Фрэнсис поставила на стол корзинку с нарезанным хлебом. Сильвия смотрела на ломти и думала о том, что отец Макгвайр обожает хороший английский хлеб; надо будет захватить для него буханку. Тарелка, полная завитков лучисто-желтого масла, - увы, этого в Африку не возьмешь. Сильвия смотрела на еду и вспоминала Квадере, пока Фрэнсис двигалась по кухне, накрывая на стол. Она была статной привлекательной женщиной, с желтыми волосами - крашеными и со стрижкой, которая стоила полцарства. И она была очень хорошо одета - Юлия наконец-то одобрила бы ее стиль.
Четыре прибора… кто еще? Вошел высокий мальчик, который остановился, чтобы рассмотреть Сильвию - незнакомку.
- Это Уильям, - сказала Фрэнсис. - А это Сильвия, она раньше жила здесь. Сильвия - дочь подруги Мэриел, Филлиды.
- Э-э, здравствуйте, - сказал Уильям вежливо и сел: красивый мальчик, сдвигающий светлые бровки и пытающийся разобраться в хитросплетениях родства и отношений. Не получилось, и он отмел все проблемы, обратившись к Фрэнсис:
- У меня плавание в два часа. Можно я быстро поем?
- А мне нужно на репетицию. Тебя покормлю первого.
То, что появлялось на тарелках, ничем не походило на сытную, обильную домашнюю еду, подаваемую в прошлом. Фрэнсис давно перешла на готовую еду и полуфабрикаты. Она сунула в микроволновку пиццу и через минуту поставила ее перед Уильямом. Он тут же стал есть.
- Салат, - скомандовала Фрэнсис.
С видом героя-мученика мальчик подцепил вилкой два листка латука и редиску и проглотил так, словно это была отрава.
- Молодец, - похвалила его Фрэнсис. - Сильвия, полагаю, Колин рассказал тебе все наши новости?
- Наверное, да. - Две женщины обменялись взглядами, и из этого беззвучного диалога Сильвия поняла, что Фрэнсис сказала бы больше, если бы не ребенок за столом. - Кажется, я пропущу свадьбу, - добавила она.
- Я бы не назвала это свадьбой. Дюжина родственников в бюро регистрации.
- Все же я хотела бы быть там.
- Но не сможешь. Тебе не хочется надолго оставлять свою… больницу?
Эта заминка рассказала Сильвии, что Эндрю нелестно описал Фрэнсис свой приезд в миссию.
- Нельзя судить то, что там, по нашим стандартам.
- Я и не сужу. Мы просто думаем, что в Цимлии твоя квалификация пропадает зря. Ведь в Лондоне у тебя была серьезная работа.
В этот миг появилась Софи. Она была одета в нечто похожее на старинное платье или пеньюар - белого цвета с большими черными цветами - и плыла в нем Офелией, словно по воде; длинные черные волосы с драматичными прожилками седины распущены; прекрасные глаза все те же. Ее беременность имела вид элегантного бугорка.
- Семь месяцев, - сказала Сильвия. - Как тебе это удается?
Она потерялась в объятиях Софи. Обе плакали, и хотя от Софи и нельзя было ожидать ничего иного, в этом была вся она, для Сильвии такое выражение чувств было редкостью.
- Черт, - пробормотала она, вытирая глаза.
Фрэнсис тоже прослезилась. Из-за пиццы за всем этим с отстраненной серьезностью наблюдал мальчик. Софи откинулась на большом стуле в конце стола; ее выразительные руки обняли маленький животик.
- Сильвия, - произнесла она трагически, - мне сорок три года.
- Знаю. Все будет нормально. Ты уже сдавала анализы?
- Да.
- Вот видишь.
- Но Колин… - И Софи снова заплакала. - Простит ли он меня когда-нибудь?
- Ах, какая чушь! - воскликнула Фрэнсис раздраженно, уже наслушавшись этих причитаний.
- Из того, что он вчера говорил мне, - сказала Сильвия, - у меня сложилось впечатление, что о прощении речь вообще не идет.
