Он постучал по открытой двери, и навстречу ему вышла та же девочка лет восьми с чёрными, слишком большими для её маленького лица глазами. Полина дома? – спросил Марк. Её нет. – Она вышла? Девочка посмотрела так, будто извинялась, что не могла объяснить. Полины нет. – А тебя как зовут? Девочка повернула голову в сторону, а потом спросила, хочет ли Марк чаю. Спасибо. Она кивнула и зашла в кухню, Марк шагнул вслед за ней. Он сел на стул (он был во всей кухне – маленькой, не больше прихожей – один) и смотрел, как девочка заваривает чай. Что-то в этом было не то, Марк не мог сообразить, в чём дело, и наконец понял: девочка доставала чашку, наливала в чайник воду и ставила его на плиту, вынимала из коробки чайный пакетик – всё так, будто она делала это впервые, а до тех пор только в книге читала, как это должно быть. Марк не знал, что спрашивать, надеялся, что девочка объяснит как-нибудь сама, а вер нее, сидя в холодной кухне с наглухо занавешенными окнами, он чувствовал, что ему становится легче, голова не кружилась, его не била дрожь, и он боялся нарушить это состояние, продлить его хоть немного. Чай, несмотря на все девочкины старания, получился не совсем: то ли вода не вскипела, то ли она слишком рано вынула пакетик. Тем не менее Марк пил его, не подавая виду, сказал "спасибо" и смотрел на девочку. Она стояла, прислонившись к плите, оглядывала Марка и время от времени, забывшись, отправляла палец в нос, а потом, спохватившись, вынимала его и прятала за спину, причём, судя по всему, вытирала его там о платьице – она была в платье. Марк удивился, как он мог подумать в прошлый раз, что она не девочка, не маленькая, – она была ничуть не похожа на взрослую, пусть даже карлицу. Выпив половину чашки, Марк подумал, что слишком смотрит на девочку и это неудобно. Тогда он стал смотреть вокруг – на плиту, на шкафчики, на холодильник. Холодильник стоял вплотную к стене и открывался к стене: Марк отставил чашку, когда понял это, – холодильник стоял так, что про сто не мог открываться. Испугавшись, он стал смотреть выше, туда, где шла к плите газовая труба. Чай был холодным, иначе и быть не могло: он просто не мог вскипеть, вентиль на трубе был закручен. Девочка следила за перемещениями его взгляда и уже почти не вынимала палец из носа. Марку показалось, что глаза её стали больше и темнее.
Он встал и – решил, что лучше ничего не говорить, – молча пошёл в комнату. Обернувшись, он увидел, что девочка тоже вышла и встала за его спиной в двери. В комнате никого не было – маленькая, чуть больше кухни, с тремя окнами, но окна были заклеены бумагой, комната тоже казалась наспех сооруженной декорацией: раздвижной диван сто ял у батареи так, что его нельзя было бы никак раздвинуть, зеркальная дверь шкафа была повёрнута к стене, и настольная лампа стояла так, что её вилка никак не могла бы дотянуться до розетки. Он повернулся к девочке и, прежде чем она резко шагнула к нему, понял, что всё-таки ошибся: не девочка, карлица, почти старушка, в кухне она прятала лицо в тени, а сейчас было видно – лицо с несвежей кожей, торчащими из ноздрей волосами, высохшими нитками губ и руки – пузырящиеся бородавками, коричневые, – она шагнула к нему и вцепилась ему в шею. Руки её были холодные, будто с мороза, но страшнее всего было от того, что смотрела она вовсе не на него, а в сторону и взглядом хоть и злобным, но довольно равнодушным, как будто она душила Марка не потому, что ей так уж этого хотелось, а только потому, что ей нужно было. Она давила всё сильнее, Марк почувствовал, как в его коже начинают отпечатываться её крепкие, немного загнутые ногти, и, кажется, не столько от страха (потому что он был отупляющий), сколько на энергии отвращения к этим ногтям он сильно дёрнулся, назад и в сторону, так что карлица выпустила его и, запнувшись о ножку дивана, упала.
