Роуз заняла место в углу просторного помещения, общий стиль и элегантность которого успокаивающе действовали на нее. Она ждала Франклина и старалась не пить много - пока. Она еще успеет напиться. Комната наполнялась, потом уже стало яблоку некуда упасть, а Франклина все не было. Рядом с Роуз остановился мужчина, чье лицо она знала по фотографиям в "Пост". Сразу заявлять о том, что она журналистка из Англии, то есть относится к племени, столь ненавистному здешнему правительству, Роуз не собиралась и с улыбкой обратилась к нему:
- Товарищ министр, такая честь быть в вашей замечательной стране. Я здесь с визитом.
- О'кей, - сказал он, польщенный, но явно не готовый уделять время этой непривлекательной белой женщине, которая наверняка была чьей-то женой.
- Верна ли моя догадка, что вы - министр образования? - спросила Роуз, зная, что это не так, и он ответил вежливо, но равнодушно:
- Боюсь, вы ошибаетесь. Я заместитель министра здравоохранения. Да, мне оказана такая честь.
Он тянул голову и всматривался поверх голов, окружающих его: он хотел поймать взгляд Вождя, когда тот войдет. Президент Мэтью славился по всему миру как человек весьма демократичный, однако своим министрам он нечасто показывался на глаза. На тех редких совещаниях кабинета, на которых Вождь соизволял присутствовать, он лишь излагал свою точку зрения и удалялся: не очень-то он был общительный, этот товарищ президент Цимлии. Заместитель министра уже давно искал возможности обсудить кое-что с Вождем и надеялся, что в этот вечер сумеет сказать ему несколько слов. Кроме того, он был тайно влюблен в Глорию. А кто не был в нее влюблен? Эта большая, роскошная, неотразимая, сексуальная женщина с лицом, которое звало… где же она? Где они, товарищ президент и Мать нации?
- Скажите, а известно ли вам что-нибудь о больнице в Квадере? - спросила его Роуз - спросила уже второй раз, потому что в первый раз он ее даже не услышал.
Нет, ну это уже нарушение всяких приличий. Прежде всего, руководитель такого уровня, как он, не должен заниматься мелочами вроде конкретных больниц, а потом, сейчас ведь официальный прием, это не место и не время для подобных расспросов. Но так уж вышло, что про больницу в Квадере он знал. На его столе как раз сегодня лежали три папки - дела трех больниц, начатых и недостроенных, потому что средства были - нет смысла церемониться в выражениях - разворованы. Он не меньше других сожалеет о том, что так происходит, но ошибки случаются. В отношении двух из этих больниц разгневанные и уже несколько циничные инвесторы выдвинули план: они соберут половину недостающих средств, если правительство даст вторую половину. А иначе - очень жаль, но ничего не попишешь, гуд-бай, больница. В Квадере инвестор послал свою делегацию на место стройки, узнал о том, в каком состоянии находится больница, и сказал: нет, мы не будем ее финансировать. Беда в том, что как раз в Квадере больница очень нужна. В районе есть некое подобие медицинского учреждения при миссии Святого Луки, но такое бедное и отсталое, что является позором для Цимлии. И потом, секретные службы донесли, что докторша из той больницы, возможно, работает на Южную Африку. Ее отец был известным коммунистом, приятельствовал с Советским Союзом. А в Цимлии не любят русских, которые отвернулись от товарища Мэтью, когда он (вернее, его войска) сражались в буше. Поддержали его тогда китайцы. И вот теперь здесь чествуют китайского посла. Вон он с женой, миниатюрной женщиной, оба улыбаются вовсю и жмут руки. Нужно двигаться: где посол Китая, там будет и Вождь.
- Простите, я покину вас, - сказал чиновник Роуз.
- Могу я попросить у вас о встрече - может, в вашем министерстве?
- Что вам нужно? - спросил он весьма грубо.
Роуз импровизировала:
- Врач больницы в Квадере - моя двоюродная сестра, и я слышала, что…
- Вы все правильно слышали. Ваша двоюродная сестра должна быть осторожнее в выборе друзей. У меня есть сведения из надежного источника о том, что она работает на… ну, не важно на кого именно.
