- Вон там, вы говорили, у вас крыс нет?
- Да. Северная сторона. Что вы хотите этим сказать?
- Что у вас тут ночью много ездят?
- Свеклу возят на сахзавод. Нельзя сказать, что значительное количество машин. Что?
На севере пробуждались ранние окна, заливались желтым светом, оживляя заморские цветы и кусты на занавесках, жильцы. Трупы сохранили признаки упорядоченного движения - шли туда. Падаль на коротком участке - шла стая. Четыре раздавленных, редкое движение. Звериная осторожность. Впервые решились переплыть проспект. Могло толкнуть только наводнение. Ужас.
В результате умножения срока беременности на число выживших в помете: через три месяца стороны города сравняются по крысам. Ничего. Все живут. Самое плохое сегодня-завтра, пока еще не нарыли, где жить. Стая, чумная от бездомности и окрылившего страха, погуляет в подъездах, задирая собак, повисит на брюках и детских ладонях. Через полчаса народ двинет на работы-школы-ясли и пенсионерскими стопами - в лавки.
- Дрюг, дрюг. Пожаласта. Пад сюда. - От "пирожка" махал кавказец, второй отпер кузов.
Ларионов показал в себя - "я"?
- Нет. Не ходите! - схватился за меня.
- Когда-то все равно придется.
Обеими руками встретив мою ладонь, кавказец доверительно:
- Наши старики, их зачем обижать?
В кузове ждала миска крупного винограда, похожего на мозги, кулечки грецких орехов, хурмы, чернослива и небольшая баночка кураги - я отщипнул виноградину, косточку плюнул. Хмуро взирали две бороды.
- Как харашо, мы видим в такой утро такой болшой чаловек.
Потеснились, я подсел. Нестарые мужики. Воняет табак.
- Пуст встреча харашо. Ты нашла серебро наших хароших людей. Какой у тебя трудности? Ты так одет…
- Сойдет.
- Маладесь! Золот везде блестит! Есть одна - не можем найти. Знаешь что. Очень дорого. Найди, дрюг. Пусть тва диня. Нада. Благадаранст получишь. Иди! Мала-десь!
Провожатый опять пожал руку.
- Не скажешь где. Сам взял. Умрешь. - Ушел запирать кузов, я раздумчиво кивнул водителю:
- Припухаем?
Он отрицательно повел небритостью.
- Не из кафе. Не с ними?
Он заново отрицал.
- Жаль. Было б удобней, если б вы объединились. Объясни вашим: я санитарный врач. Я крыс морю. Серебро их - повезло, знал из опыта, крысы любят мелочи: карандаши там, деньги. А под ларьком была нора, понял?! - талдычил в заросшую его переносицу. - Искать ничего не буду. Будете борзеть - сдам на хрен в милицию.
Провожатый всучил мне мешок базарных даров.
- Тва диня.
- Я все сказал вашему водителю.
- Он русск не понимает.
Они уехали.
Мы сняли с потолка очередную падалятину. Назавтра готовили антикоагулянты из своих чемоданных припасов, но без настроения - мимо гостиницы прогнали две кучи солдат, подвывая пронеслись милицейские "козлы", пропал вытребованный в штаб Ларионов. Старый позвал:
- Погляди.
Через площадь за гаишным мотоциклом следовали поливальные машины - на подножках висели солдаты, замыкала крестоносная "Скорая помощь"; руки зачесались - что ж нас не зовут?! Что там лязгает? С грузовика на траву выбрасывали железные щиты, солдаты складывали их стопами и скрепляли проволокой. Укрытая в пуховый платок бабища мыла крыльцо, отжала тряпку.
- Товарищ лейтенант, вернитесь в помещение!
Я взглянул на ее сапоги и пинком поддал поломойное ведро.
- Почему крысы побежали, Старый? Точно из дома, где лазили их вшивые "короли"…
- Надо глядеть место.
- Скоты, нарыпаются, все затопчут и к нам прибегут. Дернут с обеда.
Обедать нас не отпустили, привезли в гостиницу в бачках щи, плов с зелеными помидорами, видом и вкусом напоминающими лосиный помет, но зато две банки черешневого компота.
Старый прикорнул на креслах дремать, я сплевывал косточки в его сапоги. Витя что-то плел, я глотал и сплевывал.
