- Комната устраивает? - дружелюбно осведомился он. Марион заверила, что вполне устраивает, мистер П. сказал, что это хорошо, и добавил: - Наша комната как раз рядом с вашей, так что, если ночью вам что-нибудь понадобится, просто постучите.
Марион заверила, что им ничего не понадобится, но пообещала, что в случае необходимости непременно воспользуется его советом.
- Спасибо, - сказала она. - Спасибо, мистер Патель.
Он снова улыбнулся.
- Можно? - Он с улыбкой вошел в комнату. - На минутку?
- Разумеется, - сказала Марион, - в конце концов, это ваша комната.
Мистер Патель рассмеялся:
- Пожалуй. Я как-то не подумал об этом. - Он помолчал, потом спросил: - Не скажете ли мне, почему вы здесь?
Марион деланно засмеялась, потом ответила, что ищет тут работу.
- Вот как? - радостно сказал он. - Тогда я могу вам помочь.
Эдди вдруг остро ощутил сладковатый запах конопли, наполнявший комнату. Он открыл окно пошире и сел на подоконник, глядя на оживленно размахивающего руками мистера Пателя.
Мистер Патель сообщил, что сегодня утром ушла Анджела, без предупреждения, что, как ни грустно об этом говорить, типично для черных: они просто не хотят работать. Оказалось, эта Анджела, служанка, решила вернуться на Барбадос, где и будет жить со своей незамужней теткой. Мистер Патель был в ярости, ведь, по его словам, он как раз собирается вместе с шурином открыть маленькую столярно-слесарную мастерскую и потому не может уделять гостинице так много внимания, как раньше.
- Анджела, - вздохнул он, - кинула меня, прошу прощения.
Все время, пока он говорил, взгляд его снова и снова возвращался к гитаре Эдди, лежавшей на кровати. Надо признать, гитара действительно была замечательная; но мистер П. смотрел на нее так, будто в жизни не видел гитары, а может, и правда не видел вблизи.
- Но мы-то здесь при чем? - спросил Эдди.
- У меня есть идея, - улыбнулся мистер Патель. - Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Он подошел к кровати, склонился над гитарой и коснулся струн - осторожно, чуть ли не благоговейно, словно боялся, что струны его укусят. Чтобы она зазвучала по-настоящему, ее надо включить в сеть, объяснил Эдди, чем несколько озадачил мистера П.
А предложил он вот что: Марион займет место Анджелы - будет прибирать, стелить постели, помогать с завтраком и делать прочую мелкую работу, а за это получит бесплатное жилье.
- Вы можете остаться в этой комнате, - сказал мистер Патель. А если и жених не откажется иногда помочь по хозяйству, можно, дескать, и его устроить. Если он будет хорошо себя вести.
- Кто? - переспросил Эдди. - Я?
- Дел на всех хватит, - ответил мистер Патель. - Оставайтесь здесь, с нами. Что скажете?
- Он мне не жених! - воскликнула Марион. Мистер Патель вскинул руки протестующим жестом.
- Я не задаю вопросов, - улыбнулся он, - и вам незачем лгать.
- Почему я? - спросила Марион. - Вы же совсем меня не знаете.
Мистер Патель ответил, что она просто ему понравилась, показалась ему очень милой девушкой и в любом случае он знает, что ирландцы - прекрасные работники. Он сталкивался со многими ирландцами в строительном бизнесе и убежден, что они ребята крепкие. Изредка мистер Патель хихикал и все время смущенно смотрел в пол. Они молоды, сказал он, а ему хорошо известно, что молодые люди хватаются за любой шанс. Сам был таким. Он подошел к Марион и тронул ее за руку. Здесь есть шансы, продолжал он. Город-то огромный. Она может рассматривать это как начало. Работенка легче легкого. По правде сказать, он в отчаянном положении, а теперешняя молодежь - сборище ленивых паршивцев, им интереснее нюхать клей, чем работать. Мистер Патель рассмеялся коротким виноватым смешком. Марион и Эдди не такие, он видит. У него чутье на людей, и оно ни разу его не обмануло. Эдди и Марион ему симпатичны. Эдди хихикнул.