Всё было в полной тишине, только глухо стукнули о паркет её колени, но больше звуков не было. Карлица быстро поднялась, и Марк стал пятиться от неё, лихорадочно думая, что делать, когда упрётся в стену, но стены всё не было, а карлица шла за ним осторожно, как будто боясь спугнуть. Ещё через несколько шагов Марк оказался в другой комнате (думать о том, как это он не заметил дверь, времени не было), он шарил руками вокруг себя, боясь споткнуться и одновременно надеясь нащупать что-то, чем можно было бы от старухи защищаться, хотя бы стул, но ничего не было, а та – молча шла за ним, опустив руки, и ему вдруг показалось, что её глаза вовсе не глаза, а что-то наподобие тёмных очков, может быть, такие линзы. Карлица дёрнула рукой, как бы выбрасывая её вперёд, Марк отшатнулся и побежал.
Комнаты сменяли друг друга, Марк не успевал вглядеться в них, только нёсся от двери к двери, впрочем замечая краем глаза то старый чёрный сервант – такой же, как был у его бабушки, – то книжный шкаф с наваленными горизонтально поверх стоящих вертикально книг книгами, то кар тины на стенах – пейзаж с весенней просёлочной дорогой и натюрморт с похожей на высокий торт сиренью, – всё было тихо, Марк даже не слышал топота карлицыных ног за собой, только чувствовал её движение как бы спиной, а его собственные ноги стучали по полу глухо, как будто были слышны издалека. Он прятался за шкафами и отгораживался от карлицы столами: она то превращалась снова в маленькую девочку, и тогда становилось странно, как она вообще могла быть такой сильной, не более чем жутковатая девочка, разве что, может быть, немного не в себе, то коряво открывала рот, и тогда становилось ясно, что она древняя старуха, с разваленной челюстью и мерзким фиолетовым языком. Он пробовал кидать в неё вещи, подвернувшиеся под руку, – вазу с грязными подтёками по бокам, старинный телефон с диском, но без провода, книгу в переплёте, такую старую, что корешок ходил ходуном, – но всё улетало куда-то мимо, она даже не уворачивалась, у Марка просто не хватало сил хорошо бросить. Убежать не получалось: девочка не отставала от него и каждую минуту – ещё немного – готова была наброситься. Комнаты вертелись, двери появлялись то справа, то слева, но были все чем-то похожи друг на друга, хотя и не вовсе одинаковые. В комнате с чёрным пианино, на котором кое-где был сбит лак, а вплотную к крышке стояла на полу кадка с высоким раскидистым фикусом, так что было ясно, что на пианино никто давно не играет, Марк схватил с покрытого застиранной скатертью стола овальное зеркало на ножке, а в следующей комнате он обошёл кругом трёхчастную ширму с усреднённо-китайским рисунком и решил бежать обратно, к выходу. Старуха (впрочем, со спины было непонятно, возможно, и девочка) стояла, как будто потеряв его, напротив большого стенного зеркала. Марк вышел из-за ширмы и стал отходить к двери. Карлица, увидев его в зеркале, начала было поворачиваться, но застыла, когда Марк со своим зеркалом оказался прямо напротив неё – увидев себя в бесконечном в обе стороны коридоре отражений, она слегка запрокинула голову и больше не двигалась.
Марк видел только её спину и затылок, а в зеркале напротив было пыльно и темно, ничего толком не разглядеть, – понятно было только, что человек не может стоять без движения так долго (они даже вместе с папой читали об этом и ставили опыты – нет, невозможно, даже если очень сильно захотеть). Но теперь стало только страшнее. Сердце ухало, свело живот, и по спине пробегала сверху вниз дрожь – и всё же Марк, вместо того чтобы развернуться и побежать, медленно, держа овал зеркала перед собой, подошёл к фигуре, протянул левую руку и коснулся плеча. Сначала не произошло ничего, но почти сразу, словно бы от его касания что-то, только в первую секунду незаметно, а потом все больше и больше, начало двигаться, рука стала обваливаться и рухнула на пол, расколовшись там на пальцы, запястье, локоть и продолжая разрушаться, а потом и вся фигура накренилась и медленно, тяжело осела, разваливаясь на крупные куски, которые дальше сухо рассыпа́лись, всё мельче и мельче, в пыль. Марк закричал.
