- Но, Эл-Ит, их песни не такие, как у нас в Зоне Четыре. Ты ведь знаешь наши песни - их можно исполнять в разное время, существуют разные варианты текста, но мы знаем все эти слова. Некоторым мы учим детей, куплет за куплетом. А некоторые - предназначены только для девочек, и мы предупреждаем, что они нарвутся на хорошую порку, если изменят хоть один звук в слове. Да, у нас так. А в Зоне Пять, как они рассказали, песни создаются прямо в пути. Они скачут по своим пескам - говорят, ужасное место, сплошная сушь, воды не хватает, и так жарко, что можно спечься дочерна, - а мы все жалуемся, в нашей Зоне Четыре, правда? У них там - страна ящериц, у них там змеи под каждым камнем, бывает, отряхиваешь юбку - а на ней скорпион. Да, прости, я отвлеклась, вернемся к песне… у них едет целое войско всадников, все вместе, и один споет строчку, другой подхватывает и добавляет еще одну, - так они и скачут, создавая песню буквально на ходу, иногда скачут так день и ночь. А во время пиров, они устраивают состязания, вручают призы тем, кто сумеет лучше остальных составить песню, пока сидят за столом. Кто-то бросит фразу, все равно какую, скажем, типа "Вот мы тут сидим в центре фруктового сада", хотя нет, у этих бедняг и в помине нет фруктовых садов, сплошные пустыни. Эта песня пришла к нам, когда солдат, сопровождавший Бен Ата, вернулся в родную деревню. И стала популярной по всей Зоне Четыре. Мы все ее поем. Но я бы не удивилась, если бы в Зоне Пять вдруг сказали, что сами они ее уже начисто забыли. Они ведь постоянно придумывают что-то новенькое.
- Это, наверное, пришло оттуда, - шептала Эл-Ит, - оттуда.
Решили, что женщины побудут здесь еще несколько дней, но в качестве платы за свое пребывание им придется помочь в сборе урожая.
Эл-Ит с сыном и Дабиб поднялись верхом на перевал, за которым была синева. На полпути Эл-Ит спешилась и показала Дабиб белые кости в траве.
Все трое постояли в клубах синего тумана. Дабиб его испугалась. Ей было трудно дышать. Мальчик, крепкий и смелый, казалось, был на грани слез, но не позволил себе заплакать.
- Бен Ата говорит, мужчины не плачут, - заявил он матери и няне.
Эл-Ит предложила, чтобы Дабиб и Аруси остались тут и подождали ее.
- А сама я поднимусь. Я с каждым разом прохожу все дальше… Теперь могу оставаться там подольше. Но сегодня не задержусь…. Ох, Дабиб, если бы только знала, как я хочу туда, как жажду быть допущенной…
- Мне ли не знать, Эл-Ит!
Дабиб и Аруси уселись возле крепких белых костей, и женщина стала рассказывать мальчику о самом добром и ласковом коне на свете. Так они и сидели, пока не вернулась Эл-Ит. Казалось, она отсутствовала не так долго, но Дабиб видела по ее глазам, как далеко она ушла от них.
Эл-Ит уселась рядом, посадила сына на колени, наклонилась, заглянула ему в глаза и покормила мальчика тем, что принесла с собой из Зоны Два.
- Забери это с собой, - шептала она. - Отнеси это своему отцу. Внеси это в Зону Четыре - корми, укрепляй, питай, терпи…
- Что же ты там такого увидела? - спросила Дабиб.
- Видеть-то я не могу ничего. Но с каждым разом понимаю все больше и больше… Там есть существа, как пламя, как огонь, как свет… как будто там ветер становится огнем, пламенем… синева там олицетворяет истинный свет, Дабиб, и если я закрою глаза, - и тут она действительно закрыла глаза, - я вижу образы, картины, отражения… невероятно высокие и прекрасные, Дабиб, они не как мы, мы для них просто… они нас жалеют и помогают нам, но мы просто… - Приблизительно так она лепетала.
- Ясно, - вздохнула Дабиб.
