Костя возвращается обратно в гостиницу и замечает, что заранее заказанное такси уже стоит перед входом.
- Pomeriggio, signor! - встречает его улыбкой дежурный. - Такси ждет вас.
- Но я не опоздал, - словно оправдывается Костя и стучит по крышке часов, показывая время: - у меня в запасе целых три минуты!
Чемодан несут к машине. Костя еще раз обводит взглядом улицу в свете уходящего дня.
Солнце спускалось ниже к земле; румянее и жарче стал блеск его на всей архитектурной массе; еще живей и ближе сделался город; еще темней зачернели пинны; еще голубее и фосфорнее стали горы; еще торжественней и лучше, готовый погаснуть небесный воздух… Боже, какой вид!..
И неожиданно он делает глубокий вдох, как будто хочет увезти в себе и частицу воздуха, которым дышит этот Город.
В аэропорту, сделав check-in, Костя тут же заходит в tax-free, чтобы купить последние сувениры. В основном это касается пятилетней Ишки - его дочери Иришки, которая родилась у них с Мариной. Это - самое главное. Папа должен привезти много всего: и игрушки, и сладкие подарки, и блестящие заколки для волос, и ручки с необыкновенными наконечниками, в которые потом напихиваются чуть ли не леденцы и жвачки, и разноцветные ластики, и открытки, и вообще - кучу всего, непонятно для чего созданного. В последнее время Ишка явно жадничает: сгребает все свое "богатство" и уносит к себе в детскую. "Мне нужно много", - отвечает она, когда ей говорят, что она должна поделиться свои добром с другими, и не хочет делиться ни с кем.
До отлета Костя успевает позвонить домой по мобильнику и долго выслушивает полный отчет Ишки о том, что она сделала за день.
- А как твои плюшевые друзья? - спрашивает он.
- Старые друзья ждут в гости новых, - отвечает дочь.
Положив трубку, Костя усмехается ее детской недвусмысленной дипломатии. Каждый раз приходится поражаться находчивости этой маленькой плутовки, поработившей всех своим очарованием. Похоже, между его детьми нет ревности - они прекрасно общаются: старшие с удовольствием возятся с Ишкой, когда приезжают; звонят ей по телефону из Германии и ждут, когда она подрастет и сама сможет ездить к ним в гости. Все получилось на редкость спокойно, интеллигентно, без надрыва и скандалов. Костя усмехается: как говорит герой фильма, я нормальный здоровый мужчина и мне сорок пять лет. Когда-то он отвергал все подобные расхожие шаблоны, говорил: "Это не обо мне!" Но что, в конце концов, можно поделать, если сексуально начинает тянуть к другой женщине? И не только сексуально: в отношениях появляется новое, чего не было в прежней жизни, новая гармония, основанная на других интересах. Как с этим совладать? И нужно ли? Он не раз убеждал себя, что все это со временем пройдет, что подобное случается со всеми, что он тоже попросту увяз. Но получилось так, как получилось: каждый оказался на той стадии, когда появляется новый партнер. Партнер? "Фу, как банально, как все-таки пошло! - говорит себе Костя. - Это любовь. Неизбежная. Разве может быть одна в жизни? Может, конечно. Бывает. Но редко. Таких людей даже жалко". Костя глубоко убежден теперь, что без новой любви жизнь будет безэмоциональна. А она должна быть напитана разными ощущениями. Чтобы давать новые импульсы. Так было всегда, так должно быть. Каждый - и мужчина, и женщина - имеет право начать другую жизнь. На западе вообще принято вырастить детей - и разойтись, и начать сначала. Разве не так? Это считается в порядке вещей. Таня навсегда останется для него мерилом ценностей, он ее ни на минуту не предавал. Разве забудется когда-нибудь, как он мечтал о Тане? Как мечтал прикоснуться к ее тоненькой, изящной ручке? Только прикоснуться! Такое не забыть!
