- Яичницу из двух яиц с сосисками и беконом, и тост, - сказал Эндрью.
- А для вас, мадам? - спросил официант.
- Только кофе с тостом, спасибо.
- Первый школьный день вашего сына? - спросил официант.
Миссис Давенпорт улыбнулась и кивнула.
- Откуда он знает? - удивился Эндрью.
Эндрью нервно проглотил завтрак, не зная, придётся ли ему снова сегодня есть. В брошюре не было упоминания об обеде, и дед сказал ему, что учеников Хочкиса кормят только один раз в день. Мать всё время повторяла, что, когда он ест, он должен класть нож и вилку на стол.
- Нож и вилка - это не самолёты, им незачем оставаться в воздухе дольше, чем необходимо, - говорила она. Он не знал, что она нервничает не меньше его.
Когда мимо их стола проходил мальчик, одетый так же, как он, Эндрью отворачивался к окну, надеясь, что его не заметят, потому что ни у кого из них не было такой новой формы, как у него. Когда поезд подошёл к станции, его мать допивала третью чашку кофе.
- Приехали, - объявила она, хотя это и так было ясно.
Эндрью посмотрел на надпись "Лейквилл"; несколько мальчиков выпрыгнули из поезда, пожимая друг другу руки и обмениваясь приветствиями:
- Ну, как прошли твои каникулы?
- Рад снова тебя видеть!
Эндрью взглянул на мать и мысленно пожелал ей раствориться в клубах дыма. Мать была ещё одним свидетельством того, что он - новичок.
Два высоких мальчика в синих двубортных пиджаках и серых брюках начали направлять учеников к ожидавшему их автобусу. Эндрью молился, чтобы родителей в автобус не пускали, иначе все поймут, что он - новенький.
- Фамилия? - спросил один из мальчиков, когда Эндрью вышел из поезда.
- Давенпорт, сэр, - ответил Эндрью, оглядывая мальчика. Станет ли он когда-нибудь таким же высоким?
Мальчик улыбнулся.
- Не называй меня "сэр". Я - не учитель, я - только старший проктор.
Эндрью опустил голову. Он произнёс первое слово - и сразу же остался в дураках.
- Твой багаж уже в автобусе, Флетчер?
"Флетчер?" - подумал Эндрью. Конечно, ведь его полное имя - Флетчер Эндрью Давенпорт; он не поправил высокого мальчика, боясь сделать ещё одну ошибку.
- Да, - ответил он.
Мальчик обратился к матери Эндрью.
- Благодарю вас, миссис Давенпорт, - сказал он, сверившись со своим списком. - Желаю вам приятной поездки обратно в Фармингтон. С Флетчером всё будет в порядке.
Эндрью протянул руку, стремясь предотвратить материнские объятия. Если бы только матери могли читать мысли своих детей! Он содрогнулся, когда она его обняла. Но где ему было понять, что она чувствовала? Когда она его наконец отпустила, он быстро юркнул в толпу детей, садившихся в автобус. Он заметил мальчика ещё ниже ростом, который сидел один и смотрел в окно, и быстро сел рядом.
- Меня зовут Флетчер, - сказал он, называя имя, которым окрестил его проктор. - А тебя?
- Джеймс, - ответил мальчик, - но друзья зовут меня Джимми.
- Ты - новенький? - спросил Флетчер.
- Да, - сказал Джимми, не отрывая глаз от окна.
- Я тоже, - сказал Флетчер.
Джимми вынул платок и сделал вид, что сморкается; потом он наконец повернулся к своему новому товарищу.
- Откуда ты? - спросил он.
- Из Фармингтона.
- Где это?
- Около Хартфорда.
- Мой отец работает в Хартфорде, - сказал Джимми, - он - государственный служащий. А твой отец что делает?
- Он продает лекарства, - ответил Флетчер.
- Ты любишь футбол? - спросил Джимми.
