вынудила его на такой поступок. Вдруг Бен Ата вспомнил - Эл-Ит же беременна, не повредить бы ребенку. И из этих соображений он воздержался от повторного акта насилия, хотя ему и очень хотелось. Он скатился с нее и, трясясь от неприязни, сказал:
- Вот тебе. Будешь знать.
Внезапно наступила тишина: оба поняли, что барабан больше не бьет.
Эл-Ит с трудом поднялась, ушла в свои комнаты и почти сразу вернулась, уже в своем темно-красном платье. На мужа она не смотрела.
- Ты не можешь уехать, пока тебе не приказали, - тупо и угрожающе сказал он.
- Ты разве не слышишь? Барабан умолк. - Она говорила совершенно безжизненным голосом.
Эл-Ит вышла на крыльцо и остановилась, подзывая коня. И тут же среди фонтанов раздался цокот копыт.
- Можешь больше не приезжать. - Бен Ата был расстроен. Не мог поверить тому, что происходит. У него не укладывалось в голове - как он мог, после их прежнего полного взаимопонимания, оказаться способным на то, что только что сделал.
Как будто оказался на краю какого-то невообразимо прекрасного ландшафта, а тот исчез на его глазах.
- Можешь вернуться к своим чертовым шлюхам, - сказала Эл-Ит, уже вскакивая на Йори. Но почувствовала, что говорит вовсе не свои слова, что это виновата Зона Четыре, и тут же добавила: - Ох, пора выбираться из этого ужасного места. - И от несомненной искренности, с которой это было сказано, у него сжалось сердце.
Легким галопом она удалялась от него. Бен Ата побежал за конем, ринулся за ней, как фурия, но догнал, только когда она уже проскакала большое расстояние по западной дороге. Оба коня, белый и черный, летели бок о бок. Был еще ранний вечер, совсем светло, всюду им попадались люди - на дорогах, на лодках в каналах. Все видели, как королева Зоны Три скачет, "словно дьяволица", прочь из их страны, а их король ее преследует, "бледный, как смерть, бедняжка".
Так было только на первом участке пути, потому что Эл-Ит забыла взять щит и, оказавшись у границы, автоматически наклонилась вперед, вцепившись в гриву Йори, сознавая, что если не удержится на его спине, то потеряет сознание, упадет и может погибнуть. Йори, почуяв спиной, что всадница слабеет, замедлил ход и перешел на шаг, а Бен Ата, увидев, как его жена бесчувственно шатается, снял ее со спины Йори и повез дальше, держа на руках. Те, кто видел их на втором участке пути, потом рассказывали, что королева заболела от горя, не желая покидать их зону, а король держал ее на руках, "как ребенка", и плакал, сидя в своем седле.
Йори не отставал от короля. У границы Бен Ата опустил жену на землю, поставив прямо по ту сторону, - но не очень далеко, ведь он сам не мог входить в Зону Три без защитного устройства, так же как она - в его страну. Едва заметив, что Эл-Ит вот-вот очнется, Бен Ата отступил назад, но одной рукой все же поддерживал ее за плечо. Когда она открыла глаза, оказалось, что стоит глухая темная ночь, и резкий ветер, всегда дующий с востока в ее страну, уже достаточно силен и может подтолкнуть ее. Перед собой Эл-Ит увидела Бен Ата, бледного и угрюмого, но решила, что он сердит, не поняла, как он беспокоится о ней.
Конь был рядом, женщина вскарабкалась на него и полетела во тьму, и они оба - она и Йори - исчезли, как пушинка, унесенная бурей. А Бен Ата поскакал назад, в лагеря, размышляя, когда же ей придет приказ вновь вернуться к мужу.
Проскакав совсем немного, Эл-Ит, усердно размышляя, все же догадалась, что произошло. Теперь, полная сочувствия, она опечалилась, понимая, что Бен Ата тоже огорчен, и ей захотелось хотя бы словом утешить его, сказать: она знает, что муж донес ее до границы и перенес на эту сторону и что не надо ему больше себя корить за свой грубый поступок, она и сама не понимает, как могла так опрометчиво обвинять его и критиковать его страну.
Как она могла! Она, Эл-Ит, которая в своем собственном королевстве никогда не была способна произнести жестокое или даже просто бестактное слово в чей-либо адрес, а тут позволила себе такие ядовитые выражения в разговоре с этим человеком, который вовсе не по своей вине оказался королем этой несчастной, отупевшей и погрязшей в нищете страны.
