Девушки, наряженные для жертвенного алтаря, переживают свою тоску в формах, казалось, не имеющих ничего общего с обычными человеческими чувствами. Наименее чувствительные отдают свое тело с безразличием, характерным для представителей мелкой уличной торговли. Самые молодые из них явно не могут поверить, что они лишены свободы. И они с увлечением слушают любые россказни посетителей, которые позволяют им немного помечтать. Если бы мне не нужно было постоянно помнить о задании, я смог бы расслабиться и получать удовольствие, но я выполнял приказ. Приказ Милы, красота которой становилась в моей памяти все ярче, хотя воспоминания о нашей единственной встрече постепенно таяли. Эта женщина была моим начальником. По ее приказу я должен был продолжать спать неизвестно со сколькими проститутками, пока ее задание не будет выполнено.
В следующую нашу встречу в среду я сразу понял, что Мила рассердилась, когда узнала, что я не могу сообщить ей ничего существенного. Холодным и высокомерным тоном она дала мне понять, что я задерживаю начало важной операции:
- Мы подошли к переломному моменту войны. Ваше задание крайне важно. Оно должно быть выполнено не позже чем через неделю. Командование теряет терпение.
Я попытался объяснить ей, что невозможно завербовать подходящую кандидатуру, просто щелкнув пальцами:
- То, что вы требуете от меня, не может быть выполнено в один день. Невозможно увлечь высокой целью девушку, погрязшую в дерьме, простым кивком головы. С нашей последней встречи я каждую ночь провожу в борделе, но у меня пока нет подходящей кандидатуры. Ни у одной из проверенных мной девушек мне не удалось обнаружить требуемый психологический профиль. Мне попадались такие, кто был готов последовать за мной, но ни одна из них не выдержит длительное испытание, не поддавшись соблазну быть перекупленной по более высокой цене. В конце концов я задумался: почему нужно ограничиваться вербовкой профессионалки? Если в наших рядах находятся женщины, готовые ради пользы дела пожертвовать жизнью, то почему среди них не найдется готовой принести в жертву свое тело?
Мне показалось, что мое предложение шокировало Милу. Но она в очередной раз показала мне свой характер. Решительный и несгибаемый.
- Если через неделю вы никого не найдете, я сама возьмусь за дело и поступлю так, как вы советуете…
Эта фраза произвела на меня эффект, сходный с прямым попаданием пули. На мгновение я представил Милу в объятиях полицейского или немца.
- Не беспокойтесь, к нашей очередной встрече я найду для вас эту редкую жемчужину.
Мне оставалось совсем немного времени. Всего две ночи.
Я оставил сомнительные заведения в темных переулках и перебрался на ярко освещенные улицы старого города. Именно сюда устремляются моряки, когда их корабли приходят в гавань, чтобы оказаться в сетях этих сирен, превращающихся в сон, как только очередным дождливым утром развеются пары спиртного.
Улица, на которой я очутился, спускалась к докам полосой мокрого булыжника. Я привлекал дам легкого поведения своим шикарным костюмом, игравшим роль паруса шхуны, раздуваемого налетающими на порт порывами бриза. Я резко выделялся среди здоровяков в рабочих комбинезонах, с трудом передвигавшихся под грузом мышц, обеспечивавших им заработок. Они смотрели на меня с тем же выражением, с каким бульдог смотрит на комнатную собачку.
Здесь я выбрал очередную жертву. Девушка, которой едва исполнилось девятнадцать лет и которой было стыдно того, что она оказалась в таком месте. Стеснявшаяся своего безупречно сложенного тела, она пряталась от жадных взглядов за ветхой дверью. Только благодаря ее скромности я смог найти ее. Я давно понял, что мне нужно было искать именно такое создание. Я поднялся за ней по ступенькам бесконечной лестницы с истертыми ступенями. В убежище, служившем ей рабочим помещением, Агата почти сразу поведала мне свою банальную историю. Ее отец оказался в плену в Германии в самом начале войны. По крайней мере, она так думала. Ее мать воспользовалась ситуацией, чтобы броситься в объятия молодого бизнесмена, поймавшего слепую удачу. Он вскоре бросил ее, предоставив ей самостоятельно бороться со все более и более суровой жизнью. У юной девушки не было другого выхода. У нее скоро появился свой сутенер, периодически избивавший ее, чтобы подтвердить свою привязанность.
Я положил на прикроватную тумбочку толстую пачку банкнот. Потом погладил ей руку и постарался убедительно объяснить, что очень нуждаюсь в ней. Я предложил ей послужить Франции, хотя и воздержался от уточнения, какую именно Францию я имел в виду. Я развернул перед ней картины будущего, которое никак не могло быть хуже настоящего. Упомянул я и о возможности освобождения ее отца, что должно было стать основной платой за ее преданность. Изложив ей это, я встал, показывая этим, что она должна принять решение немедленно. Вместо ответа она поинтересовалась, не смогу ли я на время приютить ее. Поскольку у меня не было выбора, я согласился. Она быстро собрала свое жалкое имущество, и мы направились ко мне, постаравшись по дороге не попасться на глаза ее сутенеру.
