Свежая сорочка. Лимонад. Начался новый этап болезни - с дикой дрожью и малярийным потом, и отец Макгвайр сжимал зубы и цеплялся за железные прутья изголовья. Болотная лихорадка, четырехдневная лихорадка, трехдневная лихорадка, горячка, трясучка, приступы дрожи - эту болезнь, которая столь недавно плодилась в лондонских болотах, в итальянских болотах и привозилась домой со всех концов мира, где только были топкие места, Сильвия не наблюдала своими глазами до тех пор, пока не приехала сюда, хотя читала о ней по дороге в самолете. И теперь практически не было дня, чтобы очередной истощенный человек не рухнул на травяной матрас под тростниковым навесом и не забился в жестком ознобе.
- Вы принимаете лекарство? - крикнула Сильвия, потому что от малярии или от лекарства против нее глохнешь.
Отец Макгвайр с трудом выговорил, что он принимал таблетки, но, поскольку приступы у него повторяются три-четыре раза в год, он решил, что ему лекарства уже не помогут.
Когда лихорадочная дрожь стихла, он снова был весь мокрый, и белье поменяли еще раз. Ребекка выказала усталость, вынося простыни. Сильвия спросила, нет ли в деревне женщины, которая могла бы помочь со стиркой? Ребекка ответила, что все заняты.
- Может, обратится к сестрам? - предложила вариант Сильвия.
Больной священник сказал:
- Не думаю, что Ребекке это понравится.
Ребекка ревниво относилась к своему положению и не желала делить его ни с кем. Сильвия уже не надеялась понять все эти сложные отношения, поэтому предложила кандидатуру Аарона. Священник попытался шутить, заметив, что Аарон теперь интеллектуал и его больше нельзя просить о такой низкой работе: он начинал заниматься с отцом Макгвайром с тем, чтобы стать священником.
Не согласится ли тогда ученый Аарон походить среди окрестных деревьев и кустов и поискать личинки комаров?
- Думаю, что вряд ли.
- Тогда почему не сестры? - Сильвия едва удержалась от выпада в адрес монашек о том, что не очень-то они утруждают себя.
Отец Макгвайр возразил, что даже если сестер можно будет уговорить, толку в поисках личинок от них будет мало.
- Наши добрые сестры - не большие любительницы буша.
Комары откладывали яйца в любую воду, какую только могли найти. Черных куколок, не менее энергичных в этой фазе, чем станут позднее, в период поиска жертв, можно было приметить в сухом листе папайи или в ржавой жестянке из-под печенья, валяющейся под кустом. Только днем ранее Сильвия видела личинок в крошечном углублении, выкопанном в земле струйкой воды под корнями маиса. Прямо на ее глазах солнце высушивало воду, поэтому она не стала уничтожать куколок; но двумя часами позже прошел ливень, и если их не вынесло потоками на землю умирать, то они триумфально завершили свой цикл.
Отец Макгвайр впал в полубессознательное состояние. Сильвия думала, что дело хуже, чем сам он полагал - в долговременной перспективе. Что касается этого конкретного приступа, то он скоро пройдет. Поскольку ирландец был краснолиц, то болезненная бледность, даже желтизна не бросались в глаза. На самом же деле у него развилась настоящая анемия. Это из-за малярии. Ему нужно принимать препараты железа. Ему нужно взять отпуск. Ему нужно…
На улице в ночной темноте ветер, сулящий скорый дождь, колыхал белые силуэты - это белье, выстиранное Ребеккой под вечер. Сильвия сидела возле дремлющего священника, ждала следующего пароксизма и, не будучи занята, разглядывала комнату.
