- Да, да, да. Я слышал, что вы сказали. Я не сержусь.
- Если вы хотите, чтобы я пришла попозже, когда вы… Я могу вернуться и объяснить вам.
- Не надо, я все понимаю. Но вот вы кое-чего не понимаете. - Мандизи отодвинулся от стены, послужившей ему опорой в минуту слабости, и выпрямился. Теперь он говорил нормальным голосом: - Моя жена умирает. Мой ребенок мертв. И я знаю, кто несет за это ответственность. Я еще раз проконсультируюсь с нашим добрым н'ганга.
- Господин Мандизи, неужели вы хотите сказать…
- Да, именно это я и хочу сказать. Именно это я и говорю. Враги наслали на меня проклятье. Это дело рук ведьмы.
- О, господин Мандизи, ведь вы образованный человек…
- Я знаю, что вы думаете. Я знаю, что все вы думаете. - Он стоял перед ней с лицом, искаженным злобой и подозрением. - Я разберусь в этом деле. - Потом скомандовал: - Скажите в приемной, что я вернусь через полчаса.
Сильвия и Ребекка пошли к выходу. Вслед им донеслось:
- И эта ваша так называемая больница при миссии. Мы знаем о ней. Хорошо, что скоро откроется наша новая больница, тогда в нашем районе наконец появится настоящая медицина.
Сильвия сказала:
- Ребекка, только не говори мне, что ты согласна с его словами. Это же смешно.
Ребекка помолчала, прежде чем ответить.
- Понимаете, Сильвия, в нашей культуре это не смешно.
- Но это же болезнь. Каждый день мы узнаем что-то новое. Это страшная болезнь.
- Но почему некоторые люди болеют ей, а другие нет? Вы можете это объяснить? И в этом-то и дело, вы понимаете? Может, есть какой-то белый человек, который хотел навредить господину Мандизи или даже избавиться от его жены? Вы видели ту женщину в спальне с госпожой Мандизи? Может, она захотела стать госпожой Мандизи сама?
- Ох, Ребекка, я вижу, нам не прийти к согласию.
- Нет, Сильвия, к согласию нам не прийти.
Возле грузовика уже собрались жители деревни, готовясь забраться в кузов и ехать домой, но Сильвия сказала:
- Я пока еду в другое место. И могу взять с собой только шесть человек - понятно? Только шесть. Мы поедем посмотреть на новую больницу, а туда ведет очень плохая дорога. - Она уже видела ее начало - узкую колею, уходящую в буш.
Ребекка отдала несколько коротких распоряжений. В кузов залезли шесть женщин.
- Через полчаса я вас заберу, - пообещала Сильвия оставшимся.
Примерно с милю грузовик грохотал, прыгал, буксовал по корням, камням, ямам. Вокруг стояли высокие, большие деревья: это был старый буш, слегка запыленный, но густой и зеленый. Они прибыли к вырубке, посреди которой угадывались очертания будущих зданий.
Две женщины с детьми выбрались из кабины на землю, их примеру последовали шесть женщин, ехавших в кузове. Все вместе они встали перед тем, что называлось новой больницей.
Кто же им помогал? Шведы? Датчане? Американцы? Немцы? Правительство какой-то страны, тронутое бедами Африки, выделило и направило большую сумму денег сюда, на эту вырубку, и вот результат. Подобно тому, когда видишь план на бумаге, здесь тоже приходилось достраивать в уме форму будущих строений, которые вырастут на этих фундаментах, на стенах, начатых и незавершенных, а все потому, что задерживалось финансирование, давно уже не было обещанного второго поступления, и кабинеты, палаты, коридоры, операционные и аптечные киоски покрывались бледной пылью. Некоторые стены достигали высоты по пояс, другие вообще только начали строить, бетонные плиты были изъязвлены водой. Женщины из деревни, увидев, что здесь можно отыскать что-нибудь полезное, зашли подальше на заброшенную стройплощадку и извлекли пару бутылок, полдюжины жестянок - все это они отряхнули от пыли и уложили аккуратно в объемистые заплечные мешки. Должно быть, кто-то устраивал здесь пикник или бродяга остановился на ночлег и распалил огонь, чтобы отогнать лесных зверей. Женщины переглядывались с выражением, столь часто встречающимся в наше время: мы не будем ничего говорить, но кто-то здесь явно напортачил. Кто же это? И почему? Ходили слухи, что деньги, предназначенные для больницы, были разворованы по пути в Квадере; другие говорили, что правительство-благодетель просто истощило свои средства.
