Но с тех пор Марион больше никогда не просила Эдди о помощи. Он делал вид, что не замечает, но замечал, еще как замечал. Теперь она сама писала письма и заполняла анкеты. Тихо сидела у окна, глядя на Кингз-Кросс и посасывая кончик ручки, погруженная в собственные мысли, как в ворох одеял. Как в материнскую утробу. Напрасно Эдди пытался давать ей советы - она никогда им не следовала.
Однажды вечером на стене, завершив вторую строку, заняли свое место буквы "XYZ" - зловещее предзнаменование, как выразился Эдди.
В первую неделю декабря Эдди получил работу в той фирме, производящей мусорные мешки, где работал Ползун, приятель Джимми. Ничего другого найти не удалось. Каждый понедельник он покупал "Гардиан" и рассылал письма как минимум по пятнадцати адресам. (Марион помогала ему печатать письма на компьютере мистера Пателя.) Сперва он рассчитывал найти работу, которая помогла бы его музыкальной карьере. На фирме звукозаписи, поп-видео или что-нибудь в этом духе. Мало-помалу рамки "помощи карьере" расширялись все больше и больше, пока в один прекрасный день не исчезли вовсе. Эдди просто начал писать по всем объявлениям, с яростью министра, обнаружившего утечку информации в прессу.
В основном на его письма не отвечали, а если и отвечали, то настолько покровительственным тоном, что Эдди еще больше впадал в уныние. Разумеется, злым умыслом тут не пахло. Правда, непонятно, почему рассуждения о невероятно высоких требованиях к кандидатам должны утешить отвергнутого. От них становилось только хуже. Дошло до того, что Эдди, не вскрывая конверта, мог угадать, что в письме. Письма с отказами были невесомыми; письма с анкетами - чуть тяжелее, и адрес на них, как правило, был написан от руки.
Когда Ползун позвонил и сказал, что в "Нэшнл бэгз энд сакс" есть работа, Марион уговорила Эдди принять предложение. Эдди и сам понимал, что выбора у него практически нет.
Эта работа позволит ему продержаться, пока он не сможет всерьез заняться музыкой, так он объяснил отцу. Отец был не слишком в этом уверен. Сказал, что Эдди не затем столько лет учился в колледже. Но Эдди ответил, что сейчас не время привередничать, нужно брать то, что дают.
- И сколько платят? - спросил отец.
- Не знаю, - ответил Эдди. - Десять в год плюс комиссионные или вроде того.
Отец сказал: негусто.
- Ладно, отец, спасибо за звонок и за поддержку.
Отец ответил, что просто старается помочь.
Начальника Эдди звали Майлз Дэвис, "не родственник". Внешне он походил на молодого парламентария от партии тори: светлые волосы, тонкие губы и костюмы, заказанные по каталогу "Некст". Майлз был из Ромфорда в Эссексе - из того же города, что и Стив Дэвис, его кумир и однофамилец. На столе у него стояла уродливая сувенирная табличка, гласящая: "ВСЕ ДОЛЖНО ПРОДАВАТЬСЯ!"; Майлз сообщил, что заплатил за нее 145 фунтов, не считая НДС, на воскресных курсах "Как продать людям то, что им на самом деле не нужно".
Контора "Нэшнл" занимала две секции в продуваемом всеми ветрами комплексе под названием "Бизнес-парк Голубая луна", где-то между Слау и окружным шоссе М-25. Других контор здесь не было, потому что комплекс постепенно приходил в упадок; архитектор, создавший этот "шедевр", удрал в Южную Америку с кучей долгов и женой своего бывшего партнера. Так говорил Майлз.
Майлз называл секретаршу "это существо", а свою "БМВ" - "моя девочка". Посреди собеседования с Эдди он без тени иронии заявил: "На прошлой неделе я позволил этому существу прокатить мою девочку вокруг квартала". Фирму он называл "Б-энд-С". Он сказал, что "Б-энд-С" всегда относилась к нему хорошо, что "Б-энд-С" - широкое поле деятельности, и если ты уважаешь "Б-энд-С", то "Б-энд-С" будет уважать тебя. Конечно, старые консерваторы есть везде, но здесь, в "Нэшнл", им не разгуляться. "Нэшнл" - передовая, отличная, прочно стоящая на ногах и надежная компания. Майлз намерен провести кой-какие реформы, чтобы встряхнуть "Б-энд-С". Он уже начал переговоры с советом директоров об изменении названия на более краткое и броское. И очень серьезно относится к рекламе своей продукции.
