- Как ничего? - спросила Василиса. На лице ее выступило такое искреннее непонимание, что Андрею стало немного страшно из-за собственной удаленности от мира.
- Так, - сказал он, посмотрев на пруд. - Ушли все, мы вдвоем остались. Она пошла на кухню посуду мыть, а я минут пять посидел. Радио послушал и домой пошел.
- И все? - спросила Василиса.
- И все, - сказал Андрей.
- А она что же? - спросила Василиса.
- Ничего, - сказал Андрей, взглянув на небо.
- Эх, - сказала Василиса. - Дура. Я бы тебя не отпустила.
Андрей хотел было защитить свою школьную любовь от незаслуженного обвинения, но Василиса, прежде чем он успел открыть рот, решила подтвердить свой тезис и, схватив его за шею, стала целовать. Только через пару минут они вернулись в исходное положение.
- Прохладно, - сказал Андрей, поежившись. По губам его ползала глупая пьяная ухмылка, а внутри что-то жгло, и он понял, что это горят те самые трубы, о которых он столько слышал в детстве.
- Да уж, - согласилась Василиса.
Решение выпить оказалось удивительно верным. Впрочем, Андрей в этом нисколько не сомневался. Мыслительный процесс не то чтобы упростился, но стал более цельным, словно куст, аккуратно постриженный садовником и принявший культурную форму. Малопонятные сомнения отпали, деструктивная рефлексия больше не тревожила душу. В таком состоянии Андрей легко поддерживал затеянную Василисой беседу, суть которой сводилась к подробному освещению интимного прошлого. Если раньше подобные разговоры вызывали в сердце Андрея мучительное жжение, то сейчас они не генерировали никаких эмоций, словно бы речь шла о погоде или последних новинках музыкального рынка. Андрей вежливо подхихикивал Василисе, когда она, улыбаясь и глядя Андрею в глаза, рассказывала о своем первом минете; пару раз цокнул языком, когда речь зашла о небогатом, но ярком гомосексуальном опыте; а после того, как Василиса, потупив взор, спросила, не пробовал ли он секс втроем, Андрей смеялся очень долго, до слез и икоты.
Внешний мир изменился так же, как и внутренний. Андрей хорошо помнил, что первое посещение парка вызвало у него весьма сложные переживания. Сидевшие тогда на соседних лавочках парочки рождали мучительную зависть, оптимистичный матерок Никиты наполнял верой в человечество, знойный вкус портвейна будил желание сделать что-нибудь полезное, а догоравший в ветвях деревьев майский закат будил в душе светлую тоску по прекрасному и несбыточному. Сейчас все эти раздражители отсутствовали. Плохая погода распугала не только гуляющих, но и охранников, и в подсвеченной белыми ртутными фонарями темной пустоте парка Андрей и Василиса были одни. Только иногда из дальнего угла парка долетал молодой задорный хохот. Поначалу он казался сигналом опасности, но после того как банка с коктейлем опустела примерно наполовину, превратился в малозначимый элемент звуковой панорамы. Подпертый фонарями и деревьями туман приглушал цвета и звуки. Пруд было видно совсем плохо. Лебеди куда-то исчезли, и только у самого берега дремали меланхоличные утки. Все это рождало тупое спокойствие.
В общем, обстановка была самая позитивная и почему-то целомудренная, несмотря на то, что частые прикосновения губ Василисы рождали естественное шевеление в штанах. Так или иначе, вызрело решение выпить еще и заодно прогуляться.
- Пойдем, что ли, - сказал Андрей, бросив окурок в урну.
- Куда? - спросила Василиса.
- Ну, в сторону Цветного, - сказал Андрей.
- А это далеко? - спросила Василиса.
- Нет, - сказал Андрей. - Минут десять.
- Слушай, - сказала Василиса, когда они встали с лавки, оставив после себя два смятых пакета, - а у друга твоего свободно сегодня?