В дальнем конце вырубки под деревьями валялись большие деревянные ящики. Шесть женщин пошли посмотреть, и Сильвия с Ребеккой последовали за ними. Один ящик был уже вскрыт. Внутри находилось стоматологическое оборудование: зубоврачебное кресло.
- Жаль, что я не дантист, - сказала Сильвия. - Нам бы в деревне дантист пригодился.
Обследован был еще один ящик, который треснул сбоку. Там обнаружилось инвалидное кресло.
- О, доктор! - воскликнула одна из женщин. - Мы не должны брать это кресло. Вдруг эту больницу когда-нибудь достроят. - Как ни странно, с этими словами она принялась вытаскивать кресло из ящика.
- Нам нужно такое кресло, - сказала Ребекка.
- Но потом захотят узнать, откуда оно взялось у нас, а наша больница никогда не смогла бы купить такое сама.
- Нужно взять его, - решила Ребекка.
- Но оно сломано, - заметила женщина. И точно, кто-то уже пытался вытащить кресло, и одно колесо отломилось.
Оставалось еще четыре ящика. Две женщины приблизились к первому и стали отрывать полусгнившие доски. Внутри оказались подкладные судна. Ребекка, не глядя на Сильвию, отнесла с десяток суден в грузовик и вернулась. Другая женщина нашла одеяла, но их съели насекомые, а в том, что осталось, гнездились мыши, и птицы растаскивали клочки, чтобы выкладывать свои гнезда.
- Хорошая же тут будет больница, - сказала одна женщина со смехом.
- Да уж, в Квадере будет отличная больница, - подхватила другая.
Деревенские женщины хохотали, довольные собой, и потом к ним присоединились и Сильвия с Ребеккой. Посреди буша, в десятках миль от филантропов Сенги (и, если уж на то пошло, Лондона, Берлина, Нью-Йорка), стояли и смеялись женщины.
Они вернулись обратно в "точку роста", забрали остальных пассажиров и медленно поехали в миссию, прислушиваясь, не лопнула ли шина. Но судьба была благосклонна. Ребекка с Сильвией отнесли судна в больницу. Тяжелобольные, находящиеся на излечении в большой новой хижине, пользовались бутылками, банками, старыми кухонными принадлежностями.
- Что это за штуки? - спросили Зебедей и Умник и, когда поняли, пришли в восторг и долго бегали по больнице, показывая чудо медицинской техники всем, у кого хватало здоровья, чтобы проявить интерес.
В ответ на робкий звонок дверь открыл Колин. Перед собой он увидел то ли девочку-попрошайку, то ли цыганку, но потом с ревом: "Это же Сильвия, малышка Сильвия" - подхватил гостью и внес на руках в дом. Там он обнял ее, и она роняла на него слезы и терлась об него щеками, как кошка.
На кухне Колин усадил Сильвию за стол - тот самый стол, вновь раскрытый во всю его длину. Он щедро налил в большой стакан вина и сел напротив нее, полный радости и гостеприимства.
- Почему ты не сообщила, что приедешь? Хотя это не важно, не могу выразить, как я счастлив видеть тебя.
Сильвия пыталась соответствовать настрою Колина, но на самом деле она была угнетена: Лондон иногда оказывает такой эффект на тех, кто покидал его на некоторое время и кто, пока жил здесь, представления не имел о его весе, его многочисленных и многообразных дарах и возможностях. Возвращение после миссии в Лондон было для Сильвии подобно удару в солнечное сплетение. Это ошибка - приезжать сразу из, скажем, Квадере, в Лондон: нужен переходный период, что-то вроде декомпрессионной камеры.