"Но - не сейчас, не сейчас!.. Потом…", - думал тогда Костя. Конечно, он будет вспоминать все потом, когда будет вспоминать о молодости… А тогда все было занято Мариной…
При другом раскладе он, конечно, никогда бы не оставил Таню. А Таня - его? Наверное, тоже нет. Мучились бы каждый в своей личной жизни, не имея сил разорвать связь. А сейчас их прошлое навсегда с ними, каждый из них сейчас может позвонить другому и посоветоваться, если нужна помощь. Идеальный вариант.
Он возвращается домой за полночь и, как воришка, открывает дверь так, чтобы произвести как можно меньше шума: осторожно вставляет ключ в скважину и медленно поворачивает, проклиная про себя гробовую тишину, которой объята ночь. Затем, проскользнув в квартиру, не включая свет, так же осторожно старается закрыть дверь, чтобы она не хлопнула.
И когда, аккуратно поставив обувь под вешалку, оборачивается, видит, что Таня стоит перед ним в прихожей и с интересом наблюдает за этими его манипуляциями.
- Ты, наверное, очень проголодался? - спрашивает она.
Есть Косте, разумеется, совсем не хочется - его кормили весь вечер, и вкусно кормили, специально для него готовили. И Марина играла для него на фортепиано. И потом она принесла десерт, и они ели его вдвоем, запивая легким шампанским… И он целовал ее затылок с коротко подстриженными курчавыми волосами темно-пшеничного цвета, которые собираются мысом и тонкой изящной косичкой сбегают вдоль шеи… И привез ее запах с собой, и он до сих пор в нем, вокруг него…
Положить что-либо в желудок сейчас Костя просто не в состоянии. Вообще после всего, что было в этот вечер, сидеть перед Таней, смотреть на нее…
- У нас фуршет… - мычит он что-то невразумительное.
- Фуршет - это не еда, - авторитетно говорит Таня.
Поэтому Косте приходится лишь утвердительно кивнуть в ответ.
Он идет переодеваться, а Таня что-то сооружает на столе в кухне.
- Много не надо, - предупреждает он.
- Но вы там, как я понимаю, в основном пили, а не ели, - отзывается она, стоя к нему спиной.
- Ну, все-таки ночь уже…
Костя почти рад, что она стоит спиной и не видит его лица - так легче говорить неправду.
Он садится, Таня наливает в керамические кружки чай ему и себе и тоже садится напротив.
Костя медленно жует бутерброд, прихлебывая из кружки, ковыряет вилкой в нарезанных тонкими ломтиками помидорах, поверх которых лежит сыр "моццарелла". После шампанского - чай… Но виду подать нельзя. Поэтому он старательно двигает челюстями, чтобы создать впечатление, что голоден. Таня тоже молча прихлебывает и иногда бросает на него взгляд. И взгляды ее и его пересекаются. Костя тут же делает вид, что занят бутербродом. А Таня, бросив взгляд, делает вид, что занята чаем. И все происходит молча. И это молчание становится, как всегда в таких случаях, невыносимым. И каждый знает про другого, и каждый ждет, что другой первым скажет первое слово.
- Знаешь, - раздумчиво говорит Таня, она отваживается наконец прервать молчание, - нам ведь было хорошо вдвоем…
Костя чувствует, как у него начинают дрожать руки. Он кладет бутерброд на тарелку и судорожно проглатывает кусок.
- Ну вот, - продолжает Таня спокойным, размеренным тоном, и руки у Кости начинают дрожать сильнее. - А теперь нам уже не так хорошо, ведь правда?
Таня как бы рассуждает сама с собой, не ожидая от него никакого ответа; сейчас она не смотрит на него, и от этого разговаривать легче, потому что посмотреть ей в глаза он не может.
- Поэтому, я думаю, - говорит она, сделав короткую паузу, - нам обоим необходимо изменить нашу жизнь…
Костя ловит себя на том, что почти не слышит ее слов, они доходят до него откуда-то из его собственного подсознания и оседают ватной массой. Из-под опущенных ресниц он наблюдает за тем, как Таня машинально чертит пальцем на столе загогулины - она всегда так делает, когда волнуется.