- Нынче все твердят, что от рекламы нет никакого толку. Знаешь, что на это ответить, Эд?
Эдди сказал, что не знает. Майлз подмигнул и расплылся в широкой улыбке:
- Скажи им, мы знаем, что почем, Эд, так им и скажи.
При разговоре Майлз нависал над столом, черкая ручкой промокашку. Он сказал, что много слышал об Эдди и что Ползун очень высоко о нем отзывался. Но для начала не мешает кое-что прояснить. Он поинтересовался, откуда Эдди и каковы его взгляды на карьеру. Эдди ответил, что живет в Ратмайнзе, с заездом на Кингз-Кросс, но Майлз сказал, что имеет в виду происхождение. Анкетные данные.
Эдди внутренне содрогнулся. Он понял, что собеседование будет очень тяжелое. Этакий допрос с пристрастием.
Волосы Майлза были так густо намазаны гелем, что казалось, зажги спичку - и они вспыхнут. На стене за его спиной красовалась надпись: "Чтобы работать здесь, не нужно быть сумасшедшим, но это помогает". Рядом с надписью висела фотография Саманты Фокс с автографом: "Майлзу, с любовью от Сэмми XXX". А рядом с этим висел плакат фигуристой молодой женщины на теннисном корте; женщина стояла спиной к фотоаппарату, короткая белая юбка развевалась от ветра, открывая ягодицы. Майлз называл этот плакат "Сумасшедшая".
"Сумасшедший" было у Майлза одним из любимых словечек, так же как и "данные". Рассказывая о своей команде продавцов, которых именовал просто "парни", Майлз сказал, что они слегка сумасшедшие, но в целом вполне приличные ребята. "В целом", как выяснилось, тоже было из числа его любимых словечек. Маржинальный доход, прогнозы, таблицы - все это было "в целом сумасшедшим".
Эдди спросил о заработке. Майлз ответил, что начать придется с четырех косых плюс комиссионные и обеденные талоны на семь фунтов в месяц. Эдди сказал, что это прекрасно.
- Заметано, - сказал Майлз, - ты принят. Я покажу тебе, что у нас тут где.
Эдди предстояло работать в "Аквариуме" - комнате с четырьмя стеклянными стенами и пятнадцатью красными телефонами. Одни столы, без стульев. На знаменитых воскресных курсах Майлзу сказали, что стоя сотрудники продают больше.
- Держи парней в форме, Эдди, - сказал он, - и все будет в норме! Такой у меня девиз.
Работа Эдди заключалась в том, чтобы обзванивать людей по списку, полученному от какой-то ипотечной фирмы. Ему платили 1,71 фунта комиссионных (до вычета налога), если он уговаривал клиента согласиться на визит агента, который предоставит ему на выбор образцы пакетов для всех случаев жизни. Майлз говорил, что это на удивление сложно. Многие попросту сразу бросают трубку. Другие думают, что выиграли в каком-нибудь конкурсе упаковок от кукурузных хлопьев, и приходится тратить минут по десять, объясняя им, что к чему. Почти все спрашивали, откуда вы взяли номер их телефона. А один-два человека непременно посылали вас к черту.
Прическа Эдди Майлзу не нравилась. Он сказал, что нужно уважать себя и тогда тебя будут уважать другие. Эдди заметил, что если он кого-нибудь на свете и уважает, так это себя, вдобавок по телефону его все равно никто не видит. Однако Майлз стоял на своем. Объяснил, что у них очень жесткие правила: костюмы, галстуки и все прочее. Респектабельный бизнес. Это вопрос отношения. Когда Эдди наотрез отказался стричься, лицо Майлза на миг приняло озадаченное выражение, как нельзя более подходящее для него. Потом он сказал:
- Может, я сумасшедший, но я сделаю для тебя исключение, Эд. Ты мне нравишься. Я что имею в виду: пусть меня даже запрут в желтый дом, но ради тебя я нарушу правила.
