- Да, - сказала Марина. - Курить если хочешь, кури.
Она переставила папину пепельницу с подоконника на стол.
- Надо сигареты взять, - сказал Рома, встал и вышел в прихожую. Через секунду он вернулся с пачкой "Парламента" и зажигалкой в руках. Сел на табуретку, закурил. - Да во ВГИКе и познакомились. Учились вместе.
- В одной группе? - спросила Марина, тоже присаживаясь.
- Угощайся, - сказал Рома, подвинув к ней пачку.
- Спасибо, - сказала Марина и достала сигарету. Рома галантно щелкнул перед ее носом зажигалкой. Она прикурила.
- Ну да, - сказал Рома. - В одной группе. Мы с ним подрались на третий день совместной учебы.
Марина улыбнулась.
- Почему? - спросила она, глядя на Рому. Ей приходилось скашивать губы в сторону, чтобы табачный дым не попадал в лицо гостю.
- А, долгая история, - сказал Рома, и в кухню наконец зашел Дима.
- Ух, хорошо, - сказал он, вытирая руки носовым платком, - Как музыка?
- Отлично, - сказала Марина, - Там же полотенце есть. Что ж ты платком?
- Ну, я не знал какое, - сказал Дима, подходя к табуретке, на которой сидела Марина.
- Я, пожалуй, тоже освежусь, - сказал Рома.
- Давай, - сказал Дима, с улыбкой глядя в Маринины глаза.
Рома ушел.
- Соскучилась? - спросил Дима, присев на корточки рядом с Мариной и взяв ее за руку.
- Да, - сказала Марина. Она раздавила сигарету в пепельнице и вручила Диме вторую ладонь. Пульс ее стал набирать обороты. Вспомнились гулкие удары сердца Элен из маминой книжки.
- Я тоже, - сказал Дима, поцеловав кончики ее пальцев. - Ты молодец, что позвонила.
- Я знаю, - сказала Марина.
- Ну, - сказал Дима, встав и хлопнув себя по коленям, - Самое время выпить.
Он взял со стола бутылку и быстро свернул ее алюминиевую голову. Марина не успела предложить штопор и порадовалась, что не допустила глупую ошибку.
- Пила когда-нибудь такое? - спросил Дима, наполнив два бокала.
- Нет, - сказала Марина. - А как же Рома?
- Рома успеет, - сказал Дима. - Давай.
Они взяли бокалы.
- За нас, - сказал Дима.
- За нас, - сказала Марина.
Когда они пили, из туалета долетел шум спускаемой воды, но Марина не стала обращать внимания на эту неуместную деталь.
Рома вернулся.
- Где ты бродишь? - сказал Дима. - Тут уже розлито давно.
Марина хихикнула. Рома подошел к столу, сел.
Вечеринка началась.
Вино оказалось удивительно вкусным и, кроме того, очень общительным. Оно легко вступило в контакт с остатками выпитого днем пива, приятно деформировав внутренний и внешний мир. На щеках Марины вспыхнул алкогольный пожар. Слегка кружилась голова, желудок немного возмущался, но как-то нерешительно и даже забавно. Звуки стали чуть тише и протяжнее, смягчились цвета. Но самым главным было то, что наконец пропала томительная двойственность. Поначалу, как только Дима появился в квартире, Марине казались немного неуместными будничность и какая-то суетливость вечера, но теперь она поняла, что неуместными как раз были образы, сгенерированные ее фантазией раньше, когда она ворочалась в одинокой постели, дома и в гостях. Теперь ей не казалось, что в такую минуту нужен конвой ароматических свечей, южных звезд или белых стволов березок. Теперь тесная кухня родной квартиры вполне годилась на роль тамбура между старой и новой жизнью. В березовой роще или на крымском песочке каждая дура будет рада, а так… Марина вдруг вспомнила свою давнюю прогулку по Москве, когда она как раз думала о том, что начинается настоящая жизнь. Сейчас она окончательно поняла, что значит настоящая. "Может, прямо здесь, на столе…" - подумала Марина и весело засмеялась собственному озорству.