- Говорят, вы там чего-то откопали?
"Говорят". И она вернулась.
- Не спится? - Клинский приехал под вечер. - Собирайтесь, - поворотился к Старому. - И вы.
Щебетал птахой:
- Понравилось? А что не остался? Еще мечтаю, чтоб крепость откопали. Известняк. Толщина в цоколе - четыре и пять. В семь башен: Воротная, Провиантская, Набатная и еще. Сейчас не помню. Башня - в три яруса. Боевые ходы, бойница с раструбами. Еще не решил: свободно расположить там, с углами. Или квадратом? Тайник с колодцем не забыть.
- Отсидеться хочешь?
- Я при чем? Предки хотели. Мы как раз атакуем! Я, кстати, в кратком курсе ВКП(б) знаешь что вычитал? Крепости легче всего берутся изнутри.
У школы перепрыгивали через скакалку девчонки. Мальчишки лупцевались портфелями.
- Ничего придумать не могут, - пожаловался Клинский. - Вот не подскажу я, так и будут все праздники: скакалки и портфели. А сколько народных игр есть, верно? Пойдемте за мной.
- Летописи не отрыли?
- Найдем. Уже скоро.
Я не упустил:
- А в известных летописях про ваш знаменитый город есть?
- Ну. Будет. Летописи пока еще неверно читаются. Подправить надо угол. Не забывай, мы только начинаем. Мы отсюда до многого доберемся. - Всмотрелся в меня. - Не представляешь, докуда метим шагнуть.
Губернатору на стол ставили тарелки, чашки, кувшины. Ели гурьбой, как дома - в рубахах.
- Приветствую. Дай-ка мне.
Ларионов завесил карту города тряпкой и дал губернатору листок бумаги.
- Сего числа, в микрорайоне… Короче, два дома по проспекту Ленина и три дома по Первостроителя Мокроусова - отмечено появление грызунов. Понимаете, северная часть. Бог раньше миловал. Жители стихийно недовольны, вплоть до неповиновения милиции. Обстановку я контролирую. Но. Население связывает эту напасть с вашей работой. Это раз. Как вы говорите, за вами по пятам таскается преступный элемент. Два, Милиция наша, конечно… Ничего, до всего руки дотянутся. Должны нас понять, извинить, вы у нас не одни, участков работы много. Посему, чтоб оградить, мы вас подержим до конца работы вроде бы под домашним арестом. С местожительства - на работу. Больше никуда. И обратно. Как дела? Успеваете? За такие деньги и я бы успел. - Рассмеялся, и все. Ларионов, спрятав глаза, также хихикал, вороша вилкой салат. - Чо-то хочешь?
Старый внушительно начал:
- Нам понятна ваша беда. Миграция грызунов - редкость… Я надеюсь, что это никак не связано с действиями ваших подчиненных, это было бы преступлением… Чем мы можем помочь? Я не стану обманывать. Вернуть крыс не удастся. Истребить тоже. Но, если с нами заключат отдельный договор, мы без урона основной задаче сгладим эпидемиологическую обстановку, обеспечим покой.
- Вы и так много получите, - заключил Шестаков и взял ложку.
- Речь идет о приемлемой сумме. Две тысячи долларов.
- Закончили.
К нам пододвинулся Баранов и бровями, носом, пузом указывал на дверь. Нас выдавили дверьми.
Еще выскользнул Ларионов и понурил безвласую главу.
- Дикари, - припечатал Старый. - Да мы бесплатно бы помогли.
Ларионов виновно шелохнулся. Погодя зыркнул на меня:
- Вы нынче утром поняли?
- Вы хотели, чтоб я орал благим матом?!
- Что - творится в тех домах…
- Если уж вашим плевать… Пойдем, Старый, что нам с ним баландить.
Мы достигли первого этажа, постовой велел обождать.
Через минут двадцать возник Баранов и попросил с близка:
- Помогите. Лично мне. А я вам еще пригожусь.
У Старого борода продырявилась усмешкой.
- Видимо, родственники? В тех домах?
- Нет. Завтра на предприятиях получка. Кассиры со всего района, а банк забунтовал.
Я расплылся. Баранов посмурнел.
