Лева пока живет с отцом, но приезжает регулярно. Он скоро защищает диплом, и, видимо, для него есть неплохая перспектива устроиться в Германии. Хотя я раньше замечала, что у него были трения с отцом, но причины не выясняла. Какие у них отношения сейчас, не в курсе, но, по-моему, более-менее ладят. Знаешь, у каждого ведь свои проблемы, своя жизнь, в которую никто извне не допускается.
А Катя выросла такая нормальная домашняя офисная девочка, выучила немецкий, работает секретарем в одной фирме, снимает квартирку и живет своей жизнью, меня в нее не посвящая, но иногда по праздникам навещает нас. И когда собираются все наши дети, получается большая и веселая компания.
Вот так все устроилось. Конечно, это несколько взгляд со стороны, пробежка по поверхности, потому что есть, разумеется, и шероховатости. Но без них жизни ведь не бывает, согласись.
Ты спрашивала меня не раз о Ленизе. Ты знаешь, это знаковая для меня девочка - мы с Гюнтером познакомились благодаря моей фантастической встрече с ней в Берлине. И для меня она как родная.
У Ленизы странная судьба. Мне кажется, она родилась для того, чтобы все время терять: в детстве она потеряла отца - он бросил семью; потом потеряла мать. Здесь все складывалось не так плохо. Гюнтер был ей всегда помощником и советчиком - ты ведь знаешь, какие немцы внимательные и чувствительные, как стараются помочь, как у них развито чувство вины. Впрочем, не мне рассказывать тебе об этом. Лениза поступила в университет, появился бойфренд. И я чем могла старалась помогать ей - по велению моего сердца. Но полтора года назад у нее обнаружили рак матки. У девушки, которая еще не рожала! Может быть, это генетическая предрасположенность к такому виду заболевания, не знаю, потому что у ее бабушки было то же самое. Ленизе сделали операцию. И хотя тогда ничего больше не обнаружилось и она вроде бы полностью поправилась, но после этого, можешь представить, она осталась одна, потому что молодой человек ушел - "слинял", по-нашему. Не могу сказать, что он мне нравился. Скорее, совсем даже не нравился. Бесспорно, он был не злой мальчик, но с большой заявкой на неординарность - она сквозила в каждом слове, в каждом движении. Однако меня раздражало в нем с первого мгновения, как я его увидела, не столько это, сколько его полное равнодушие к людям, безумный эгоцентризм, четкая математическая расчетливость во всем абсолютно, просчитывание каждого своего шага, без эмоций, без чувств, подчинение одной цели: выжить в этом мире любой ценой - живучесть у некоторых людей колоссальная. Не знаю, может быть, так и нужно - чтобы выжить? Ленизу он рассматривал, если я правильно поняла, как одну из ступенек, которую он преспокойно перешагнет, когда потребуется. Для меня все это было очевидно. Но не могла же я сказать ей об этом! Она была слишком влюблена и в него, и в его стихи. Стихи были такие же, как он сам: бесчувственные, неэмоциональные, просчитанные, немузыкальные - просто какие-то математические формулы, записанные буквами. Неинтересные. Хотя ему очень хотелось бы, чтобы думали, будто они если уж и не гениальные, то талантливые. Он четко просчитывал все до миллиметра, продумывал, как себя вести и выжидал подходящий момент, чтобы найти то, что ему может пригодиться в будущем, - холодно и расчетливо: устроиться. Неприятны мне такие люди. Ну, ладно, не обращай внимания, это я уж просто так, выговорилась по поводу некоторых людей и их отношения к другим людям. Хотя все, что я описала, сыграло свою роль: когда Лениза вернулась домой после операции, он просто исчез. И - точка.
Я не представляю, как она и физически, и психологически перенесла и операцию, и это предательство. В конце концов, мальчика понять, конечно, можно: зачем ему чужие проблемы, он испугался - так скажет каждый. Но чтобы вот так - просто исчезнуть?.. Конечно, мы все были с ней. Я утешала ее всеми возможными средствами. Она терпеливо, но безучастно выслушивала. И как-то раз сказала: "Интересно, где грань между реальной болью и воспоминанием о ней, как о далеком факте, когда боли уже не ощущаешь? Некоторые люди ведь смеются потом над тем, над чем они плакали. Вот я и хотела бы знать, в какой момент наступает этот переход от одного состояния к другому?"
Сейчас Лениза в Панаме - получила стажировку в университете. Пишет, что довольна работой в лаборатории, что у нее намечается интересная тема будущей диссертации. Но я не уверена, что со здоровьем все в порядке. Один раз она написала, что находится под наблюдением врачей, что, кажется, нашли еще что-то, но где точно - не пишет, имейлы давно не приходили, хотя я постоянно посылаю ей хотя бы несколько слов привета. Ведь она такая молодая для меня - почти ровесница моим детям.