Кирпичные стены, как в ее спальне, тот же тростник вместо потолка, кирпичный пол. В углу - статуэтка Девы Марии. На стенах снова образы Пресвятой Девы, вдохновленные (отдаленно) итальянским Ренессансом, но в рамках канона: голубые, белые тона, опущенные долу глаза… и в общем как-то не к месту здесь, посреди буша. Но погодите-ка, вон на табурете из темного дерева - местная Мария, сделанная из того же дерева: крепкая молодая женщина, кормящая младенца. Это уже лучше. На гвозде, вбитом в стену возле кровати, чтобы священнику можно было дотянуться, висели четки из эбенового дерева.
Идеологические потрясения, охватившие мир в шестидесятых, в католической церкви приняли форму бунта, который попытался свергнуть Деву Марию с трона. Богородицу - прочь, и вместе с ней были изгнаны четки. Детство Сильвии проходило вне католицизма, она никогда не обмакивала пальцы в чашу со святой водой, не оплетала их четками, не крестилась и не обменивалась карточками святых с подружками ("Я дам тебе три святых Джерома за одну Деву Марию"). Она никогда не молилась богородице, только Иисусу. Следовательно, придя в лоно Церкви, Сильвия не тосковала о том, чего никогда не знала, и только постепенно, встречая старых священников, или монахинь, или верующих, узнавала она о произошедшей революции, которая оставила многих в скорби, особенно по Деве. (Она будет восстановлена в правах через несколько десятилетий.) А в тех укромных уголках мира, докуда не достигали взгляды борцов с ересью и отсталостью, священнослужители и монахини сохранили свои четки и святую воду, свои статуэтки и изображения Девы Марии, надеясь, что никто не заметит.
И человеку вроде Ребекки, которая прикнопила картинку с ликом Богородицы на центральную стойку своей хижины, вышеописанный идеологический момент показался бы лишенным всякого смысла; но она о нем и не слышала.
На стене своей комнаты, прямо на кирпич, Сильвия повесила большую репродукцию "Мадонны в скалах" Леонардо и несколько Пресвятых Дев поменьше. Глядя на стену, легко было заключить, что эта религия заключалась в поклонении женщинам. Распятие по сравнению с этими образами казалось незначительным. Ребекка иногда садилась на краешек кровати Сильвии, складывала руки на груди и смотрела на картину Леонардо, вздыхала, лила слезы. "О, как красиво!" Можно сказать, что Дева проскользнула через пустоты догмы посредством Искусства. Сильвия не задумывалась над тем, насколько дорога ей богородица, но она твердо знала, что не может жить без репродукций своих любимых картин. Края репродукции уже погрызли чешуйницы. Надо будет попросить кого-нибудь привезти ей новую.
Сильвия заснула на стуле, глядя на скучную статуэтку отца Макгвайра и недоумевая, как тому в голову пришло выбрать эту поделку, когда можно иметь настоящую статую, настоящую картину. Но она, конечно, не посмеет сказать этого священнику, который вырос в Донегале, в маленьком доме, полном детей, и прибыл в Цимлию сразу после окончания теологического колледжа. Неужели Леонардо ему не понравился? Макгвайр долго стоял в дверях ее спальни, потому что Ребекка сказала ему: "Отец, отец, пойдите посмотрите, что привезла нам доктор Сильвия". Сложив руки, оплетенные четками, на животе, который вздымался и опадал, он стоял и смотрел.
- Это лица ангелов, - провозгласил он наконец, - и, должно быть, художнику было видение. Ни одна земная женщина так не может выглядеть.
На следующее утро, когда выстиранное Ребеккой белье заново сохло после ночного дождя, Сильвия попросила Аарона поискать в буше комариные куколки, но он сказал:
- Боюсь, мне нужно читать книги, которые я изучаю с отцом Макгвайром.
Сильвия пошла в деревню, нашла несколько ребятишек - которые вообще-то должны были бы сидеть в школе - и сказала, что заплатит им, если они обыщут буш на предмет куколок.
- Сколько?
- Дам вам денег на всех, а вы сами между собой поделите.
- Сколько?