- О Сильвия, ты так добра. Все добры ко мне. И оказаться в этом доме, в этом самом доме, который я всегда воспринимала как свой, и Фрэнсис… вы были мне такой же матерью, как моя родная мать, но теперь ее нет с нами, бедняжки.
- Я не столько мать, сколько нянька, - заметила Фрэнсис.
- Да, ты слышала, она играет Няню - о, играет превосходно, - сказала Софи. - Но скоро в доме появится настоящая няня, потому что я буду продолжать играть и, конечно же, Фрэнсис тоже.
- Да, не думаю, что я готова взять на себя заботу о младенце, - подтвердила Фрэнсис.
- Разумеется, - кивнула Софи, но было видно, что на самом деле она надеялась на обратное.
- И кроме того, - продолжала Фрэнсис, - не забывай, скоро мы с Рупертом и детьми переедем.
- О, нет, - опечалилась Софи, - пожалуйста, останьтесь. Пожалуйста. Тут хватит места всем.
Мальчик выпрямился на стуле, уставился на взрослых испуганными глазами:
- Почему? Куда мы переедем? Зачем, Фрэнсис?
- Ну, это дом Колина и Софи, и у них скоро появится ребенок.
- Но здесь много комнат, - сказал Уильям громко, будто старался перекричать кого-то. - Нам не нужно никуда уезжать.
- Тише, - произнесла Софи неуверенно и посмотрела на Фрэнсис, чтобы та успокоила встревоженного мальчика.
- Мне нравится этот дом, - настаивал Уильям. - Я не хочу отсюда уезжать. Зачем?
Он заплакал трудными, болезненными слезами ребенка, который плачет много, но в одиночестве, надеясь, что никто не услышит. Он поднялся и выбежал. Все молчали.
Потом Софи сказала:
- Фрэнсис, Колин ведь не говорил, что вы должны уехать отсюда, верно?
- Нет, не говорил.
- И я тоже не хочу, чтобы вы уезжали.
- Мы забываем об Эндрю. У него могут быть свои соображения насчет того, как поступить с этим домом.
Сильвия заметила:
- Тебе не стоит перетруждать себя, Софи. Ты же не собираешься играть до последнего?
Теперь, когда Софи не пылала восторгом от встречи, стало заметно, что она напряжена, бледна и явно переутомлена. Софи согнулась над своим животом.
- Ну… Я думала… но, возможно…
- Постарайся вести себя разумно, - сказала Фрэнсис, - плохо уже то, что…
- Что я так стара, о да, я знаю.
- Что ж, - сказала Сильвия, - пойду поищу Колина.
- Он сейчас работает, - ответила Софи. - И никому не позволяется мешать ему, когда он за работой.
- Ничего не поделаешь, потому что мне нужно с ним поговорить.
Когда Софи по пути из кухни проходила мимо Фрэнсис, то обняла ее быстрым движением и сказала:
- Не покидайте нас, Фрэнсис. Прошу вас. Я уверена, никто не хочет, чтобы вы уехали из этого дома.
Фрэнсис тоже вышла из кухни. Уильяма она нашла в его комнате, мальчик скорчился на кровати, как зверек, почуявший опасность. Он повторял вслух:
- Я не хочу уезжать. Я не хочу уезжать.
Фрэнсис положила руки ему на плечи и сказала:
- Не нужно плакать. Может, этого еще и не случится. Скорее всего, не случится.
- Тогда пообещай.
- Я не могу. Нельзя давать обещания, если ты не уверен.
- Но ты почти уверена, да, правда?
- Да. Думаю, да.
Фрэнсис подождала, пока Уильям собирал вещи для бассейна, и потом спросила:
- Мне кажется, что Маргарет не очень хочется оставаться здесь.
- Да. Она хочет жить с мамой. А я не хочу. Мэриел ненавидит меня, потому что я мужчина. Я хочу жить с тобой и с папой.