Вот такие жизненные коллизии.
И я, постоянно вспоминая ее, думаю теперь, Светочка, что все остальные человеческие "трагедии" - ничто в сравнении с тем, что мы, например, видим по телевизору, когда дети, которые еще не могут как следует выговорить этого слова, произносят: "Я выкарлабкаюсь!"
Все наши переживания, страдания, разочарования, потери - разве они чего-то стоят по сравнению с этим?
Поэтому могу сказать точно: у меня все хорошо, просто отлично! А если шире, Света, - у всех нас все отлично!
Сегодня послала тебе по почте новогоднее поздравление. Знаешь, наступает момент, когда письма открывать уже и грустно, и страшно, и горько: что там?.. Поэтому я шлю теперь только праздничные открытки с напечатанными пожеланиями и веселыми картинками.
Соберешься в Берлин, сообщи.
С надеждой на скорую встречу -
Таня
Дорогая Татьяна!
Merry Christmas!
Начинается время поздравлений, поэтому поздравляю вас сразу со всеми грядущими праздниками: с Новым Годом, русским Рождеством и русским Старым Новым годом!
Я долго ничего не сообщала о себе, потому что практически была не в состоянии что-либо делать, а тем более подходить к компьютеру и отвечать на чьи-то письма. Я перенесла еще одну операцию - мне удалили левую грудь, так как там нашли опухоль, и это случилось вскоре после того, как я приехала в университет Панама-Сити. Поэтому все мои контакты с кем-либо на долгое время прервались. Но теперь я надеюсь, со мной все ОК, а Новый год - как раз тот случай, когда снова можно сказать всем: Привет, дорогие друзья!
Весь прошедший год означал для меня невыносимо тяжелую борьбу за физическое выживание: лечение, которому не было видно конца. Все мои знакомые и друзья, которых я встретила здесь, персонал больницы - от врачей до сиделок - всем им я благодарна за то, что они буквально день за днем выхаживали меня. Я не очень хорошо помню время, которое провела в больнице. У меня была слишком высокая температура и вполне вероятно, что большую часть суток я спала. Но и остальную часть года я провела в основном в постели или в гамаке, где я тоже спала, спала, спала…
Почему я оказалась в больнице? Скорее всего, это была реакция на химиотерапию, но кто может сказать точно? Во всяком случае у меня выпали все волосы на голове - остался голый череп, а руки и ноги выглядели такими прозрачно-худыми, что я не подходила к зеркалу, чтобы не видеть себя всю.
Потом я начала учиться ходить. Это было как ежедневное упражнение: шаг за шагом несколько ступенек вверх по лестнице - и несколько вниз, чтобы вернуть себе силы двигаться.
Однажды, когда я вот так медленно передвигалась по своему обычному маршруту с помощью моей подруги Изабель, мы услышали ГРОМКОЕ призывное "мяу". Я обернулась, чтобы удостовериться, откуда раздался звук, и заметила в углу лестницы очень грязного котенка примерно двух месяцев от роду. Как я могла оставить его здесь без всякой помощи, голодного, дрожащего от страха? Вы же знаете, как я люблю животных. Я тут же взяла его на руки, мы отнесли его домой и присоединили к двум другим кошкам, которые, конечно, принадлежат не мне, а Изабель, но которых я обожаю, и они меня, кажется, тоже. Итак, их стало три. Нового котенка я назвала Кэти - это девочка, с дымчатого цвета шерсткой и голубыми глазами. Но издали она вся кажется голубоватой. Она очень изящная в движениях, грациозна, а когда сидит, похожа на статуэтку.
Через два месяца я, наконец, отважилась сделать первую дальнюю вылазку. Плавание на лодке среди крокодилов уже не кажется мне таким экзотическим, как в первое время. Поэтому Изабель повезла меня на экскурсию в Портобело - посмотреть на старинные крепости, которые остались от испанцев.
А в марте, чтобы полностью убедиться в том, что я уже способна двигаться, как и раньше, мы с Изабель и ее бойфрендом Роберто предприняли отчаянную многочасовую поездку верхом в "горы" Серрания-де-Табасара - туда, где они уже не такие высокие и постепенно переходят в холмы, но где практически нет дорог для путешественников, а под ногами не чувствуешь ровной земли. Это было полное сумасшествие с моей стороны, потому что нужно было искать узкие тропинки, которые то карабкались вверх, то круто спускались вниз, а я никогда не училась, как править лошадью. Поэтому я постоянно съезжала на один бок, что со стороны, наверное, выглядело ужасно смешно. Но мне было совсем не до смеху, а оставалось лишь положиться на счастливый случай, вцепившись в повод, который был перекинут через шею лошади и стягивал мою руку мертвой петлей - только это мне и помогало. Но лошадь была удивительно терпелива к седоку и спокойно продвигалась вперед.