В этот момент мир взбесился, вздыбился и пошёл вразнос. Разлетелся в разные стороны шкаф у стены, и стена брызнула осколками, разорвавшись; выгнулось и исчезло в ослепительной вспышке большое зеркало, лопнул шкаф с книгами, и части китайской ширмы, бешено вертясь, унеслись вверх; комнаты летели одна сквозь другую, всё переворачивалось, закручивалось; летели и с чудовищной силой хлопали друг о друга куски стен, части мебели, двери; ковры рвались, как бумага, и скоро смерч захватил то, что было за стенами, – деревья и дорожные знаки, дома и набережные, дворцы и статуи, реки и холмы, влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо, вверх, вверх, вверх; Марк опустился на корточки и обхватил руками колени; мир рвало, трясло и крутило, и так продолжалось, пока земля не грохнула о небо, и тогда стало наконец пусто и тихо.
Разогнувшись, Марк увидел лес. Было темно, но не слишком, как будто вот-вот должно было вынырнуть из-под плёнки горизонта солнце. Деревья росли вперемешку, осины и орех или только на них похожие, и ещё какие-то совсем незнакомые, они сплетались кронами, опирались друг на друга, капли воды скатывались с листа одного дерева на лист другого, падали внутрь кустов, и потревоженная листва вновь замирала. Земля была укрыта пружинистым, как губка, мхом, и островками росла – тонкими гнутыми стрелками и разлапистыми зонтиками – трава. В тишине в случайном движении ветра плескалась налитая листва, но и только – ни щелкотания птиц, ни треска насекомых. Невдалеке лежала туша огромного волка. Марк дёрнулся, когда увидел её, но морда была повёрнута к нему, было хорошо видно: волк мёртв, и подушка мха под ним пропитана кровью.
Марк долго лежал, привыкая спиной к мягкой ненадёжности мха, вслушиваясь в глухой перестук капель по листьям, считая время от одного порыва ветра до другого. Иногда ему казалось, что он слышит издалека поющие стволы, но, может быть, это была только фантазия, то вдруг появлялся от дельный треск, вроде коротко ломалась сухая ветка, но этот звук появлялся всё чаще и отчётливее, как будто кто-то сюда, к Марку, шёл. Это была Полина – она выступила из складки зелени и остановилась около мёртвого волка. Постояв немного, она опустила руку к земле, потрогала мох и растёрла на пальцах каплю крови. Потом подошла к Марку и сказала ему: пойдём. Во взгляде её не было прежнего отчуждения, и она была упоительно красива, как будто Поли на, бывшая раньше, была лишь отражением настоящей в мутном оцарапанном зеркале. На среднем пальце правой руки у неё был большой бронзовый перстень с головой дракона.
Марк шёл за ней по чуть заметной вихляющей тропе, всё в той же тишине, только ломались иногда тонкие сухие ветки под ногами; чаща редела, становилось суше, тонкие бугристые стволы оставались позади, и скоро они уже шли по сосновому бору, полный воды мох сменился сухим игольчатым ковром, сосны раздвигались, становились выше и прямее, поднимающееся солнце просвечивало их сбоку; в мелькании световых коридоров Полина, идущая впереди, то пропадала, то появлялась и как-то неуловимо менялась, вырастала, вообще переставала быть Полиной и даже не бы ла человеком. Шагая вслед за ней сквозь янтарный, пропитанный сосновым запахом воздух, Марк увидел, что впереди него, едва помещаясь между неохватными стволами, высокий, до половины соснового роста, переносит с лапы на лапу своё могучее и грациозное тело сверкающий малахитовым светом зверь с чуть приподнятыми в основании перепончатыми крыльями и длинным, волной шелестящим по упругому игольчатому насту хвостом. Когда они вышли из леса, солнце уже полыхало, забравшись на треть небесной сини.