- Смеха нет. Народ напсиховался. Полный день на нерве. Падла забежала в кассовый зал - не можем бабье вернуть на места, истерика. Мои разве найдут? Вам дело извычное…
Он смешался, кто-то был за моей спиной. Я обернулся:
- Алла Иванна, сбылось? Как обещал?
- Когда ты успеваешь, - пробормотал Старый.
Баба стояла колоколом. Финифтевая брошь сдерживала ворот синего платья, желающего поползти и свернуться с тяжелых плечей - она опиралась рукой на стол, согнув для удобства колено, но не горбилась, и вся ее мощь виднелась дивно: где надо выкатилась двуглаво; где надо - пологой широченной ступенью отбегала назад; Алла Ивановна попросила Старого:
- Пойдемте. Я - управляющая банка.
Старый вдруг живенько передернулся и простонал, получив малозаметный пинок в щиколотку:
- Вы-и, ох, черти ж тебя… Мы. Используем приманочные способы борьбы, самое меньшее - нужны сутки. Вам - вручную, срочно. Это - к моему сотруднику, он м-мастак. - Старый брезгливо показал на меня и, хромыльнув, отвел в сторону Баранова вроде для дела.
Я осведомился:
- Все будет?
Алла Ивановна насмешливо сощурилась и кивнула: да. Да.
- И чтоб по первому требованию.
- Да.
Баранов отрядил с нами своих и Ларионова, чтобы мы не попали на лоскуты разгневанному люду.
У банка куталось на сыром ветерке злобное бабье, ожидали разномастные инкассаторы.
- Кто видел?
Постовой видел, как забегала. Одна. Две служащие - как промелькнула под столами. Кассирша хлюпала:
- Жуковая, черная. Как котенок. Может, котенок? - Безошибочно поняла, для чего я открыл рот. - Я с вами не пойду!
- Лена, пойди. Они ж не могут одни - ключи на столах, сейфы не заперты, мало ли, - обняла ее управляющая.
Мы со Старым расклинили двери настежь, наказали постовому отвести народ. На крыльце я объяснил кассирше и Ларионову:
- Поперек коридора не становиться. Чтоб выход свободен. Побежит - ни с места!
Старый с кассиршей - в зал. Ларионова я отправил в кабинеты, сам топал по коридору, постукивая в двери, стены, шкафы. Ларионов доложил:
- Что-то нету.
У меня зазвенело в ушах - так завопила кассирша. Соскочила!
Я стоял неплохо, но только к выходу спиной, Ларионов оставался крайним, да еще дурак постовой забежал на крик в коридор! - в оставшийся мне миг я прошипел:
- Шевельнетесь - в пятак! - Хотел еще опустить подбородок, улучшить обзор, но крыса уже шла - мент выпучился, но устоял - умница! Я опустил глаза - нет. Либо поздно, либо она прошла у меня меж ног назад. Сзади что-то шорохнулось! А с улицы победного визга нет. Только завывает кассирша.
Старый заткнул ее и бесшумно заглянул в коридор:
- Порядок?
Я взвился как ужаленный и схватил чуть живого Ларионова.
- Дергался, дед?!
- Ногу подвинул. Прямо на ногу бежала. - Стащил очки и растирал нос. - Кажется, в кабинет…
- Еще и зажмурился?! Черт! Чо теперь-то вылупился? Тащите стол!
- Набрал… инвалидов, - фыркал Старый.
- Ты мне еще здесь будешь вонять?
Стол я завалил поперек коридора, оградив отвоеванную у крысы местность, запер оставшиеся по пути на волю двери. Пошукал дырки - нет.
Менту я вручил швабру:
- Садись на стол. Выйдет - гони на хрен. Архитектор тоже. Не подпускайте к себе. Чтоб не прыгнула, так вас и так!
На самом деле нахождение грызуна, спрятавшегося в жилье, - задача. Точнее, немедленное нахождение. Ежели искать часами кряду, свихнешься. В обжитом пространстве крыса волей-неволей проявится на три стороны: жранье, питье, хата, - и, коль ты установил нору, "столик" и "туалет" или хотя бы тропы, только обалдуй через сутки не подымет ее за хвост. Правда, бывают норы, постижимые лишь ветеранами.
Так в квартире покойного театрального режиссера Э. на Тверской сдалась районная санэпидстанция. Крысы гуляют - норы нет. Они наугад зашпаклевали кухню-ванну-туалет, дюжину свалили давилками, а - наступает ночь: новые коготки - ц-рап. Тап-тап.