К довершению всего место оказалось слишком опасным: узкая тропинка, карабкающаяся среди практически вертикальных, скользких утесов и опоясанная в целях безопасности всего лишь канатом; к тому же в любую минуту мы рисковали свалиться вниз, в воду, так как в долине протекала река. Но лес вокруг был так прекрасен! И я мечтала найти какое-нибудь растение, которое еще не изучала.
Взобравшись наконец на самый верх, мы увидели нечто изумительное по своей красоте: извергающийся высоко вверх фонтан воды - что-то вроде гейзера. Оказалось, что перед нами уникальное природное явление, когда вода с гор собиралась в резервуаре, образовавшемся под пещерой, и через небольшое отверстие в камнях с силой выбивалась на поверхность. Струя воды, бившая вверх с равномерными интервалами, достигала, может быть, десяти метров, если не больше, и была видна далеко вокруг. Ничего подобного я никогда еще не видела!
После такого пути, который пришлось преодолеть, я, кажется, почувствовала себя вполне здоровой, ко мне вернулась прежняя моя энергия, силы. И врачи смогли, наконец, сделать имплантацию. Имплантант помещают под грудную мышцу и наполняют раствором каждые две недели, чтобы расширить материю. Я не буду описывать вам все нюансы, скажу только что это исключительно болезненная процедура, после которой я не могла двигать левой рукой и предплечьем по меньшей мере в течение двух месяцев.
Сейчас боль прошла совсем и с рукой все в порядке. А грудь выглядит вполне нормально, никто ничего не заметит. Временами я даже забываю о том, что она искусственно выращена.
Дом, в котором я снимаю комнату (и Изабель тоже), старый. Много лет назад хозяин делал в нем ремонт. Но с тех пор все давно облупилось, хотя вообще дома здесь содержатся в идеальной чистоте. После бесполезных препирательств с хозяином я решила выкрасить мою комнату сама и предложила Изабель сделать то же самое в своей комнате.
Я притащила лестницу и медленно стала водить валиком с белой краской вдоль стен. Это было так тяжело, я едва могла заставить руки подчиняться мне. Но ничего - через неделю я осилила и это. Я долго решала, какого цвета сделать все остальное, чтобы не казалось таким однообразно бело-больничным, а создавало бы настроение. А потом взяла красную краску и сантиметр за сантиметром стала красить сначала дверные проемы, потом плинтусы, оконные рамы, а наверху, по самым потолком, выкрасила также красным и карнизы. Получилось просто отлично - моя комната заиграла теперь контрастными цветами и стала казаться веселой. Оставался пол. Кэти сидела и внимательно наблюдала за моей работой. И вот, когда мой красивый красный пол был полностью готов и, подсыхая, блестел на солнце, а я отвернулась, чтобы убрать кисти и банки, она - любопытство победило - решив проверить, что же это такое происходит, ринулась вперед по свежевыкрашенной поверхности, оставляя следы от всех четырех лап! Думаю, подобные трюки достойны мультфильма. Итак мгновенно проносится в голове: первое - как схватить кошку; второе - срочно найти книжку, в которой описывается, как безопасно для жизни удалить масляную краску на лапах и шерсти животного! Но пока я все это соображаю, Кэти, брезгливо отряхивая налипшую краску, уже взобралась на самый верх лестницы, оставив аккуратные красные следы на каждой ступеньке, и улеглась голубым пятном под самым потолком, свесив измазанные лапы вниз. А если сейчас ей вздумается их облизывать?!!..
Но, несмотря ни на что, комната получилась отличной… хотя и с историческими следами лап Кэти в самом центре, которые я навсегда оставила в том виде, как они есть. А шерсть пришлось просто выстричь обыкновенными ножницами, что, конечно, ей совсем не понравилось.
Вы знаете, что в скором времени я должна была бы вернуться в Берлин - срок моей стажировки уже заканчивается. Но мне предстоит пройти еще одно обследование - теперь оно касается моей правой груди. Мне предлагают сделать это здесь, в Панаме, - на этом настаивают врачи, которые оперировали меня и хорошо знакомы с течением болезни, поэтому изменить ничего нельзя.
А уж после всего я, наконец, вернусь и обязательно привезу семечко какого-нибудь экзотического дерева, чтобы посадить его своими руками, чтобы оно дало росток на новой земле.
Счастливого Нового Года всем!
Обнимаю!
Лениза и голубая кошка Кэти
Часть четвертая
У меня в кармане дождь
…И знаю, что приду к отцовском шатру,
Где ждут меня мои и где я жил когда-то.Максимилиан Волошин
1
Всеволод Наумович просыпается от звука захлопнувшейся двери.