- Что? - спросил Дима. В левой руке он держал зажженную сигарету, а правой пас стада мурашек на Маринином бедре.
- Пьяное вино, - сказала Марина. - Сколько градусов в нем?
- Да уж, - сказал Рома. Он немного поскучнел. Это расстраивало.
- Двадцать, по-моему, - сказал Дима. Положив сигарету в пепельницу, он придвинул к себе бутылку и стал разглядывать желтую этикетку. - Ну да.
- Двадцать? - спросила Марина. Наклонившись вперед, она взяла бутылку за горлышко и потянула ее к себе. - Двадцать?
- А сколько надо? - с улыбкой спросил Дима. Его рука вдруг убежала на стол. Марина чуть заметно вздрогнула.
- Не знаю, - сказала она, стараясь сделать вид, что ничего не заметила и разглядывает бутылку. - Рома, ты что загрустил?
- А? - Рома, разглядывавший пол, поднял глаза.
- Да, - сказал Дима. - Чего скис?
- Сколько времени? - спросил Рома.
- Вон часы, - сказал Дима, кивнув на простенок между раковиной и дверью. - Десять почти.
- Десять? - переспросил Рома. - Я поеду, что ли.
Марина быстро посмотрела на Диму. Дима подмигнул ей и, повернувшись к Роме, сказал:
- Да погоди, рано еще.
- Рано?
- Да, - сказала Марина. И добавила: - А поснимай нас?
- Хочешь? - спросил Дима, повернувшись к ней. Его брови приподнялись.
- А почему бы и нет, - сказала Марина. - Скучает же человек.
- Можно, - сказал Рома, улыбнувшись. Он живо поднялся с табуретки, поставил свой бокал на стол и пошел в прихожую.
Марина посмотрела на Диму. Он тут же приблизил к ней свое лицо и поцеловал ее приоткрытый рот. Его правая рука вернулась на бедро и уверенно нырнула под халатик. Марина чуть раздвинула ноги, одновременно жадно втянув в рот Димин язык. В левую лодыжку уткнулось что-то теплое и шершавое. Марина не сразу поняла, что это голова Монтеня. Не выпуская из фокуса восприятия Димины прикосновения, она отогнала кота ногой.
Когда Дима отпустил ее и Марина открыла глаза, Рома стоял в дверях кухни и целил в них камерой.
- Красиво, - сказал он.
- Ты снимал? - спросила Марина.
- Ты же просила, - сказал Рома.
В душе у Марины произошло какое-то движение, странно похожее на прикосновение Монтеня секунду назад, и так же, как раньше она отогнала кота, она справилась с этим движением, и сразу стало легче, захотелось только одного, а мысль о том, что это одно уже совсем близко, одновременно успокаивала и волновала.
- О’кей, - сказала она, закуривая. - Тогда с тебя кассета.
Дима разлил остатки вина по бокалам.
- Слышал? - спросил он.
- Хорошо. - Рома подошел к столу, положил камеру рядом с бутылкой, взял свой бокал и сказал: - А можно, я свой диск поставлю?
Марина сидела на кровати в своей комнате и весело смеялась, глядя в камеру, которую держал стоявший напротив нее Рома. Она поджала ноги, и халатик совсем сполз, полностью обнажив ее бедра, но перед камерой это казалось вполне уместным. Дима разливал вино из второй бутылки по бокалам, стоявшим на тумбочке рядом с кроватью. Колонки заполняли комнату электронной музыкой с принесенного Ромой диска. Большой свет они зажигать не стали, включили только настольную лампу. Рома, выбирая ракурс, специально встал так, чтобы на Марину не падала тень, и она поняла, что во ВГИКе он учился хорошо.
- Бери, - сказал Дима, протягивая бокал Марине.
Рома положил камеру на кровать, подошел к тумбочке и взял бокал.
- За любовь и дружбу! - сказал Дима.
Они чокнулись и выпили.
- Вы же танец мне обещали, - сказала Марина, поставив бокал на пол. - И как камерой пользоваться показать.
- Танец, - сказал Дима. - Танец можно. Рома, объясни товарищу, как пользоваться твоим оружием.