Андрей посмотрел на Василису и, сам не зная почему, решил соврать:
- Нет. Было бы свободно, разве сидели бы тут.
- Понятно, - сказала Василиса.
На ее лице отразились одновременно сожаление по поводу того, что у друга занято, и радость от того, что они не стали бы тут сидеть в противном случае. Андрею это показалось забавным. Он улыбнулся и в первый раз сам поцеловал Василису.
Дорога от парка до Цветного бульвара проходила по темным безлюдным местам, разжиться алкоголем здесь было негде. По пути они миновали памятник адмиралу Ушакову, устало разглядывавший несущиеся мимо машины, потом прошли через темный сквер, где Андрей в очередной раз справил малую нужду. Потом шли мимо реставрируемого дома по деревянной галерее. У выхода из галереи им встретилась группа грустных узбекских строителей, которые, видимо, ждали автобуса после завершения нелегкой трудовой вахты. Потом был еще один парк и бюст генерала времен Великой Отечественной войны, фамилия которого не ассоциировалась с изученными в школе громкими победами русского оружия. Василиса почти всю дорогу рассказывала о недавнем своем знакомстве с мальчиком, оказавшимся лейтенантом ФСБ. Мальчик упорно настаивал на анальном контакте, но Василиса так и не согласилась. Как оказалось, эта форма любви ей совершенно незнакома и чужда. Андрей уже привычно кивал и вставлял короткие реплики. Он ненадолго задумался над тем, как будет Василиса потом представлять его новому своему спутнику. Однажды у меня был парень, который не помнил, как со мной переспал.
Он настолько свыкся с тем, что слова Василисы не требуют развернутых ответов, что слегка растерялся, когда, уже совсем недалеко от Цветного бульвара, она вдруг поинтересовалась его музыкальными вкусами. Они как раз нырнули под широкую эстакаду. Кусок дома, видневшийся впереди, был богато иллюстрирован улыбчивыми афишами. Андрей, музыкальные пристрастия которого были размытыми, просто прочитал пару названий с этих афиш.
- То есть ты не металлист? - спросила Василиса.
- Нет, - ответил Андрей, хохотнув.
- Это хорошо, - сказала Василиса. - А то был у меня парень-металлист…
Все встало на свои места.
Цветной бульвар показался ослепительно ярким после темных скверов. Когда эстакада осталась позади и открылась панорама одного из самых известных кусочков Москвы, Андрей даже слегка прижмурил глаза.
- Пришли, - сказал он.
- Куда теперь? - спросила Василиса. В голосе ее звучала счастливая покорность, слегка напугавшая Андрея.
- Надо догнаться, - сказал он, негромко рыгнув. Это действие придало уверенности в собственных силах и завтрашнем дне.
Андрей на самом деле ничего такого не хотел, но так уж получилось, что рядом оказался магазин самообслуживания. Он был совсем маленьким, и владелец вполне мог обойтись стандартными витринами-холодильниками и нерасторопной продавщицей, но, видимо, не в меру развитое тщеславие заставило его установить в тесном помещении турникет с игрушечным "кирпичом" и кресло с охранником недалеко от входа. Войдя внутрь, Андрей сразу почувствовал знакомое сосание в животе. Он отпустил руку Василисы, быстро пошел вдоль полок с алкоголем, и через несколько секунд у него возникло ощущение, что в магазине их ждали. На средней полке, примерно на уровне груди, в дальнем от входа конце зала рядом стояли банки с "Отверткой" и "Ред Буллом", напитком, с которого начиналась адреналиновая карьера.
- Ну, как обычно? - спросила Василиса, встав у Андрея за спиной и обхватив его талию.
- То есть? - спросил Андрей, испугавшись, что прошлой ночью посвятил Василису в самые темные тайны своей жизни.
- По "Отвертке", - сказала Василиса.
- А, - сказал Андрей, соображая, как бы добыть несколько секунд одиночества. - Да. Иди пока к кассе, хорошо? Очередь займи. Я сейчас подойду.