Фрэнсис пошла готовиться к репетиции, думая о том, что давно уже даже не вспоминала о своей мечте: о том, чтобы заиметь когда-нибудь свой собственный дом и жить в нем, ни от кого не завися. Деньги, которые она откладывала на его покупку, катастрофически таяли. Приличная сумма ушла на то, чтобы заплатить за курс психотерапии для Мэриел. Также она выплачивала Мэриел ежемесячное содержание. Руперт продал квартиру в Мэрилебоуне и две трети вырученного отдал бывшей жене. Руперт и Фрэнсис совместно платили арендную плату за проживание здесь, в этом доме - за себя обоих и двоих детей. Еще он оплачивал образование детей. Фрэнсис получала деньги за различные книги, памфлеты, переиздания, но когда сводила баланс, то оказывалось, что чуть ли не половина денег уходила Мэриел. В наше время многие женщины оказываются в подобной ситуации, когда им приходится содержать первую жену своего партнера.
Фрэнсис вошла в супружескую спальню, где стояло две кровати - одна, на которой она столько лет спала в одиночестве, и вторая, большая, ставшая эмоциональным центром ее жизни. Она села на свою стародевичью постель и посмотрела на пижаму Руперта, аккуратно сложенную на его подушке. Это была зеленовато-голубая пижама из поплина, серьезная такая пижама, но на ощупь нежная и шелковистая. Руперт при встрече, должно быть, производил впечатление прочности, силы, но стоило заметить деликатность его взгляда, его чуткие руки… Фрэнсис пересела на большую кровать со стороны Руперта и погладила пижаму.
Сожалела ли Фрэнсис, что сказала "да" Руперту, его детям, всей этой ситуации - не ее ситуации? Нет, никогда, ни на мгновение. Ей казалось, что уже на закате жизни она случайно вышла в сказочную долину, залитую солнечным светом - ей даже снились сны про это, и она знала, что эти сны - про Руперта. Они оба уже имели опыт семейной жизни, оба думали, что их глубоко неприятные партнеры передают суть брака в целом, но нашли счастье, которого не ожидали и в которое даже не верили. Оба вели активную жизнь вне семьи, он - в газете, она - в театре, оба знали сотни людей, но все это было внешнее, а то, что в центре, это их большая кровать, где все понятно и где не нужны слова. Фрэнсис пробуждалась и говорила себе, а потом и Руперту, что видела во сне счастье. Пусть смеются те, кто хочет, а таких людей немало, но есть на свете такая вещь, как счастье, и вот оно, и вот они, оба довольные, как коты на солнышке. Но два человека среднего возраста (так следует называть их по правилам хорошего тона) берегут свой секрет, зная, что, раскрытый, он съежится, иссохнет. И они не единственные, кто так себя ведет: идеология объявила их состояние невозможным, а раз так, то лучше молчать.
Вернуться в дом, который любил тебя, принял тебя, хранил тебя, в дом, который обнимал тебя, который ты натягивал на себя, как одеяло, и в который зарывался, как зарывается в щель маленькое испуганное животное… - только теперь это не твой дом, он принадлежит другим людям…
Сильвия поднималась по лестнице, и ее ноги узнавали каждую ступеньку, каждый поворот: здесь она замирала, прислушиваясь к шуму и смеху в кухне, думая, что никогда ее там не примут; здесь Эндрю нашел ее и отнес наверх, в постель, накрыл одеялом, дал из своего кармана конфету. Тут находилась ее комната, но сейчас она должна пройти мимо двери. Здесь была комната Эндрю, а тут - комната Колина. И вот Сильвия поднялась на верхний этаж - к Юлии - и не знала, в какую дверь на площадке стучать, но угадала верно, потому что голос Колина отозвался: "Войдите", и она оказалась в старой гостиной Юлии, где Колин сидел за… нет, это был не маленький столик Юлии, а большой, который заполнял собой всю стену. Было бы легче, если бы все вещи, когда-то принадлежавшие Юлии, исчезли, а на их месте появились бы новые, но вот Сильвия приметила стул Юлии и низкую скамеечку для ног… Комната одновременно и привечала ее, и отвергала. Колин выглядел нехорошо: заплывшее лицо, полная фигура - скоро он превратится в форменного толстяка, если не…
- Сильвия, - прервал он ее мысли, - почему ты вчера так убежала? Когда мне утром сказали…
- Это не важно. Правда, забудь. Мне очень нужно поговорить с тобой.