Они прошли ещё совсем немного и оказались на вершине высокого холма. Склон перед ними крутой волной уходил вниз, покрытый переливающейся на солнце светлой зеленью травы, в небе громоздились мраморы облаков, а внизу, под холмом, изгибалось русло широкой спокойной реки, она сверкала, играла, искрилась, за ней лежали просторные поля и в дымке тянулись леса, за которыми в невообразимой дали угадывались сплетающиеся с небом горы. Ветер слегка шевелил волосы, пахло росистым утром, и в тишине доносилось пение сосновых стволов. Марк сел рядом с Полиной на траву; она смотрела куда-то за реку. Она была Полиной, пока он смотрел прямо на неё, но когда он отводил взгляд, то на краю зрения он видел готового расправить крылья громадного дракона, гордо держащего на изящном сгибе мощной шеи красивую резную голову. Она была твоя сестра? – спросил он. Это была я. Но её больше нет. Полина отвечала спокойно, заправленные за ухо волосы взлетали и падали, сквозь розовую раковину уха просвечивал солнечный луч, руки её, нежные, как кварц, были сложены на коленях. Она повернула к нему лицо. Чернота её глаз была чернотой звёздного неба, она смотрела на Марка с ласковой упругостью, губы её были сложены в озорную улыбку. Скоро мы полетим, – сказала она и повела головой в сторону реки. Она хотела ещё что-то добавить, но не стала, как будто и так уже всё было понятно. Марк снова повернулся к зелёной дали. Я только немного волнуюсь, – сказал он, – из-за папы с мамой. Полина медленно покачала головой. Для них ты умрёшь в бреду от болезни. И Марк понял, что – да, иначе и быть не может. Что сейчас он возьмёт Полину за руки, об хватит громадную шею, прижмётся к ней и навстречу ветру и солнечному свету они взлетят к синему небу, к пенистым грудам облаков, в бесконечный во все стороны простор, оставляя вдали внизу искристый рукав реки, волнистые поля с их восхитительной игрой света и тени, пышные шапки лесов, холмы и даже высокие снежные вершины далёких гор.
* * *
И всё-таки он услышал: Марк, чего это ты тут болеть без меня удумал, а? Марк!
2013
Майя Кучерская
Вертоград многоцветный
Моя изгнанница вступает
В родное, древнее жильё…
Ходасевич. Элегия
Часть первая
1 Мама. Тепло
А-а-а-а-а-а-а!
Ааааа! Аааа! Аааа!
Тттттть. Те.
Ммм.
Ммм. Ммм. Ммм. Ммм.
А! А! А!
Ммм. Ть. Ммм.
2 Ночь
Ммм. Ммм.
Лль м. Лль. Мм.
Уууу.
Бо-бо! А-а-а-а! Бо! Мммм.
Тепло. Темно.
Кач-кач. Мм.
Спи.
Тот, ты?
3 Утро
Светло. Бело. Свет бел.
Ма. Ма. Ам.
Пи-пи.
4 Вечер. Балкон. Звуки улицы. Дождь
Хлад. Темь. Ясн.
Шшшшшь. Жжжжж. Ыгм, ыгм, ыгм. Тык-ы-тык-ы-тык. Вввь. Пиу-пиу-пии. Зьзьзьзьзь. Бых. Бых. Бых. Шшшь. Кап-кап-кап-кап. Буль. Тук-тук. Буль. Чпок. Пук. Шшшь.
Мама!
Кач-кач, кач-кач, кач-кач, кач-кач.
Баю-бай. Баю-бай.
Тот!
5 Колокольчик. Баба. Вода
Длинь-динь. Тсс.
Длинь-динь. Тсс.
Длинь-динь.
Ах! Баба! Динь-длинь ещё!
Бо-бо! Пук. А-а. А-а. А.
Дь. Дь! Буль-буль. Ах. Мама. Буль-буль. Так. Дь! Льльльль.
6 Моцарт. Flute Quartet in A Major К. 298
А-А. А-а-А-а-Ди-Ди-а-а-а-а-а-ля-ля-си-ля-соль-ля-си-ми.
А-а. А-а-А-а-Ди-ди-а-а-а-а-а-а.
Тинь-тинь-тинь-тинь-ди. Тюм-тюм-ля-тя.
Дю-дЮ-дю-дю-дЮ.
О! Ах!
Ля-Тютю-мама-тятя-мА-ма-ма.
А-А. А-а-А-а-а-а-а-а-а.
Диди-диди-диди-ди. Ди-ди…
Тсс.
Мама! Ещё!
7 Вечер. Встреча с цветным звенящим шариком
Свет. Лампа. Тепло.
Качи-кач. Качи-кач. Качи-кач.
Папа! Дай.
Красно. Жёлто. Бел. Красно. Жёлто. Бел. Кругл. Красно. Жёлто. Бел. Динь. Красно. Жёлто. Бел. Динь. Красно. Жёлто. Бел. Динь. Красно. Жёлто. Бел. Ох!
Папа!
Не! Не! ААААААА!
Дай!
ААААААААААА!
Мама. Да. Ам. Ам.
А-а. А-а. А-А.
Фу-у! Плохо.