- Хорошо, - сказала Василиса. В голосе ее скользнуло удивление, но Андрей не стал обращать на это внимания.
Когда Василиса скрылась за стеллажом, он быстро посмотрел в сторону входа. Ни охранник, ни зеркало не были видны. Андрей сунул две банки "Ред Булла" в карманы, потом взял по "Отвертке". Выброс природного стимулятора вызвал секундную ясность мысли. Андрей одновременно подумал о том, что маленькая площадь магазина делает акцию более сложной и почетной, и о том, что удваивание приобретений, легальных и не очень, успело стать привычкой. Впрочем, почти сразу вернулось пьяное благодушие, и, выйдя к кассе, Андрей не испытывал почти никаких эмоций. Сердце билось до обидного ровно. Андрей понял, что уже перешагнул на следующую ступень, когда выносить банку надо не для того, чтобы получить острые переживания, а просто потому, что иначе уже нельзя. Пути назад, видимо, не было, и от этого стало немного грустно.
Василиса, дожидаясь Андрея, развлекалась рассматриванием полок с жвачкой и шоколадом. Подойдя к ней, Андрей кивнул в сторону кассы, потом расплатился, и они вместе вышли из магазина, держась за руки.
Главное событие, к которому - теперь это было ясно - готовил весь вечер, не оставило почти никакого следа в душе. Даже сырой запах улицы не пробудил желаемого волнения. Андрей расстроился. Холод равнодушия угнетал.
- Открой, - сказала Василиса, протянув ему банку.
- Погоди, - сказал Андрей. - Пойдем сядем сначала.
- Куда? - спросила Василиса.
- Туда. - Андрей кивнул в сторону увядшего фонтана, окруженного бронзовыми клоунами.
Они перешли дорогу и через пару минут сели на лавку недалеко от едущей на одноколесном велосипеде скульптуры. Цветной бульвар отличался от парка не только освещенностью, но и другим временным режимом. Народу вокруг было очень много, и если в парке непроизвольно возникало ощущение позднего вечера, то здесь становилось ясно, что времени еще мало и домой ехать рано. Почти все окружающие, люди в основном молодые, пили пиво и коктейли, кто-то фотографировался возле сидящего на мокром асфальте клоуна. Клоун прижимал руки к промежности, приподняв ноги и страшно улыбаясь. Казалось, он решил сыграть в чехарду с земным шаром. Впрочем, у Никиты в достопамятный вечер эта скульптура вызвала совсем другие, очень нескромные ассоциации. Андрей откинулся на спинку лавки и вытащил из карманов банки с "Ред Буллом".
- А это откуда? - задала Василиса прогнозируемый вопрос.
- Из магазина, - сказал Андрей.
- Так ты же вроде не платил, - сказала Василиса.
- Вроде не платил, - согласился Андрей, открыл одну банку, протянул Василисе, потом расковырял другую.
- Украл, что ли? - спросила Василиса.
- Ну, в общем, можно и так сказать, - сказал Андрей.
- А, - сказала Василиса. - Ты позавчера что-то такое рассказывал. Точнее, вчера. Я думала, шутишь.
- Ясно, - сказал Андрей.
- У тебя денег мало? - спросила Василиса.
- Да нет, - сказал Андрей. - С этим все в порядке.
- А зачем тогда? - спросила Василиса.
- Ну так, - сказал Андрей. - Для интереса. Адреналин.
- Понятно, - сказала Василиса и ненадолго замолчала.
Андрей отхлебнул из банки и закурил.
- А что будет, если поймают? - спросила Василиса после паузы.
- Хороший вопрос, - сказал Андрей. - Не знаю. Не пробовал.
Василиса улыбнулась.
- Слушай, - сказала она. - А научи меня?
- Зачем? - спросил Андрей.
- Ну, тоже хочу, чтобы интересно было, - сказала Василиса.
- А так неинтересно? - спросил Андрей.
- Так еще интереснее будет, - сказала Василиса.
