Почему бы не последовать доброму примеру? В 54-м Ольга и Федор обвенчаются в русской церкви Вашингтона. "Американские законы строги и надзирают за православной нравственностью", - хохотнет Булен на "свадебном" ужине.
Кстати, шафером у них станет печальный Пол Спегенберг. "Лучший способ держать его на подобающем расстоянии", - заметит Булен. Безнадежно влюбленному Спегенбургу (Булен норовил произнести фамилию так) останется лишь сделать Ольге королевский подарок. Сентябрьским утром 54-го обложка "Лайфа" осветит всю Америку фотографией баронессы Ольги фон Буленбейцер. Впрочем, демократичный редактор намекнет на неуместность титула, вызывающий тон приставки "фон". Поэтому надпись на фото будет проста: "ЛИЦО СЧАСТЛИВОЙ АМЕРИКИ".
И только на оборотной стороне обложки имя миссис Ольги Буленбейцер, родившейся в российском Петербурге, прожившей три дня в американском Петербурге, обвенчанной с Теодором Буленбейцером, бароном (на оборотной стороне - можно), избравшей местом жительства счастливый Сан-Франциско.
Снимок в самом деле хорошо вышел. Как Спегенберг ее подстерег? Ведь Ольга, сколько помнится, не позировала. Да и Пол (мастер непринужденного жанра - так смело его именовали в эпоху маккартизма) не любил постановочных фокусов. Прическа, грим, свет - так и кикимору сотворишь Афродитой. "Я все-таки фотограф", - извинялся Пол, когда вдруг раздавался треск его аппарата над Ольгой читающей (Пушкина? - она подняла глаза отрешенные), над Ольгой ломающей - ветку мирабели в их новом саду (белое платье и стыдливая шляпка), над Ольгой спящей (да, русский гамак унесет ее в русские сны), над Ольгой диктующей (лысеющий Булен внизу кадра за пишущей машинкой), над Ольгой - рождающейся из пены (ни она, ни Булен еще не научились чураться злого сан-францискского океана).
Спегенберг гадает о старой России и фотографирует Ольгу в плетеном кресле, слушающей полурайских птиц в сан-францискском саду. Спегенберг предполагает, что такое русская зима, и ловит Ольгу, спешащей по улице с отчего-то открытой головой и мерцающим снегом, который сейчас, сейчас растает. Спегенберг останавливает око аппарата на Ольге, когда она решает у книжного шкапа - какую вытянуть на этот вечер? И думает Спегенберг, что она сама сошла с русских страниц. Спегенберг просит рассказать о русской кухне - "Я же не умею готовить", - смеется Ольга, и он снимает ее в фартуке, с полосой теста на ладони и на щеке.
Булен начнет толстеть (еще), богатеть (неужели выудили кишки детектора лжи из Москвы?). Он купит лошадей. Ольга верхом - разве это Спегенберг упустит? А вдруг заплаканное лицо? Нет, не заплаканное (этих русских выковали скрывать боль), но которое все-таки плакало. Ему будет неловко: но он фотограф, он имеет право смотреть на жизнь.
"Лицо счастливой Америки" - совсем простая фотография.
И, кстати, понравилась она еще из-за возраста героини. Хочется видеть не девчонку - состоявшегося человека. Что же видела читательница-домохозяйка (придирчивая, но склонная к восторгам)? Что видел читатель? Владелец маленькой фирмы? Крупной? Клерк, делающий первые шаги? Что видел школьник, глаза которого растаскивают газетные лотки? Что видела профессиональная красотка? Или, к примеру, негр? Что видел сотрудник красного посольства (или он сразу углубился в инсинуации бумажных марак)?
Домохозяйка, любуясь обложкой, поворачивала к себе створки трюмо и расправляла челку, жалея, вероятно, что странный пепельно-золотой оттенок прядок миссис "Счастливой Америки" не научились расфасовывать в тюбики волосоокрашивателя (научатся). Робкий клерк прикидывал, в 1972-м или 1978-м он сможет требовать руки подобной красавицы. Владелец крупной фирмы решал укорить фотографией супругу (нельзя же, чтобы щеки в твои годы висли вниз) и не показывать любовнице (миссис Буленбейцер не нуждается в блеске камней). Владелец фирмы мелкой лишний раз убеждался, что оптимизм (разве глаза невской воды не несут корабли радости?) - лучше, чем деньги, но деньги, между прочим, к оптимизму льнут. Школьник, напротив, печально думал, что такая мама всегда ласкова и, наверное, всегда звонко смеется. А негр? Да, белые женщины - что ни говорите - прекрасны. Дело не только в сочных сиськах, как у какавной Мейми, дело… дело… Господи, так и будешь, открыв мокрую губу, смотреть!