Рома улыбнулся, поставил бокал на тумбочку, сел на кровать рядом с Мариной и в нескольких словах приоткрыл ей тайны операторского мастерства.
- Все поняла? - спросил Дима, улыбаясь.
- Да, - сказала Марина.
- Ну, тогда мотор, камера, и все такое, - сказал Дима. - Какой трек?
- Седьмой, - сказал Рома, вставая с кровати.
Дима подошел к компьютеру и запустил нужную композицию. Потом они встали лицом друг к другу. Марина подняла камеру и стала снимать.
Дима и Рома начали хореографическую композицию. В их движениях чувствовался огромный опыт, из-за чего Марина почувствовала легкую ревность. Потом, когда Рома решительно обхватил Димину талию и стал вращать тазом, она стала испытывать ревность уже совсем по другому поводу, но, проявив необходимый профессионализм, продолжала снимать. В какой-то момент их лица настолько сблизились, что показалось, будто они собираются целоваться. Марина испугалась уже по-настоящему. Но ничего страшного не произошло. Дима сильно толкнул Рому в грудь, отступил на шаг назад, повернулся к Марине и, широко улыбаясь, спросил:
- Ну как?
- Здорово, - сказала Марина, увеличив его улыбку до дозволенных техникой пределов.
В этот момент Рома издал странный звук, похожий на хрип крана, когда отключают воду, и побежал в туалет.
- Да уж, слабоват парень, - сказал Дима, посмотрев ему вслед, и подошел к Марине.
Она продолжала снимать, пока он не взял камеру из ее рук.
- Ну как? - снова спросил Дима, но уже совсем другим тоном. Голова Марины кружилась уже очень сильно, и, когда мягкие Димины руки положили ее на кровать, ей показалось, что она попала на карусель.
Внутри у Марины все сжалось. Глядя на подкрашенный настольной лампой потолок, она подумала о том, где сейчас Монтень. Потом перед ней появилось лицо Димы, совсем близкое. Она положила руки ему на затылок и попыталась улыбнуться, стараясь не обращать внимания на тошноту. Из туалета доносились сочные физиологические звуки.
- Хочешь? - тихо спросил Дима, перебирая Маринины волосы.
- Да, - сказала Марина. - Очень. Я тебя…
- Я тоже, - сказал Дима и прервал ее поцелуем.
Марина подумала, что уже, но в этот момент Рома с грохотом выбрался из туалета.
- Не переживай, - сказал Дима, оторвавшись от ее губ. - Скоро.
Марина улыбнулась в ответ.
Снова пошел снег. Причем не мелкий, как днем, а жирный и крупный, совсем зимний. Он облепил еще не до конца облысевшие ветки деревьев и выбелил асфальтовые дорожки. На траве снежинки таяли, поэтому картинка за окном стала похожа на фотографический негатив.
Они стояли на кухне. Марина лицом к окну, Дима за ее спиной. Его язык путешествовал по шее Марины, а руки - по животу, то поднимаясь к груди, то опускаясь в самый низ. Казалось, что они ее уговаривают. Никакой необходимости в этом не было, но Марина не мешала им. Положив свои ладони на затылок Димы, она тяжело дышала, слегка подрагивая. Монтень вроде бы крутился в ногах, но мозг Марины окончательно исключил его из числа достойных внимания объектов.
- А где Рома? - спросила Марина, сглотнув.
- Вроде в большой комнате спит, - сказал Дима.
- Да? - Марине вдруг захотелось, чтобы хорошо стало не только ей, но и всем вокруг, и она сказал: - Давай тогда не будем его будить. Куда он по такой погоде пойдет. Пусть спит.
- Хорошо, - сказал Дима.
Марину слегка удивило такое быстрое согласие, но потом она подумала, что Дима просто уже не в состоянии адекватно воспринимать ее слова. Она улыбнулась и прикрыла глаза.