- И еще мне так стыдно. Забудь о том, что я наговорил вечером. Ты застала меня в дурном настроении. Если я критиковал Софи, забудь это. Я люблю Софи и всегда любил. Ты помнишь - мы всегда были… парой?
Сильвия села на стул Юлии, отдавая себе отчет в том, что если не будет осторожна, то у нее заболит душа - из-за Юлии, а она не хотела этого, она не хотела тратить время на… Колин сидел напротив нее, спиной к своему широкому столу, на вращающемся кресле. Он раскинулся в нем, вытянул ноги и потом ухмыльнулся в жесткой насмешке над собственным пьянством.
- И вот еще одно. Какое право мы имеем требовать какой бы то ни было нормальности? С такой историей семьи? Со всеми войнами, волнениями, товарищами? Какая ерунда! - Он засмеялся, и от него пахнуло алкоголем.
- Тебе придется бросить пить, если у вас будет ребенок. Ты можешь уронить его или…
- Что, Сильвия? Что я могу?
Она вздохнула и сказала мягко, обрисовывая ситуацию так, словно показывала ему картинку в книге:
- Джошуа, тот человек, о котором я тебе говорила - чернокожий, разумеется… он уронил своего двухлетнего ребенка в огонь. Ожоги были страшные, и… конечно, если бы это случилось в этой стране, то малыша могли бы спасти.
- Ну-у, Сильвия, все-таки вряд ли я дойду до того, чтобы уронить своего ребенка в огонь. Я прекрасно осознаю, что я… что я могу быть лучше. - Это прозвучало так комично, что Сильвия не удержалась от смеха, и Колин тоже засмеялся, только не сразу. - Я запутался. Но чего ты ожидаешь от отпрыска Джонни? И знаешь что? До тех пор, пока я жил медведем в своей берлоге, лишь изредка вылезая в паб или чтобы завести там романчик, тут отношения (чудное, кстати, словечко - обозначает как раз отсутствие отношений), - тогда я не считал себя запутавшимся. Но как только въехала Софи и у нас образовалась счастливая семья, о которой я мечтал, тут же я понял, что я - медведь, который не обучен жить с людьми. Уж не знаю, почему Софи живет со мной.
- Колин, мне нужно поговорить с тобой на очень важную тему.
- Я говорю Софи, мол, если помучаешься со мной еще некоторое время, то в конце концов сделаешь из меня нормального мужа.
- Колин, прошу тебя.
- Да. Что ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты поехал в Цимлию, увидел все своими глазами и написал правду.
Молчание. На его губах заиграла ироничная улыбка.
- Я как будто оказался в прошлом! Сильвия, помнишь, как товарищи то и дело отправлялись в Советский Союз или иной коммунистический рай, чтобы вернуться и рассказать правду? На самом деле, мы можем заключить, получив, как все потомки, счастливую возможность оглянуться назад, что нет лучшего способа не найти правду, чем поехать куда-нибудь и посмотреть на все собственными глазами.
- То есть ты не хочешь этого делать?
- Не хочу. Я ничего не знаю об Африке.
- Я расскажу тебе. Понимаешь, то, что пишут в газетах, не имеет ничего общего с тем, что происходит там на самом деле.
- Погоди-ка. - Колин крутанулся на кресле, раскрыл ящик, нашел там газетную вырезку и спросил: - Ты видела это? - Он протянул ей листок.
Фамилия автора в подзаголовке: Джонни Леннокс.
- Да, видела. Фрэнсис присылала мне. Это такая чушь. Товарищ Вождь совсем не такой, как его описывают в газете.
