- А как мальчик Давенпортов? - спросил он.
- Насколько я знаю, здоров, - ответила медсестра. - Почему вы спрашиваете?
- Он родился перед тем, как я уехал домой, - сказал он, надеясь, что медсестра не уловила нерешительности у него в голосе.
Доктор Гринвуд медленно прошёл между рядов колыбелек, где одни младенцы мирно спали, а другие - громко ревели, как бы пытаясь доказать, что у них есть лёгкие. Он остановился, дойдя до двойной колыбельки, в которой несколько часов назад оставил близнецов. Натаниэль мирно спал, а его брат лежал неподвижно. Доктор взглянул на табличку в изголовье соседней колыбельки - "Давенпорт, Флетчер Эндрью". Этот младенец тоже мирно спал.
- Конечно, я не могла убрать тельце, пока доктор, который принимал роды…
- Вы можете не напоминать мне о больничных правилах, - необычно резко прервал её доктор Гринвуд. - В какое время вы заступили на смену?
- В двенадцать часов ночи.
- И с тех пор вы всё время были здесь?
- Да, сэр.
- Кто-нибудь входил в палату?
- Нет, доктор, - ответила медсестра. Она решила не упоминать, что примерно час назад она сквозь дрёму слышала, что дверь как будто открылась, - особенно сейчас, когда доктор был явно в дурном настроении. Доктор Гринвуд взглянул на двойную колыбельку, у изголовья которой значилось "Картрайт, Натаниэль и Питер". Он знал, в чём состоит его обязанность.
- Уберите ребёнка в морг, - сказал он негромко. - Я сейчас же напишу отчёт, но матери я до утра ничего не скажу. Нет смысла будить её так рано.
- Да, сэр, - покорно сказала медсестра.
Доктор Гринвуд вышел из палаты, медленно прошёл по коридору и остановился перед дверью палаты, в которой спала миссис Картрайт. Он неслышно открыл дверь и убедился, что пациентка крепко спит. Поднявшись на шестой этаж, он дошёл до палаты миссис Давенпорт и сделал то же самое. Рут тоже спала. Он оглядел комнату, увидел, что мисс Никол спит в углу в кресле; ему показалось, что она на секунду открыла глаза, но он решил её не тревожить и тихо вышел. Он прошёл по коридору и спустился вниз по пожарной лестнице, выходившей на автомобильную стоянку. Он не хотел, чтобы дежурный в приёмной видел, как он вышел из больницы. Ему нужно было подумать.
Через двадцать минут доктор Гринвуд снова лежал в постели, но уснуть он не мог.
Когда в семь часов зазвонил будильник, он всё ещё не спал. Теперь он точно знал, что ему следует делать, но опасался, что последствия его действий будут ощущаться ещё много лет.
* * *
Доктору Гринвуду потребовалось гораздо больше времени, чтобы во второй раз в это утро добраться до больницы, - и не только потому, что движение на дорогах было более оживлённым. Его пугала мысль о том, как сказать Рут Давенпорт, что её ребёнок ночью умер, и он надеялся, что это можно будет сделать без скандала. Он знал, что ему нужно пройти прямо в палату Рут и с ходу объяснить, что случилось, иначе он никогда на это не решится.
- С добрым утром, доктор Гринвуд, - сказала медсестра в приёмной, но он не ответил.
Выйдя из лифта на шестом этаже, он направился к палате миссис Давенпорт, но по мере приближения его шаг всё замедлялся. Перед дверью он остановился, надеясь, что Рут ещё спит. Открыв дверь, он увидел, что Роберт Давенпорт сидит у постели жены. Рут держала на руках младенца. Мисс Никол в палате не было.
Роберт кинулся навстречу доктору Гринвуду.
- Кеннет, - сказал он, тряся его руку, - мы у вас навеки в долгу!
- Вы мне ничего не должны, - тихо ответил доктор Гринвуд.
- Конечно, должны! - воскликнул Роберт и добавил, повернувшись к жене: - Рут, сказать ему, что мы решили?
- Почему нет? Тогда у всех нас будет что отпраздновать, - ответила она, целуя ребёнка в лобик.