Она была удручена. Дабиб видела, что Эл-Ит, которую она любила всем сердцем и которую считала своей сестрой, своей хозяйкой, своим другом, уже ускользала из родной страны, чтобы подняться в высшие сферы, тогда как она сама готовилась вернуться вниз, вниз, вниз, - и Дабиб чувствовала себя обреченной.
Вернувшись в сад, она сказала женщинам, что пора уже возвращаться домой, и они не спорили. Дабиб сказала Эл-Ит, что должна оставить ребенка у себя, и на лице у матери отразилось страдание.
- Прости меня, - приуныла Дабиб, - не знаю, как так вышло, я почему-то была уверена, что нам надо всем прибыть сюда, - а теперь понимаю свою ошибку… Что это нашло на меня? Я сделала тебе лишь хуже, да, все мы это поняли.
Расставание сына и матери было очень тягостным. Аруси, как взрослый, молча переживал свое горе. А когда Дабиб поскакала прочь, очень крепко держа его, и ее слезы закапали на его кудрявую головку, мальчик даже не обернулся к матери, которая с помертвевшим лицом смотрела ему вслед.
Женщины, которые возвращались теперь домой, совсем не напоминали тех, что еще совсем недавно поднимались сюда из своей низменной страны: они упорно хранили молчание и, казалось, избегали быть замеченными.
Местные жители смотрели на гостей из Зоны Четыре весьма критически, а в гостиницах их принимали вежливо, но пренебрежительное отношение хозяев трудно было не заметить.
Конечно, они совершили ошибку, поехав без подготовки, но слишком уж жестокой оказалась расплата. Те из наших соотечественников, кто видел тех женщин, неизменно вспоминали их дурно воспитанных и неотесанных. И сама их поездка воспринималась как крайне несвоевременная. Жителям Зоны Три казалось, что от них было гораздо больше вреда, чем от тех наглых и придурковатых солдат, которые в самом начале приехали забрать Эл-Ит. А еще нам очень не нравилось, что путешественницы приехали сюда в исключительно женской компании, так же, как солдаты-мужчины приехали тогда без женщин. У нас такое не принято. Порицали в них все их одежды, которыми они так гордились, их прически, словом все, и это усугубило наше плохое отношение к Эл-Ит: народ к тому времени сильно разочаровался в бывшей королеве, полагая, что она повредилась в уме в результате своего брака. Все мы снова и снова обсуждали этот альянс и чувствовали себя неуверенно: начались даже сомнения в непогрешимости Надзирающих - похоже те сделали ошибку или допустили небрежность, позволив людям неточно интерпретировать свой приказ. Нам такие мысли были в новинку, и в нашей зоне возникло беспокойство, начались брожения.
Отчеты, которые представили женщины Зоны Четыре по возвращении, не нашли применения в родной стране. Никаких реформ, естественно, не последовало. Многие не поверили их рассказам о высоком, утонченном, изысканном образе жизни в Зоне Три. Люди просто не понимали, о чем они говорят. Женщины не рассказывали ничего, что бы не соответствовало истине, но в Зоне Четыре не было аналогов, сравнение с которыми могло бы объяснить простому народу то, что они повидали. Их рассказы об интерьерах, об оформлении зданий, о продуманности всей жизни "там, наверху" дали в Зоне Четыре неожиданный результат: расцвели всех сортов топорность и безвкусица. Бен Ата даже пришлось издать специальный закон, запрещающий излишества, и в обществе появились несогласные, протестующие: мол, почему им это можно, а нам нельзя?
Впервые началась критика и этого брака, и ребенка, - кстати, наследника обеих зон, хотя еще не все это поняли. Эл-Ит осудили за высокомерие и капризность, и общественное мнение теперь повернулось в пользу новой супруги, которая приехала с визитом и жила у Бен Ата в павильоне. Народ всей зоны смеялся над сплетнями, которые обслуга приносила из павильона. Новая королева давала жизни старому Бен Ата! Она была как безумная, это точно! И разговоры такого рода шли народу на пользу, потому что приятно ведь чувствовать себя выше этих "поедателей песка", пришедших "оттуда снизу", - это ведь проще, чем ощущать свою бестолковость и неполноценность на фоне Зоны Три, а именно такие чувства возникали после прочтения отчетов побывавших там женщин.