- Да, - ответил Флетчер - не потому, что он любил футбол, а потому, что знал, что Хочкинс был победителем футбольных чемпионатов в последние четыре года, - миссис Никол это тоже подчеркнула в брошюре школьных правил.
Дальнейший разговор состоял из серии вопросов, на которые каждый из них редко знал, что ответить. Это было странное начало того, что впоследствии стало дружбой на всю жизнь.
6
- Без сучка без задоринки, - сказал мистер Картрайт, оглядывая сына в зеркале. Он поправил на сыне синий галстук и снял волосинку с его пиджака.
- Безукоризненно, - сказал он.
Пять долларов за пару вельветовых брюк - это всё, о чём Натаниэль думал, хотя его отец настаивал, что они полностью стоят этих денег.
- Сьюзен, поторопись, а то мы опоздаем, - позвал отец, глядя на лестницу.
Но до того как Сьюзен наконец появилась, чтобы пожелать сыну удачи в его первый школьный день, Майкл успел положить чемодан сына в машину и вывести машину из гаража на дорожку. Она обняла сына, и он подумал, что, слава Богу, этого не видел никто из учеников школы имени Тафта. Он надеялся, что его мать уже преодолела своё разочарование из-за того, что он не выбрал среднюю школу имени Джефферсона, потому что он уже и сам об этом сожалел. В конце концов, поступи он в школу имени Джефферсона, он мог бы каждый вечер бывать дома.
Натаниэль сел в машину рядом с отцом и взглянул на часы на щитке управления. Было почти семь часов.
- Поехали, папа, - сказал он, опасаясь опоздать в школу в первый же день.
Когда они выбрались на шоссе, Майкл выехал на левую полосу и довёл скорость до шестидесяти пяти миль в час - на пять миль выше разрешённой, - посчитав, что вряд ли в такой ранний час его остановит полиция. Хотя Натаниэль был уже раньше в школе на собеседовании, он всё ещё боялся того момента, когда отец проведёт свой старый "студебеккер" через огромные чугунные ворота и медленно поедет по подъездной дорожке длиной в целую милю. Он почувствовал облегчение, увидев, что за ними пристроились ещё две или три машины, хотя и не знал, едут в них новички или нет. Отец повёл машину следом за "кадиллаками" и "бьюиками" на стоянку, не зная, где ему следует припарковать машину: он, как-никак, был отец-новичок. Натаниэль выпрыгнул из машины ещё до того, как отец дёрнул ручной тормоз. Но тут мальчик замешкался. Нужно ли ему идти следом за учениками, направлявшимися в Тафт-холл, или новичкам полагалось пойти в какое-то другое место?
Его отец, не колеблясь, пошёл вместе с другими учениками и остановился, когда высокий самоуверенный молодой человек свысока взглянул на Натаниэля и спросил:
- Ты - новый ученик?
Натаниэль ничего не ответил, так что ответить пришлось его отцу:
- Да.
Молодой человек пристально взглянул на него и спросил:
- Фамилия?
- Картрайт, сэр, - ответил Натаниэль.
- Ах да, начинающий. Ты зачислен в класс мистера Хаскинса, значит, ты - толковый парень. Только такие учатся у мистера Хаскинса.
Натаниэль опустил голову, а его отец улыбнулся.
- Значит, пойдёшь в Тафт-холл, - сказал молодой человек. - Можешь сесть, где хочешь, на трёх передних рядах слева. Когда пробьёт девять часов, перестань разговаривать и молчи, пока директор и остальные учителя не выйдут из холла.
- А потом что мне делать? - спросил Натаниэль, пытаясь скрыть свой страх.
- Тебе всё скажет твой классный руководитель, - сказал молодой человек и обратился к Майклу. - С Натом всё будет в порядке, мистер Картрайт. Желаю вам приятного возвращения домой, сэр.
В этот момент Натаниэль решил, что в дальнейшем его всегда будут звать Нат, хотя и понимал, что мать будет этим недовольна.