И теперь оба - он, вернувшись к своим солдатам, она, направляясь верхом в свою столицу, - думали друг о друге с сочувствием.
Когда Эл-Ит оказалась возле ущелья, по которому можно было из степи подняться на плато, она осадила Йори и поглядела на громоздящиеся вокруг горы. Вся ее жизнь прошла среди этих гор; и для нее было отдыхом и пищей для ума наблюдать, как они меняют свою форму и облик в доступных им пределах. Теперь, осторожно поворачивая коня в одну и другую сторону, Эл-Ит видела их такими, какими они всегда были, - но одновременно и такими, какими казались издали, когда вместе с Бен Ата смотрела на них снизу. У нее было такое ощущение, что и он в эту минуту уставился на эти горные пики, наплевав на существующий у них запрет. И мысленно видела, как он стоит там, на мгновение забыв о своих офицерах, среди палаток и пикетов лагеря, а они вначале изумленно переглядываются, а потом один за другим тоже поднимают взгляд кверху - а затем их примеру следуют и солдаты. Эл-Ит думала о женщинах Зоны Четыре, которые, как она подозревала, хранят в душе самые разные личные убеждения. И наверняка они, если не все, то многие, частенько, когда их никто не видит, поглядывают на западный небосклон, где снег покрывает горы на такой высоте, что его трудно отличить от облаков.
Теперь она вспомнила песню - услышанную, когда она лежала в объятиях Бен Ата. Тогда она просто бездумно ее запомнила, а сейчас ее слова всплыли в памяти. Эта песня теперь была навечно связана с тем восторгом, с которым их тела познавали друг друга. Оба тогда не могли скрыть взаимного удивления.
Как нам оказаться в том месте,
Где всё горним пропитано светом?
О, как ощутить нам блаженство?
Высоко-высоко на вершинах
Отблески солнца играют.
Там среди гор обитает надежда
И нету дождей унылых,
Лишь огромные снежные шапки…
Белизна обжигает морозом,
И радугой хлопья искрятся!
О как же туда нам добраться,
Там наверху оказаться?
Прочь скорее с равнины постылой,
Все выше к заветным отрогам,
В этом наше предназначенье,
Это наша с тобою дорога…
Высокий мелодичный голос женщины парил над их брачным ложем, и эти слова теперь всегда будут напоминать им друг о друге.
Конечно, Эл-Ит знала, что если эту песню услышит случайный слушатель, солдат или его непосвященная жена, они эти слова поймут по-другому, - их истинный смысл угадают только посвященные женщины, она же слушала их вместе с Бен Ата, - но понял ли он? Надо не забыть спросить его при следующей встрече!
Эл-Ит снова пустилась в путь, и теперь на всех дорогах ее окликали группы людей, приветствовавших свою королеву. И она останавливалась поговорить, выслушать их новости, рассказать, что она беременна от Бен Ата. Новость летела по всей степи, дошла до плато, ее передавали друг другу, так что когда Эл-Ит въехала в свою столицу, повсюду на тротуарах толпились люди, они пели и радостно приветствовали ожидавшую наследника королеву, так что к тому времени, когда она добралась до дома, она снова ощутила привычную для Зоны Три атмосферу необременительной дружественности.
На широких ступенях Эл-Ит поджидали сестра по имени Мурти и все дети, которые звали ее мамой. Они окружили Эл-Ит, источая любовь и приветствия, она провела с ними весь день и ночь, выслушала их рассказы о том, что случилось за время ее отсутствия. И все это время звонил колокол на нашей Башне, дабы оповестить всех жителей Зоны Три: Эл-Ит благополучно вернулась и у нее скоро будет очередной ребенок.
Потом они с сестрой удалились, предоставив детей их отцам-воспитателям. Начались занятия - уроки и игры, а обе женщины направились на самый верхний этаж дворца, там крыши простирались во все стороны на разных уровнях, оттуда можно было взобраться еще выше, на шпиль, и оказаться выше всех в столице. Оказавшись на самом верху этой башни, Эл-Ит сказала удивленной Мурти (что это королеве взбрело в голову забираться на такую высоту): "Посмотри-ка вон туда…" - и указала на глубокую расселину в горах, высящихся на северо-западе. Там сверкала сапфировая синева Зоны Два. Вначале Мурти видела только расселину между гор и в ней дымку.