Он знает: это Лена ушла - поехала сегодня на целый день к Лёле. У Лёли трое детей, и она никак не справляется одна, хотя и сидит дома. Поэтому мать регулярно два раза в неделю ездит к ней: готовит, убирает, гуляет с малышками… Сам он почти не бывает там - у него болят ноги и ездить в переполненном транспорте тяжело, поэтому он видит внучек, только когда дочь привозит их в гости. Мал-мала-меньше: Саша - Даша - Маша. Погодки. Как у Лёли это получилось, он и сам не знает, но девчонки симпатичные. Хотя Лёля ни готовить до сих пор не научилась, ни убрать в квартире не может: все разбросано, грязно; на столе немытая посуда стоит, если Лены нет; в ванной на стиральной машине гора белья, которая ждет, чтобы ее затолкали внутрь, насыпали порошка и нажали на кнопку. Вот и сегодня она будет наводить там порядок…
Обычно, заметив, что он уже не спит, Лена напоследок, стоя на пороге, бросает:
- Приду поздно, обедай один, в холодильнике все найдешь: суп и курица, компот - на подоконнике.
В ответ он бурчит "угу", чтобы она знала, что он ее слышал.
Но сегодня он никак не мог проснуться. Поэтому она ушла молча, только дверь хлопнула, отчего он и открыл наконец глаза. Но они слипаются снова.
Всеволод Наумович переворачивается на другой бок, лицом к стене, чтобы еще немного подремать. Но в этот момент до его слуха доносится громкое звяканье тарелок на кухне: это Ира, жена сына Глеба, готовит завтрак и стучит посудой. Каким чудом посуда до сих пор уцелела? - удивляется каждый раз Всеволод Наумович, слыша, как тарелки, блюдца и чашки ударяются друг о дружку.
- Го-ош! Иди-и! Поставила завтрак! - слышится из кухни.
Всеволод Наумович вздыхает и еще некоторое время лежит с закрытыми глазами, безуспешно пытаясь уснуть. Спать ему хочется, потому что вчера допоздна сидели и смотрели телевизор, который стоит в их с Леной комнате, и он никак не мог улечься пораньше, наперед зная, что не выспишься. "Да подожди ты, дед, не тренди, фильм оттяжный, дай приколоться! - шикал на него Глеб. - Это ж про наших гладиаторов, кровищи-то сколько! Бабы голые…"
А сегодня с самого утра Лена собиралась, и он сквозь сон все слышал, конечно: и как скрипели дверцы платяного шкафа, когда она доставала одежду, и как она ходила туда-сюда, и шуршание пластиковых пакетов, которые она засовывала в сумку… Все эти звуки перебивали сон, и он вздрагивал от каждого. В таком возрасте иногда нужно подольше поспать. А тут еще и ночью просыпаешься от писка ребенка, который доносится из соседней комнаты…
Всеволод Наумович продолжает лежать с закрытыми глазами, хотя сон уже прошел окончательно. Он ждет, пока в доме все не замолкнет: Гоша уйдет на работу, а Ира на несколько часов выйдет на улицу гулять с младшим внуком, которому всего два месяца.
Но вот наконец утренняя возня затихает. Всеволод Наумович спускает ноги на пол, несколько раз судорожно зевает от недостатка воздуха, долго ищет свои тапочки, которые Лена опять небрежно засунула под раскладной диван, где они спят, и, шаркая, направляется в кухню.
Он открывает дверь из комнаты и на минуту задерживается в прихожей перед зеркалом. Да, лицо опухшее, измятое после несвежего сна, на щеке глубокая вмятина от складки на подушке, и в горле что-то как будто застряло: то ли простудился вчера, когда с внуком прогуливался перед подъездом, то ли где-то инфекцию подхватил. Всеволод Наумович широко открывает рот и делает "а-а!", стараясь заглянуть в горло, но в прихожей темно, и он видит лишь свои желтые зубы, из которых осталось всего-то несколько передних, да и те расшатаны и торчат в разные стороны.
Он почесывает грудь, приглаживает редкие волосы надо лбом и медленно, слегка переваливаясь с ноги на ногу, топает в кухню.
Ира, конечно, уже все убрала со стола, и ему приходится самому вынимать из холодильника сыр, масло, кефир, ставить на плиту чайник, ждать, пока он закипит, а потом заваривать чай, потому что пакетики он не признает.
Все это Всеволод Наумович проделывает шумно, кряхтя и охая, подкашливая и сопя. И наконец садится за стол.
Он пьет чай с куском хлеба, на который намазывает толстым слоем масло и кладет толстый ломтик сыра, и смотрит в окно, вниз, туда, где идут люди. Интересно, думается ему, что все эти люди будут делать сегодня? Каждый озабочен чем-то, куда-то спешит…