- Это, я думаю, будет самое правильное - если мы оба придем к такому знаменателю…
- Ты так считаешь? - отзывается Костя, упорно глядя в стол, и не узнает собственного голоса.
- Да, дорогой. Что делать? Это очень грустно. Потому что все было так прекрасно когда-то… Но всем известно, что вечного не бывает… И ты, и я, мы оба знаем, что происходит сейчас с нами обоими. Мы давно стараемся скрывать это друг от друга, потому что боимся сказать правду, потому что страшно сказать это друг другу, потому что мы были не готовы к тому, что такое когда-нибудь может произойти и с нами. Поэтому мы так долго молчали друг перед другом. Но, согласись, это глупо. Да и недостойно нас - мы ведь никогда ничего не скрывали. Поэтому и сейчас лучше мужественно посмотреть правде в глаза и поступить так, как следует поступить в подобной ситуации.
Таня лучше может выразить словами то, что понимает и сам Костя, но от чего он старательно убегает вот уже целый год.
- Но ты ведь знаешь… - Костя поднимает голову, чтобы наконец посмотреть на Таню. И видит, что у нее по щекам двумя тоненькими струйками текут слезы.
- Да, знаю, - не дает ему закончить она, подавляя дрожание в голосе. - Поэтому и говорю, что мы должны поступить так, как достойно нас.
- Ты плачешь?.. - Костя через стол берет ее руку и слегка сжимает в своей, и Таня не делает попытки освободиться.
- Я плачу, потому что мне жалко, что все так произошло… Понимаешь? Нам обоим казалось, что проза жизни создана не для нас… что мы обойдем это, - почти шепотом произносит Таня. - А теперь… теперь все, что было, вдруг закончилось… Просто… вдруг… И с этим ничего нельзя поделать…
- Но ведь оно навсегда останется с нами…
- Да, конечно… Но - в прошлом…
Костя чувствует, как на его глаза тоже набегают слезы. Сейчас перед ними только их воспоминания и горечь утраты.
- Но, - Таня вскидывает голову, - мы должны быть сильными и пережить это. Чтобы ничего не затоптать, ни из того, что было, ни из того, что впереди. Жизнь такова, Костя… что делать. Правда?
Она открыто смотрит на него. А ему мешает спазм, который стоит в горле, чтобы ответить ей. И он только утвердительно кивает головой.
Было бы неверным думать, что все именно так и произошло, этакая идеальная пастораль получилась. Все было значительно сложнее потом. И отчуждение тоже было, и надрыв конечно же был, нужно признать это. Катя уехала с матерью; Лева остался на несколько, тоже непростых, лет с ним; не раз они бросали друг другу в лицо тот пресловутый случай в театре, когда оба столкнулись, каждый со своей дамой; пытались прийти к консенсусу. "Ты обманывал маму!" - упрямо, не глядя на него, повторял Лева. "Она тоже обманывала меня", - защищался Костя. "Она может!" - настаивал Лева. Косте он в этом отказывал: "Ты должен был сразу сделать свой выбор и прямо и честно сказать ей об этом!" Тогда Левин максимализм никакими доводами, что иногда ситуации не так просты, как кажутся на первый взгляд, поколебать было невозможно. Натянутые поначалу отношения выстраивались у него и с Мариной. Но думать об этом не хочется, хочется, чтобы навсегда запомнилось хорошее. Теперь все наконец вошло в колею. У каждого из них есть свое, личное. Но они все могут встречаться, решать общие проблемы. Может быть, так и надо в этой сегодняшней, неожиданно быстро изменившейся и изменившей людей жизни?
Объявляют посадку, и Костя спешит к своим gate.
В салоне самолета, пристегнувшись, он с удовольствием откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Пока будут взлетать, пока потом будут разносить напитки и еду, можно прокрутить в голове весь сценарий поездки. Это он любит делать: подвести итоги заранее, осмыслить, что было отлично, что - хорошо, где был промах. А завтра он придет в свой офис с уже готовым отчетом в голове.
К этой поездке в Рим тщательно готовились, просчитывая все еще и еще раз до мелочей.