А Эл-Ит все всматривалась, глаза ее тонули в синеве, она с любовью вспомнила Бен Ата и его слова: "Глазеть туда - только время терять", и улыбнулась. Мурти же, глядя на нее, догадалась, что сестра вспомнила о муже, эта улыбка не могла означать ничего другого. Она засмеялась, полуобернулась к сестре, собираясь подразнить ее и расспросить об этом знаменитом Бен Ата, великом солдате, но Эл-Ит попросила:
- Нет, не отворачивайся, просто постой и посмотри…
Ведь всю жизнь у нее, Эл-Ит, была возможность забраться на эту высоту и отыскать взглядом Зону Два. Никто ей не запрещал! Просто они никогда не вспоминали о Зоне Два! И теперь Эл-Ит вдруг вспомнила - да, давным-давно она сюда забиралась, когда была совсем юной девушкой, почти подростком. Тогда, много лет назад, что-то подстегнуло ее - и захотелось взбираться все выше и выше, вначале на беспредельную высоту крыши королевского дворца, который возвышался над всеми дворцами города, оттуда при желании она могла бы, перепрыгивая с одной крыши на другую, неделями бегать над городом. Но тут Эл-Ит увидела высокий шпиль и ведущую в него дверцу, подкралась и полезла вверх по невозможно крутой винтовой лестнице. Все выше и выше. И, наконец, оказалась на самом верху и встала, затаив дыхание, испытывая головокружение, на небольшой платформе, на которой они с сестрой и стояли сейчас в лучах заходящего солнца. Их окликали мелькавшие мимо птицы. Высоко над горами парили орлы. В тот далекий день Эл-Ит, вцепившись в ограждение, смотрела вверх и в сторону северо-западной границы и чувствовала в душе одно, всепоглощающее желание - улететь отсюда, утонуть в этой бесконечной синеве - оказаться там, где одна бесконечная синева! И только спустя много часов она прокралась назад вниз, душа ее была полна ощущением синего воздуха… - а что было потом? Она не помнила! Может, рассказала кому-нибудь и ей запретили туда лазать? Или никому не говорила, просто позабыла?
Какое это теперь имеет значение? Главное - у нее всю жизнь была эта возможность, стоило лишь вскарабкаться по пролетам довольно крутой лестницы. Но ей все-таки казалось, что она сама, сознательно устранила эту возможность. А не должна бы… Давно следовало бы это сделать…
Сестра обеими руками ухватилась за ограждение, с сияющими глазами подняла кверху свой тонкий чистый профиль. Казалось, Мурти вся сияет: в ярком свете вечернего солнца блестели мягкие золотистые волосы, сверкала вышивка желтого платья. Наконец-то увидела!
Обернувшись к Эл-Ит, она спросила:
- Почему мы про это забыли?
И Эл-Ит не нашлась, что ответить.
Потом королева приказала звонить в колокола - велев всем регионам прислать к ней своих представителей как можно быстрее. Ну а затем они с сестрой ужинали. Мурти хотела подробно узнать о новом муже сестры, и обычно Эл-Ит все рассказывала Мурти, не считая это нескромностью или предательством, но на этот раз она будто язык проглотила. Почему? Конечно, что ни расскажи о Зоне Четыре, все будет настолько чуждо Мурти, придется ей не раз объяснять с самых разных точек зрения, чтобы сестра хоть немногое поняла, но Эл-Ит не хотелось говорить еще и потому, что она интуитивно чувствовала: Бен Ата сейчас думает о ней. Ей не нравилось это ощущение внутренней связи с ним. Насколько Эл-Ит помнила, до сих пор никогда она не чувствовала такого томления, тягостного, тревожного, когда расставалась с кем-то из своих мужчин, хоть с родителем своего ребенка, хоть с любовником. "Наверное, я заболела, - решила она. - Вот они, последствия пребывания в Зоне Четыре, там любое чувство переживаешь сильнее, или оно угнетает". Но все же это томление ощущалось, нечего притворяться, будто его нет. Мурти почувствовала нежелание Эл-Ит рассказывать, но не стала упрекать, поняла, что ей нет доступа в душу сестры, и рано ушла в свои комнаты, к своим детям.
Наверное, неправильно, когда из-за отношений с одним человеком ограничиваешь отношения с другими? Разве не так?
Но Эл-Ит понимала, что ей теперь предстоит решить настоящие проблемы, более неотложные, чем волнения относительно ее мужа, к нему-то она неизбежно вернется в должный момент, согласно Приказу Надзирающих, - но она еще не знала, ненавистна ли ей эта мысль или же она тоскует по нему.