Через минуту ребятишки стали требовать от нее велосипеды, учебники, новые футболки. Это потому, что любого белого человека они считали богачом и источником всевозможных благ для себя. Сильвия засмеялась, потом они тоже засмеялись, и сошлись в конце концов на нескольких цимлийских долларах, что были зажаты в ее руке, - их хватит на горсть сладостей в местной лавке. И дети побежали со смехом в буш, они дурачились и играли: экспедиция будет безрезультатной. Затем Сильвия направилась в больницу, где застала Джошуа зашивающим довольно глубокую рану.
- Вас здесь не было, доктор Сильвия.
- Я бы пришла через пять минут.
- Откуда мне было знать?
Это давно уже стало предметом их разногласий. Джошуа научился зашивать простые раны и делал это неплохо. Но, осмелев, парень пытался самостоятельно заниматься ранами, которые требовали больших знаний, чем у него, и Сильвия запрещала ему это делать. Они оба посмотрели на мальчика, который уставился на свою руку и на иглу, пронзающую плоть. Он держался молодцом, закусил только губу. Джошуа неопрятно закончил шов - Сильвия забрала у него иглу и переделала последний отрезок заново. Потом она пошла к своей аптеке - к сараю, чтобы отмерить лекарства перед обходом. Джошуа последовал за ней, распространяя вокруг себя запах дагги.
- Товарищ Сильвия, я хочу стать доктором. Всю свою жизнь я хотел этого.
- Никто не станет обучать на врача человека, который курит даггу.
- Если бы я начал учиться, то бросил бы курить.
- А кто будет платить за твое обучение?
- Вы можете платить за него. Да, вы должны заплатить за меня.
Этот парень знал (как знали все вокруг), что Сильвия сама оплачивала новые строения в больнице, поставки медикаментов и зарплату Джошуа. Предполагалось, что за ней стоит одна из мощных международных компаний-доноров, из системы гуманитарной помощи. Она говорила Джошуа, что ничего подобного, это были ее личные деньги, но он не хотел ей верить.
На старом кухонном подносе, пожертвованном Ребеккой, Сильвия расставила стаканчики с лекарством, разложила кучки таблеток - по большей части витаминов. С этим набором она пошла к деревьям, среди которых лежали или сидели большинство ее пациентов, и стала раздавать им приготовленное.
- Я хочу быть доктором, - грубо повторил Джошуа.
- Ты знаешь, сколько это стоит - обучить одного человека на врача? - спросила она его через плечо. - Послушай, объясни этому мальчику, как проглотить микстуру. Я знаю, она невкусная.
Джошуа заговорил, мальчик что-то возразил ему, но микстуру выпил. Худосочный двенадцатилетний ребенок страдал от сразу нескольких разновидностей гельминтов.
- Тогда скажите мне, сколько это стоит?
- Ну, если приблизительно, включая жилье и питание, то это будет около ста тысяч фунтов.
- Вот и заплатите.
- У меня нет таких денег.
- А кто же за вас платил? Может, правительство? Или это была гуманитарная помощь?
- За меня платила моя бабушка.
- Вы должны сказать нашему правительству, чтобы мне позволили стать доктором. Скажите им, что из меня получится хороший доктор.
- Разве станет ваше черное правительство слушать такую ужасную белую женщину, как я?
- Президент Мэтью сказал, что мы все сможем получить образование. Я хочу получить такое образование, чтобы стать врачом. Он обещал нам, когда товарищи еще сражались в буше, наш товарищ президент пообещал всем нам среднее образование и потом право обучиться любой профессии. Так что вы должны пойти к президенту и сказать ему, чтобы он выполнил то, что обещал.
- Я вижу, ты до сих пор веришь тому, что говорят политики, - заметила Сильвия, опускаясь на колени, чтобы приподнять женщину, ослабевшую после родов и потерявшую ребенка. Черная кожа, обычно теплая и гладкая, была шершавой и холодной.
- Политики? - переспросил Джошуа. - Вы называете их политиками?