"Парни" - Кит, Рассел и Джонни К. - были "лидерами команд" и одевались так же, как Майлз, только все трое носили белые носки. Джонни К. держался потише, чем остальные двое, но по-своему был таким же раздолбаем. Каждый из "парней" возглавлял группу из десяти местных агентов (к их числу принадлежал и Ползун), разъезжавших по всей стране.
"Парни" вместо "твою мать" говорили "ешь твою мышь" или "едрен батон" и порядком этим злоупотребляли. Они постоянно подкалывали Эдди по поводу его прически: "Лачишься, ешь твою мышь, разрушаешь озоновый слой". Эдди отвечал, что использует только лак, безвредный для озонового слоя, и "парни" хором орали: "Не заливай, едрен батон". Потом принимались дразнить Кита, что тот, видать, бережет озоновый слой, поскольку давным-давно не прыскается "хренотой от пота". Иной раз, когда становилось скучно, кто-нибудь из них быстро вскакивал и хватал другого между ног, а третий при этом хохотал как ненормальный. Секретарша Мария твердила, что они ведут себя как последние сукины дети. "Парни" помирали со смеху.
- Лесбиянка, ешь твою мышь, - покраснев, буркнул Кит. - Шуток не понимает, едрен батон.
Как бы там ни было, Эдди зарабатывал достаточно, чтобы нищета не стучалась в двери "Брайтсайда"; он не только не голодал, но сумел оплатить копии своей демонстрационной записи. Она состояла из двух песен, написанных другом Эдди, Джонси, который сейчас работал инженером в Саудовской Аравии, и двух инструментальных композиций, в большей или меньшей степени творений самого Эдди. Скорее в меньшей. По вечерам они с Марион паковали кассеты, составляли короткие письма, представлявшие собой тонкую смесь хвастовства и мольбы, а утром все это рассылали. Иногда записи возвращались, как раз когда Эдди приходил с работы; доставляли их курьеры компаний звукозаписи, с извещением, что это не вполне то, что им требуется. В конце концов поток возвратов стал настолько неудержим, что Эдди просто боялся идти домой. Мистер Патель говорил, что люди творческие всегда сталкиваются с подобными проблемами.
- Посмотрите на Джеффри Арчера, - говорил он, - бедняга едва не обанкротился, прежде чем его начали печатать. И посмотрите на него сейчас!
"Парни" были слюнтяями, и как только Эдди понял, что они полные слюнтяи, он научился с ними справляться.
Они все время рассказывали бесконечные истории о своих поездках по стране, придумывали байки об отчаявшихся домохозяйках и автостопщицах-нимфоманках, явно заимствованные со страниц столь любимых "парнями" порнографических журнальчиков. Стены "Аквариума" были увешаны картинками из этих журналов, зачастую столь откровенными, что они могли бы служить пособием для гинеколога. Одна такая фотография была прикреплена к доске для игры в дартс, и каждое утро "парни" развлекались тем, что в ожидании очередного списка адресов пытались попасть в соски изображенной там девицы.
- Просто душки, - сказал Эдди, когда Марион спросила, какие они.
Как и Майлз, они называли всех женщин "существами". Даже своих жен. А детей - "щенками". Утро понедельника начиналось особым ритуалом. "Парни" вваливались в комнату, зевая, потягиваясь, морщась и разминая спины. Это все от "работы по дому" - таким эвфемизмом они обозначали любовные игры с женами. "Пришлось повкалывать, ешь твою мышь, - говорили они, - а то еще подумает, что я на стороне кайф ловлю". Так они неизменно говорили каждый понедельник.
Газеты, которые они читали, состояли словно бы всего из десятка слов: марсианин, сиськи, чокнутый, гомик, трахать, штаны, немчура, бредовый, влажный и Тэтчер, или чаще - Тэтчи.
Эдди от всего этого тошнило, но ему нужна была работа, и, как выяснилось, он неплохо в ней преуспел. Он разработал свои приемы. Если считать явную чушь видом искусства, то Эдди достиг в нем виртуозного мастерства. По крайней мере, так утверждал Майлз, а уж он-то в этом разбирался.