Марион посмотрела на Эдди и спросила, что он думает по этому поводу. Он с трудом сглотнул и ответил, что не знает.
- Я знаю, что ты не знаешь, - вздохнула она, - но что ты думаешь?
Эдди запаниковал. В душе. Ситуация выходила из-под контроля, отбивалась от рук. Впрочем, именно этого он и ожидал. Лучше б ему никогда не встречать Марион. Он ведь просто хотел потусоваться с ней день-другой, потом черкнуть пару строк, типа "будем друзьями", и слинять. Конечно, это неправильно, но так уж заведено - они люди взрослые, им незачем себя обманывать. С какой стати она спрашивает у него, как ей жить дальше! Это уж слишком. Надо собраться с духом и выпутаться из этой ситуации, пока дело не зашло слишком далеко. Он повернулся к Марион. И прочитал на ее лице нежелание разочаровываться.
- Ну? - сказала она. - Хочешь остаться?
Эдди сдавленно хихикнул и уставился в пол.
- Слабый характер. - Мистер Патель погрозил ему пальцем.
- Пора решать, - сказала Марион.
Эдди задумался. Он едва знал эту девушку. У них не было совершенно ничего общего. Черт, если говорить начистоту, она ему даже не особенно нравилась! Он рассчитывал просто провести с ней ночь, и только. Господи Иисусе! Почему все вечно оборачивается такими сложностями? Ложишься с кем-нибудь в постель, а через минуту у тебя уже спрашивают твое фиговое мнение! Она заставляла его нервничать. Что он ни скажет, у нее на все готов ответ, обычно еще до того, как он успевал открыть рот. Нет, она не похожа на девчонок, которых он встречал раньше, и меньше всего на Дженнифер или других девиц, с которыми он спал, честное слово! В глубине души Эдди понимал: добра не жди. Ни черта у них не выйдет. У них две возможности - слабенькая и нулевая, и это еще оптимистично. Ничего не выйдет, решительно ничего. Даже и говорить не о чем. Надо быть твердым.
Марион смотрела на него, жуя резинку, выжидательно приподняв брови.
- Ну? - снова спросила она. - Так ты остаешься или уходишь?
- Конечно, - промямлил он. - Я бы остался, ладно? Если ты так хочешь.
Она выдула пузырь, который лопнул, облепив ей губы.
- Да, - улыбнулась она, - можешь остаться.
- Как хочешь. - Он развел руками. - Решай сама.
Мистер Патель сказал, что у нее есть время подумать, но Марион объявила, что обдумывать тут нечего, она остается. Мистер Патель радостно хлопнул в ладоши и просиял:
- Вот настоящая любовь!
- Ага, точно, - подтвердил Эдди, меж тем как Марион покрывала его лицо поцелуями, - только давай пока не будем увлекаться.
Эдди чувствовал себя как отец. Решительным, мужественным, хотя и несколько смущенным. Но все же он испытывал и удовольствие от того, как мистер Патель смотрел на него, а Марион обнимала его, прижималась к нему, целовала в шею.
Ей нужно задержаться здесь на несколько дней, сказала она, повидать кое-кого, сделать необходимые дела. Потом надо съездить домой в Донегол, собрать вещи, поговорить с родителями. Все это займет около недели. У нее была проблема с деньгами, но мистер Патель сказал, что одолжит на дорогу, а долг она постепенно отработает. Марион отказалась: займет у сестры.
- Ну что ж, все довольны? - жизнерадостно спросил мистер Патель.
- Да, - расстегивая воротник, ответил Эдди, - все в восторге.
- Это великий день для ирландцев, - просиял мистер Патель, - как поется в старой песне.
На пороге он обернулся и поднял указательный палец, словно что-то забыл. Ухмыляясь как мальчишка, вытащил из нагрудного кармана маленькую карточку и протянул ее Эдди.
- Моя новая визитка, - сообщил он. - Мне хотелось бы знать ваше мнение. У ирландцев талант на красивые слова. Именно этим славится ваша страна, верно?