Андрей помолчал. Со стороны могло показаться, что он взвешивает все "за" и "против". Он вполне мог подумать о том, что непосредственное участие Василисы привнесет свежую струю, вернув утраченную остроту чувств. Или подумать о том, что случится, если она будет одна и ее поймают. Но на самом деле Андрей ничего не взвешивал. Он просто боролся с неожиданным приступом тошноты, вызванным конфликтом между алкоголем и кофеином. Подавив спазм желудка, он наконец сказал:
- Сделаю. Только не сегодня.
- Хорошо, - сказала Василиса.
Они поцеловались.
- Слушай, - сказал Андрей, пьяно хмурясь. - А тебя коротко ведь Вася надо называть?
- Ну да, - сказала Василиса.
- И тебе не обидно? - спросил Андрей.
- Да вроде привыкла уже, - сказала Василиса.
- То есть можно, - сказал Андрей.
- Ну да, - сказала Василиса.
- Отлично, - сказал Андрей. - Вася.
Вечер покатился дальше.
Уборка
Таким образом, уборка задержалась на сутки.
Марина проснулась около одиннадцати. Она не помнила, когда разобрала кровать, но оказалось, что когда-то она успела это сделать и даже надела белье. Какое-то время Марина лежала на спине, положив руки под голову, глядя в потолок и прислушиваясь к почти космической тишине, заполнявшей квартиру. Иногда в тишину добавлялись отрывистые приглушенные звуки, словно кто-то время от времени капал чернилами в стакан с чистой водой. Что-то тяжелое загремело у соседей наверху, за окном удивленно вскрикнула ворона, потом раздался шум спускаемой в унитазе воды. Фоном служило густое жужжание в усталой голове. Марина усмехнулась, вздохнула, встала с кровати и пошла в душ, шлепая босыми ногами по холодному линолеуму. По пути она наступила на липкое пятно, но не стала смотреть под ноги.
В ванной Марина провела очень много времени. Она долго стояла под душем, сделав воду настолько горячей, насколько это было позволено природой и работой котельной. Ванная комната наполнилась туманом, пованивавшим ржавчиной, а тело Марины сделалось красным и очень мягким. Она трижды намыливала мочалку (ее немного смущало то, что в рекламных роликах героини никогда не пользуются этим полезным изобретением, но воспитание не позволяло Марине сладострастно растирать свое тело намыленными ладонями так, как это делали электронно-лучевые красавицы). После третьего раза ей удалось полностью снять защитный слой кожи, после чего лопатки, предплечья, колени и лодыжки стало сильно щипать. Марина поняла, что еще один раз уже не выдержит, постояла еще немного под жесткими струями, выключила воду, вылезла из ванны на резиновый коврик и долго вытиралась полотенцем. После секундной паузы она забралась на весы. За ночь ей удалось сбросить почти два килограмма. Конечно, такие резкие потери должны быстро восстанавливаться, но Марина совсем не хотела есть, и это давало надежду на то, что лишний вес утрачен если не навсегда, то по крайней мере надолго. Пора было подумывать об очередном обновлении гардероба. Марина представила себе, как изменится папино лицо, когда она ему об этом сообщит, и хихикнула. Натянув белье, она вернулась в свою комнату.
Только теперь Марина заметила висевший в комнате аромат вчерашнего вечера. Запах был густой и неприятный. Марина на несколько секунд остановилась в дверях. Губы ее дернула судорога, зрачки расширились. Она мотнула головой, подошла к креслу, накинула халатик, затем направилась к окну, распахнула форточку, втянула сырой уличный воздух. Немного подумав, сняла с подоконника телефон, поставила его на пол и открыла окно. Осень с безразличием врача ощупала Маринино тело и стала выковыривать вонь из комнаты. Марина взяла стоявшие на тумбочке пустые бокалы и бутылку и пошла на кухню.
На кухне ее встретил дожидавшийся завтрака Монтень. Выбросив бутылку в мусорное ведро и поставив бокалы в раковину, Марина присела на корточки и погладила кота по голове. Потом помыла бокалы, выкинула вторую бутылку, стоявшую на столе.