Она поняла, что в голове этого парня товарищ президент и чернокожее правительство (его правительство) занимали отличное место от того, которое отводилось "настоящим" политикам - белым.
- Если составить список всех обещаний вашего товарища Мунгози, которые он давал, пока товарищи сражались в буше, то будет очень смешно, - сказала Сильвия.
Она осторожно опустила голову женщины на сложенную вдвое тряпку, прикрывающую грязную после дождя землю, и спросила:
- У этой женщины есть родственники? Кто-нибудь кормит ее?
- Нет. Она живет одна. Ее муж умер.
- Отчего он умер?
СПИД тогда только входил в общественное сознание, и Сильвия подозревала, что некоторые из смертей, случавшихся вокруг, были не тем, чем казались.
- У него появились язвы, и он стал худой и потом умер.
- Нужно покормить ее, - сказала Сильвия.
- Может, Ребекка принесет ей супа, который готовит для святого отца.
Сильвия промолчала. Это была худшая из всех проблем. В ее понимании больницы обязаны кормить своих пациентов, но здесь если у больного не было родственников, то не было и еды. И если Ребекка принесет с кухни священника суп или что-то еще одному из пациентов, то остальные будут недовольны. И вряд ли Ребекка согласится на это: между ней и Джошуа шла борьба из-за того, кто что должен делать. И, думала Сильвия, эта женщина умирает. В приличной больнице она бы наверняка выжила. Если погрузить пациентку в машину и отвезти в больницу, что в двадцати милях отсюда, то она даже не доедет туда живой. Среди запасов Сильвии была пищевая добавка, которую она применяла не как еду, а как лекарство. Она попросила Джошуа пойти и развести для женщины немного порошка, думая при этом: "Я трачу драгоценные запасы на умирающую".
- Зачем? - нахмурился недовольно Джошуа. - Все равно она скоро умрет.
Сильвия, ни слова не говоря, пошла к сараю, который она по невнимательности оставила незапертым, и увидела, что к бутылкам с лекарствами тянется какая-то старуха.
- Что тебе здесь нужно?
- Мне нужно мути, доктор. Мне нужно мути.
Сильвия слышала эти слова чаще, чем любые другие. "Я хочу лекарство. Я хочу лекарство".
- Тогда иди туда, где ждут все остальные, и я осмотрю тебя.
- О, спасибо, доктор, спасибо! - захихикала старуха и убежала из сарая в буш.
- Она - плохой скеллум, - сказал Джошуа. - Она хочет продать лекарство в деревне.
- Я не закрыла аптеку. - Сильвия называла так этот сарай, внутренне посмеиваясь над собой.
- Почему вы плачете? Жалеете, что я не могу стать доктором?
- И поэтому тоже, - сказала Сильвия.
- Я знаю все, что знаете вы. Я смотрю, что вы делаете, и учусь делать это сам. Мне уже не нужно долго учиться.
Сильвия размешала в стакане воды питательный порошок и отнесла его женщине, но той уже ничего не было нужно: она была почти мертва. Слабое дыхание вырывалось редкими толчками.
Джошуа заговорил с мальчиком, сидящим рядом со своей больной матерью:
- Возвращайся в деревню и передай Умнику, чтобы он выкопал могилу для этой женщины. Доктор ему заплатит.
Ребенок убежал. Сильвии Джошуа сказал:
- Я хочу, чтобы вы научили моего сына Умника, научите его, он может.
- Умник? Так его зовут?
- Когда он родился, его мать сказала, что ему нужно дать имя Умник, чтобы он был умным. И мальчик в самом деле умный, она была права.
- Сколько ему лет?
- Шесть.
- Ему нужно ходить в школу.
- Какая польза ходить в школу, если учителя нет и учебников тоже нет?
- Скоро пришлют нового учителя.
- Но книг в школе все равно не будет.