В этот момент то ли руки Димы задели какую-то чувствительную точку на ее теле, то ли просто до головы доехал последний бокал вина. Марина потеряла равновесие. Дима придержал ее, не дав упасть. Потом попробовал поднять, подхватив колени, но даже без восьми килограммов тело Марины оказалось слишком тяжелым для него. Он потащил ее к кровати, как пластмассовый манекен в магазине. Тапочки слетели с ног Марины, и пятки неприятно заскребли по линолеуму. Она хотела засмеяться, но даже мимические мышцы уже не слушались.
…ничего не видела. Вроде бы на глазах была черная повязка. Марина вдруг вспомнила, что так же поступил герой из недавно прочитанного романа, название которого затерялось где-то в глубине мозга.
- В этот момент зрение не нужно, - сказал герой героине. - В этот момент нужны только осязание и слух.
- Снимай, - сказал Дима Марине. Та часть мозга, которая еще была способна функционировать, предложила Марине два варианта - трусики и повязку. Халатика на ней, насколько она могла понять, уже не было. Марина потянулась к лицу, но чьи-то - Димины, чьи же еще, - руки остановили ее.
- Да не ты, - сказал Дима.
Марина на секунду растерялась - сказанное было явно неуместно, - но потом теплые пальцы обхватили ее левый сосок и еще более чувствительный участок тела внизу, там, где заканчивались жировые складки. Марина жадно хватанула кислый воздух комнаты и громко, очень громко застонала. Она хотела что-нибудь сказать, но язык…
…кричал Монтень. Марина никогда раньше не слышала, чтобы ее кот издавал такие звуки. Он не просто кричал, требуя еды или ища компании, а почти выл. Звук этот был настолько жутким, что она совершенно забыла о происходящем. По странной приглушенности она поняла, что Монтень кричит за закрытой дверью ее комнаты. Она очень испугалась. Может быть, того, что кот некстати разбудит Рому и помешает им.
Марина сорвала с глаз повязку и попыталась встать.
- Я прогоню, - сказала она, наконец обретя контроль над речевым аппаратом.
- Не надо, - сказал Дима.
- Почему? - спросила Марина и вдруг увидела за его плечом Рому. Тот держал в руках камеру. - А что…
Но тут что-то взорвалось внутри Марины, по всему ее телу прокатилась ударная волна, и она, выгнувшись, закричала уже сама. Дима начал ритмичные движения, и вскоре в такт им Марина начала повторять короткое русское отрицание, состоящее всего из трех букв, как и то слово, вокруг которого…
…к ее губам, а по телу гуляли, казалось, сразу четыре руки. Марина рефлекторно открыла рот, и тут же что-то уткнулось ей в гортань, а нос неприятно защекотали волоски. Марина дернулась назад.
- Главное, не кусаться, - сказал Дима, - Хорошо?
- Да, - сказала Марина, чувствуя, как две сильные руки наклоняют ее голову вперед, еще одна гладит ягодицы, а другая теребит сосок, вызывая совершенно немыслимые колебания во всем теле. Хотелось только одного - чтобы колебания эти становились сильнее. Марина сложила губы…
…тяжело дышали рядом, кто-то был снизу, кто-то сверху, и оба они были внутри, и, что бы там ни говорили подруги в прокуренных сортирах, что бы ни показывал разнузданный телевизор, что бы ни писали авторы любовных романов, больно не было. Совсем. Марина обнаружила, что тело ее приобрело странную самостоятельность. Хотя она не давала ему никаких команд, оно решительно двигалось в такт движениям окружающего мира, сузившегося до масштаба двух голых и потных мужских тел. Напрягались мышцы спины, живота, ног, мышцы всего тела. Весело колотилось сердце, шумно гоняли воздух легкие, а снизу постоянно прибегали пенящиеся волны, раз за разом обрушивавшиеся на разум.
И вдруг на недолгий, но запомнившийся навсегда момент наступил отлив, пришла ослепительная, ненужная и страшная трезвость. И захотелось, чтобы стало больно. Чтобы предавшее ее тело приносило совсем другие ощущения. Происходящее должно было сопровождаться болью, рвущей, сильной, какая только бывает. Оно должно было сопровождаться болью. Но боли не было. Было совсем наоборот. И именно поэтому Марина снова стала кричать, задыхаясь, всхлипывая и чувствуя, как из ноздрей при каждом выдохе летят сопли, а на губах пузырится что-то липкое.
