Парочке в соседнем номере, судя по всему, было действительно хорошо. Испанцы. Или итальянцы. Во всяком случае, иностранцы. По временам оттуда доносились шлепки и хихиканье на два голоса, потом скрип кровати и экстатические стоны. Господи, подумал Эдди. До чего же люди убогие существа, когда гормоны берут верх.
Он встал, пошел в ванную и электробритвой выбрил голову - всю, кроме "ирокеза". Выбрил гладко, так что голова стала напоминать яйцо, а потом принялся разглядывать себя в зеркальном шкафчике, развернув дверцы так, чтобы можно было любоваться собой под разными углами. Пробовал застать себя врасплох. Он знал, что с этим надо кончать. Дурная привычка.
Спустившись в холл, он позвонил в офис Джимми Шоу. К телефону подошла какая-то фифа, которая никак не могла выговорить фамилию Эдди. Наконец трубку взял Джимми; голос его звучал устало и раздраженно. Эдди здорово повезло, сказал он. Сегодня он задержался в конторе. У них тут серьезное дело, полно работы, иначе бы он давно был дома, возле Рут.
Эдди хотелось поговорить, но Джимми продолжал:
- Слушай, не хочу тебя задерживать, приятель. Ты ведь наверняка здорово занят, а?
Эдди сказал: да, он правда занят, совсем забегался, но, если Джимми хочет, он все уладит, и они встретятся попозже в "Виноградной грозди". Джимми рассмеялся.
- Это просто классно, Эдди, - сказал он. - Встретимся в восемь.
На улице было холодно, Эдди поднял воротник куртки и втянул голову в плечи. По Президент-стрит он дошел до Сент-Панкраса, размышляя об отце и матери. У вокзала стояли бастующие врачи "Скорой помощи", собирали подписи; в желтых отсветах жаровни их лица казались мокрыми и усталыми. Они притопывали ногами, пытаясь согреться, дышали на пальцы и прихлебывали из фляжек. Каждый раз, когда раздавался гудок автомобиля, они оборачивались и махали сочувствующим водителям, пытаясь сунуть подписные листы усталым, потасканного вида людям, входившим в здание вокзала. Эдди подписался под петицией, и парень в синей униформе сказал ему:
- Удачи, приятель!
Ирландец. Из Дублина. Кругом одни ирландцы.
На Грейз-Инн-роуд Эдди купил пахнущий псиной кебаб, откусил кусочек и немедленно выбросил остальное в сточную канаву. Потом подошел к газетному киоску, купил два батончика "Марс" и журнал "для мальчиков". Журнал он запихнул под рубашку, за брючный ремень.
В "Брайтсайде" он просмотрел журнальчик, лежа на животе и откусывая от батончика. Там сплошь были фотографии голых женщин на необъятных кроватях, они стояли на четвереньках, задом к камере, раздвинув ноги, и задумчиво оглядывались назад, будто коровы, застигнутые врасплох на лужке. На центральном развороте красовалась "Скромная Венди" - обнаженная женщина, которая умудрилась закинуть ноги за голову. Раздел "Письма читателей" пестрел рассказами о соблазнении секретарш на вечеринках и о слежке за соседками-лесбиянками. Не обошлось и без списков телефонных номеров: вы звоните, а через некоторое время вам перезванивает какая-нибудь домохозяйка и ведет с вами непристойные разговоры, пока вы мастурбируете. Эдди знал про таких. Дин Боб звонил по одному из подобных номеров, но для этого нужна кредитная карточка. Фотографии не возбудили Эдди, по крайней мере вначале. Даже вызвали чувство легкой тошноты. И он сказал себе: хорошо, что в Ирландии такое не продается. Конечно, он был против цензуры, но это откровенно порнографический хлам. Он швырнул журнал в мусорную корзину, причем с ощущением, будто за ним следят. Для пробы взял на гитаре несколько минорных квинт, но пальцы слишком озябли и плохо слушались, так что ничего сложнее терцквартаккордов к "Дыму над водой" изобразить не удалось.