- И… пожалуйста, еще одну минутку, а что там насчет кражи оборудования из недостроенной больницы?
Об этом он ничего не слышал и рассердился на своих помощников за то, что ему не доложили. И вообще все это дело было таким неприятным, он не хочет о нем думать. Он понятия не имеет, как решать проблему с больницей в Квадере.
- О чем это вы? - обернулся он к Роуз, хотя сам уже начал движение к эпицентру событий. - Если это правда, то ваша родственница будет наказана, можете не сомневаться. Сожалею, что это близкий вам человек.
И он ушел туда, где появилась блистательная Глория в алом шифоне и бриллиантовом колье. Где же Вождь? Выяснилось, что он не придет, его жена будет одна принимать гостей.
Роуз тихо покинула гостиницу и переместилась в кафе, всегда кипящее новостями и сплетнями. Там она доложила о приеме, об отсутствии Вождя, о красном шифоне Матери нации и ее бриллиантах, а также о замечании заместителя министра насчет больницы в Квадере. Среди посетителей кафе была женщина из Нигерии, приехавшая для участия в конференции "Здоровье наций". Услышав о шпионке в Квадере, она воскликнула, что с момента прибытия в Цимлию не слышит ничего, кроме криков о вездесущих шпионах, а если исходить из опыта ее страны, то шпионы и войны как нельзя кстати в тех случаях, когда в экономике что-то не ладится. Эти слова вызвали оживленную дискуссию, в которой так или иначе все принимали участие. Один человек, журналист, был арестован по подозрению в шпионаже, но потом его отпустили. Другие знали людей, которых тоже считали агентами и… Роуз поняла, что в кафе весь вечер будут говорить только о южноафриканских агентах, и выскользнула на улицу. Ее следующей остановкой стал небольшой ресторан за углом. Двое мужчин, которые незаметно для Роуз следовали за ней из кафе, в ресторане подошли к ее столику и попросили разрешения угостить женщину ужином: больше свободных мест не было. Роуз была голодна, не имела привычки отказываться от угощения, и к тому же незнакомцы ей понравились - они ее чем-то впечатлили, только трудно было уловить, чем именно. Вероятно, во всей Цимлии только она одна не признала в них с первого взгляда тайную полицию, но, с другой стороны, Британию в последний раз так давно завоевывали, что ее граждане стали несколько наивными. Роуз объяснила себе неожиданное внимание мужчин тем, что, наверное, сегодня вечером она выглядит лучше обычного. В большинстве стран мира, то есть в тех странах, где спецслужбы действуют особенно энергично, никто не стал бы и рта раскрывать в присутствии подобных крепышей. Что же касается Роуз, то она привлекла их внимание тем, что быстро и потихоньку скрылась из кафе, как только разговор зашел о шпионах.
- Интересно, известно ли вам что-нибудь о больнице при миссии в Квадере? - тем временем тараторила журналистка. - У меня там работает двоюродная сестра, она врач. Я только что говорила с заместителем министра здравоохранения, и он сказал, что ее якобы подозревают в шпионаже.
Мужчины переглянулись. Они знали про женщину-врача в Квадере, потому что ее имя было в их списках. До сих пор они не относились к ней серьезно. Ну, сами подумайте, какой вред она может принести, забравшись в такую глушь? Но если уж заместитель министра…
Эти двое совсем недавно начали служить в тайной полиции. Они получили эту работу благодаря родственным связям с министром. Разумеется, к старым кадрам предвоенных времен оба не имели никакого отношения. Обычно вновь созданные государства с восторгом меняют все правительство, но секретные службы сохраняют нетронутыми. Это можно объяснить двумя причинами: во-первых, новые правители с уважением относятся к осведомленности людей, которые совсем недавно шпионили за ними, а во-вторых, слишком уж много нежелательных секретов могут раскрыть эти осведомленные люди, если лишить их работы. Двум же собеседникам Роуз еще только предстояло заслужить себе имя, и они очень хотели произвести на начальство впечатление.