- Ты самый лучший трепач, какого я когда-либо встречал, Эдди, - заметил он, - и знаешь, что я тебе скажу? Это комплимент.
Секрет заключался в том, чтобы как можно скорее упомянуть: образцы раздаются бесплатно. Эдди обнаружил, что больше, по сути, делать ничего и не надо. Он называл себя Эдди Смит, потому что "Вираго" было слишком длинно и необычно и слишком много драгоценных секунд уходило на то, чтоб повторять это имя удивленным жертвам на другом конце провода. Майлз помогал ему оттачивать технику. Он изложил Эдди все теории, все хитрости и мнемонические приемы, которые изучил на курсах. Рассказывал он все это в пабе за обедом, непременно шепотом и с видом агента КГБ, передающего связному секретную информацию.
Похоже, Эдди нравился Майлзу. Он сказал, что как-нибудь вечерком пригласит Эдди и его подружку в свой вигвам, но Эдди ответил, что у него нет подружки и по вечерам он слишком занят своей музыкой, так что в любом случае из этого ничего не получится. Майлз особо не переживал.
- Как-нибудь в другой раз. Понимаешь, ты и я, Эд, - мы разные, - сказал он, и Эдди признал несомненную справедливость этого утверждения. - Но в некоторых вещах мы одинаковы, Эд. И знаешь что? Мне это нравится.
Тем не менее одна проблема все-таки существовала. Чем дальше, тем труднее Эдди становилось выносить общество "парней". Он даже с Марион не мог это обсудить, ведь узнай Марион хотя бы половину того, что говорят "парни", она немедленно объявит, что Эдди безмозглый болван, раз до сих пор не ушел оттуда.
Близилось Рождество; Эдди решил, что дотянет здесь до Нового года - глядишь, тем временем подвернется место получше. Непременно подвернется. Эдди позвонил отцу и попросил купить ему авиабилет: он, мол, хочет провести Рождество дома. Отец недовольно заворчал. Спросил, почему бы Эдди не купить билет на свои деньги. Эдди ответил, что сейчас он в несколько стесненных обстоятельствах.
- Небольшая проблема с финансами, па, - сказал он. - Временные трудности, понимаешь?
После настоящей бури вздохов отец согласился прислать билет. Но это будет подарком для Эдди на Рождество. Другого подарка он не получит и пусть не жалуется. Так-то вот. Он деньги не кует. Эдди сказал, что согласен, все в порядке.
Потом, всего через три недели после того, как Эдди приступил к работе, случилось нечто неожиданное.
Они все отправились в "Грязную утку" - выпить с Фитци, младшим сотрудником, который, к немалому удивлению "парней", решил после Рождества покинуть уже официально переименованную в "Натти Сакс-эн-Бэгз" фирму и поступать в колледж. Майлз был в хорошем настроении. Он только что сумел продать пятьдесят семь тысяч больших мусорных мешков чилийскому министерству безопасности, и дела компании выглядели весьма неплохо. Сегодня он ставил выпивку. Вечер начался хорошо, даровой закуски было достаточно, и, по словам Майлза, "она того стоила, поскольку всему племени хорошо".
Но потом вернулся Джонни К., очередной раз безуспешно пытавшийся обольстить официантку; он восторженно потирал руки и что-то нечленораздельно бормотал себе под нос. Джонни немедленно подхватил Кита и Эдди и увлек их к стойке бара.
- Посмотрите, - сказал он благоговейно, - только посмотрите на это. Здорово, да?
Через секунду-другую они сообразили, что Джонни К. указывает на большие круглые часы на зеркальной стене за стойкой; вокруг циферблата были написаны названия всех коктейлей, какие Эдди знал, и нескольких ему неизвестных.
- Ешь твою мышь, - ахнул Кит. - Я понял, что ты имеешь в виду!
Джонни К. придумал классную штуку, и "парни" загорелись. Они решили пить всё подряд до полуночи. Смерть или Слава. Вырубон или балдеж.