Профессиональная красавица дернет головкой. Впрочем, так, щеки тонирует бледным? Отрепетирован поворот головы? Брови - как арки моста Золотые ворота? Когда сквозь арки светит солнце в декабрьскую дрызготню? В красном посольстве уже выискивают коллективно в "Счастливой Америке" (Ольга? Хмы) ход провокации, порочный след былого барства, пряность царских альковов, холод к холопам, манок агентуры, гниль Запада, и огорчаются: потому что не могут, не могут, потому что не могут найти.
А ведь журнал читает еще сенатор? Епископ? Учительница? Поэт? Да, и поэт: Вольдемар Алконостов прислал Ольге телеграмму (поздравляя с венчанием и вдохновляясь "Счастливым лицом") - она, смеясь, прочитала Булену: "Pozvolte v sumrake faty Pogovorit teper na ty Prostite mne uhvatki fata No serdce pravo je ne vata" (в Америке нельзя отстучать телеграмму святой кириллицей).
В ту пору ее стали узнавать на улице, в лавочках старых или, вернее, ненужных вещиц (кривые лавчонки теснятся на набережной - "Как тебе эта шкатулка? - спросит Ольга - Из янтаря… Вдруг из России?" - "Посмотри, - дышит супруг плотоядно. - Гарпун! Мне кажется, подойдет для репутации морского волка").
Кстати, плотный чернявый владельчик лавки упросит принять шкатулку в подарок - "Разве мы вас не знаем? - будет говорить он, целуя Ольге кончики пальцев. - Моя супруга мечтает быть похожей на вас". - "Господи, - шепнет она Булену, - да он армянин - счастье-то какое". - "Армянин-армянин! - ликовал хозяин. - Армянин из Турции". - "Все равно, - скажет Ольга, - все равно". Впрочем, эстамп с Араратом они почему-то не захотят купить.
Шкатулка - для слез - грустно говорила себе Ольга. Если бы стала писательницей, то подошло бы для названия. Алконостов бы, ну конечно же, посмеялся. Что поделаешь: в английском нет слова "пошлость". Тогда лучше фильм. Пусть Спегенберг продаст сценаристам из Холливуда. "Федор! - издевка над Буленом. - Давай засадим тебя за сценарий "Мести черной вдовы"?"
"Вот! - возгласит он в ответ. - Ты видишь? Армяшка не надул: янтарь - настоящий. Здесь маленькая муха внутри - вроде тех, что разводили у Ильи в лаборатории…"
2.
"Я всегда разгадываю, - объявит ей Спегенберг, - о чем вы думаете, когда вот так просто сидите с нами…" - Ольга, разумеется, промолчит. "О чем можно думать, милый Павлик? - о, буленовская бесцеремонность - он давно выкинул наставления Фигенфинкеля. - Например, о брильянтах-тах-тах!" Булен всегда рад своей шутке (так что "коктейль пирата" - свежая его страстишка - скачет, как в шторм, у него в руке). Спегенберг подстраивается к веселью, вежливо царапает ногтем янтарь шкатулки - представьте, вижу впервые! - а поэт Алконостов ("Он оскандалился сейчас романом про любовь к… прости, Олюшка… Молчу"), а поэт Алконостов, оказывается, давно сравнил Ольгин взгляд со светом, идущим из янтаря.
"Между прочим, - Булен в ударе, - как вам мое бонмо Карл Мракс? Нет, не Маркс - а Мракс! Как бы вы перевели это на английский? Господин Божидаров, например, в восторге…" - "Mrax? Mrax?" - "Именно так, сударь…" - "А если Gloomx? Или Darknex? Mdarknex! Mdarknex! Нет, я бессилен…" - "Напротив, - Булен мясисто поаплодировал, - напротив…"
Кстати, поблекший Божидаров благодаря Спегенбергу поправит здоровье (соответственно, сначала денежные дела). В том же "Лайфе" Спегенберг споспешествовал втиснуть Божидарову фельетон. Нет, этого не хватит полностью на холливудские зубы (Божидаров щелкал челюстями, говоря, что в борьбе с марксизмом они еще пригодятся) - но ведь будут и следующие статьи.
