* * *
Лес кончался, и через поредевшие шеренги елей уже пробивался свет уличных фонарей, разом лишивший лунное сияние сочности и эмоциональности. Впереди Андрея ждало небольшое потрясение. На выходе из леса стояла лавочка. Несмотря на морозную погоду и позднее время, она сумела стать центром темной компании, разбрасывавшей вокруг себя нехороший смех. Первые волны веселья коснулись ушей Андрея, когда лавочка была еще не видна. Он остановился и прислушался.
- Что? - спросила Василиса.
- Тихо, - сказал Андрей.
Впереди снова засмеялись. На душе стало как-то муторно, но все равно надо было идти. Андрей медленно двинулся вперед, стараясь успокоить себя мыслью о том, что они с Олегом тоже иногда сидели на этой лавке и издавали похожие звуки, не представляя, тем не менее, никакой реальной угрозы прохожим.
- Ну что? - спросила Василиса.
- Нет, ничего, - сказал Андрей. - Показалось.
- Понятно, - сказала Василиса.
Андрей подумал, что она на самом деле все понимает, и вспомнил, как Никита однажды сказал, что девчонки специально ищут опасные места, чтобы посмотреть, как их парни дерутся. От этой мысли стало совсем нехорошо. Андрей покосился на Василису. Она сразу заметила движение его головы, повернулась, улыбнулась и спросила:
- А что мы родителям твоим скажем?
- Да ничего, - сказал Андрей. - Моя комната.
Василиса усмехнулась и спросила:
- Но они как, рады будут?
- Не знаю, - сказал Андрей.
Наконец лавочка появилась в поле зрения. Она стояла под елью, и разглядеть людей вокруг нее толком не удалось. Видны были только темные тени и стайка сигаретных огоньков. Андрей пошел вперед, не сбавляя шага.
Он никогда не любил драться. Причем, как любой, кто не умеет этого делать, боялся не столько физической боли, сколько неизбежного унижения. А еще он боялся, что, если кто-то что-то скажет, он не сможет ничего сказать в ответ. Или сможет, а потом оплошает в бою. В общем, в душе его распустился букет стандартных для такой ситуации мыслей. По телу снова покатилась адреналиновая волна, но на этот раз возникшая дрожь не казалась приятной.
И только когда до лавочки оставалось метров десять, в голову пришла совершенно очевидная мысль о том, что движение мимо пьяной компании ничем не отличается от налета на магазин. Такой же риск оказаться в неприятной ситуации, только вызванный не собственным желанием, а внешней необходимостью. Но, как сказал великий, свобода - это осознанная необходимость. Последнее соображение несколько изменило ситуацию. Андрей почувствовал себя увереннее. Вроде бы мыслью нельзя было защититься от неблагоприятного влияния окружающей среды. Вроде бы было нельзя, но они прошли последние метры леса без приключений. Казалось, компания под елкой даже не заметила их.
По дороге к автобусной остановке, пока свежий адреналин медленно вымывался из крови, Андрей думал о том, поменял ли он что-то мыслью, или ему просто повезло. Думал он об этом еще некоторое время, пока ждали автобус, но потом Василиса, решив как-то скрасить ожидание, прикоснулась ко рту Андрея прохладными губами, и вектор его мыслительного процесса радикально поменял направление.
До дома добрались только в одиннадцать. В квартире было почти тихо, только из-под дверей папиной комнаты сочился перемешанный с темнотой храп, а от мамы летел подсвеченный ночником шорох страниц. Сняв ботинки и пуховик, Андрей оставил Василису раздеваться в прихожей, зашел в мамину комнату, откашлялся и сказал:
- Привет! Я сегодня не один.
- А с кем? - спросила мама, опустив руку с цветастым детективом на одеяло. В голосе ее было скорее любопытство, чем удивление, как всегда происходит, когда в мозг поступает по-настоящему неожиданная информация, которая вначале не воспринимается как реальная.
- С Василисой, - сказал Андрей. Он пару раз упоминал это имя дома, поэтому решил не перегружать маму подробностями.
- С девушкой? - спросила мама. На этот раз удивление было уже доминирующей эмоцией.
- Ну да, - сказал Андрей.
- А что так поздно? И надолго она? - спросила мама.
- До утра, - сказал Андрей. - Так уж вышло.
- А где же она спать будет? - спросила мама.