После того как умолк хор, распевавший "Давай, давай, давай!", усталый хозяин заведения попытался призвать их к осторожности. Сказал, что эти коктейли - верная смерть и что он за последствия не отвечает. Однако Майлз настаивал. Извлек из бумажника две пятидесятифунтовые бумажки и демонстративно запихнул их хозяину в нагрудный карман, заявив, что здесь гуляет лучшая на всем свете команда продавцов и что он не намерен их разочаровывать. "Парни" орали и колотили кулаками по столам, ожидая официантку, которая испуганно семенила к ним, сгибаясь под тяжестью полного подноса. Нетерпеливые руки расхватали стаканы, в которых плескалась жидкость невероятных цветов и экзотического состава. Эдди рассмеялся. Он знал: все кончится тем, что в "Брайтсайде" его вывернет наизнанку, но сейчас это не имело значения. Он был счастлив. У него хватало денег. А проглотив первые же приторные коктейли с заковыристыми названиями, он так опьянел, что все стало ему безразлично.
- Класс! - возвестил раскрасневшийся Майлз, размахивая своими часами. - Последним на циферблате стоит "Либеральный демократ". Ты как, Эд?
- Майлз, - невнятно пролепетал Эдди, - я пьян в стельку, я устал, я голоден, но мне уже все равно.
Джонни К. сказал Эдди, что это самый кайф. И что неплохо иногда побыть голодным. Дескать, ирландцы едят слишком много картошки и это отражается на их мозгах. Эдди ответил, что англичане слопают все, что угодно, лишь бы оно было в консервной банке.
- Если бы генерал Гальтьери вправду хотел оттрахать англичан, - сказал он, встряхивая свой "Оттяжной удар", - ему нужно было попросту снять со всех банок аргентинского мяса маленькие ключики-открывалки, только и всего.
Медленно потягивая "Громилу Харви", Кит хихикнул.
- Это слишком жестоко, Эдди, не по-христиански.
- Ну а я и не какой-нибудь паршивый христианин.
- Но ты ведь и не какой-нибудь чертов иудаист, а? - с ужасом спросил Кит.
- По правде, я агностик, - объявил Эдди, в три глотка приканчивая "Дрожь в коленях".
- Ну и ну, - протянул Кит, - неужто? А я - Телец, ешь твою мышь.
- Откуда в женском туалете сигаретный автомат? - проворчал Джонни К., ни к кому конкретно не обращаясь.
- Это машинка для тампонов, идиот, - вздохнула Мария.
- Религия - опиум для народа, Кит, - вежливо буркнул Эдди, сдувая пену с "Множественного оргазма", - как говорил Маркс.
- Граучо, да? - истерически хихикнул Майлз.
- Я серьезно, Эд, приятель, - сурово возгласил Кит, ковыряя в носу. - Как насчет природы и всего такого? Я серьезно… нет, кончай ржать, Джонни, отморозок… Как ты все это объяснишь, а?
- О чем ты? - промямлил Эдди.
Мутным взглядом Кит уставился куда-то вдаль и задумчиво почесал в паху. Отхлебнул коктейля "Раздвинь ляжки" и недовольно фыркнул, пролив несколько капель на галстук.
- Ну, представь себе маленький цветок, ну да, я имею в виду такой маленький цветочек, сечешь, едрен батон? Ладно, я хочу сказать - заткнись, Мария, - я хочу сказать, почему, ешь твою мышь, он вообще должен существовать? Маленький дурацкий паршивый цветочек, от которого никакой пользы? В этом же нет смысла, верно?
- Оч' просто. - Эдди отхлебнул из стакана. - Эволюция.
- Какая, к чертовой матери, эволюция? - фыркнул Кит. - Засунь ее себе в задницу, Эдди. Это потому, что Бог его создал и посадил, сечешь? Всё для чего-то нужно, едрен батон.
- Парни, парни, парни, парни, парни, парни, - сказал Майлз, - парни, пожалуйста…
- Отвянь ты, - оборвал его Кит, - и дай мне еще один такой, с бумажными зонтиками.
У Эдди возникло ощущение, что в мозгах потихоньку назревает взрыв.
- Нет, Кит, послушай, - возразил он, залпом опрокинув "Костолома Рэмбо", - ты должен понять, парень, понимаешь…
Он вытер губы тыльной стороной руки. Ему было тепло и весело, он чувствовал глубокое удовлетворение; вдобавок он только что заметил, какие замечательные у Кита глаза - голубые, до странности добрые, честные, просто замечательные глаза.