- Но сначала мне нужно вам сказать… - начал доктор.
- Никаких "но", - сказал Роберт, - потому что я хочу, чтобы вы первым узнали: я попрошу совет престоновского фонда финансировать строительство нового родильного отделения; вы ведь всегда мечтали, что оно будет построено до того, как уйдёте на пенсию.
- Но… - повторил доктор Гринвуд.
- Кажется, мы согласились, что никаких "но". В конце концов, планы этого строительства составлялись уже несколько лет, - сказал Роберт, взглянув на своего сына. - Так что я не вижу причин, почему мы не можем начать строительство сейчас же. Конечно, если вы не…
Доктор промолчал.
Когда мисс Никол увидела, что доктор Гринвуд выходит из палаты миссис Давенпорт, у неё ёкнуло сердце. Неся в руках младенца, он направился к лифту, чтобы пойти в палату особого ухода. Когда они прошли друг мимо друга по коридору, их глаза встретились, и хотя он ничего не сказал, у неё не было сомнения: он знает, что она сделала.
Минувшей ночью, отнеся младенца обратно в палату особого ухода, она вернулась к миссис Давенпорт и села в углу, думая о том, разоблачат её или нет. Когда доктор Гринвуд заглянул в палату, она пыталась сделать вид, что спит. Она ожидала, что он вызовет её из палаты и скажет ей, что знает правду. Но он вышел так же тихо, как вошёл, и она не знала, что и думать.
Хезер Никол продолжала идти, не отводя глаз от пожарной лестницы в конце коридора. Проходя мимо палаты миссис Давенпорт, она постаралась не убыстрять шаг. Ей оставалось до пожарной лестницы два или три ярда, когда она услышала голос, который сразу же узнала:
- Мисс Никол?
Она застыла на месте, всё ещё устремив взгляд на пожарную лестницу, думая, как ей поступить. Повернувшись, она взглянула на мистера Давенпорта.
- Мне кажется, нам нужно поговорить с глазу на глаз, - сказал он.
Мистер Давенпорт отступил в нишу на другой стороне коридора, полагая, что мисс Никол последует за ним. Она думала, что упадёт: ноги ей не повиновались, и она тяжело опустилась на стул перед мистером Давенпортом. Она не могла понять по его лицу, знает ли он о её проступке. Но по лицу мистера Давенпорта никогда ничего нельзя было понять: такой уж он был человек, и это невозможно было изменить, даже когда дело касалось его личной жизни. Мисс Никол боялась взглянуть ему в глаза, она смотрела куда-то через его левое плечо и видела, как дверь лифта закрылась за доктором Гринвудом.
- Я думаю, вы знаете, о чём я хочу вас попросить, - сказал мистер Давенпорт.
- Да, - сказала мисс Никол, думая о том, возьмёт ли её кто-нибудь когда-нибудь на работу; а может статься, ей грозит тюрьма.
Когда через десять минут доктор Гринвуд снова появился в коридоре, мисс Никол уже точно знала, где она будет работать.
- Когда вы обдумаете это, мисс Никол, позвоните мне в контору, и я поговорю со своим адвокатом.
- Я уже всё обдумала, - сказала мисс Никол, на этот раз глядя мистеру Давенпорту прямо в глаза. - Я буду счастлива остаться в вашей семье няней.
4
Сьюзен держала Ната на руках, не зная, как скрыть свою боль. Её утомили друзья и родственники, которые твердили, что она должна благодарить Бога за то, что один из её близнецов выжил. Как они не понимали, что Питер умер, что она потеряла сына? Майкл надеялся, что Сьюзен оправится, когда вернётся домой. Но этого не случилось. Она без конца говорила о другом своём сыне и держала на ночном столике фотографию обоих младенцев.