- Да, красивыми словами, - ответил Эдди и взял карточку.
Н.-П. ПАТЕЛЬ и С.-Р. СИДДИКВИ
Столярные и слесарные работы
Уважаемые европейцы,
Вам известно, на что способны ковбои,
Посмотрите, на что способны индейцы
Марион уселась на кровать, подтянув колени к подбородку. Посмотрела на прикрепленные к стене буквы и по-детски улыбнулась - долгой, глуповатой, щемяще-невинной улыбкой.
- Здорово, - сказал Эдди и сунул визитку в карман. - Я бы непременно к вам обратился.
Мистер Патель выглядел довольным. Сказал, что подробности они обсудят позже, и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Марион и Эдди слышали, как, быстро шагая по коридору, он насвистывал песенку Элвиса Пресли "Отель, где разбиваются сердца".
- А если б мне понадобился хреновый артист, - сказала Марион, крепко обняв Эдди, - я бы обратилась к тебе, Эдди Вираго.
- Спасибо.
- Да пожалуйста, - ответила она с вызывающим видом.
Эдди вдруг страшно занервничал. Расхаживая по комнате под внимательным взглядом Марион, он отчетливо сознавал, что хочет остаться один, где-нибудь далеко-далеко - подальше от этой странной девчонки и ее молчания.
- Что с тобой такое? - спросила Марион.
Эдди засмеялся:
- Ничего. Просто задумался.
- И о ком же? - поинтересовалась Марион. - Она хорошенькая?
- При чем тут это? - Он помолчал, потом заговорил снова, совсем о другом. Хлопнул в ладоши и бодро спросил: - А что, неплохой вариант, верно?
- Да ну, всего-навсего уборка. Просто я очень рада, что ты здесь. - Она перехватила его взгляд и густо покраснела. - Может, и тебя сумею прибрать, Эдди Вираго, как ты думаешь?
Эдди пожал плечами и отвернулся. В комнате стало как-то холодно. Он попросил у Марион взаймы несколько фунтов - на сигареты. Для этого нужно было разменять десятифунтовую купюру, но она сказала, что не возражает.
Все утро они осматривали город.
Букингемский дворец смахивал на огромный кукольный дом, который какой-нибудь бритоголовый пинком запулил вниз по Малл, - обшарпанный, явно нуждающийся в покраске. О Лестер-сквер тоже ничего интересного домой не напишешь - сплошные британские флаги, закусочные, кричаще-яркие пиццерии и маленькие общественные туалеты, казалось попавшие сюда прямиком из допотопного фантастического сериала "Доктор Икс". Лотки пестрели плохонькими фотографиями звезд панк-рока и мыльных опер, черными пластиковыми полицейскими шлемами и маленькими заводными моделями красных лондонских автобусов.
Когда Марион и Эдди шли через Трафальгарскую площадь, небо потемнело от тучи голубей, скворцов и ворон - дерущихся, галдящих и пачкающих пометом памятники. Перед посольством ЮАР слонялись трое усталого вида парней в черных джинсах, с плакатами на плечах, они собирали пожертвования. Эдди бросил им десять ирландских пенсов.
- Так держать, парни, - сказал он.
В Национальной галерее кишмя кишели американцы: громко болтали, фотографировали друг друга на фоне полотен Леонардо да Винчи, топотали по залам с плюшевыми диванами к сувенирным киоскам как стадо диких зверей или стая увешанной "никонами" саранчи.
Марион все это не понравилось. Она сказала, что Пикассо - полная чепуха, а Эдди, хоть и не был с ней согласен, не сумел внятно изложить свое мнение. Однажды Дженнифер рассказывала ему о Пикассо - в одну из хмельных ночей в баре в Белфилде, когда их роман только-только начался и они еще интересовались мнением друг друга. Но сейчас Эдди никак не мог припомнить, в чем особая крутизна кубизма, и потому сказал: да, Пикассо малость переоценивают, что верно, то верно.