Это было правдой. Один миг нерешительности со стороны Сильвии, и Джошуа продолжил атаку:
- Умник будет приходить сюда и учиться тому, что знаете вы. И я могу научить его тому, что знаю. Мы оба можем стать докторами.
- Джошуа, ты не понимаешь. Здесь я не использую большую часть того, чему меня учили. Ты же сам должен видеть, у нас не настоящая больница. В настоящей больнице есть… - Сильвия пришла в отчаяние, отвернулась и, подавленная необъятностью проблем, замотала головой - так сделал бы и Джошуа, это был африканский жест. Потом она присела на корточки, взяла прутик и стала рисовать здание на мягкой, влажной грязи. Где-то на заднем плане родилась мысль: "Что бы сказала Юлия, если бы увидела меня сейчас?" Она сидела, раздвинув колени, напротив Джошуа, который тоже опустился на корточки, но для его мышц это было легкой и естественной задачей, тогда как Сильвии пришлось балансировать и опираться одной рукой о землю. Другой рукой она нарисовала многоэтажное здание, посмотрела на Джошуа и сказала: - Вот так должна выглядеть больница. Вот тут рентген… Ты знаешь, что такое рентген? - Она вспоминала больницы, в которых проходила практику и работала, а взгляд ее тем временем натыкался на тростниковые навесы, травяные матрасы, сарай, приспособленный под аптеку, хижину, где рожали женщины - рожали на все тех же подстилках из травы. Она снова заплакала.
- Вы плачете, потому что у нас плохая больница, но это я должен плакать, Джошуа должен плакать.
- Да, ты прав.
- И вы должны сказать Умнику, что он может приходить сюда.
- Но ему нужно учиться в школе. Мальчик никогда не станет доктором и даже сиделкой не станет, если не сдаст экзамены.
- Я не могу платить за школу.
Сильвия платила за школьное обучение четырех его детей и трех детей Ребекки. Отец Макгвайр платил за еще двух детей Ребекки, но он, будучи священником, получал совсем немного.
- Умник один из тех, за кого я уже плачу?
- Нет, за него вы еще не платили.
В теории школьное обучение было бесплатным. И вначале так оно и было в действительности. По всей стране родители, которым пообещали образование для их детей, помогали строить учебные заведения, отдавая свой труд бесплатно, и благодаря их энтузиазму и вере новые школы возникли там, где их не было никогда. Но теперь за обучение брали плату, и с каждым семестром она росла.
- Надеюсь, Джошуа, вы не собираетесь заводить еще детей. Это же так неразумно.
- Мы знаем, это заговор белых, чтобы мы не рожали детей, тогда мы станем слабыми, и вы сможете делать, что хотите.
- Какая ерунда. Почему ты веришь всяким глупостям?
- Я верю тому, что видят мои глаза.
- Точно так же вы верите в заговор белых, направленный на то, чтобы убить вас СПИДом.
Джошуа называл эту болезнь "худоба". "У него худоба", - говорили про человека, то есть у него или у нее болезнь, от которой теряют вес. Джошуа воспринял от Сильвии все, что она сама знала о СПИДе, и, вероятно, был более осведомлен в этом вопросе, чем члены правительства, которые упорно отрицали существование болезни. Но при этом Джошуа был уверен, что СПИД намеренно завезен в Африку белыми, из какой-то лаборатории в Штатах; он говорил, что эта болезнь создана специально, чтобы ослабить африканцев.
Гостиница "Селус" в Сенге была межрасовой задолго до Освобождения, за что ее раньше многие поносили, зато теперь она превратилась в уютный старомодный отель, где любили проводить сентиментальные встречи люди, которые при белых были посажены в тюрьму (белые белыми), или которым запретили въезд, или которых преследовали и которым осложнили жизнь. Это был один из лучших отелей, но уже возникали вокруг новые, соответствовавшие международным стандартам, "выстреливали в небо, как стрелы в будущее" - так выразился президент Мэтью, и фразу тут же взяли на вооружение рекламные буклеты.