И наконец после долгих переговоров, внесения уточнений и дополнений в текст договора его удалось подписать. Косте вспоминается, как обе стороны доказывали, что будет лучше в обоюдных интересах, как будто каждая из сторон больше пеклась не о себе, а о партнере! Им чем-то пришлось, конечно, пожертвовать. Но так как без этого практически не бывает, такой расклад тоже брался в расчет. Изначально проект намечался на пять лет. Однако его сократили до двух лет. На самом деле, когда многие искусственно раздутые предприятия сворачивают производство или просят госдотаций и вливаний из Международного валютного фонда, не так плохо.
Он еще раз собирает в памяти все, что завтра нужно будет обсудить, и вносит по пунктам поправки в текст, который у него уже в компьютере.
Некоторые условия пришлось изменить не в лучшую сторону… Но в целом им можно быть довольными: поездка оказалась удачной. У него золотое правило: всегда нужно рассчитывать на меньшее.
Костя просит у склонившейся к нему с улыбкой бортпроводницы коньяк, чтобы после сегодняшней длинной прогулки по городу почувствовать себя снова бодрым и оставить во рту ощущение приятного букета. Ему подают "Кальвадос". Восхитительный тонкий аромат кружит голову. Костя растягивает удовольствие, вспоминая детали общения с партнерами, и внутренне улыбается, прокручивая в голове весь сюжет завтрашнего дня. Да, неплохо все получилось.
И посмотрел тоже не так мало, дома будет что рассказать - и Марина, и Ишка всегда только того и ждут, когда он начнет рассказывать об очередной поездке. Косте всегда счастливо удается совмещать в себе оба качества: делового человека и просто туриста.
Самолет летит уже совсем низко, над домами, так что различимы окна, люди, машины. Первое, что ударяет в глаза, - высвеченные вечерним прожектором, написанные графитти на мокром, чудом уцелевшем от грязи куске асфальта огромными фосфоресцирующими буквами в четыре ряда слова:
МАЛЫШ
Я
ТЕБЯ
ЛЮБЛЮ!
"Забавно, - думает Костя, - вот как нужно встречать!"
Пока пассажиры нетерпеливо ждут выхода и щелкают включающиеся мобильники, он спокойно стоит и не торопится включить свой.
За окном, как он и ожидал, слякоть, отчего после мягкой сухой погоды невольно поеживаешься.
Только что бортпроводница объявила: "Температура в Москве минус ноль градусов, идет мокрый снег с дождем".
В окно иллюминатора видно, как валят огромные, рыхлые, тяжелые комья белой массы, которая, не успев долететь до земли, растворяется и, плюхаясь на землю, превращается в месиво. Дождь, зарядивший, по-видимому, с утра на весь день, к вечеру превратился в снег. Кашеобразная смесь тут же залепляет окна и тяжело стекает вниз по стеклу.
Но вот разрешают выход, и пассажиры устремляются вперед. Движение подхватывает Костю, и он чувствует, как московский ритм уже наступает и хочет поглотить его. Он внутренне слабо противится этому. Но все по-деловому спешат, обгоняют друг друга. Невольно Костя убыстряет шаг, достает наконец из кармана мобильник и включает, чтобы проверить звонки. На экране за время полета высветился всего один номер, и тот незнакомый. "Кто бы это мог быть?" - соображает он, спеша к служебной машине, которая должна ждать его. Звонок был дважды, с перерывом в полчаса, кстати. Кому-то он срочно понадобился…
Костя идет по коридору, машинально разглядывая цифры. Нет, такого у него не значится, это точно… не помнит… никогда не было… Интересно все-таки, кто бы это мог быть? Ладно, не стоит ломать голову, проверит потом этот номер. Если нужно, позвонят еще раз. Не в его правилах звонить самому. Хотя странно: сейчас в Москве уже 23.00. Первый звонок был всего час назад… Звонить так поздно обычно не принято. А звонок повторили… Странно. Кому он так срочно нужен?..
Костя выходит из здания аэропорта.
- С приездом, Константин Николаевич! - здоровается шофер Саша, открывая перед ним дверцу.