Через полчаса он извлек из корзины журнал, пошел в ванную, расстегнул ширинку и занялся делом, глядя на себя в зеркало.
В пабе "Виноградная гроздь" его уже поджидали Джимми и Рут - они сидели на длинной скамье, лица у обоих раскраснелись и блестели от пота. Последний раз он видел их без малого год назад. Они не то чтобы вызывали у Эдди особую симпатию, но познакомился он с ними в первую же неделю занятий в колледже, как случается, когда впадаешь в отчаяние и уже не надеешься найти друзей, по крайней мере пока не опустишь планку своих запросов и не начнешь водить дружбу с первым попавшимся болваном. Когда в восемьдесят седьмом они перебрались в Лондон, Эдди конечно же обещал время от времени их навещать. Он им еще надоест своими визитами, говорил Эдди. Надоест. Но как-то так вышло (впрочем, они это и предсказывали), что он ни разу к ним не выбрался.
Лицо у Джимми округлилось, а волосы были подстрижены до того коротко, что уши (в одном блестела сережка) казались чересчур большими. Рут не изменилась - миниатюрная, на добрых восемнадцать дюймов меньше Джимми, похожая на красивую куколку, она умела ругаться как торговка, а ее каштановые кудри по-прежнему оставались непокорными. На ней был темно-бордовый блейзер с липовым гербом на лацкане, лицо сильно напудрено, губы красные, как пачка "Мальборо".
Рут и Эдди один раз переспали - на первом курсе, в тот вечер, когда сдали первую сессию. Но Рут, наверно, успела забыть об этом, а Джимми тем более; вдобавок с тех пор столько воды утекло, что это уже не имело ни малейшего значения.
Углядев над толпой чопорных молодых бизнесменов и секретарш в облегающих платьях Эддин "ирокез", Джимми приветственно помахал рукой.
- Эдди Вираго! - взревел он во всю глотку.
Эдди протиснулся к их столику и уселся на табурет, разматывая шарф.
- Как жизнь? - поинтересовался он. Джимми и Рут украдкой смерили его взглядом с ног до головы, как принято у друзей после долгой разлуки.
- Только что из зала, - сказал Джимми.
- Из зала суда? - спросил Эдди. - Что натворил на сей раз?
- Да нет, дурень, - ответил Джимми, - из спортивного зала. В сквош играл. - Он взмахнул воображаемой ракеткой.
Эдди закатил глаза:
- Да понял я, понял, дурачок ты наивный. Похоже, чувством юмора ты так и не обзавелся.
Джимми сардонически расхохотался:
- Чувство юмора! Наш Эдди в своем амплуа! Кто бы говорил!
- Как бы то ни было, - сказал Эдди, - рад вас видеть, ребята. Как вам мой причесон?
Джимми вздохнул, пристально разглядывая Эдди.
- Думаю, дюймов шесть будет.
Он протянул руку и хлопнул Эдди по ляжке. Джимми прожил в Англии всего два года, но успел начисто избавиться от дублинского акцента. Теперь он говорил как местный уроженец.
- Ну, - хихикнул он, - а ты как, старина?
- Как всегда, - ответил Эдди, - в полном дерьме.
- Старый добрый циник Эдди, - сказала Рут.
Эдди изобразил снисходительную усмешку:
- Отвали, Рут!
- Отвянь, Эдди, - просияла она.
- Ну ладно, ребята, - Джимми потер руки, - вступительные церемонии закончены. Как насчет выпивки? Что возьмете?
Эдди сказал, что закажет пинту "Гиннесса".
- Ты уверен? - Джимми скривился от отвращения. - Здесь не пиво, а коровья моча.
- Уверен, - ответил Эдди.
- Деревенщина, - вздохнула Рут, потягивая "Перрье".
- Я уверен, - повторил Эдди.
Джимми заказал выпивку и вернулся с подносом кружек.
Минуту-другую они молчали. Никто не хотел начинать разговор.
- Извините, - сказала Рут. - Пойду освежусь.