Компатриоты (коллеги по цеху русских мыслителей-эмигрантов) начнут фыркать: просто Божидарчик попал в тон не слишком взыскательной аудитории америкэна (говорить про нижнее белье! до чего докатились!).
- Зависть, - резюмирует Божидаров, делая коктейлем хры-кы-кы в горле (климат здешний, видите ли, корябает бронхи).
У болгарина был несомненный перевес против других мыслителей: ему прискучили поиски вселенских ответов на вселенское зло. Нащупайте сразу у вашего оппонента пупочную грыжу - давно стало его девизом. Кажется, Божидаров-старший имел в Петербурге обширную практику: в том числе, как уверял сын, излечил от французской болезни поэта Некрасова. "Как же?" (гуднул Булен внутрь стакана). "Горчишниками". "От веселых горнишных, тра-та-та, - напевал врач, оборачивая поэта компрессом, - лечатся горчишниками, тра-та-та".
Длинным вечером (когда с океана плывет, плывет пропитанный влагой воздух, а зелень садов прошибает росой) Божидаров (вместе с другими) угощался коктейлями у Буленбейцеров. Американцев он купил панибратством с кремлевскими каннибалами. "Сталин? - кашлял Божидаров напитком пирата. - Да просто шашлычник!" Булен лопался. Спегенберг (отмечала Ольга), прежде чем смеяться, оборачивался к ней (вы разрешаете?). Джордж Дэвидсон (его привел Спегенберг) гоготал залихватски, хлопая ладонями по вскрикивающему плетеному столу. Кто бы мог прознать, что за маской американского оптимиста (вот они, сюрпризы консервирования тунца!) - укрыт литератор-неудачник, впрочем, терпеливый, если так смеется. Истинно-американская настойчивость. (При бедности американской словесности большой шанс выскочить в мастера слова - главное, избежать преждевременного паралича.) Дэвидсон спросил вдруг Ольгу, можно ли описать их жизнь? Вот вопросец.
Еще - чета соседей. Отставной генерал Гладстон - "Нет, британского премьера я не числю среди своей родни, уа, уа, уа, уа" - и его пересохшая жена-обезьянка - "Я видела вас в "Лайфе". Когда-то, - попробует дотянуться до уха шепнуть, - я была такой-же, хи-хи, неотразимой. У нас, как видите, получился качественный брак. Хотя, признаюсь, было трудно следить за его целомудрием. Он все-таки военный…" Еще - Боби Хольцман - акционерное общество, завод бетономешалок, окраска почему-то галстухов, вложение средств в промысел морских гадов - американец, - отрекомендуется он, дергаясь тиком, - в третьем поколении. Конечно, врет. Во втором.
"…Но теперь-то, - английский Божидарова всегда прихрамывал, - теперь-то перестали насаживать партийцев на шампур, что отменно делал шашлычник Джугашвили…" - "Джоасвили? Кто это?" - тихо спросит обезьянка супруга, он незаметно сдавил ей колено (впрочем, Ольга увидела - ей стало весело вдруг). "…Хочется помирать под перинами, а не под перилами. Если повезет, - втолковывал Божидаров американцам, - и сиганешь в колодец лестничного пролета…" Дэвидсон согласится (что он понимает в смраде Лубянки, дитя!).