Мисс Никол увидела эту фотографию в газете "Хартфорд Курант". Она облегчённо вздохнула, заметив, что хотя оба мальчика унаследовали квадратную челюсть своего отца, у Эндрью Флетчера - светлые курчавые волосы, а у Ната - прямые и тёмные. Но окончательно спас положение Джозия Престон, который всё время твердил, что его внук унаследовал его нос и высокий лоб - в традициях семьи Престонов. Мисс Никол постоянно повторяла эти утверждения раболепным родственникам и льстивым подчинённым, неизменно предваряя это словами: "Как часто замечает мистер Престон…"
Через две недели после своего возвращения домой Рут была снова назначена председателем больничного треста и немедленно занялась выполнением обещания своего мужа построить новое родильное отделение больницы "Сент-Патрик".
Тем временем мисс Никол бралась за любую работу, даже самую чёрную, чтобы позволить Рут возобновить свою деятельность. Она стала для ребёнка няней, ментором, стражем и гувернанткой. Но не проходило дня, чтобы она не боялась, что обман в конце концов раскроется.
Первая опасность возникла, когда позвонила миссис Картрайт и сказала, что устраивает вечеринку по случаю первого дня рождения своего сына, и поскольку Флетчер Эндрью родился в тот же самый день, она хотела бы его пригласить.
- Большое спасибо, - ответила мисс Никол, - но мы тоже устраиваем вечеринку по случаю дня рождения Эндрью, и как жаль, что на ней не будет Натаниэля.
- Пожалуйста, передайте миссис Давенпорт мои наилучшие пожелания и поблагодарите её за то, что нас пригласили на открытие нового родильного отделения в будущем месяце.
Это приглашение мисс Никол не могла отменить.
Как только миссис Давенпорт вечером вернулась домой, мисс Никол предложила ей устроить вечеринку по случаю первого дня рождения Эндрью. Рут решила, что это - отличная идея, и была только рада предоставить мисс Никол всю организацию вечеринки - в том числе и составление списка приглашённых. Но одно дело - организовать вечеринку, а совсем другое - постараться, чтобы её работодатель и миссис Картрайт не встретились на открытии нового родильного отделения.
Фактически познакомил двух женщин доктор Гринвуд, когда повёл гостей осматривать новое отделение. Он не мог поверить, что никто не заметил, насколько дети похожи друг на друга. Мисс Никол отвернулась, когда он на неё взглянул. Она быстро надела детский чепчик на голову Флетчера Эндрью, отчего он стал больше похож на девочку, - ещё до того, как Рут заметила:
- Становится холодно, как бы Эндрью не простудился.
- Когда вы выйдете на пенсию, вы останетесь в Хартфорде, доктор Гринвуд? - спросила миссис Картрайт.
- Нет, мы с женой собираемся жить в нашем семейном доме в Огайо, - ответил доктор, - но, конечно, время от времени мы будем наведываться в Хартфорд.
Мисс Никол издала бы вздох облегчения, если б в это момент доктор не взглянул прямо на неё. Однако, узнав, что доктор Гринвуд не будет жить в Хартфорде, мисс Никол почувствовала большую уверенность, что её тайна не будет раскрыта.
С тех пор, когда бы Эндрью ни приглашали принять участие в каком-нибудь мероприятии, вступить в какую-нибудь группу, заняться каким-нибудь видом спорта или просто отправиться на какой-нибудь летний праздник, первой заботой мисс Никол всегда было обеспечить, чтобы её воспитанник не встретился с кем-либо из семьи Картрайтов. Она добивалась этого с неизменным успехом, не возбуждая никаких подозрений у мистера или миссис Давенпорт.
* * *
В то утро, когда семья Давенпортов получила по почте два письма, мисс Никол окончательно уверилась, что больше ей нечего опасаться. Первое было адресовано мистеру Давенпорту: оно извещало, что Эндрью зачислен в Хочкисскую школу - старейшую частную школу штата Коннектикут. Второе, отправленное из Огайо, вскрыла Рут.
- Как грустно! - заметила она. - Такой милый человек!
- Кто это? - спросил Роберт, оторвавшись от чтения медицинского журнала.
- Доктор Гринвуд. Его жена пишет, что он скончался в минувшую пятницу; ему было семьдесят четыре года.
- Да, он был очень милый человек, - повторил Роберт слова жены. - Наверно, тебе следовало бы поехать на похороны.