- У меня, - сказал Андрей.
- У тебя, - повторила мама. На лице ее проступила легкая грусть, расшифровывавшаяся, видимо, стандартной фразой о том, что время летит и старость уже не за горами.
Андрею сразу захотелось сказать что-нибудь ободряющее. Он прошелся по комнате, взял в руки лежавшую на телевизоре газету с программой, пробежался глазами по расписанию жизни телезрителя.
- Я сегодня еще, похоже, одну партию продал, - сказал он, положив газету на место.
- Обогревателей? - спросила мама.
- Да, - сказал Андрей.
- Большую? - спросила мама.
- Стандартную, - сказал Андрей.
- Понятно, - сказала мама. - Ну вы чаю попейте. Белье дать?
- Не надо, - сказал Андрей.
- Можно, я вставать не буду? - спросила мама.
- Конечно, - сказал Андрей. - Как-нибудь в другой раз познакомлю вас.
- Хорошо, - сказала мама. - Папу не разбудите.
- Да уж постараемся, - сказал Андрей и вышел в прихожую.
В своей комнате он вернулся к прерванным на остановке размышлениям. Пока Василиса снимала с него два свитера, футболку и расстегивала джинсы, Андрей думал о том, что будет, если мама все-таки решит выдать им чистое белье или проснувшийся папа зайдет проведать припозднившегося сына. Сразу, конечно, вспоминался успокаивающий анекдот про покупку мотоцикла, но в целом обстановка была необычная, и сердце работало интенсивнее обычного.
Оставшись в трусах, Андрей сумел выкроить несколько секунд на то, чтобы включить компьютер и наполнить комнату негромкой и подходящей к случаю электронной музыкой. "Музыка, она ритм задает", - сказал как-то Олег во время обмена опытом. Разобравшись с этим, Андрей снял носки - процедура, неизменно привносившая в романтическую симфонию басовые бытовые нотки, - и уложил Василису на диван.
Она улыбалась. Андрей расстегнул молнию ее кофты, провел рукой по подпертому напряженной грудью лифчику. Теперь он ясно ощущал новую остроту переживаний - и из-за того, что за стеной спали родители, и из-за недавнего похода в магазин, и из-за прогулки по темному лесу, пристанищу наркоманов и убийц. Конечно, излишнее волнение было ни к чему, все могло закончиться слишком быстро. Но Андрей думал о другом. Эта способность к отвлеченным рассуждениям даже в самые волнующие моменты жизни немного пугала, но поделать с ней ничего было нельзя. Стягивая узкие джинсы с покрасневших от мороза бедер Василисы, Андрей формулировал новые выводы. Он понял, что жизнь следует строить по принципу максимального адреналина. Тогда ее биение может ощущаться в полной мере.
Дальше все было, как обычно, лишь некоторые звуки - щелчок застежки лифчика, шорох резинки спускаемых трусиков и треск разрываемой упаковки презерватива - казались чуть громче и ярче. А потом, телевизионно-киношным жестом перебирая волосы Василисы, Андрей думал о том, что надо бы сделать еще что-нибудь новое.
* * *
Утро наступило поздно.
Андрей с трудом выбрался из сна, содержание которого странным образом диссонировало с окружающей обстановкой. Впрочем, подробности сновидения перенести в бесповоротно начавшийся четверг не удалось, запомнился только мужчина в военной форме, с черной повязкой на глазу, тычущий указкой цвета хаки в висевший на ученической доске плакат с ядерным грибом и жирной надписью "Поражающие факторы информационного взрыва". В общем, сон был эхом занятий на военной кафедре, и Андрей не стал углубляться в его толкование. Скосив глаза - шевелиться он не хотел, чтобы не будить Василису, - Андрей посмотрел на стоявший на столе советский электронный будильник (когда-то давно его сильно взволновала мысль о том, что еще в очень многих домах есть такой же будильник). На зеленом табло светился час дня. Андрей поморщился. Позднее пробуждение означало, что день пройдет слишком быстро.
Впрочем, настроение и без этого было не самым хорошим. Наступил типичный отходняк, приходивший после каждой ночи, насыщенной телом Василисы. Олег, изучавший биохимию в Московском Университете, недавно подробно описал пожаловавшемуся Андрею механизм этого процесса.