Сильвия сидела и улыбалась, прихлебывала мелкими глоточками вино, боясь, что ей станет плохо от алкоголя (она отвыкла от него за это время), и ощущала дом как живое существо вокруг себя, под собой и над собой, ее дом, тот, который она воспринимала как дом, пока жила в нем и когда уехала из него; тут она всегда знала, что и где происходит, чувствовала атмосферу и дух каждой комнаты, каждого лестничного пролета. Дом по-прежнему был населен, он был полон людей, но все они были чужими, незнакомыми, и она была благодарна за то, что рядом с ней сидел улыбающийся Колин. Было десять часов вечера. Этажом выше кто-то выводил мелодию, которую Сильвия вроде бы знала, что-то известное, но она никак не могла вспомнить, что именно.
- Малютка Сильвия. Похоже, тебя нужно хорошенько подкормить - как обычно, впрочем. Хочешь перекусить?
- Я ела в самолете.
Но Колин уже поднялся, раскрыл холодильник, воззрился на полки, и опять Сильвия ощутила удар в сердце, да, это было сердце, оно болело, потому что она вспомнила о Ребекке, хлопочущей в кухоньке миссии, с ее маленьким холодильником и узким буфетом, который ее семье представлялся хранилищем небывалого богатства. А сейчас Сильвия смотрела на яйца, заполнявшие половину дверцы холодильника, на сияющее чистым блеском молоко, на заполненные едой контейнеры. Какое изобилие…
- Вообще-то это не моя территория, а Фрэнсис, но я уверен…
Колин достал буханку хлеба, тарелку холодной курятины. Сильвия соблазнилась: ведь это Фрэнсис готовила, та самая, которая кормила ее; ведь именно благодаря поддержке Фрэнсис и Эндрю она сумела выжить в юные годы.
- А где твоя территория? - спросила Сильвия, принимаясь за сэндвич.
- Я обитаю наверху, на последнем этаже.
- В комнатах Юлии?
- Да, я и Софи.
Эта новость настолько поразила Сильвию, что она опустила сэндвич.
- Ты и Софи?
- Ну конечно, ты же не в курсе. Она приехала к нам, чтобы прийти в себя, а потом… она была больна, понимаешь.
- А что с ней такое?
- Софи беременна, - сказал он, - и поэтому мы скоро поженимся.
- Бедный Колин, - непроизвольно вырвалось у Сильвии, и она покраснела от стыда - в конце концов, она ведь не знает, как обстоят дела, что на самом деле…
- Я бы не назвал себя таким уж бедным. Не забывай, я всегда очень любил Софи.
Сильвия вернулась к сэндвичу, но тотчас отложила его: от известия о переменах в жизни Колина ее желудок сжался.
- Ну, продолжай. Я вижу: ты несчастен.
- Какая проницательная. Да, ты всегда была такой, хотя делала вид, что вообще не отсюда.
Это было обидно, и Колин намеренно причинил ей боль. Но тут же спохватился:
- Нет-нет, извини. Извини меня, я сам не свой. Ты застала меня в… Хотя нет, я всегда теперь такой.
Он подлил вина.
- Не пей, пока я все не услышу.
Колин отставил свой стакан.
- Софи сорок три года. В таком возрасте родить уже не просто.
- Да, но довольно часто старые первородящие… - Она заметила, что Колин поморщился от этого термина.
- Именно так. Она и есть старая первородящая. Но хочешь верь, хочешь не верь, а младенцы с синдромом Дауна - это те такие веселенькие, верно? - и прочие ужасы - еще далеко не худшее. Софи убеждена, будто я убежден в том, что она хитростью заманила ребенка в свое чрево, чтобы использовать меня, потому что детородный возраст у нее заканчивается. Я знаю, что она ничего такого не замышляла, это не в ее характере. Но Софи никак не оставляет эту идею. Днем и ночью я слушаю ее покаянный плач: "О, я знаю, что ты думаешь…" - Колин провыл эти слова, получилось похоже на Софи и эффектно. - И знаешь… конечно же, ты знаешь. Ничем мы так не наслаждаемся, как чувством вины. Она буквально катается в нем, купается, моя Софи, ничего лучшего с ней не случалось. До чего же приятно знать, что я ненавижу ее за то, что она устроила мне ловушку, и что бы я ни говорил, ее не переубедить, потому что это так приятно - чувствовать себя виноватым.
Это было самое беспощадное выступление, когда-либо слышанное Сильвией от беспощадного Колина. Он поднял свой бокал и осушил его одним махом.