- Конечно, я поеду, - сказала Рут. - И Хезер могла бы поехать вместе со мной. В конце концов, она же с ним работала.
- Конечно, - отозвалась мисс Никол, надеясь, что выглядит достаточно удручённой.
* * *
Огорчённая Сьюзен перечитала письмо во второй раз. Она вспомнила, как близко к сердцу доктор Гринвуд принял смерть Питера, как будто он сам был каким-то образом за это ответственен. Наверно, подумала она, ей следует поехать на похороны. Она уже была готова поделиться этой новостью с Майклом, как он вдруг воскликнул:
- Молодец Нат!
- В чём дело? - спросила Сьюзен, удивлённая столь буйным восторгом мужа.
- Нат получил направление-стипендию в школу имени Тафта, - сказал Майкл, размахивая письмом.
Сьюзен не разделяла радости своего мужа от того, что Нату в таком юном возрасте предстоит отправиться в школу-интернат, где учатся дети родителей из совсем другого мира. Как может четырнадцатилетний ребёнок понять, почему его семья не в состоянии позволить себе многое из того, что его школьные товарищи воспринимают как должное? Она давно думала, что Нат должен поступить в среднюю школу имени Джефферсона, которую окончил его отец. Если ей пристало в этой школе преподавать, почему её ребёнку не пристало в ней учиться?
Нат сидел на кровати, перечитывая свою любимую книжку, когда услышал радостное восклицание отца. Он дошёл до той главы, где кит снова ускользал. Мальчик нехотя спрыгнул с кровати и просунул голову в дверь гостиной, чтобы узнать, из-за чего шум. Его родители оживлённо обсуждали (они никогда не ссорились, если не считать старого инцидента с мороженым), в какую школу сыну следует поступить. Нат услышал, как его отец сказал:
- Такая удача бывает раз в жизни. Нат будет учиться с детьми, которые в конечном итоге станут лидерами в самых разных сферах, и это повлияет на всю его жизнь.
- А если он поступит в школу имени Джефферсона, он будет учиться с детьми, для которых он может стать лидером и повлиять на их жизнь.
- Но он получил стипендию, так что нам не нужно будет ничего платить.
- И нам не нужно будет платить, если он поступит в школу имени Джефферсона.
- Но мы должны думать о будущем Ната. После школы имени Тафта он сможет поступить в Гарвард или в Йель.
- Но из школы имени Джефферсона некоторые ученики тоже поступили в Гарвард или в Йель.
- Если бы мне пришлось взять страховку на то, из какой школы больше вероятности…
- Я готова пойти на этот риск.
- А я - нет, - сказал Майкл. - Как-никак, я каждый день по должности занимаюсь оценкой риска.
Нат слушал, как его отец и мать продолжают спорить, ни разу не повышая голоса и не выходя из себя.
- Я бы предпочла, чтобы мой сын кончил эгалитарную школу, а не патрицианскую, - пылко возразила Сьюзен.
- Почему эти понятия - взаимоисключающие? - спросил Майкл.
Нат ушёл в свою комнату, не дожидаясь, что ответит мать. Она всегда говорила, что он должен немедленно посмотреть в словаре значение любого слова, которого раньше не слышал; в конце концов, ведь именно лексикограф из Коннектикута составил лучший в мире словарь. Найдя эти непонятные слова в словаре Уэбстера, Нат решил, что его мать - в большей степени эгалитаристка, чем его отец, но что оба они - не патриции. Он не был уверен, что хочет быть патрицием.
Дочитав главу, Нат снова вышел из своей комнаты. Атмосфера уже не казалась такой накалённой, так что он решился подойти к родителям.
- Может быть, предоставим решение Нату? - сказала Сьюзен.
- Я уже решил, - сказал Нат и сел между родителями. - Ведь вы сами меня учили, что, прежде чем принять решение, нужно выслушать обе стороны.
Пока Нат разворачивал вечернюю газету, родители молчали, поняв, что он подслушал их разговор.
- Ну, и что же ты решил? - спросила Сьюзен.
- Я предпочёл бы поступить в школу имени Тафта, а не Джефферсона, - быстро ответил Нат.