- Сератонин-то сжигаешь ночью, - сказал он. - В больших количествах. Поэтому утром тяжко. Как после экстази или травы.
Андрей доверял познаниям товарища, но все же до сих пор списывал неприятный эффект на похмелье. Однако накануне - в первый раз - ничего не пили, а в эмоциональном фоне все равно преобладали мрачные тона. При этом, как ни странно, организм Андрея был по-прежнему готов к любви.
Василиса сумела уловить соответствующий сигнал даже во сне. Она открыла глаза, подняла голову, посмотрела на Андрея, улыбнулась и без лишних разговоров пустила его тело в оборот. Через двадцать минут на душе стало совсем погано. Андрей вылез из постели и отправился в ванную.
Теплый душ немного исправил ситуацию. Не то чтобы настроение стало лучше, но после гигиенической процедуры несколько наладилась работа мозга. Вытираясь полотенцем, Андрей стал составлять план если не на весь день - так далеко загадывать он не любил, - то по крайней мере на пару ближайших часов. При этом он старался ориентироваться на выработанный накануне принцип максимального адреналина, правда, получалось это не очень хорошо. Предстоящий поход в четверг не таил в себе никаких опасностей и соответствующих им душевных и физиологических волнений. Стирая последние капли воды с поцарапанных Василисиными ногтями ягодиц, Андрей думал о том, что принцип явно нуждается в определенной доработке. Он интуитивно ощущал заключенную в нем всеобщность и понимал, что адреналин можно извлекать из любой ситуации, но как это делать в конкретных случаях, было еще не совсем понятно.
Андрей повесил полотенце на веревку, натянул трусы, посмотрел в зеркало. Мозг его привычно управлял сразу несколькими мыслями. Андрей думал о том, что бриться не стоит, чтобы не ранить лишний раз чувствительную, почти подростковую кожу. Одновременно он решал вопрос с адреналином, вырабатывая как общие рекомендации, так и конкретную модель поведения.
Открыв воду, он взял зубную щетку и тюбик с пастой и стал приводить в порядок ротовую полость. Когда по языку разлился ментоловый вкус, Андрей подумал, что любой приток адреналина связан с нарушением некоторых внешних или внутренних установок. Несложный вывод о том, что любой риск есть просто частный случай такого нарушения - а именно отступление от привычки находиться в безопасности, - Андрей сделал, тщательно обрабатывая толком еще не выросшие зубы мудрости и глядя в зеркало на искаженное ежедневной гигиенической мукой лицо.
Таким образом, в любой момент времени и в любой точке пространства существовала возможность добыть хоть небольшую возбуждающую инъекцию - для этого достаточно было просто повернуться на сто восемьдесят градусов и сделать пару шагов в этом направлении. Например, опаздывая на поезд, можно было специально задержаться на пару минут в метро - одна мысль о сопутствующих этому моменту ощущениях вызывала легкое жжение в солнечном сплетении. Однако подобные ситуации, когда простое механическое действие вызывало бы бурный отклик в душе, складывались нечасто.
Андрей тщательно пополоскал рот, стал мыть щетку. В то же время, думал он, каждый человек ежесекундно руководствуется некоторыми жизненными установками, и, соответственно, внутреннее усилие, направленное навстречу моральному течению, должно вызывать острые ощущения. Необходимо было только…
- Зая, ты долго еще? - спросила Василиса, постучав в дверь ванной.
- Сейчас, - сказал Андрей. - Выхожу.
…обнаружить соответствующую точку опоры. Андрей вставил щетку в гнездо пластмассовой подставки, быстро умылся, еще раз посмотрел в зеркало. Отказ от утреннего туалета мог бы быть таким актом внутреннего протеста, но, к сожалению, момент оказался упущен. Оставалось еще одно крупное убеждение, а именно желание украсить для Василисы утро. Андрей несколько секунд колебался, а потом вдруг как-то сразу решился. Нехорошо улыбнувшись собственному отражению, он негромко сказал:
- А доведи до последствий теорию, что вы давеча проповедовали, выйдет, что людей можно резать.
На улице не было обещанных вчерашним вечером мороза и солнца, только сероватое потепление, некстати вонявшее в форточку ранней весной.