- Ну кто бы мог подумать!
- Когда я увидела имя Джонни, то глазам своим не поверила. Это что ж, теперь он превратился в эксперта по Африке?
- А почему нет? У всех их идолов обнаружились глиняные ноги, но не надо унывать! У нас же есть Африка, этот неиссякаемый источник вождей, головорезов, убийц и воров, так что все несчастные, которым так необходимо любить вождя, могут любить чернокожих вождей.
- А когда случается резня, или племенная война, или еще почему-либо перебьют несколько миллионов, достаточно лишь опустить глаза и пробормотать: "У них другая культура", - сказала Сильвия, поддаваясь соблазну злословия.
- И бедному Джонни ведь надо же что-то есть. А так он всегда в гостях у того или иного диктатора.
- Или на конференции, обсуждающей природу Свободы.
- Или на симпозиуме по бедности.
- Или на семинаре, созванном Всемирным банком.
- Вообще-то в этом часть проблемы - то, что старые красные не имеют права разглагольствовать о свободе и демократии, а сейчас только об этом и речь. Джонни теперь уже не так популярен, как раньше. Знаешь, Сильвия, я скучал по тебе. Тебе обязательно жить так далеко? Почему мы не можем жить все вместе в этом доме и забыть о том, что происходит за его стенами? - Колин оживился, его похмельная бледность прошла, он смеялся.
- Если я предоставлю тебе все факты, все материалы, ты мог бы написать несколько статей.
- А почему ты не обратишься к Руперту? Он - серьезный журналист. - Колин добавил: - Один из лучших. Он молодец.
- Но когда человек обретает известность, то уже не очень хочет идти на риск. Все ведь пишут, что Цимлия замечательная. Руперт окажется в одиночестве, против всех.
- Я думал, журналисты хотят стать первыми.
- Тогда почему он еще не первый? Смотри, я могу попросить отца Макгвайра набросать примерный план статьи, и ты использовал бы его как основу.
- А, да, отец Макгвайр. Эндрю говорит, что впервые понял, что означает выражение "откормленный каплун". - Сильвия была возмущена. - Извини.
- Он хороший человек.
- И ты тоже очень хорошая. Мы не достойны тебя - прости, прости, но, малышка Сильвия, разве ты не видишь, что я завидую тебе? Эта твоя ясноглазая, прямодушная убежденность - откуда она у тебя? О да, конечно, ты католичка. - Колин потянулся, посадил Сильвию себе на колено и уткнулся лицом в ее шею. - Клянусь, ты пахнешь солнечным светом. Еще вечером, когда ты была так добра ко мне, я думал: "Она пахнет солнцем".
Сильвии было неудобно. И Колину было неудобно. Она была нелепой, эта поза, для них обоих. Сильвия скользнула обратно на стул.
- И ты попытаешься не пить много?
- Да.
- Обещаешь?
- Да, Сильвия, да, Соня, я обещаю.
- Я пришлю тебе материалы.
- Сделаю все, что смогу.
Сильвия постучалась в дверь цокольной квартиры, услышала резкое "Кто там?", просунула голову в дверь и столкнулась взглядом с худощавой женщиной в элегантных коричневых брюках, в коричневой блузке, с коротко остриженными медными волосами. Женщина-нож.
- Я раньше жила в этом доме, - пояснила Сильвия. - И я слышала, что вы собираетесь жить вместе с моей матерью.
Изучающий взгляд Мэриел не скрывал враждебности. Потом она повернулась спиной к Сильвии, закурила сигарету и сказала в облако дыма:
- На сегодняшний день план таков, да.
- Меня зовут Сильвия.
- Я так и подумала.
Комнаты, которые видела Сильвия, были такими же, какими она помнила их, похожими на студенческое жилище, только сейчас в них царил порядок. Мэриел занималась упаковкой вещей. Она обернулась, чтобы сказать:
- Им нужна эта квартира. Ваша мать любезно предложила мне место, где я могла бы приклонить голову, пока ищу себе новое жилье.