Войдя в Тафт-холл, Нат опустил голову и быстро пошёл по длинному проходу, надеясь, что никто его не заметит. Он увидел пустое место в конце второго ряда и сел туда. Он взглянул на ученика, который сидел слева от него, опустив голову на руки. То ли он молился, то ли был ещё более напуган, чем Нат.
- Меня зовут Нат, - сказал он.
- Меня - Том, - ответил мальчик, не поднимая головы.
- Ну, и что будет теперь?
- Не знаю. Но пусть уж хоть что-нибудь начнётся, - сказал Том; тут часы пробили девять, и все замолчали.
Нат смотрел, как по проходу проследовала цепочка учителей - никаких учительниц. Они поднялись на сцену и заняли свои места. Два места остались свободными. Они начали тихо переговариваться между собой. Ученики молчали.
- Чего мы ждём? - прошептал Нат, и, как бы в ответ на его вопрос, все встали - в том числе учителя, сидевшие на сцене. Нат не решился оглянуться, когда услышал шаги двух людей, шедших по проходу. Через несколько секунд школьный священник и директор школы прошли мимо него, поднялись и сели на два свободных места. Все остались стоять; священник выступил вперёд, чтобы провести короткую службу, включавшую молитву, и в конце концов все спели "Боевой гимн Республики".
Затем священник вернулся на своё место и вперёд выступил директор школы Александер Инглфилд. Он с минуту помолчал, оглядывая учеников. Затем протянул вперёд руки ладонями вниз, и все сели. Триста восемьдесят пар глаз смотрели на человека ростом в шесть футов два дюйма, с густыми пушистыми бровями и квадратной челюстью. Это была внушительная фигура, и Нат надеялся никогда с ним больше не встретиться.
Директор обратился к ученикам с пятнадцатиминутной речью. Он рассказал длинную историю школы, отличавшейся академическими и спортивными успехами, и напомнил девиз школы:
- Non ut sibi ministretur sed ut ministret, - сказал он.
- Что это значит? - прошептал Нат.
- Не чтобы тебе служили, но самому служить, - так же шёпотом ответил Том.
В завершение директор объявил, что есть две вещи, которые даже прогульщик не должен пропускать: экзамен и футбольный матч против команды Хочкисской школы - и, как бы подчёркивая, что из этих двух вещей важнее, обещал, что если команда Тафта победит команду Хочкиса на ежегодном футбольном матче, ученикам будут предоставлены дневные каникулы. Это объявление было встречено всеобщим восторженным криком, хотя каждый мальчик дальше третьего ряда знал, что за последние четыре года подобной победы ни разу не было.
Когда восторженные возгласы утихли, директор ушёл со сцены, сопровождаемый священником и учителями. Как только они вышли, гул разговоров возобновился, и старшие ученики стали выходить из зала; только мальчики в первых трёх рядах молча оставались сидеть, потому что не знали, что им делать.
Им недолго пришлось ждать: вскоре перед ними появился какой-то пожилой учитель - вообще-то ему был всего пятьдесят один год, но Нату он казался пожилым, потому что выглядел гораздо старше, чем его отец. Это был невысокий человек, приземистый, с полукругом седых волос на почти лысой голове. Говоря, он держался руками за края своего пиджака, подражая директору.
- Меня зовут Хаскинс, - сказал он. - Я - руководитель младшего класса. Мы начнём с ориентировочного обзора школы, который закончится в первую перемену в десять тридцать. А в одиннадцать часов вы приметесь за учёбу. Ваш первый урок - американская история. - Нат нахмурился, потому что история никогда не была его любимым предметом. - Затем будет обеденный перерыв. Не очень надейтесь наесться до отвала. - Мистер Хаскинс криво ухмыльнулся; несколько мальчиков засмеялись. - Но такова одна из древних традиций Тафта, о чём каждый из тех, кто следует по стопам своего отца, наверняка был уже предупреждён. - Один или два мальчика, в их числе Том, улыбнулись.