Когда Дабиб уже была на своей территории, скакала вверх к павильону, а малыш, сидя перед ней, все еще горевал, вцепившись в луку седла, она увидела, что павильоны пусты. Няньки разошлись по домам, а Бен Ата вместе с ее мужем, Джарнти, занимался реорганизацией армии.
Увидев это, она отнесла Аруси к себе домой, пусть поиграет с ее собственными детьми. Она знала, что для ребенка эта непродуманная поездка, что ни говори, оказалась травмой, и ему надо было ощутить ласку и надежность близкого человека.
Бен Ата вернулся, услышал голоса женщин и отыскал Дабиб и Аруси. Сын его узнал, но, казалось, отнесся к нему недоверчиво, ибо отец вечно внезапно появлялся и исчезал.
Ребенок постарше увел Аруси из комнаты, и Дабиб осталась наедине с Бен Ата.
Дабиб похудела, взгляд у нее был страдающий, какой-то отрешенный. Бен Ата решил, что она прекрасна: она теперь чем-то неуловимо напоминала ему Эл-Ит.
Они мирно посидели вдвоем в пустой комнатке, которую до сих пор никак не затронул дух нового времени, охвативший уже Зону Четыре. Оглядывая голые стены, Бен Ата принял решение сделать что-нибудь, как-то прикрыть эту пустоту, даже не понимая, что его собеседница повидала такие чудеса и такую красоту, что стала навеки невосприимчива ко всему, что бы он ни задумал, и что, по ее мнению, ничто тут не заслуживает никаких хлопот и усилий.
- Я была абсолютно неправа, - смело сказала Дабиб, глядя королю прямо в глаза.
- Да, похоже на то.
- Бен Ата, ты просто представить себе не можешь, как там чудесно… - И она разговорилась: с трудом, с болью, но было просто необходимо поведать Бен Ата о том, что там видела. Однако Дабиб добилась только одного: ему стало ясно, что она перенесла в Зоне Три душевную травму.
- Ну, а что Эл-Ит? - взмолился он. - Как она? Как она тебе показалась?
И в ответ Дабиб глубоко вздохнула и покачала головой.
- Боюсь, мне это трудно объяснить. Видишь ли, мы сами ничего не поняли… но, Бен Ата, как мне показалось, что-то с ней не в порядке. Не все женщины со мной согласны - некоторые считают, что Эл-Ит права, она же всегда была для нас непостижима, верно?
- Да что с ней не в порядке, Дабиб?
- Такое впечатление, будто ее наказали. Уж не знаю, кто и за что… мы, видишь ли, встретились с ее сестрой. Ох, и наглая и бездушная дамочка, можешь мне поверить, Бен Ата!
- Это Мурти-то наглая и бездушная? - запротестовал он, вспоминая рассказы Эл-Ит о сестре, которую она считала своим вторым "я".
- Я ведь уже сказала - там быстро понимаешь, насколько они превосходят нас, а в чем, - нам просто никак не понять… но, клянусь тебе, Мурти настроена против Эл-Ит. Во всяком случае, страшно рада, что сестры нет рядом.
- А где же она?
Наконец Бен Ата вытряхнул из Дабиб все, что сумел, и получил представление о Зоне Три. Под конец он согласился, что - не им судить, что происходит с его бывшей женой.
Его очень расстроило непривычное состояние духа Эл-Ит. И то, что она изменилась - "О, ты бы ее не узнал! Она, как говорят, очень далеко ушла от нас, Бен Ата, и мы не можем даже сообразить, в какую сторону".
Но тут же он забеспокоился о Дабиб - ведь и Дабиб он тоже по-своему любил.
Но теперь Бен Ата даже не приходило в голову чмокнуть ее в щечку или в шейку, а потом, невзирая на ее протесты, завалиться с ней на лежанку, забаррикадировав дверь сундуком, чтобы не вторгались детишки.
Он придвинул стул, взял руки Дабиб в свои, погладил ее по волосам и держал в объятиях все время, пока она плакала. Так они и сидели. Наконец Дабиб вспомнила, что пришло время кормить детей. В том числе и Аруси. Они договорились, что на какое-то время малыш останется жить у нее, чтобы чувствовал, что его любят, что он член ее семьи.