Марион заявила, что ей нет дела до чужих мнений, но в жизни никто и никогда так не выглядит. Видела бы она тех девиц, с которыми он гулял, заметил Эдди. Марион не засмеялась. Не в пример ему.
Ей понравилась "Вечеря в Эммаусе" Караваджо и невероятно понравилось огромное полотно Моне под названием "Кувшинки", потому что, как она сказала, кувшинки именно так и выглядят. Эдди с удивлением узнал, что у них в Донеголе растут кувшинки; Марион сказала, что у них там есть все, это Диснейленд и рай земной одновременно. В магазине она купила открытку с "Подсолнухами" Ван Гога и набор подставок "Великие художники". Для матери. Эдди сказал, что они отличные, хотя про себя решил, что это типичная дешевка.
На площади у Ковент-Гардена они увидели клоуна с голубыми волосами и огромным желтым ртом, он ведрами лил воду на низенького человечка в полосатом костюме и с тоскливым выражением лица. Детвора вокруг ревела и кричала: "Да, да, да!", когда высокий клоун спрашивал: "Лить или нет?" Маленькие паршивцы. После четвертого или пятого обливания низенький подпрыгнул, схватил ведро и выплеснул воду прямо на клетчатые штаны высокого клоуна, а потом бросился наутек сквозь толпу визжащих детей, крича, дуя в свисток и размахивая еще одним ведром, полным конфетти, - это выяснилось, когда он опрокинул свое ведро на какого-то незадачливого толстощекого малыша.
За обедом Эдди сильно нервничал. Музыка в кафе "Тяжелый рок" была чересчур громкая, в зал набилось невообразимое количество народу в водолазках, все кричали, размахивали какими-то проспектами и отчаянно старались произвести друг на друга впечатление, но выглядели при этом скучающе-усталыми. Эдди хотел спросить Марион кое о чем, но надеялся, что вопрос сам собой всплывет в разговоре. Нет нужды говорить, что до этого так и не дошло.
Они болтали о всякой ерунде - о любимых фильмах, о "Файн янг каннибалз", о жуткой грязище лондонских улиц, о шансах Ирландии выиграть Кубок мира…
В конце концов за кофе Эдди решился задать свой вопрос. Как насчет мер предосторожности? - приглушенно, заговорщицким тоном спросил он. Тревожно ему как-то. Риска не было?
Марион сказала, что СПИДа у нее нет, если его это тревожит. Нет, не это, ответил он. Он имел в виду безопасный секс в старомодном смысле слова.
- Ну, сейчас уже поздновато об этом спрашивать, верно? - заметила она.
Эдди глаз не сводил со своего капуччино, чувствуя, что краснеет. Марион помучила его еще минуту-другую и наконец сжалилась.
- Не бойся, - вздохнула она, - я обо всем позаботилась.
- Ну, я не собираюсь лезть в твои дела, - сказал Эдди, - но, по-моему, женщина вправе сама заботиться о таких вещах.
- Ага, ты хочешь сказать, это не мужская проблема.
- Ладно, ладно, - кивнул он, снова заливаясь краской. - Намек понял.
Она сказала, что в следующий раз лучше спрашивать заранее. Снявши голову, по волосам не плачут. Эдди улыбнулся. Он воспринял ее слова как грубоватую шутку наподобие тех, какие отпускал Дин Боб, причем в самый неожиданный момент. Но Марион не улыбалась. Была совершенно серьезна.
- Да, - согласился он, - ты права, конечно.
Она сказала, что знает, что права, спасибо большое. Тогда он спросил, что она имеет в виду под "следующим разом", и она ответила:
- Со следующей невинной крестьяночкой, которую ты подберешь и приголубишь.
Эдди напустил на себя обиженный вид и начал уверять, что ему ничего такого не нужно. Марион сказала, чтобы он расслабился: она просто валяла дурака.
- Ты шуток не понимаешь, Эдди Вираго, - засмеялась она. - Совершенно не понимаешь.
Они шли через Гайд-парк, ели мороженое в вафельных рожках и внушали себе, что прекрасно проводят время. Но оба озябли, говорить было особенно не о чем, октябрь сорвал листья с деревьев и оголил цветочные клумбы.