Она встала, качнув столик, и протиснулась мимо Джимми, который притворно пытался ущипнуть ее за ягодицы. Эдди уставился в потолок (пластиковый, выкрашенный под дуб) и сосчитал в уме до десяти.
- Как бы там ни было, - сказал Джимми, - прическу ты сохранил.
- Нет, это астральная проекция.
- Ясное дело, именно так она и выглядит.
У Эдди не было настроения продолжать привычную перепалку, поэтому он отхлебнул из кружки, вытащил из пачки Рут сигарету, закурил и спросил:
- Ну, как вам рекламный бизнес, придурки яппи?
- Недурно, Эд, грех жаловаться. Хотя, конечно, для человека с твоими принципами все это весьма приземленно. - Джимми поднял два пальца в традиционном жесте хиппи. - Верно?
- Я уже говорил тебе, - сказал Эдди, - что терпеть не могу хиппи.
- Для того, кто терпеть не может хиппи, ты слишком часто рассуждаешь как они.
- В каком же я дерьме, - вздохнул Эдди.
- Это еще почему? - спросил Джимми. - Совсем охренел?
- На это есть ответ, - сказал Эдди.
- М-м, - отхлебнув из кружки, промычал Джимми, - только тебе его не придумать.
Когда Рут вернулась из "комнаты для девочек", как она выражалась, Джимми сообщил ей, что Эдди окончательно перестал понимать шутки, поэтому лучше перейти к "серьезной" беседе, и поскорее. Рут его проигнорировала. Эдди тоже смолчал. Сказал, что просто устал и не желает затевать спор.
- Дайте передохнуть, - взмолился он, - ладно, ребята?
- Рах, - возвестила Рут.
- "Тампакс", - сказал Джимми. - Ладно, ладно, я заткнулся, честное слово.
Некоторое время они говорили об общих друзьях, о том, что собирается делать Дин Боб, кто кому морочит голову, кто где работает, как удачно идут дела у всей старой компании. Кроме Эдди. Но и его успех не заставит себя ждать, они верят в него.
- Позвони Саломее Уайлд, - сказала Рут, - пусть возьмет тебя в свою команду.
Джимми сказал, что Саломея Уайлд надоела ему хуже горькой редьки.
- Ага, - сказал Эдди, - я все время встречаю ее имя. Кто она такая, черт возьми?
- Ты наверняка ее вспомнишь, - сказала Рут. - Она училась в Белфилде, на курс старше нас. История древних цивилизаций. Джимми просто из кожи вон лез, заигрывая с нею на балу в Тринити.
- Девочка сделала себе имя, - вздохнул Джимми, вращая глазами. - Она ведет на четвертом канале "Атаку искусства". Полное фуфло.
- А-а, - сообразил Эдди, - это ведь передача об искусстве, в полночь, никто ее не смотрит?
- Она самая, - кивнула Рут. - Пошленькая передачка. Культура для пролетариата, знаешь ли, Смеющийся Кавалер и Джеффри Арчер. Но иногда там бывают и музыкальные группы, и Саломея действительно хороший ведущий. Не могу не признать.
Какой журнал ни откроешь, везде натыкаешься на ее дурацкие статейки, сказал Джимми. Рут заявила, что некоторым здорово везет.
- Но я не завидую, честно, - вздохнула она. - Сучка тощая.
Эдди удивился. Помнится, в колледже Саломея Уайлд всегда была тихоней - ни рыба ни мясо, все время сидела в библиотеке, после лекций сразу ехала домой. Симпатичная, но тихоня, даже чересчур.
- Интриги, Эдди, - прошептал Джимми. - Сплошные интриги все время. В тихом омуте… ну, ты понял. А вдобавок из протестантов, для телевидения это просто неоценимое преимущество.
Эдди сказал им про своих родителей, и они объявили в один голос, что это ужасно тяжело, настоящая беда и трагедия.
- Развод? - спросил Джимми.
Эдди объяснил, на случай, если Джимми запамятовал, что в Ирландии разводов нет. Рут взглянула на Джимми и с насмешливым недоверием покачала головой. Джимми еще больше покраснел и сказал, что ничего он не забыл, он имел в виду аннулирование брачного контракта, или как там Церковь это называет. Нет, вряд ли, ответил Эдди, похоже, родителей формальная сторона не интересует. И добавил, что предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом.