- О Колин, ты опьянеешь, а я так редко с тобой вижусь.
- Сильвия, ты права. - Он налил себе еще вина. - Но я женюсь на Софи, она уже на седьмом месяце, и мы будем жить наверху, в бывших комнатах Юлии - в четырех комнатах, а работать я буду в самом низу, в цоколе - когда он освободится. - Тут его лицо, раскрасневшееся и сердитое, осветилось тем удовольствием, которое мы испытываем каждый раз, когда сталкиваемся с очередным свидетельством бесконечной драмы жизни. - Ты слышала, что Фрэнсис взяла к себе двух детей своего нового приятеля?
- Да, она мне писала.
- Она писала тебе, что имеется еще и бывшая жена, причем в депрессии? Эта жена и живет сейчас внизу, в той квартире, где раньше была Филлида.
- Но…
- Никаких "но". Все устроилось как нельзя лучше. Депрессия у нее закончилась. Двоих детей устроили наверху, где раньше жили мы с Эндрю. Фрэнсис и Руперт поселились в комнатах Фрэнсис.
- То есть все хорошо?
- Да, только эти дети рассудили весьма разумно, что раз их мать порвала со своим шикарным любовником, то почему бы матери и отцу не сойтись снова, а Фрэнсис может просто исчезнуть.
- И они плохо ведут себя с Фрэнсис?
- Вовсе нет, что еще хуже. Они очень вежливы и логичны. Достоинства их плана обсуждаются каждый раз, когда они собираются за столом. Девочка, настоящая дрянь, между прочим, выдает такие перлы: "Но ведь для нас будет гораздо лучше, если ты уедешь, ты разве не согласна, Фрэнсис?" Заводила в этой паре девчонка, мальчик больше молчит. Руперт цепляется за Фрэнсис изо всех сил. И это понятно, стоит только взглянуть на Мэриел.
Сильвия думала о Ребекке, родившей шестерых детей, двое из которых умерли - вероятно, от СПИДа, но возможно, и нет, - и почти не видящей мужа, который работает по восемнадцать часов в сутки. И Ребекка никогда не жалуется.
Она вздохнула, и Колин взглянул на нее:
- Как повезло тебе, Сильвия, что ты уехала подальше от наших бесконечных проблем.
- Да, иногда я радуюсь, что не замужем… прости. Продолжай. Мэриел…
- Мэриел - ну, это тот еще подарочек. Холодная, эгоистичная, любит манипулировать людьми, и она всегда ужасно относилась к Руперту. Она феминистка - знаешь, из тех, отъявленных? Всегда внушала Руперту, что это его обязанность - содержать ее, и заставляла мужа платить за ее обучение на каких-то бессмысленных курсах - высшая критика или что-то в этом роде. За всю жизнь ни пенни не заработала. И теперь пытается получить такой развод, по условиям которого ему пришлось бы содержать ее до бесконечности. Мэриел принадлежит к группе женщин, к тайному обществу сестер - ты не веришь мне? - цель которого - отобрать у мужчин все, что можно.
- Ты все это придумал.
- Милая Сильвия, да, кажется, я припоминаю: ты никогда не хотела верить в темные стороны человеческой натуры. Но теперь дело взяла в свои руки Судьба, и ты никогда не догадаешься… Мэриел прошла курс психотерапии у Филлиды. За лечение платила Фрэнсис. Потом Фрэнсис попросила Филлиду, которая превратилась во вполне разумную даму - ты удивлена?
- Еще бы.
- Так вот, Фрэнсис попросила Филлиду взять Мэриел в ученицы, чтобы та потом сама стала консультантом, пообещав заплатить за обучение.
И тут Сильвия начала смеяться.
- О, Колин! О, Колин…
- Ага, вот именно. Потому что, видишь ли, Мэриел ничего не умеет делать. Она даже курсы свои не закончила. Но как консультант-психотерапевт вполне сможет зарабатывать себе на жизнь. Работа консультантом стала спасением для всех необразованных женщин - она заменила швейную машинку, кормившую прошлые поколения.
- В Цимлии швейная машинка по-прежнему жива и здорова и содержит целые семейства. - И Сильвия снова засмеялась.