Ольга кивнула Булену - патефон опять остановился - Спегенберг опередит супруга - чак-чак-чак - зачавкает патефонная рукоять. "…Соответственно, - увлекался профессор (и таскал буленовские черные сигарки), - начнет к ним, аскетам коммунистической идеи, приклеиваться жирок, а к жирку… ("Я впервые увидел твои глаза, когда тебе было пятнадцать…" - поплелся патефон)… а к жирку - одежонка, ботинки - своей бабоньке французские трусики с земляничкой точно посередине, какие еще соблазны? Вот счастье - привезти в Москву "Мерседес"! Он не летает, он парит по улицам столицы мирового коммунизма! ("В твоих глазах я вижу одиночество, но если я его вижу, значит, ты уже не одинока?" - надеялся патефон.) Кто-то тайком в портфеле притащит в Москву голых девок, в смысле - фотографии…" - "Фуй!" - вскрикнет обезьянка-генеральша. "…Но все-таки лучше жене - привезти сапоги" (исправится Божидаров) - "Зачем сапоги?" (обезьянка допытывается у мужа) - ("Нет, твои губы сомкнуты, - лукавил патефон, - но в твоих глазах я вижу смешинки…") "И потом… когда-нибудь потом… - Божидаров, как божок, в курениях сигарного дыма ("В твоих глазах я вижу немую просьбу, но если я ее понимаю, она уже не немая…" - прихрипывал патефон), - когда-нибудь потом это все лопнет с треском, как бубль-гум, о котором мечтают подпорченные детки партийцев!"
"Что поделаешь, - сокрушался патефон, - прошло время, а время, в отличие от песенки, никогда не останавливается…"
"Но ведь сейчас коммунизм прочен?" - спросит, как бросит камешек с пирса, Хольцман.
"В твоих глазах, моя дарлинг, я вижу упрек, - грустил патефон. - В чем-то, наверное, он справедлив, раз ты смотришь на меня так…"
"Прочен или в чем прочность коммунизма? Отвечу! - радостно пыхнет сигарой профессор. - Брюква медленнее гниет, чем помидор. Давайте поразмышляем о тайнах брюквы… Припомните, что Сталин еще в славном 1937 году похвалялся, что коммунисты обгонят Запад в техническом прогрессе, построят общества изобилия, гха-гха-гха! Гипсовые фрукты на псевдоамериканских небоскребах Москвы - это был новый ход Сталина…"
"Я, конечно, виноват и поэтому опускаю глаза под твоим взором, но ты попробуй простить меня: что я мог сделать, моя дарлинг?"
"…Естественно, гипсовые фрукты не превратятся в настоящие, но хоронить наследие великого фруктовода пока рано…"
"Ведь я могу рассчитывать, что все равно ты никогда не посмотришь на другого? Даже если он очарует тебя?.."
"…Я вам, почтенный Роби… гха… Боби… Скажу больше. Открою секрет…"
"Я знаю, что ты мечтала о детях, но ведь наши случайные встречи, пока я ехал в одну сторону, а ты в другую, наши лица, смотрящие из вагона в вагон, наши протянутые друг другу руки не могли дать нам твоей мечты…"
"…Секрет, сопоставимый с секретом атомной бомбы…" - "Фай!" - испугается обезьянка, генерал просверлит ей большим пальцем запястье. "Но я продаю свои секреты бесплатно (он перешел на шепот антреприз Бродуэя). Если бы Сталин не рассорился с евреями, знамя марксизма сейчас реяло бы над Белым домом! Над всем миром!.." - "Это намек?" (Хольцман почти гневно) - "Какой намек! - махнет Божидаров сигарой. - Святая правда!" - "Фэй!" - скажут обезьянка и генерал вместе. "…Семинария, православная грузинская семинария спасла мир от заразы марксизма! - декламировал Божидаров. - Ненависть к евреям (извините - он поклонился Хольцману) - старая семинарская закваска - вдруг забродила у Сталина с возрастом. Что поделаешь (повел сигарой) - мы не властны над впечатлениями детства. А впрочем, не исключаю просто ненависти одного маленького племени к другому. Маленькие (запнулся, глядя на Хольцмана) больно кусаются… Или (сигара потухла) просто способ отвлечь? Народ много ждал после войны… Ну, вот вам: евреи…"
"Даже когда тебя нет рядом, я все равно вижу твои глаза. Мне кажется, когда ты засыпаешь, ты улыбаешься, ведь если жизнь так грустна, то сны обязательно счастливы. Ты видишь нас во сне вместе. Правда, дарлинг?"
"В "Лайфе" частично пройдет…" - тихо сказал Спегенберг, повернувшись к Булену. "Нетх-тх, - кашлял Божидаров, - самодовольная Москва еще долго будет рассылать миру чемоданчики с верным оружием марксистской идеи! А вы знаете, что такое верное оружие марксистской идеи?.."