- Привет, привет! - энергично отвечает Костя и садится на заднее сиденье.
Мобильник звонит в тот самый момент, когда машина отъезжает.
"Ну вот, Марина опередила меня!" - думает он и лезет в карман.
Глянув на засветившийся экран, он снова видит незнакомый номер.
- Левитин, - произносит Костя деловым тоном.
- Здравствуйте, дядя Костя.
В трубке он слышит голос племянницы, и сердце тут же ёкает: в последний раз это было несколько лет назад, когда ему сообщили о смерти матери.
- Что-то случилось, Лёля? - спрашивает он.
Голос от волнения становится глухим.
- Папа умер.
- Та-ак…
Костя чувствует, как внутри словно что-то обрывается, мышцы во всем теле обмякают и наступает полное отупение. Брат умер… Его брат умер… Сева… умер…
- Мы вам звонили уже, но у вас телефон был отключен, - частит Лёля. Лёля частит с детства, проглатывая окончания слов, налепляя окончание одного на начало другого, и от этого во рту у нее получается каша из звуков. - Мама велела вам сразу сообщить… Папу забрали в морг…
- Я только что прилетел… из командировки.
- Автоответчик повторял: "Абонент недоступен".
- Когда это случилось?
- Сегодня.
- Днем?
- Вечером. Мама вернулась домой от меня и нашла его на диване..
- Дома при нем никого не было?
Слова отлетают сами по себе - за ними ничего не стоит, просто нужно задавать вопросы, так поступают все в подобных ситуациях, чтобы снять стресс.
- Был Глеб.
- И как же?.. - Костя не договаривает.
- Он сказал, что ничего не слышал, в комнате было тихо.
- Та-ак… - произносит опять Костя. - А диагноз?
- Вы же знаете, что у него раньше был инфаркт. И вот еще один был несколько месяцев назад. Ну а это уже третий… Мама говорит, что вскрытие покажет…
- Ну да… Третий, значит… Когда похороны?..
- Похороны, видимо, будут в субботу на Востряковском кладбище. Мама сейчас, сами понимаете… Все время повторяет: "Как же меня не было рядом с ним… Как же мы не попрощались…"
- Ну да, я понимаю…
- Я позвоню завтра, когда точно будет известно.
Костя сидит и бездумно держит в руках трубку, из которой идут короткие гудки.
Его брат умер… Его брата больше нет… Нет Севы… Последний из всех…
- Саша, остановите, пожалуйста, где-нибудь, - просит он шофера, - мне нужно на несколько минут выйти.
Машина съезжает на обочину, Костя выходит, прикрывает дверцу, чтобы не было слышно, и набирает номер Тани в Германии.
Где она сейчас? Что делает? И почему он звонит именно ей? Костя не отдает себе в этом отчета, просто он чувствует, что сейчас он должен позвонить ей. Наверное, потому, что до сих пор их связывает то прошлое. Конечно, у него другая семья, и он все расскажет Марине, когда приедет, и она посочувствует ему. И все будет, как надо, с полным пониманием. Но… никто, кроме Тани, не сможет сейчас сказать ему необходимых слов.
К телефону долго не подходят, но Костя терпеливо сидит на гудках.
Наконец в трубке прорезывается ее звонкое "Алло!".
- Таня, это я!
- Да, Костя… - и она тут же настороженно замолкает.
Какое все-таки у Тани чутье! Костя чувствует, как она напряглась в ожидании.
- Сева умер… Сегодня…
- Поня-ятно… - Таня делает паузу на минуту и тут же быстро говорит: - Костя, уже ничего не поделаешь, понимаешь? Это уже произошло, и ничего исправить нельзя. Это может случиться с каждым, и мы все должны быть к этому всегда готовы.
Таня не охает, не всплескивает руками где-то там, далеко, за две тысячи километров. Таня - Костя это очень хорошо понимает - старается влить в него силы, чтобы ему легче было пережить случившееся. Несмотря на давнюю семейную ссору, на то, что контакты прекратились, она понимает, что значил для Кости родной брат.