Вот так Бен Ата утешал Дабиб. Впоследствии он часто ее навещал, чтобы повидаться с сыном, еще послушать об Эл-Ит, обсудить, что им делать дальше.
Король рассуждал следующим образом: если Эл-Ит не намерена приехать сюда, значит, он сам вполне может съездить к ней.
Но так ничего из этого и не вышло. Барабан молчал. И не приходило ниоткуда никаких указаний. Ребенок, который, в конце концов, был наследником обоих королевств, рос в семье хотя и доброй, но простой женщины.
И все-таки барабан загрохотал, но - ради Ваши. Она не хотела приезжать сюда. И мужу надо было съездить за ней самому. Супруги вернулись с двойным эскортом - отрядом ее диких всадников пустыни и пехотинцами Бен Ата. Кочевники рыскали вокруг, дикими криками и воплями выражая свое удивление и неприязнь к этому благополучному, но очень скучному, с их точки зрения, королевству, а солдаты Бен Ата флегматично шли маршем, глядя прямо перед собой.
Пока Ваши пребывала возле Бен Ата, ее люди объездили всю его страну, потому что им не по душе было сидеть на одном месте. Они много чего порассказали женщинам, которых соблазняли, и ослепленным их блеском подросткам, и их рассказы вызвали брожение в обществе, привели к переменам. Так что к тому времени, когда Ваши вернулась в свое государство, в Зоне Четыре сформировалась группа молодежи, которым удалось буквально вырвать у Бен Ата разрешение поехать вместе с ней и обучиться авантюрной жизни в пустыне.
А дальше - дальше не происходило ничего. Эл-Ит так и не приехала. И о Бен Ата Надзирающие тоже словно бы забыли. И Дабиб, и король подозревали, что всему виной неудачная самовольная поездка женщин. Оба с трудом терпели неизвестность.
Невеселые это были для них дни! И все-таки в масштабах всей страны наступили новые времена - волнующие, захватывающие, потребовавшие от всех большой затраты сил и даже жертв…
Особенно это касалось тех мужчин, в основном пожилых или средних лет, для которых смысл всей жизни заключался в службе в армии.
Вот, например, Джарнти.
Нельзя сказать, что ему нечего было делать в нынешней, теперешней армии, с меньшим численным составом, но она потеряла для него свой ореол.
Теперь Джарнти много времени проводил дома. Но теперь в его маленькой квартирке, казалось, толпились десятки детей всех возрастов; для него здесь просто не находилось места. В поисках занятия Джарнти брался за ремонт дверей, окраску стен и подобные хозяйственные дела. Он привлекал к этому старших мальчиков, и они радовались, что отец дома, с ними, ведь раньше его редко удавалось видеть. Теперь у боевого генерала всегда была озадаченная скептическая мина, как будто он сам не верил, что скатился до такого. А Дабиб, видя, что муж всерьез занялся хозяйством, и благодарная ему за это, тем не менее разделяла его чувство неловкости, стесненности, понимая, чего это ему стоит.
Иногда Джарнти беспокойно расхаживал по маленькому пространству квартиры, тогда она казалась еще более тесной, хрупкой и жалкой, а этот прославленный генерал оставался солдатом даже в старой гимнастерке, давно уже разжалованной на гражданскую службу и потерявшей свои нашивки.
Из окна его комнаты был виден павильон, элегантный среди зелени парка, а за ним открывался вид на горы Зоны Три. Джарнти ставил у окна складную табуретку и сидел часами, глядя прямо перед собой: потому что не мог поднимать голову - шейные мышцы были атрофированы после многочисленных наказаний.
Бывало, Дабиб входила в комнату и видела, как муж силится поднять голову, откинуть ее назад - но у него не получается. Тогда она бесшумно прокрадывалась назад, боясь, как бы Джарнти не узнал, что она оказалась свидетелем его неудачи. Она щадила гордость мужа, потому что очень его жалела.
- Дабиб, ты понимаешь, что вся моя жизнь пущена псу под хвост?