- А вы не знаете, из Цимлии кого-нибудь депортировали за шпионскую деятельность? - спросила Роуз.
- О да, таких случаев много.
Это было неправдой, но уж очень хотелось новоиспеченным полицейским почувствовать свою принадлежность к строгой и эффективной системе.
- Да что вы! - воскликнула Роуз, почуяв тему.
- Например, одного из них звали Матабеле Смит.
Второй уточнил:
- Матабеле Босман Смит.
Однажды вечером в том кафе, в которое заглядывала только что Роуз, несколько журналистов подшучивали над слухами про шпионов и выдумали персонаж, наделенный всеми возможными неприятными - для правительства - качествами. Этот персонаж был южноафриканцем, часто посещающим Цимлию с деловыми командировками, и ему приписали попытку взорвать угольную шахту в Хванге, Дом правительства, новый стадион и аэропорт. Несколько вечеров подряд он развлекал кафе, но потом шутка устарела, и понемногу про Матабеле Смита забыли, но его имя к тому времени уже оказалось в досье полиции. Однако сколько бы тайные агенты, посещавшие кафе, ни вслушивались, они так и не смогли разузнать про этого Смита ничего конкретного.
- Значит, его выслали из страны? - спросила Роуз.
Агенты помолчали, снова переглянулись, потом один из них сказал:
- Да, его выслали.
И другой:
- Мы депортировали его обратно в Южную Африку.
На следующий день Роуз закончила свою статью о Сильвии такими словами: "Про Сильвию Леннокс также известно, что она была близким другом Матабеле Босмана Смита, которого депортировали из Цимлии как южноафриканского шпиона".
Общий стиль и агрессивный тон статьи вполне соответствовали требованиям газет, которые Роуз использовала для обнародования своих опусов в Британии, но она решила все же сначала показать заметку Биллу Кейзу и потом Фрэнку Дидди. Оба они знали, кем был на самом деле депортированный шпион, но Роуз ничего говорить не стали. Она им не нравилась и уже давно исчерпала запас их гостеприимства, к тому же обоих позабавило, что знаменитый Смит получил новую жизнь, подарив, таким образом, пару веселых вечеров завсегдатаям кафе.
Статью напечатали в "Пост", но ее трудно было заметить и выделить среди множества аналогичных творений. Тогда Роуз послала ее в "Уорлд скандалс", и вот так заметка попала к Колину - по неписаному правилу, которое гласит, что все неприятное, что печатается о тебе в газетах, так или иначе найдет тебя. Скорее всего, вырезку пришлет какой-нибудь доброжелатель. Колин тут же через суд обязал газету выплатить приличную компенсацию и принести извинения, но, как всегда бывает в подобных случаях, опровержение было напечатано мелким шрифтом в нижнем углу, где его почти никто и не заметил. Вновь Юлию назвали нацисткой. Ну, а предположение, будто Сильвия шпионит в пользу Южной Африки, было настолько смехотворным, что Колин только покачал головой.
Отец Макгвайр прочитал статью в "Пост", но Сильвии ее не показал. А господин Мандизи приложил вырезку к документам, касающимся миссии Святого Луки.
Случилось то, чего Сильвия боялась все те годы, что прожила в миссии. Зебедей и Умник принесли на руках из деревни девочку с острым аппендицитом. Машину в тот день забрал отец Макгвайр, поехавший навещать знакомого. Дозвониться до Пайнов Сильвия не сумела: не было связи то ли в миссии, то ли на ферме Пайнов. Девочка нуждалась в срочной операции. Сильвия часто воображала нечто вроде этого и заранее определила для себя, что оперировать не будет. Она не имела права. Простые (и успешные) операции - да, это могло сойти ей с рук, но более или менее серьезные случаи да еще с риском летального исхода, нет, на нее тут же набросятся все чиновники от Квадере до Сенги.