Серый мутный свет заливал окрестности, и все вокруг казалось таинственным, нереальным, словно за привычными очертаниями крылась иная, грозная суть. Над прудом поднимался пар, будто на каком-нибудь дурацком концерте, когда на сцену зачем-то напускают дым. Вокруг летней эстрады спиралью змеились ряды шезлонгов, почти сплошь пустых, полосатый тик сидений хлопал на ветру; лишь тут и там дремали одинокие пенсионеры, положив шляпы на колени, прикрыв лысины носовыми платками. Кроме этих стариков, да задумчивых бизнесменов, прохаживавшихся по хрусткому гравию дорожек, да влюбленных парочек, обнимавшихся под деревьями, в парке не было никого.
Возле Уголка ораторов они остановились и поглядели назад: на подернутой инеем траве через весь парк тянулись две цепочки следов, темные на бело-сером фоне, до самого пруда. Раза два следы пересекались: это Марион пританцовывала перед Эдди, весело болтая ни о чем. По Эджвер-роуд с ревом катили машины.
Марион сказала, что несколько дней побудет в Лондоне - навестит сестру, а потом съездит в Донегол, заберет свои вещи. Она говорила быстро, возбужденно и громко смеялась. Но ее энтузиазм действовал на Эдди угнетающе. Он пытался отогнать докучливые мысли. Конечно, конечно, он остается с ней. Ведь упустил подходящий момент, ничего ей не сказал. Здесь, в холодном свете Гайд-парка, Эдди остро ощутил, что его ждут неприятности, и в большом количестве. Он был трус. И знал это. Смотрел на Марион, жизнерадостно строящую планы, которые в большинстве, похоже, распространялись и на него, хотя он ничего такого не желал.
- Ты точно не хочешь подумать? - наконец сказал он. - Эмиграция все-таки серьезный шаг. Я имею в виду, к ней нельзя относиться так легкомысленно. Ведь это всерьез и надолго.
Марион смотрела на него, едва удерживаясь от смеха.
- Вот как! Но с какой стати я должна об этом думать? Начну думать - только все настроение себе испорчу. И потом, что там хорошего-то? Еще три года плести сетки для волос и стирать подштанники?
В голосе сквозили истерические нотки, которые недвусмысленно говорили, что переубедить ее невозможно. Не стоит и пытаться. Она уже все решила.
- Не пойми меня превратно, - сказал Эдди. - Я вовсе не собираюсь тебя отговаривать.
Нет, он согласен, идея замечательная. Он просто беспокоится за нее. Но, черт возьми, раз она так уверена - нет проблем! В конце концов, ей решать, она тут ни при чем. Он даже одолжит ей денег. На самолет до Белфаста, а там она сядет на автобус и мигом доберется домой, в Донегол. Иначе это займет несколько дней: сначала пароходом, затем поездом от Дублина, автобусом от Дерри. Да, именно так и надо сделать, по крайней мере, на его взгляд, идея стоящая.
- Вот, держи. - Он вытащил бумажник. - Я дам тебе денег.
- Я думала, ты пустой!
- Да нет, - пробормотал Эдди. - У меня все в порядке. Я просто осторожен, понимаешь?
- Согласна, - к его немалому удивлению, сказала Марион. - Большое спасибо.
Они сразу отправились в кассы и взяли билет на самолет. Эдди заплатил одной из своих немногих пятидесятифунтовых купюр.
- Это у тебя последние деньги? - спросила Марион.
Эдди рассмеялся, немного слишком громко. Дескать, ерунда, не важно, денег у него хватает. Марион сказала, что непременно вернет долг. Эдди ответил, что это будет здорово, но никакой спешки нет: сможет вернуть на следующей неделе, и прекрасно. Она заверила, что волноваться ему незачем: она не сбежит с его денежками.
- А если и сбегу, - добавила она, - считай, что ты мне просто заплатил.
Эдди сказал, что такие разговоры вообще ни к чему.