Когда начался ориентировочный обзор школы, Нат ни на шаг не отставал от Тома, который, кажется, заранее знал всё, что Хаскинс собирается сказать. Нат быстро узнал, что не только отец Тома, но и его дед были когда-то выпускниками школы имени Тафта.
К тому времени, как обзор окончился, они успели увидеть всё, от озера до медпункта. Нат и Том уже были лучшими друзьями. Когда через двадцать минут они вошли в класс, то сразу сели рядом.
Часы пробили одиннадцать, и в класс вошёл мистер Хаскинс. За ним шёл какой-то мальчик, весь излучающий самоуверенность. Мистер Хаскинс следил за новым учеником, когда тот садился на одно из оставшихся свободных мест.
- Фамилия?
- Ралф Эллиот.
- Пока вы учитесь в Тафте, это последний раз, когда вы опаздываете в мой класс, - сказал мистер Хаскинс. - Вам ясно, Эллиот?
- Да, - мальчик помедлил, прежде чем добавить: - сэр.
Мистер Хаскинс оглядел класс.
- Наш первый урок, как я уже говорил, будет посвящён американской истории, что более чем уместно, если вспомнить, что нашу школу основал брат бывшего президента Соединённых Штатов.
Учитывая, что портрет Уильяма Хоуарда Тафта висел в актовом зале, а бюст его брата стоял во дворе, самому нелюбознательному ученику нетрудно было сообразить, о ком идёт речь.
- Кто был первым президентом Соединённых Штатов? - спросил мистер Хаскинс.
Все подняли руки. Мистер Хаскинс кивнул одному из учеников в первом ряду.
- Джордж Вашингтон, сэр.
- А вторым?
Рук уже было меньше, и на этот раз мистер Хаскинс выбрал Тома.
- Джон Адамс, сэр.
- Правильно. А третьим?
Только два ученика подняли руки: Нат и опоздавший мальчик. Хаскинс указал на Ната.
- Томас Джефферсон, с 1801-го до 1809 года, сэр.
Хаскинс кивнул, удостоив правильный ответ улыбкой.
- Ну а четвёртым?
- Джеймс Мэдисон, с 1809-го до 1817 года.
- А пятым, Картрайт?
- Джеймс Монро, с 1817-го до 1825 года.
- А шестым, Эллиот?
- Джон Куинси Адамс, с 1825-го до 1829 года.
- А седьмым, Картрайт?
Нат подумал.
- Я не помню, сэр.
- Вы не помните, Картрайт, или вы просто не знаете? - Хаскинс помедлил. - Это разные вещи, - добавил он. Затем снова обратился к Эллиоту.
- Кажется, Уильям Генри Гаррисон, сэр.
- Нет, он был девятым президентом, Эллиот, с 1841 года; но так как он умер от пневмонии через месяц после инаугурации, мы не потратим на него слишком много времени, - сказал Хаскинс. - Пусть каждый из вас к завтрашнему утру выяснит фамилию седьмого президента. А теперь вернёмся к отцам-основателям Соединённых Штатов. Можете записывать за мной, потому что к уроку на следующей неделе каждый из вас должен будет написать сочинение на три страницы на эту тему.
Нат написал три страницы уже к концу урока, тогда как у Тома получилось меньше страницы. Когда после урока они выходили из класса, Эллиот прошмыгнул перед ними.
- Он, кажется, серьёзный соперник, - заметил Том.
Нат не ответил.
Он не знал, что Эллиоту предстоит быть его серьёзным соперником всю жизнь.
7
Ежегодный футбольный матч между Хочкисом и Тафтом был спортивной кульминацией семестра. Поскольку обе команды провели сезон без поражений, мало что обсуждалось так горячо.
Флетчер тоже был очень возбуждён и в своём еженедельном письме к матери перечислил всех членов своей команды, хотя и понимал, что эти фамилии для неё - пустой звук.
Матч должен был состояться в последнюю субботу октября, и после финального свистка всем школьникам предстояло получить свободный уикенд плюс ещё один свободный день, если их команда победит.