Вася
Краткий приступ зимы закончился. За окном снова была стопроцентная осень - мокрый асфальт, еще зеленая, но уже совершенно неубедительная трава, лысеющие деревья и рассеянная в атмосфере влага, то ли дождь, то ли туман, превращавшая бессмертный солнечный свет в серое свечение.
Андрей сидел на кухне и пил чай. Времени было около половины первого, и, как это в последнее время бывало по воскресеньям, сильно болела голова. Компанию Андрею составлял папа. Он сидел у окна, курил, выпуская струи дешевого табачного дыма в форточку и время от времени поглядывая на боровшегося с чаем сына. Под папиным взглядом чуть сильнее тряслись похмельные руки, а мысль о бутерброде, иногда возникавшая в усталом мозгу, теряла остатки конструктивности.
- Как самочувствие? - спросил папа.
- Нормальное, - ответил Андрей, глядя в чашку.
- Прекрасно, - сказал папа. - Похмелье уже норма, что ли?
- С чего ты взял? - спросил Андрей, делая новый глоток.
- Да вижу, - сказал папа. - Ты делом думаешь вообще заниматься?
- Я занимаюсь, - сказал Андрей. Говорить было тяжело - стоило открыть рот, как желудок сразу сводило. Андрей гасил костерок тошноты чаем. Допив первую чашку, он налил вторую.
- Я вижу, - снова сказал папа. Андрей подумал, что чаще это говорят только пациенты, заканчивающие курс в клинике Норбекова.
В кухню зашла мама, оставив на время телевизор в одиночестве.
- Чайник горячий? - спросила она.
- Горячий, - сказал папа.
- Да, - сказал Андрей.
Мама приготовила кофе, достала из шкафа пакет с соевыми батончиками и ушла в комнату.
- Морду-то кто побил? - спросил папа, когда принесенные мамой колебания утихли.
Андрей смутно помнил, что на этот вопрос, в несколько иной форме заданный мамой, он отвечал еще накануне. Правда, что именно было сказано, вспомнить не удалось, поэтому Андрей пожал плечами и тихо сказал:
- Так. Люди.
- Я понимаю, что не звери. Иначе зубы целыми бы не остались, - сказал папа. - А вообще, пить по три дня - нормально, ты считаешь? Нервы нам трепать?
- Я не по три дня, - сказал Андрей.
- А по сколько? - спросил папа.
- Ладно. - Андрей встал с табуретки, взял чашку и пошел к дверям.
- Девки были хоть? - спросил папа.
- Были, - ответил Андрей.
- Ну это хорошо, - сказал папа. - Надеюсь, дедом не сделал меня еще.
Андрей молча вышел.
Воскресенье было чем-то вроде санитарного дня. Андрей обычно посвящал его тихому культурному досугу, под бормотание телевизора, компьютера или автора какой-нибудь книги перерабатывая накопленный опыт. Иногда приходилось делать что-нибудь по учебе или помогать родителям в ведении домашнего хозяйства. Вечером пили пиво с Олегом. На новые приключения обычно не тянуло.
Поставив чашку с чаем на письменный стол, Андрей взял пульт дистанционного управления, лежавший на телевизоре, и впустил в комнату MTV. После чего сел на стул, поместил взгляд на телевизионный экран и стал впитывать заморский напиток и заморские эмоции. На душе было пасмурно и тихо. Потрескивавший молодыми неоформившимися голосами телевизионный огонек успокаивал, несмотря на то, что участники передачи старались выжимать из себя настоящие страсти, обсуждая короткометражные музыкальные фильмы, в простонародье называемые клипами. Андрей следил за последними веяниями мировой культуры из прагматичных побуждений - телевизионные передачи были неотъемлемой частью салонных и уличных бесед с товарищами. Причем в беседах этих так же неизменно обсуждались последние достижения научно-технического прогресса в области автомобилестроения и бытовой электроники, что еще раз подчеркивало тесное переплетение гуманитарного и естественного знания в постиндустриальную эпоху.