- А можно узнать, почему ты так решил? - спросил Майкл.
Нат, понимая, какие у него заинтересованные слушатели, не торопился отвечать.
- "Моби Дик", - наконец объявил он, разглядывая спортивную страницу.
Он ждал, кто из родителей первым его переспросит.
- "Моби Дик"? - повторили они в один голос.
- Да, - ответил он. - В конце концов, все добрые люди Коннектикута считали, что великий кит - это патриций моря.
5
- Каждый вершок - ученик Хочкиса, - сказала мисс Никол, оглядывая Эндрью в зеркале. Белая рубашка, синий пиджак и коричневые вельветовые брюки. Мисс Никол поправила на нём белый галстук с синими полосками и сняла пылинку с рубашки.
- Каждый вершок, - повторила она.
Эндрью хотел сказать, что ростом он всего пять футов и три дюйма, но тут в комнату вошёл его отец. Эндрью поправил часы - подарок деда с материнской стороны, всё ещё увольнявшего людей за опоздания на работу.
- Я уже положил твои чемоданы в машину, - сказал отец, тронув сына за плечо.
Это замечание напомнило Эндрью, что он уезжает из дома.
- До дня благодарения - меньше трёх месяцев, - добавил отец.
Три месяца - это четверть года - весьма значительный кусок твоей жизни, если тебе всего четырнадцать лет.
Эндрью вышел во двор, не оглядываясь на дом, который он любил и который он не увидит четверть года. Дойдя до машины, он открыл дверцу для матери. Затем пожал руку мисс Никол, как если бы они были старые друзья, и сказал, что будет рад её увидеть в день благодарения. Ему показалось, что она плакала. Он отвернулся, помахал рукой экономке и повару и сел в машину.
Когда они ехали по улицам Фармингтона, он смотрел на знакомые дома, которые до сих пор считал центром вселенной.
- Пиши домой каждую неделю, - сказала ему мать.
Он не ответил, потому что мисс Никол уже повторяла это по два раза в день в течение последнего месяца.
- И если тебе понадобятся дополнительные деньги, позвони мне, - добавил отец.
Отец явно не читал брошюру о правилах школы. Эндрью не стал напоминать ему, что ученикам Хочкиса позволялось в течение первого года иметь лишь десять долларов в семестр. Это было написано на седьмой странице, и мисс Никол подчеркнула это правило красным карандашом.
Во время короткой поездки никто не сказал больше ни слова. Отец остановил машину перед вокзалом и вышел. Эндрью оставался сидеть, пока мать не открыла дверцу с его стороны. Тогда он быстро вышел, не желая показать, насколько нервничает. Мать попыталась взять его за руку, но он быстро обежал машину, чтобы помочь отцу достать вещи из багажника.
К ним подошёл носильщик в синей фуражке. Погрузив чемоданы на тележку, он повёз её на перрон и остановился около восьмого вагона. Пока носильщик погружал чемоданы в вагон, Эндрью обернулся, чтобы попрощаться с отцом. Он настоял на том, чтобы с ним в поезде в Лейквилл ехал только один из родителей, и, так как его отец когда-то окончил школу имени Тафта, с ним поехала мать. Теперь он жалел о своей настойчивости.
- Счастливого пути! - сказал отец, пожимая ему руку. ("Какие глупости родители говорят на вокзале", - подумал Эндрью; гораздо важнее было сказать, чтобы он хорошо учился.) - И не забывай писать!
Эндрью сел в поезд вместе с матерью, и, когда поезд тронулся, он даже не взглянул в окно на отца, полагая, что так будет выглядеть более взрослым.
- Хочешь позавтракать? - спросила мать, когда носильщик поставил его чемоданы на верхнюю полку.
- Да, пожалуйста, - ответил Эндрью, приободрившись впервые за утро.
Другой человек в железнодорожной форме провёл их к их столику в вагоне-ресторане. Эндрью просмотрел меню и спросил мать:
- А что, если я закажу полный завтрак?
- Заказывай, что хочешь, - ответила она, как бы читая его мысли.
Эндрью улыбнулся, когда подошёл официант.