В понедельник перед матчем класс Флетчера держал первый из экзаменов семестра, но перед этим директор школы объявил:
- Жизнь состоит из серии зачётов и экзаменов, и поэтому у нас экзамены проводятся в конце каждого семестра.
Вечером во вторник Флетчер позвонил матери сказать, что, по его мнению, он сдал экзамен неплохо.
В среду он сказал Джимми, что он в этом не уверен.
В четверг он просмотрел все свои заметки и усомнился: получит ли вообще проходной балл.
В пятницу утром оценки были вывешены на доске объявлений, и в списке подготовительного класса фамилия Флетчера Давенпорта была первой. Он сразу же побежал к ближайшему телефону и позвонил матери. Рут не могла скрыть радости, узнав об успехе своего сына, но не сказала ему, что отнюдь не удивлена.
- Тебе нужно это отпраздновать, - сказала она.
В субботу утром на общем собрании школы священник вознёс молитвы за непобедимую футбольную команду, которая играла только во славу Господа. Затем Господу было сообщено имя каждого игрока, дабы Святой Дух благословил каждого. Директор школы явно не сомневался, какую команду Господь поддержит в субботу.
В Хочкисе всё распределялось по старшинству, даже места учеников на стадионе. Во время первого семестра ученикам подготовительного класса отводились места в последних рядах стадиона.
Поскольку игра с Тафтом пришлась на уикенд перед отъездом домой, родители Джимми пригласили Флетчера на пикник.
- А какой у тебя отец? - спросил Джимми перед матчем.
- Он - в порядке, - ответил Флетчер. - Но я должен тебя предупредить, что он когда-то окончил школу Тафта, и он - республиканец. А твой отец какой? Я ещё ни разу в жизни не видел сенатора.
- Он - политик до мозга костей; по крайней мере, так его называют газеты, - сказал Джимми. - Но я не очень понимаю, что это значит.
Утром перед матчем никто не мог сосредоточиться на уроке химии, хотя мистер Бэйли хотел торжественно продемонстрировать воздействие кислоты на цинк - конечно, не помогло и то, что Джимми отключил газ, и мистер Бэйли даже не смог зажечь горелку Бунзена.
В двенадцать часов прозвенел звонок, и триста восемьдесят орущих мальчиков высыпали во двор, крича:
- Хочкис, Хочкис победит!
Флетчер пробежал всю дорогу до места сбора, чтобы быстрей встретиться со своими родителями.
- Как ты поживаешь, Эндрью, дорогой? - спросила мать, выходя из машины.
- Флетчер, Флетчер, в Хочкисе я Флетчер, - прошептал он, надеясь, что никто из мальчиков не слышал слова "дорогой". Он пожал руку отцу и добавил: - Мы должны сразу же бежать на стадион, потому что нас пригласили к сенатору Гейтсу и миссис Гейтс на ленч.
Отец Флетчера поднял брови.
- Насколько я помню, сенатор Гейтс - демократ, - сказал он с некоторым презрением.
- И бывший капитан футбольной команды Хочкиса, - сказал Флетчер. - Я - в одном классе с его сыном Джимми, и он - мой лучший друг, так что лучше бы мама сидела рядом с сенатором, а ты, папа, если хочешь, можешь сидеть на другом конце стадиона вместе с учениками Тафта.
- Нет, пожалуй, я как-нибудь выдержу соседство с сенатором. Будет приятно находиться рядом с ним, когда Тафт выиграет матч.
Был ясный осенний день, и все трое пошли по ковру из опавших листьев прямо к стадиону. Рут попыталась взять Флетчера за руку, но тот упорно держался на некотором расстоянии, чтобы этого не допустить. Ещё не дойдя до стадиона, они услышали крики зрителей, собравшихся на матч.
Флетчер увидел Джимми, который стоял рядом с олдс-мобилем, на заднем откидном борту которого красовались роскошные закуски. Высокий элегантный мужчина выступил вперёд.