Два мальчика в белых рубашках (накрахмаленных и выглаженных Ребеккой), с идеально причесанными волосами, с вымытыми - дважды, как положено врачам, - руками, стояли на коленях по обе стороны девочки внутри хибарки из тростника, которая называлась больничной палатой, и смотрели на Сильвию. В их глазах блестели слезы.
- Она вся горит, Сильвия, - сказал Зебедей. - Потрогайте ее.
Сильвия вздохнула:
- Ну почему она не пришла ко мне раньше? Даже вчера еще не было бы поздно. Ну почему? Ведь это происходит снова и снова. - Ее голос срывался - от страха. - Вы понимаете, насколько серьезна ее болезнь?
- Мы говорили ей, что нужно пойти в больницу, мы говорили.
Если девочка умрет не прооперированная, то вины Сильвии в этом не будет, но если она, доктор Сильвия, сделает операцию, а девочка все-таки умрет, то тогда это будет считаться ее ошибкой. Два юных лица, омытых слезами, умоляли ее: пожалуйста, пожалуйста. Девочка приходилась им и Джошуа родственницей.
- Вы же знаете, что я не хирург, я вам объясняла, Умник, Зебедей, вы же понимаете, что это значит.
- Но вы должны помочь ей, - сказал Умник. - Должны, Сильвия, ну пожалуйста.
Девочка подтянула колени к животу и застонала.
- Что ж, ладно. Принесите самые острые наши ножи. И горячей воды. - Она нагнулась к уху девочки: - Молись, - сказала она. - Молись Деве Марии. - Сильвия знала, что девочка католичка: видела ее в церкви. Сейчас любая помощь пригодится.
Мальчики принесли инструменты. Девочка лежала не на "операционном столе", так как двигать ее было опасно, а на подстилке, совсем рядом с пыльным полом. Хуже условий для операции не придумать.
Сильвия велела Умнику прижать смоченную в хлороформе тряпку к лицу девочки, а самому отвернуться и дышать в сторону. Зебедея она попросила поднять таз с инструментами как можно выше от пола, а сама, как только стоны девочки стихли, приступила к операции. Она даже не пыталась произвести точечную операцию, о которой раньше рассказывала мальчикам.
- Я делаю разрез по-старому, - сказала Сильвия. - Но вы, когда будете учиться, узнаете, что такой большой разрез устарел и его уже давно не делают.
Как только она вскрыла брюшную полость, то поняла, что слишком поздно. Аппендикс уже лопнул, залив все гноем. Пенициллина у Сильвии не было. Тем не менее она убрала гной, промыла рану и потом зашила ее. Закончив, врач шепотом сказала мальчикам:
- Думаю, она не выживет.
Оба громко заплакали, Умник - опустив голову в колени, Зебедей - уткнувшись лицом в спину брата.
Сильвия сказала:
- Мне нужно сообщить о том, что я сделала.
Умник прошептал:
- Мы никому не расскажем. Никому-никому.
Зебедей схватил ее за руки, еще запачканные кровью, и воскликнул:
- О Сильвия, о доктор Сильвия, у вас будут неприятности?
- Если я не сообщу сейчас, а потом узнают, что вы все знали, то у вас тоже будут большие неприятности. Так что ничего не поделаешь, придется рассказать.
Сильвия расправила на девочке юбку и блузку. Бедняжка умерла. Ей было всего двенадцать лет.
- Скажите плотнику, что нам нужен будет гроб скоро-скоро.
Она отправилась в дом, нашла там отца Макгвайра, только что вернувшегося из поездки, и рассказала о том, что случилось.
- Я должна сообщить господину Мандизи.
- Да. Я думаю, это нужно сделать. Не говорил ли я тебе, что такое может произойти?
- Конечно говорили.
- Я позвоню господину Мандизи и попрошу, чтобы он сам приехал.
- Телефон не работает.
- Пошлю Аарона на велосипеде.
Сильвия вернулась в больницу, помогла уложить девочку в гроб, нашла Джошуа, который спал под своим деревом, сказала ему, что малышка умерла. Но Джошуа уже плохо соображал, ему требовалось время, чтобы воспринять то, что ему говорят. Сильвия не хотела слушать, как он станет проклинать ее (а он, несомненно, именно так и поступит), поэтому она ушла, не дожидаясь его ответа. Врач сказала Зебедею и Умнику, что сегодня она не придет в деревню на урок, и попросила их провести занятие вместо нее: надо просто послушать, как люди читают, и еще проверить письменное задание.