- Что за глупости, дорогой?
- "Что за глупости"… не сметь разговаривать со мной таким тоном! Посмотри, кем я был всю свою жизнь? И чем стал теперь?
Дабиб стояла за его спиной, а он сидел верхом на складной табуретке, тупо и мучительно глядя вперед. Она сочувственно хмыкала.
- Можешь представить себе, что я теперь чувствую? Всю жизнь был уважаемым человеком. И вот до чего докатился.
- Ну-ну, успокойся. Возможно, все еще наладится, - утешала его Дабиб.
- Не сметь разговаривать со мной таким тоном! Я вижу, для тебя все равно - что эти твои испорченные щенки, что я?
- Прости, я просто подумала…
- Наплевать мне, что ты там подумала! Всю мою жизнь - раз, и перечеркнули. Когда-то мы гордились своей армией. Мы могли держать головы вы… - Джарнти осекся, поняв, что неудачно выбрал выражение и наступила напряженная тишина. - Во всяком случае, мы твердо стояли на ногах, у нас были убеждения. И вдруг, чуть ли не за один день все превратилось в свою противоположность, черное стало белым.
- Я так сочувствую тебе, Джарнти.
- Наплевать мне на твое сочувствие. А мой отец? И какой теперь станет жизнь моего отца? Он выполнял свой долг, как его понимал, всю жизнь. А его отец - посмотри, что все эти реформы с нами сотворили. Мы превратились в ничто, вот и все, что с нами стало.
- Чем зря расстраиваться, лучше покушай, мой дорогой…
- И нечего подсовывать мне еду! Убери эту чашку горячего молока. "Смотри, дорогой, какой вкусный кусочек…" Я тебе врежу, если снова сунешься… И нечего дуться! Что это ты вдруг стала такая чувствительная? Подумаешь, не тронь ее! Можно подумать, развалишься, если трону тебя пальцем. Я тебе не ребенок, Дабиб. Удивляюсь, почему я только теперь понял, что ты обращаешься со мной, как с ребенком.
Дабиб ничего не ответила. Ее сердце разрывалось от желания утешить, поддержать, убедить, умиротворить мужа. В глубине души она полностью разделяла его чувства.
Иногда Дабиб тихонько входила в комнату, где Джарнти просиживал день за днем, стараясь поднять голову, вопреки запретам, которые всю жизнь внушали ему и его предкам, - чтобы можно было неотрывно смотреть на вершины. А Дабиб садилась рядом, ни слова не говоря, надеясь, что мужу будет легче хотя бы от осознания того, что она рядом.
Дабиб спокойно внушала детям, что отца надо уважать за то, кем он был, и еще больше за его теперешние смелые попытки, и что они, со своей стороны, должны тренировать свой ум, чтобы подготовиться к жизни на той более высокой территории, которая высится над Зоной Четыре вон с той стороны. Когда у них появится возможность, они должны быть готовы ею воспользоваться. А для Аруси она стала приемной матерью. И все время втайне думала об Эл-Ит, сравнивая себя с ней: вот Эл-Ит начала чахнуть в своей стране, а сама Дабиб теперь внутренне отстранялась от своей родины.
Сидя рядом со своим постаревшим мужем, - а Джарнти очень состарился, для него реформа армии оказалась сильным ударом, - Дабиб иногда протягивала к нему руку, надеясь, что муж не станет упрекать ее, будто она обращается с ним, как с ребенком, и иногда он брал ее за руку. И наклонялся вперед, ошалело смотрел на нее, будто видел впервые в жизни.
- Дабиб! - иногда требовал он ответа, раздавленный, но упрямый. - Дабиб, вот ты рассказывала о Надзирающих. Ты так говорила о них… что можно подумать, ты их лично знаешь! А посмотри, что эти Надзирающие творят! Они все у людей отнимают… Они ведут тебя по одному пути или позволяют тебе идти своим путем всю жизнь, и вроде бы все у тебя замечательно, а потом - пуффф! Все ушло! Ушло… Дабиб, что ты на это скажешь, а? Ну-ка, отвечай!
- Нам придется просто поверить, дорогой мой, что Они знают, что делают.