И Эл-Ит заставила себя заснуть, чтобы быть свежей наутро, надеясь, что завтрашний день принесет внезапные озарения, которые были ей сейчас так нужны.
Главный Зал Заседаний Совета нашей зоны не очень велик, да и зачем нам большой - за один раз собирается человек двадцать-тридцать представителей разных регионов; конечно, вызывают не всех сразу, а в зависимости от повестки дня. Зал представляет собой квадратную комнату, с не очень высоким потолком, в трех стенах окна, а из них видны небо, облака, горы. По полу разбросаны очень большие плоские подушки, на которых мы рассаживаемся, кто где захочет; Эл-Ит тоже занимает любое место: когда народу так мало, зачем ей садиться выше других.
В тот день она пришла в Зал Заседаний раньше всех и ходила от окна к окну, смотрела вниз, на улицы города, вверх, на горы, а потом надолго устремила взгляд куда-то на северо-запад. Меня тоже вызвали в тот день, я пришел вторым - после королевы. Меня сразу поразило ее возбужденное состояние, взволнованность. Это была не та сдержанная женщина, какую я знал с самого младенчества: ведь я один из отцов-воспитателей Эл-Ит.
Я встал рядом с королевой у окна, она смотрела на меня печально и даже отрешенно, потом положила голову мне на плечо и прижалась, как ребенок. Вспомнив, что Эл-Ит с самого раннего детства была девочкой очень независимой и рвалась к самостоятельности, я забеспокоился.
Оторвавшись от меня, она сказала:
- Лусик, я сама себя не узнаю.
- Это я уже понял.
Внизу, на главной площади, собралась толпа, и мы оба подались вперед и наблюдали, обрадовавшись поводу отвлечься от наших забот.
Это прибыли делегаты из регионов, все верхом: кто на коне, кто на ослике, даже дети верхом на козах. Всех животных поручили заботам нескольких молодых людей, те отвели их в тень деревьев, на южную сторону площади. Сам я прибыл на верблюде, - ведь я живу на крайнем юге нашего прекрасного королевства. Моему транспортному средству не часто выпадает шанс пообщаться с животными другой породы, у нас процветают только его сородичи, служащие средством перевозок, и тут я увидел своего верблюда - нос к носу с прекрасной вороной кобылой из стад восточного региона.
Зрелище было замечательно приятным и знакомым нам, мы оба развеселились, но Эл-Ит тут же посерьезнела.
- Лусик, у нас возникла непростая проблема, и что самое ужасное - я толком не представляю, в чем именно она заключается.
Комната понемногу заполнялась делегатами: мужчинами, женщинами, пришли даже две маленькие девочки, сестренки, уже проявившие организаторские способности и получившие возможность их развивать.
В тот день нас собралось двадцать пять человек. Эл-Ит сразу же уселась под западным окном, расправила свою широкую желтую юбку, - знала, как мы любим видеть ее во всей красе, и заговорила:
- Вы все в курсе ситуации, которая сложилась в стране. Я беру на себя полную ответственность. - И помолчала, обводя глазами собравшихся. Все кивали, не проявляя враждебности, только соглашаясь с услышанным. Она чуть улыбнулась бледной улыбкой.
- Нам надо выяснить, не было ли изменений в последние тридцать девять дней?
И снова замолчала, внимательно вглядываясь в лица окружающих, мимоходом улыбнувшись двум маленьким девочкам, которые, конечно, ответили своей королеве обожающими взглядами: у мальчишек на лбу было написано, что они хотят стать такими, как она, и даже лучше.
- В каждом регионе мы видим одно и то же: животные болеют, теряют свою способность к воспроизводству. Да и мы стали не те, что раньше. Это знаю я, это знают все. И я узнала бы об этом раньше, если бы внимательнее отнеслась к вашим докладам.
Мы все снова покивали: Эл-Ит говорила сущую правду
- Ясно, что все считают, будто этот упадок каким-то образом связан с моим браком с Бен Ата. Нам неизвестно, почему это произойдет и каким образом, но теперь есть шанс, что наступит улучшение. Уже было объявлено всенародно, что я забеременела. Можно предположить, что это входит в программу нашего оздоровления.
После каждой фразы Эл-Ит делала паузу и оглядывалась по сторонам, чтобы заметить признаки несогласия, или на случай, вдруг кто-то захочет что-то добавить к ее словам.