Буль-буль. Буль-буль. Вода. Попа. Арош. Тепло.
Бай-бай.
Тот - тут. Да.
8 Боль
Бо-бо. Бо-бобобоо! Ооооооо! Ааааааааааааа!
Мама, бо-бо. Мама – тут. Мама, тут!
Там – бо-бо. Так. Тепло. Сися. Так. Ммммм. Ам-ам-ам.
Ай. Бо-бо. Мама!
9 Котик. Котик играет с обронённым шариком
Мяу. Мяхк. Мурр. Мяхк. Не! Кыш!
Красно. Жёлто. Бел. Красно. Жёлто. Бел. Дай!!!
10 Как коровка говорит?
Му-у. Му-му. Му-у!
Кря-кря.
Хрю. Хрю.
Тпру! Фыр! Тпру! И-и-и-и!
Ав-ав! Ав-ав! Ам!
Мяу, мяу.
Бе-бе-бе!
Кукареку.
Не-не! Не, мама!
То т – тут! Тссс.
11 Прогулка: небо, облака, ветер
Свет.
Синь.
О! Там. Бел кот там. Корова бела. Шар бел. Там.
Плывут.
Много! Ах! Синь. Свет.
О.
Уууууу! Ду-ууу.
Ду. Ет. Дует ве.
Кач-кач. Кач-кач.
12 Папа играет
Папа. Усы. Щщщ. Ой! Круг. Круг. Холод.
О! Папа! Папа – большой. Папа – ах!
Прыг! Прыг! О! о! Ах-ха-ха-ха! Па-па.
Баба се ела горо!
ох!
Аба лился папа ок! Ох!
Прыг-прыг! Прыг!
Пить. Да. Буль-буль. Ах! Дададададада.
Хррррррррррррррррр.
13 Прогулка: голуби
Гули-гули. Гули-гули. Баба. Ам! Ам!
Кыс-кыс-кыс! Мяу. Кыш!
Гули – тю-тю! Гули-гули, ам-ам. Баба, дай ам.
14 Весенняя гроза
Ой! Гро. Ой! Гро. Мама! Ба! Мама. Баба. Не.
Дь. Вода. Буль-буль.
Кап-кап. Свет! Синь! Гро! Ой! Кап-кап.
Пук! Ка-ка. Пи-пи. Гро! Бо-бо!
15 Мама и папа
Мама. Нос. Рот. Тпру. Тпру. Му. Прр. Да. Гладко.
Мокро. Мама, мама! Бо-бо? Не. Мама, не! бобо! Ааааааа! Мама!
Ням-ням. Мама. Льль.
Папа. Усы. Щщщщ. Жжжжжж. Стекло. Динь-динь. Не мяч. Жжжжж. О!
Папа! Мама – нет! Папа.
Кач-кач.
Сирень. Слад. Ах.
16 Прятки и прочие игры
Ку-ку. Мама нет. Ку-ку. Мама. Хи-хи!
Ещё! Мама, ку-ку.
Альчи – ку-ку! Ха-ха-ха!
Ням. Ням. Ням. Мама. Тепло. Лллллль.
Спи. Бай-бай. Папа! Не! Прыг! Прыг-скок. Прыг-скок.
Аба лила папа ок. Прыг-скок. Прыг-скок. Аба лила папа ок. Да.
Бай-бай! Не! Не!
Пить. Так. Пить. Буль.
Пи-пи. Пипа. Попа. Пальчики. Не мама. Баба. Лль.
Ладушки-ладушки, где были, у бабушки. На головку сели. Ха!
Дай бебе. Так. Да. Бебе. Бе! Пум. Пум.
Не бери в рот.
Дай!!! Так.
17 Яблочный сок
Яблочна. М-м!
Ещё! Ммммм. Да. Ам. Да! Баба. Дай!
Жевать круг! Ещё!
18 Марш-бросок ползком
Туда!
Пол. Пол мяхк. Шкаф там. Стол тут. Нога – ох! Нога – бум! А-а! Твёрда. Туда! Мяч – кыш! Тапки – кыш! Кря-кря. Жёлта. Жевать. Ам-ам. Ж-ж-ж. Бо-бо!
Чмок, чмок. Баба. Соска.
Окно. Сирень. Ночь.
19 Ангел
То т.
Пел. Плыл. Был.
Белый. Уууу. Лль.
Гули-гули! Приходи!