Достала ведро, подошла к столу, вытряхнула пепельницу, вернула ведро на место. Взяла с тумбочки возле раковины белую тряпку - кусок старой маминой ночнушки - и дважды тщательно протерла стол. Открыла окно, чтобы выветрился крепкий табачный дух. Наконец, покормила Монтеня, который с совершенно нехарактерным для него терпением все это время тихо сидел возле холодильника.
Потом Марина сварила кофе. Воскресенье перевалило за экватор. По опыту Марина знала, что папа вернется часа в три-четыре. Время у нее было. Она хотела покурить, но лежавшие на подоконнике две пачки "Парламента" оказались пусты. Марина вздохнула, выбросила пустые пачки, потом пошла выносить мусор. В коридоре и на лестнице она никого не встретила. Пока она спускалась к мусоропроводу, расположенному между этажами, взгляд ее, словно рука по перилам, ехал по исписанным стенам. Подробный разбор торговых марок музыкального и футбольного бизнеса не вызывал никаких эмоций, но потом в поле зрения оказалась жирная черная строка.
"Любопытной Варваре на базаре целку сломали", - написал кто-то на холодной синей стене.
Марина уронила ведро, и мусор с сочным полифоническим шумом рассыпался по ступенькам. Она хотела сходить домой за веником и совком, но потом просто спустилась на площадку возле мусоропровода, взяла скатившееся туда ведро, поднялась на несколько ступенек, присела на корточки и стала ладонью сгребать отходы своей семейной жизни в пластиковую емкость. Бутылки, к счастью, не разбились. Впрочем, если вспоминать приметы, получалось совсем наоборот.
Разобравшись с мусором - на ступеньках остались пятна и потеки, но Марина решила не переживать по этому поводу, - она вернулась в квартиру, поставила ведро на место, тщательно вымыла руки с мылом, взяла чашку с кофе и пошла в свою комнату.
Музыку Марина не включала. Она просто села в кресло, повернулась к затянутому туманом окну и, не торопясь, выпила кофе. Позавтракавший Монтень покрутился немного возле ее оголенных лодыжек, потом забрался на кровать.
Допив кофе, Марина согнала Монтеня с кровати и заправила постель. Потом сходила на кухню, помыла чашку, вернулась в комнату, взяла тряпку с батареи и стала вытирать пыль. Делала она это медленно и очень тщательно, так, что мама, увидев ее, наверное, прослезилась бы. Марина поднимала самые мелкие вещи, протирала поверхности под ними, обмахивала сами вещи, ставила их на место. Расправившись со своей комнатой, она навела порядок на кухне, взяла высохшие бокалы, отнесла их на место, стала убирать большую комнату. Добравшись до серванта, она посмотрела на стоявшую внутри стереоскопическую коробку, отложила тряпку, открыла створку, достала коробку и заглянула в помутневшие от времени пластиковые окуляры.
Внутри была свежая детская зима. Ослепительно белели сугробы. Маленькая выпуклая Марина по-прежнему сидела на лавке, положив один локоть на спинку и держа в руках красную пластмассовую лопатку. Она все так же улыбалась, с легким испугом глядя в глаза неведомому зрителю.
Марина долго смотрела на объемное прошлое, улыбаясь и не дыша. Потом вернула коробку на место, закрыла сервант и стала убираться дальше.
Покончив с пылью, она сходила в туалет, достала притиснутое к стене унитазом железное ведро, отнесла его в ванную и стала набирать воду. Принесла с балкона швабру, сходила на кухню, взяла лежавшую возле холодильника половую тряпку.
Пол она мыла так же тщательно, как и вытирала пыль. Засунув полы халатика за резинку трусов, Марина размашисто орудовала шваброй. В трудных местах, снимая тряпку со швабры, Марина становилась на четвереньки и терла пол руками. Часто меняла воду.