В доме священник пил чай.
- Сильвия, дорогая моя, я думаю, тебе стоит отправиться в небольшой отпуск.
- И что от этого изменится?
- Пусть все уляжется.
- Вы думаете, все уляжется?
Он промолчал.
- И куда я поеду, святой отец? У меня нет другого дома. И пока новая больница не достроена, я буду нужна этим людям.
- Подождем, что скажет господин Мандизи. Он уже скоро должен подъехать.
В эти дни господин Мандизи был их другом; давно прошли те времена, когда он вел себя грубо и подозрительно. Однако он, как и был, оставался чиновником, который должен выполнять свои обязанности.
Когда Мандизи приехал, его никто не узнал. От него оставалось только имя, остальное съела ужасная болезнь.
- Господин Мандизи, в таком состоянии вам нужно лежать в постели.
- Нет, доктор. Я еще могу работать. В постели лежит моя жена. Она очень больна. Вдвоем, бок о бок - нет, я не думаю, что мне это понравится.
- Вы сделали анализы?
Он помолчал, потом вздохнул, сказал:
- Да, доктор Сильвия, мы сделали анализы.
Ребекка внесла обед: мясо, хлеб, помидоры. Увидев чиновника, она ахнула:
- Ах, господин Мандизи, ай-ай-ай!
Поскольку Ребекка всегда была худой и невысокой, а костлявое лицо скрывал платок, он не мог видеть, что она тоже больна, и поэтому сел за стол, ощущая себя обреченным человеком среди здоровых счастливцев.
- Мне так жаль, господин Мандизи, - сказала Ребекка и вышла из комнаты, плача.
- А теперь вы должны мне рассказать все как было, доктор Сильвия.
- Да.
- Был ли шанс спасти ее?
- Был, небольшой. Понимаете, у меня нет пенициллина, он закончился, и…
Мандизи сделал рукой жест, который она слишком хорошо знала: не обвиняйте меня за то, в чем я бессилен.
- Мне надо будет сообщить в большую больницу.
- Конечно.
- Вероятно, они захотят сделать вскрытие.
- Тогда им нужно поторопиться. Девочка уже в гробу. Почему бы вам просто не сказать, что это моя вина? Я не хирург.
- Это была трудная операция?
- Нет, одна из наиболее простых.
- Настоящий хирург смог бы что-нибудь сделать на вашем месте?
- Да нет, вряд ли. Нет, ничего.
- Не знаю, что вам сказать, доктор Сильвия.
Было очевидно, однако, что ему хотелось что-то сказать. Мандизи сидел, опустив глаза, затем взглянул на нее с сомнением, потом посмотрел на священника. Сильвия понимала, что он знает что-то, что ей и отцу Макгвайру пока неизвестно.
- В чем дело? - спросила она.
- Кто такой ваш друг Матабеле Босман Смит?
- Кто?
Господин Мандизи вздохнул. Тарелка с едой стояла перед ним нетронутая. Как и перед Сильвией. Священник ел размеренно, хмурый. Господин Мандизи сжал лоб рукой и сказал:
- Доктор Сильвия, знаю, что от моей болезни нет мути, но у меня так болит голова, так болит, я не знал, что бывает такая боль.
- У меня есть кое-что от головы. Я дам вам таблетки.
- Спасибо, доктор Сильвия. Но должен сказать еще… Есть еще кое-что… - Вновь он посмотрел на священника, и тот кивнул ему, подбадривая. - Вашу больницу собираются закрыть.
- Но этим людям нужна больница!
- Скоро откроют новую… - Лицо Сильвии просветлело, затем она увидела, что чиновник просто хочет утешить себя и ее. - Да, скоро у нас будет больница, я уверен, - повторил господин Мандизи. - Да, такова ситуация.