Нас соблазнили на эту квартиру валютой.
У Старого первая догадка: нора высоко. В сантиметрах двадцати от пола. Крыса грызет ход, руководствуясь ультразвуковой башкой, - через пустоты, так легче грызть, оттого норы ветвисты, а выходы вылезают где попало. А бабье государственных санслужб, травящее меж покупками и забиранием внуков из школ, шарит плоско: или в плинтусе нора, или под трубой.
Но - не вышло. Мы сутки пролазили на карачках. С мужиками-соседями передвинули шкафы-сундуки - хрен. Несмотря на валюту. Пришлось потребовать от семьи убыть на дачу. На ночь я залег на пыльный шкаф с "Вестником дератизатора" и карманом семечек, включив настольную лампу, только отвернул ее к стене и обернул тряпьем, а Старый крючился на кухонном буфете. Кухня - ключевое место.
Я читал; крысы пойдут - услышу. Тело подскажет. Сколько раз задремлешь, вдруг - бах! Будто оскользнулся со всего маху, и тошнота затеснит горло. Еще не слышно ничего, а знаешь: вышли.
Часы я забывал шабашить - они баюкали.
Первая ночь - пусто. На вторую: на кухне звякнула о пол ложка - Старый крысу приметил и пуганул, чтоб отследить пути отхода. Ушла в коридор. Но коридор гнутый, и еще две комнаты есть. Следующую ночь мы пасли коридор. В полночь они вышли. Егозили, пищали во тьме, мы ждали. Пырск! - черная струйка сторожко просеменила в кухонный проем. Из туалета? Старый переполз к туалетной двери ближе, я хлопнул в ладоши. Так мы нащупали ход.
Из туалета крысы просовывались под дверью, хоть прогал там всего в два мизинца. Я потом потрогал дверной низ - доска чуть щетинилась древесным пушком, у меня на пальцах остались крысиные шерстинки - наш промах, ход могли б найти.
Но в туалет-то они всплывали из унитаза! Спасибо, Старый расслышал "бултых!" и мы застали волнение воды в унитазной глотке - такой путь не допетришь. Я читал: в послевоенной Германии всплывали и кусали в неожиданные места, но в Союзе крыса всплыла в унитазе однажды - в бывшем Кенигсберге, лет сорок назад. Мы не предполагали такого изворота посреди Москвы.
Пришлось вычистить все квартиры, соединенные канализационным стоком, хотя заплатили нам за одну.
Так вот, поселенная крыса поддается догадке, а вот если она юркнула в жилье от топающей смерти, убежище твари непостижимо, черезъестественно, да и у тебя настрой не весенний: ковыряешься, а где-то под рукой частит сердечко, маслятся глаза, и после любого движения с истошным визгом может скакнуть серый мячик на шею.
Комната, все - другое, если знать: внутри крыса.
Мы осмотрелись. Запорошенные бумагой столы - три. Хилый сейф. Шкаф с выгоревшими занавесками. Три полки, утопленные в стене. Вешалка. Шестнадцать квадратных метров.
Начали с памятных мест, хоть и глупо. Старый осмотрел шторы, припомнив трехмесячную командировку в гостиницу наших рабочих во вьетнамской провинции Куандонг; я свернутой газетой прочесал за батареей, не забывая опыт детского сада на Университетском проспекте. Там я два часа рыл носом спальню с двумя нянечками, пока не спросил: а что у вас за тряпка воткнута в батарею?
Сложили бумаги на столах в стопы. Старый с подоконника оглядел карниз и подоткнул шторы, я выставил на середину стулья, под каждый заглянув. Извлек урны из-под столов, предварительно пнув. Мусор повытряс на пол, урны воткнул одна в одну и отнес на подоконник, заодно простучав его снизу и с торцов.
Старый заелозил бородой вдоль стен, я покачал сейф и нагнулся под него: пусто. Опустился на цыпочки у первого стола. Не хватало человека. Пока двое уткнуты в углы - крыса перешмыгнет в пройденное место. Но бесполезно звать Ларионова. Я верил в свою хитрость: крыса непременно прошурухтит в просыпанном мусоре.