- Ну слава Богу, что я все-таки тебя развеселил, - сказал Колин. И он налил ей еще вина. Оказалось, что она уже выпила первый бокал. Себе он тоже подлил. - Ну вот. Мэриел собирается переехать к Филлиде, потому что партнерша Филлиды решила открыть собственную консультацию, и наша нижняя квартира будет свободна, так что я смогу там писать. И скрываться от своих отцовских обязанностей, разумеется.
- Что не решает проблему Фрэнсис, которой навязывают роль злой мачехи. Если не считать детей, она счастлива?
- Она без ума от счастья. Во-первых, Фрэнсис действительно любит своего Руперта, и тут ее можно понять. Но ты не слышала еще? Она же вернулась в театр!
- Что значит вернулась? Я не знала, что Фрэнсис вообще имела какое-то отношение к театру.
- Как мало мы знаем о своих родителях. Представь, выяснилось, что театр всегда был первой любовью моей матери. Сейчас она играет в пьесе вместе с Софи. В этот самый момент их обеих провожают со сцены аплодисментами. - На последней фразе язык у Колина начал заплетаться, и он нахмурился. - Проклятье, - сказал он. - Я пьян.
- Пожалуйста, милый Колин, не пей, прошу тебя.
- Ты сказала точь-в-точь как Соня.
- А, Чехов. Да. Понимаю. Но, кстати, я полностью на ее стороне. - Сильвия рассмеялась, но уже не весело. - В миссии есть один мужчина… - Но разве можно рассказать про жизнь Джошуа Колину? - Чернокожий. Если он не обкурился, значит, пьян. Но если бы ты знал, как он живет…
- Ты хочешь сказать, что моя жизнь не дает основания для пьянства?
- Вот именно. Так вернемся к Софи. Ты бы предпочел, чтобы это была не она…
- Я бы предпочел, чтобы это была не сорокатрехлетняя женщина. - И из его горла вырвался вой, который таился там все это время. - Понимаешь, Сильвия, я знаю, что это смешно, знаю, что я жалкий несчастный дурак, но я хотел счастливую семью: мамочка, папочка и четверо детишек. Вот чего я хотел, но с моей Софи ничего этого не получу.
- Не получишь, - согласилась Сильвия.
- Не получу. - Колин старался не расплакаться, тер кулаками лицо, как ребенок. - И если ты не хочешь быть здесь, когда после спектакля сюда вернутся счастливая Софи и моя триумфальная мать, обе в экстазе от "Ромео и Джульетты"…
- Что, неужели Софи играет Джульетту?
- Выглядит она на восемнадцать. Выглядит она прекрасно. Софи красавица. Беременность ей к лицу. Можно даже не заметить, что она ждет ребенка. Газеты, конечно, не дадут не заметить. Они раздули из этого целое дело. Ну, знаешь, в духе: Сара Бернар играла Джульетту в возрасте ста одного года и с деревянной ногой. Но надо признать, беременная Джульетта придает-таки новое очарование пьесе. И зрители Софи обожают. Никогда ей столько не аплодировали. Одевается она в белые летящие робы, волосы убирает белыми цветами. Сильвия, ты помнишь ее волосы? - И Колин все-таки расплакался.
Сильвия подошла к нему, уговорила его подняться со стула, повела вверх по лестнице, и там, где когда-то ее утешал Эндрю, теперь она сама утешала Колина, пока тот не утомился и не заснул.
Сильвия не знала, найдется ли ей в доме где переночевать, поэтому оставила записку для Колина. Она хотела, чтобы он "написал правду о Цимлии". Кто-то должен это сделать.
Выйдя на улицу, Сильвия шла до тех пор, пока не увидела гостиницу, где и остановилась на ночлег.
В записке Сильвия обещала прийти к обеду. Утром она отправилась по книжным магазинам и покупала, покупала, покупала. Два больших контейнера книг прибыли с ней к дому Юлии (она по-прежнему называла так этот дом). Дверь ей открыла Фрэнсис, которая, как и Колин днем ранее, провела гостью в кухню, обняла как давно потерянную дочь и усадила на ее старое место, рядом с собой.
- Только не говорите, что мне нужно как следует питаться, - сразу попросила Сильвия.