Они заговорили о странном феномене: все их друзья по колледжу начали толстеть, особенно ребята. По мнению Джимми, причина в том, что в студенческие годы они жили на чипсах и пиве.
- Всего-то тридцать с небольшим, черт возьми, - уныло сказал он. - Надо жить на всю катушку, верно?
Верно, сказала Рут, тем более что им только по двадцать четыре.
Рут увлекалась калланетикой - этот способ поддержания физической формы знаменит оттого, что им пользуется герцогиня Йоркская. В особенности он хорош для тех, у кого проблемы с кишечником. Джимми, который был потолще многих, пытался увести разговор в сторону от ожирения, целлюлита и липосакции; его больше занимали цены на жилье. Они с Рут купили квартиру в Голдерз-Грин - не для семейного проживания, а для вложения капитала. Но после кризиса цены на жилье падают просто с чудовищной быстротой. Теперь они платят по закладным вдвое больше, а квартира стоит меньше, чем они за нее когда-то заплатили. Ужас какой-то! Эдди это не интересовало. Он все это уже слышал от Дина Боба, который в прошлом году навестил Рут и Джимми. И сказал: поделом, тэтчеровские прихвостни только этого и заслуживают.
- Неужели ты до сих пор всем этим увлекаешься? - простонала Рут.
- Чем "этим"? - переспросил Эдди таким тоном, что сразу стало ясно: он отлично понимает, о чем речь.
- Всем этим, - хихикнула Рут и покосилась на Джимми, - всем этим большевистским дерьмом.
- Да, увлекаюсь, - ответил Эдди.
- Но ведь сейчас даже в России отказались от коммунизма, Эдди, - сказала Рут, - и посмотри на Восточную Германию!
- А что Восточная Германия? - поинтересовался Эдди.
- Ну, например, Хонеккер ушел.
- Ладно, - сказал Эдди, - тогда я закажу "Карлсберг".
- Очень смешно, - оскорбилась Рут. - Сейчас лопну от смеха.
Эдди фыркнул и ответил, что вовсе не обязательно после выпускных экзаменов отказываться от всех своих принципов.
- Ладно, ладно, - сказал Джимми, - нам без разницы, верно, подружка? Останемся при своих: тебе - принципы, нам - джакузи. - Он снова хлопнул Эдди по коленке. - Мы твои самые верные друзья-приспособленцы, а раз так, почему бы тебе не пойти и не заказать нам по двойной порции водки, - он улыбнулся, - товарищ?
Эдди сказал, что он полный идиот.
- Принципы, - фыркнул он. - И у тебя хватает духу говорить мне о принципах! Небось думаешь, что принцип - название ночного клуба на какой-нибудь фиговой Карнаби-стрит.
- А что, - подхватил Джимми, - это мысль. Если такого и нет, нужно его организовать.
Пили они, пожалуй, многовато. Джимми решил переключиться на виски с содовой.
- Со льдом? - спросил Эдди.
- He-а, так сойдет.
Рут завела разговор о своем брате, который недавно заявился домой из Австралии - без пенни в кармане, в буквальном смысле слова, в вонючих гавайских шортах, в которых летел на самолете, - выпросил у отца заем на учебу, а на следующий же день купил себе три новых костюма и зонт от Жан-Поля Готье, несомненно единственный на весь Дублин. Наверное, привезли специально для брата. Джимми твердил, что Рут самая настоящая язва и что ее брату нужны новые костюмы, чтобы ходить на собеседования, в страховую компанию не придешь одетым как бродяга, как какой-нибудь Боб Гелдоф. Рут вконец разозлилась, объявила, что до смерти любит брата, но иногда этот сопляк ведет себя как форменный эгоист, Джимми ли не знать. Эдди оставалось только сидеть молча, думать о Марион и подсчитывать, сколько девушек в "Виноградной грозди" носят белые туфли на шпильках.