"Правда, моя дарлинг? Бу-ру-бу… Скажи, я принес тебе хотя бы минутку счастья? Бу-ба-би…"
"Верное оружие марксистской идеи - это чемоданчики с долларами!" - "Фюй!" - "Высосав нефть, спилив лес, вычерпав лапами золото! Бросьте в чемоданчики несколько ленинских брошюрок - духовная пища на века - и самую современную - речи нынешнего вождя. Китайцы и негры взвоют от восторга. Да и вы разве против цитаты: "Люди доброй воли приветствуют мирные начинания Москвы во всем мире! Ура" Разве против?.."
"В твоих глазах я уже ничего не вижу, совсем ничего. Потому что ты, моя дарлинг, закрыла глаза навсегда. Бу-бу-бу… Бу-ру-ба…"
"Господа, - рассмеется Ольга, - а вы заметили, что на краю стакана мистера Пола ночная бабочка пьет коктейль!" - "Разве уже наступила ночь?" (обезьянка)
"Потому что все кончается: песенка и пружина патефона, даже время кончается, если неисправен будильник, только память, моя дарлинг, память о твоих волшебных глазах не кончается вовек… Бу-бу-бу… Бу-ру-ба-бу…"
3.
Впрочем, успех Божидарова у американской публики не вышел долгим. В Америку вдруг приехал табор посланцев Москвы - с шуточками Khrushchev’а (английская фонетика беспомощна), песенками Shulzhenko (фонетика беспомощна), зажигательными, зажигательными, зажигательными танцами Jahmaaduullaev’а (фонетика). Вождь развеял "тучи антикоммунизма" (сообщала пресса), "подкупил всех рецептом засолки кукумберов" (сообщала пресса), сфотографировался с торчащим початком (фотографии в прессе), весело хлопал по заду блондинку шевроле (фотографии в прессе). Шульженко не только пела (среди прочего Ольга услышала - "Никогда, девчоночки, не плачьте! / Жизнь не любит плаксы никогда. / Лучше о гусарах посудачьте…"), но устраивала "the Russian chaiepopitie" - русские чаепития, Яхмаадуулаев не только танцевал, но рассказывал о нарастающей дружбе народов.
Вообще лекционная программа визита была беспрецедентной. Судите сами: только 120 членов официальной делегации, включая все цвета радуги современного общества страны обновленного Октября. Отметим самые яркие: "Преимущество планового хозяйства над капиталистическим хаосом" (проф. Дриппер), "Равноправие женщин у нас и на Западе" (доцент Бигудева), "Особенности выращивания субтропических культур в Заполярье" (Пухлявый), "Триумфальное завоевание космоса и города будущего в мировом пространстве" (академик Голь)… А если добавить к этому лекцию представителя баптистов (пусть не клевещут, что нет свободы совести!) Мосько "Почему же материалистическое мировоззрение вернее идеалистического?" - и представителя Московской патриархии митрополита Агафафангела - "Угнетение конфессиональных меньшинств в Булиламбаньяне", - можно согласиться, что "рапира империалистов была выбита обезоруживающей искренностью народной демократии Кремля" (пресса).
Неудивительно, что статья Божидарова "Волки в овечьей шкурке" была снята с публикации. Больше того: Божидаров оказался нежелательной персоной на встречах с московской общественностью (список А, представленный красным посольством), а также нежелательной персоной в местах перемещения московской делегации (список B, уточненный тем же посольством).
Но ни в каких списках не числилось Буленбейцера! Нет, в Москву среди прочего агентом Абелем (когда он еще не выдал себя в ресторане словом "borshch" и "Голос Америки" еще не хихикал частушкой "Дорогой мой Абель,/ Ты, прости, не Нобель./ И не суй свой шнобель/ В наш секретный кабель"), итак, Абелем была отправлена шифрограмма, содержащая фамилию Бубеншвейбера, известного монархиста-террориста, белоэмигранта-черносотишки, перевертеня и наймита, выполняющего самые грязные требования англо-американских хозяев.
Ловкий (6 футов, 244 фунта - шифрографировал Абель), ловкий Булен вспомнил свои актерские склонности и легко оказался в красном посольстве на знаменитом фуршете на 660 человек (именно тогда Ван Клайберн выучил под диктовку Khrushchev’а чижика). "Драматург Теодор Буленбейцер" - с достоинством значилось на приглашении в багряной кайме.
Почему бы не перещупать контакты?