Андрей стоял возле окна, пил кофе, курил и слушал, как Василиса плещется в ванной - составить ей компанию он отказался. Конечно, по разработанному плану выставлять Василису из квартиры надо было сразу, но Андрею не хватило решимости. Он даже пару раз открывал рот, но речевая фабрика выпускала только бесполезные и даже, наверное, вредные общему делу конструкции. Кончилось все тем, что Андрей выдал Василисе чистое полотенце и отправил мыться. В голове его ползали все те же мысли, которые явно утрачивали необходимую концентрацию. Андрей надеялся, что порция кофеина сможет придать внутренней картине потерянную четкость.
Докурив сигарету, он выбросил окурок в форточку, потом поставил чашку на стол, натянул висевшие на спинке кресла спортивные штаны. Прошелся по комнате, хотел было заправить постель, передумал, опустился на пол и отжался тридцать раз. Сил на большее не было. Тяжело дыша, Андрей снова поднялся на ноги и залпом допил кофе. В это время шум воды в ванной стих.
У Андрея немного задрожали руки, и он вернул пустую чашку на стол. Когда раздался характерный щелчок - Василиса целомудренно заперлась, - стало немного тяжело дышать.
Дверь отворилась, и Василиса вышла из ванной. На ней были только трусики и лифчик. Она подошла к Андрею, все еще вытирая полотенцем волосы.
- Ну, - сказала Василиса, оказавшись так близко, что Андрей ощутил тепло, излучаемое свежевымытым телом. - Чем займемся?
- Есть предложения? - спросил Андрей.
Василиса бросила мокрое полотенце на диван и положила руки ему на плечи.
- Ну, кое-какие есть, - сказала она, улыбаясь и глядя Андрею в глаза.
Он сначала хотел отвернуться, но потом передумал. Дыхание его стало прерывистым. Василиса истолковала этот факт выгодным для себя образом и поцеловала неподвижные Андреевы губы.
- Что? - спросила она, не добившись нужной реакции.
Андрей молчал. Он разглядывал лицо Василисы - покрасневшие щеки, еще поджатые умирающей улыбкой губы и глаза, в которых медленно закипало испуганное понимание. Сам не зная зачем, Андрей обнял Василису за талию. Это движение ее явно обнадежило, и улыбка ее вздулась, словно поднесенный к газовому баллону воздушный шарик. Воображение с ненужной яркостью набросало пару эскизов - семейный завтрак, снежная прогулка и предшествующее всему этому очередное слияние на пропитанном телесными соками диване.
- Ну так чем займемся? - спросила Василиса, с некоторым усилием вернув своему голосу обычную игривость.
Колючий гормон до предела наполнил кровь - таких сильных ощущений никогда раньше не было. К традиционным изменениям пульса и дыхания добавились головокружение и неприятная активность мускулатуры прямой кишки. Восприятие, обычно обострявшееся, притупилось, и даже слегка расфокусировалось зрение.
Несмотря на то что думать стало очень сложно, Андрей сумел зафиксировать последовательные превращения, снова и снова стимулировавшие работу поджелудочной железы. Сначала его пугала вероятная Василисина реакция. Потом стало страшно, что нужные слова не будут найдены. Потом - что он так и не сможет ничего сказать, потому что горло, язык и губы совершенно онемели. Наконец, в душе его произошла решающая трансформация, когда все страхи уступили место мучительному любопытству по поводу того, что же будет дальше, и желание проверить собственный потенциал стало непреодолимым - так же, как в магазине, когда опасения быть пойманным сменялись ощущением жизненной потребности в новой краже.
Он откашлялся, тряхнул головой и тихо сказал:
- Я думаю, тебе пора убраться.
- Что? - спросила Василиса.
На лице ее появилось удивление девяносто девятой пробы. Андрей снова кашлянул.
- А почему пальцы у тебя дрожат? - спросила Василиса.
- Идти тебе пора, - сказал Андрей.
Несколько секунд они стояли обнявшись, потом Василиса разжала руки и отступила назад.
- Хорошо, - сказала она и, подойдя к курганчику одежды возле дивана, стала одеваться.
Андрей отступил к окну, достал сигарету из лежавшей на подоконнике пачки и снова закурил. Живот его кололо, сильно хотелось сесть, но Андрей почему-то не стал это делать.
- Дела у тебя, что ли? - спросила Василиса, застегивая молнию на джинсах.
- Ну, - сказал Андрей. - Вроде того.
- Понятно, - сказала Василиса.