В половине одиннадцатого к их столику подплыла загорелая девушка в облегающем красном платье, со сверкающими серьгами в ушах.
- Привет, бродяги, - обратилась она к Джимми и Рут; говорила она с придыханием и чуть свысока. Эдди ее представили как Одри Беккет, подругу Рут еще по монастырской школе. Здесь она работала в компании своего папочки, занимавшейся расфасовкой мяса, у нее было место в отделе по связям с общественностью. Кроме того, она подвизалась на стороне, в модельном бизнесе, понемножку. Эдди предложил угостить ее выпивкой, но она сказала, что торопится в Хампстед, на какую-то вечеринку. И добавила, что как будто уже встречала Эдди раньше, он случайно не знает кого-нибудь в дублинской команде регбистов? Нет? Тогда, может, он друг Дина Боба?
- Да, да, - вздохнул Эдди. - Господи! Похоже, весь Лондон - один большой фэн-клуб этого парня.
- А что? - рассмеялась Одри. - Меня это не удивляет. Я могла бы кое-что порассказать о нашем Бобе…
Эдди спросил, точно ли она не хочет выпить, но она решительно отказалась: дальше по улице, у "Харродза", ее ждет приятель.
- В другой раз, - улыбнулась она. - Возьми мой телефон у Рут, и мы что-нибудь придумаем.
Одри Беккет энергично помахала им рукой и едва успела исчезнуть за стеклянными дверями, как улыбка Рут померкла и она обозвала Одри коровой.
- Возможно, - рассеянно вздохнул Джимми, - но, боже мой, по крайней мере на нее приятно посмотреть. Это в ее пользу.
Рут больно ущипнула его за щеку. Джимми поморщился и велел ей отвязаться.
- Сам отвяжись, толстый идиот!
Эдди решил, что телефон Одри спрашивать не стоит.
- Слушайте, ребята, - сказал он, - я сейчас лопну.
Джимми согласился: мол, они и впрямь рискуют повторить судьбу лягушки из басни. Рут ткнула его под ребра; он вопросительно взглянул на нее.
- Давай, - сказала она, - спроси его.
- A-а, ну да. В субботу у нас намечается небольшая тусовка, - вздохнул Джимми. - Может, придешь?
- Прихвати кого-нибудь с собой, если хочешь, - вставила Рут.
- Не-а, - сказал Эдди. - Приду один.
- Ну-ну, - заметил Джимми, - как всегда.
Рут прыснула и захлопала в ладоши. Джимми тоже хохотал до слез. Он пробовал остановиться, но тотчас же, хрюкнув, снова принимался хохотать, поглядывая на Эдди и держась за нос в тщетных попытках подавить дурацкое хихиканье.
- Расслабься, Эд. - твердил он, - я только шучу.
Эдди посмотрел на двух своих друзей в одинаковых белых свитерах с надписью "Я НАКОРМИЛ МИР", держащихся за руки и трясущихся от смеха, и радовался за них - той снисходительной радостью, которую приберегаешь для людей много ниже тебя.
- До субботы, проклятые реакционеры, - сказал он. Рут послала ему воздушный поцелуй; он попятился, словно пытаясь увернуться от этого поцелуя, и опрокинул стакан текилы на костюм от Брюса Олдфилда. По крайней мере, так ему отрекомендовали этот костюм.
- Кто такой этот Брюс Олдфилд, черт побери? - спросил он. - Старший брат Майка?
Когда Эдди вернулся в гостиницу, мистер Патель сидел за стойкой, читая "Тудей". Увидав Эдди, он вскочил; на лице его читалась смесь беспокойства и облегчения, словно он думал, что Эдди никогда не вернется. Он выпрямился и пригладил волосы, потом сказал:
- Ну, слава богу.
Эдди спросил, что случилось. В общем-то, ничего, ответил мистер Патель, Марион вернулась, спит сейчас наверху.
- Откуда вы знаете? - спросил Эдди.
- Она неважно себя чувствует, - ответил мистер Патель. - Мы дали ей горячего молока. Похоже, она по-настоящему разболелась. Ее знобит.