Выдвигал ящик, поднимал бумаги, постукивал, и ящик на пол. Старый не надыбал в стенах дыр и принялся за полки. На верхней торчали бумаги, скрученные трубой, - вероятное место, я все время косил туда глаз. Старый швырял все подчистую на пол, но подальше от себя, делая перерывы: не выскочит?
Нижний ящик - и потянул ласково - отдернул руку! Обувь.
Дамские сапоги и туфли. Протирочное тряпье. Сразу: тут.
Сам не знаю. Так решилось. Сапоги мягко раздуты. И в туфель крыса поместится. Старому: кажись, есть! Он набегло разгреб в бумагах проход к двери и оповестил мента:
- Бросаем. Шваброй разгребете!
Я, отвернув морду и задрав плечи, чтоб шею утопить, вытянул ящик совсем - тяжелый. Да?
До предела вытянув руки, не качая - понес ношу к дверям - без замаха бросил в коридор - лишь бы не перевернулась! - и мент лупцанул шваброй: раз! другой! Разгорнул обувь, тряпки - мы стояли. Нет. Шалава. Ларионову:
- Рукой. Рукой сапоги поднимай, вытряси! Если там - уже хребет перешиблен!
Старый, добрый, тварь, сам полез и вытряхнул из сапог газетные комки - они так обувь на зиму сохраняют.
Я вернулся ворочать ящики. Потом смерклось. Старый зажег свет. На злобном свету я стал уставать, злиться, забываться - однообразно, надоедает, притупляется. Столы докурочил. Старый добил полки и шкаф - безбарышно. Комната не тяжкая: мало рухляди, нету антресолей, одежи, шапок…
Разогнулись, мяли поясницы, пожрать бы. Приподнял за край стол и грохнул о пол. И два остальных - так же. Нет.
- Она не здесь, - предположил Старый. С улицы кричали: долго еще? - заглядывали в окна, топтались.
Разумные дела истощились - мы закружили бездумно: подоконник, углы, штукатурка, вокруг розеток, выводы труб, еще шторы, под сейфом - пусто; столы, бумажные трубки, ящики, за шкафом, под шкафом, на шкафу, плинтусы, пол - где ж еще?
Старый поднял голову к люстре, я лег на пол и бессмысленно пялился под сейф. Дед мог ошибиться? Но была отворена эта дверь - ближняя.
- Старый, за трубой под потолком.
- Я там два раза смотрел!
Тупость заразна. Старый полез смотреть в третий раз - убрал с сейфа графин, поднос, салфетку, с подоконника переступил на сейф, просунул руку за трубу. Показал мне: ничего.
- Сейф закрыт?
- Ты ж запирал. - Старый опустился коленями на сейф и заглянул за него.
- Запирал.
- И я запирал.
- Все равно она здесь.
Старый устало согласился:
- Да. Вот она.
Я налег животом на сейф и заглянул в щель за ним, упершись маковкой в стену.
- Почти внизу, - подвякнул Старый.
- Да я вижу.
Карамазая, здоровая крыса раскорячилась меж сейфом и стеной, как застрявшая варежка. Падла уперлась загривком в стену, а задранным хвостом - в сейф. Поэтому-то снизу и не видно ни черта.
- Да, Старый, ты - ветеран. Неси швабру. И чтоб там свет загасили. Степан Иваныч, ты где? Зайди. Товарищ милиционер, вы на месте, провожаем на улицу. Степан Иваныч, гляди: опущу швабру за сейф, ты с-под низу пихай, ну хоть вон те плакаты, только торцы закомкай, чтоб в них не залезла. Чтоб ей выход в сторону двери. Ну! - Я примерился и столкнул крысу на пол, Ларионов, опять зажмурясь - скотина! - шваркнул под сейф бумажки, расщетинившаяся крыса выскочила на свет и волнистыми скачками улетела по стеночке в разверстую дверь, почти не касаясь хвостом пола, затопал милиционер, через мгновение гагакнули на улице бабы-все. Извели.
Искали-искали мы. Больше нет. Сразу стали неприкаянны; попросили - и мы снова вытолкали время, и оно уехало вперед - не за что держаться. Привык вести рукой по стене. Надо ж - сыплются листья. На подоконнике уже столько. И слабо ударяют в окно. Мы не жрали. По банку заходили, рассаживались, сразу столько звуков, хоть прячься.
- Умаялись? - Ларионов заметил: у меня руки ходуном.