Поднявшись вместе с Агатой в мансарду, я почувствовал себя крайне неловко. Нам пришлось спать в одной постели, словно брату с сестрой. Утром я был вынужден уйти, чтобы не мешать ей заниматься туалетом. Вернулся я только в полдень, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, я был доволен удачной вербовкой, но меня беспокоила реакция Милы на неосторожное поведение. Я был уверен, что ей вряд ли понравится, что я оказался в мансарде не один.
В субботу перед встречей с Милой я попросил Агату пойти погулять пару часов. Она исчезла, не задавая лишних вопросов. Мила появилась в назначенный час в хорошем, как мне показалось, настроении.
Из небольшого оконца мы могли видеть крыши соседних домов, похожие на дворовых псов, валяющихся животами кверху под теплыми лучами весеннего солнца. Мила впервые обратила на меня внимание, хотя это мог быть и последний раз, поскольку то, что она собиралась сказать мне, вполне было способно лишить нас нашего общего будущего. Руководитель нашей сети назначил меня своим заместителем. Я должен был руководить командой героев, которой было поручено следить за рейдом, откуда в море выходили немецкие подлодки, чтобы атаковать конвои союзников. Они делали это весьма успешно, отправляя на дно сотни судов. Англичане, которым надоели ссоры между разными подпольными организациями французов, решили создать свою собственную тайную сеть. От них регулярно поступали деньги, а к ним так же регулярно должна была поступать информация, которая позволила бы отправлять на дно смертоносные немецкие субмарины сразу же после выхода из гавани в открытое море. Нужна была информация, ничего, кроме информации. Я должен был также координировать действия работавших на нас в арсенале докеров. Ко мне должны были стекаться все детали, любые слухи, даже самые незначительные. Полученные сведения после обработки полагалось предавать Миле два раза в неделю. Наша группа, руководителем которой я был назначен, помещалась в большом кафе, расположенном неподалеку от гавани, где базировались немецкие подлодки. В этом кафе немецкие подводники проводили все свободные вечера, в том числе и последний вечер перед выходом на задание. И именно сюда они приходили, когда возвращались на базу, чтобы отпраздновать очередную отсрочку. Если морские глубины не захотели поглотить их, то теперь они могли надеяться получить очередной отпуск на родину. Наш бар был единственным мирным местом в мире, пропитанном запахами смолы, бензина и ржавого железа, изъеденного соленой морской водой. Не знаю, как это удалось Миле, но она добилась, чтобы меня приняли на работу официантом в этот бар. Малышка Агата должна была присоединиться ко мне, чтобы работать тоже официанткой, а при необходимости и проституткой. В баре до меня уже устроился один наш человек. Он был поваром и одновременно обеспечивал заведение всем необходимым как снабженец. Эти обязанности позволяли ему собирать интересующие нас сведения от докеров, работавших на немцев в гавани. Они знали только его, а он, в свою очередь, знал только меня. Мила знала, что хозяин заведения был связан с немецкой контрразведкой. Он сообщал в гестапо о подозрительном поведении работавших в кафе французов, а заодно и о некорректных высказываниях подвыпивших немецких подводников, обычно начинавших вести себя слишком непринужденно после третьего стакана шнапса. Мила также сообщила мне, что агентами немцев были две работавших в кафе официантки из местных. В этом заведении, где я должен был провести несколько месяцев, хищники и их жертвы были перемешаны в близости, которая в любой момент могла перерасти в настоящую бойню.
Пока Мила подыскивала для Агаты жилье поблизости от гавани, я рассказывал ей о правилах поведения и о том, что она должна была говорить о себе коллегам по работе. При этом я изображал нас как своего рода тайную полицию, следившую за обычной полицией Петена. Как недреманное око правосудия, следившее за порядком в стране. Мне пришлось прибегнуть к подобному варианту, так как я понял, что Агата слишком простодушна, чтобы вести двойную игру. Даже если она принимала свою роль близко к сердцу, она оставалась самым слабым звеном в нашей сети. Но мы нуждались в информации, которую можно было извлечь из пьяной болтовни немецких моряков, когда совместное воздействие алкоголя, желания и страха подталкивало их к излияниям на грани между надеждой и отчаянием. В такой обстановке едва ли не любой секрет неизбежно оказывался на кончике языка. Мила также сообщила мне, что один из сотрудников префектуры, тоже наш человек, рекомендовал меня и Агату хозяину кафе, заигрывавшему с полицией и больше заботившемуся о выручке от спиртного, чем о своей чести француза.
Наступило время, когда должен был распахнуться занавес перед сценой на которой будет разыгрываться спектакль без зрителей и без заранее известного финала.
13
Все было готово, оставалось только молиться. Так, как может молиться коммунист. Страстно надеясь, что ни одна песчинка не вызовет сбой запланированной партии фальшивого покера.
Во время нашей третьей встречи Мила не проявила ни капли дружелюбия. Она явно решила сохранять безопасную дистанцию. Подчеркнуто старалась держаться как можно более холодно, как будто малейшее проявление теплоты ко мне могло повлиять на исход нашей операции. Мне хотелось надеяться, что в ее внешне столь безразличном отношении ко мне таились признаки печали, как будто она предчувствовала, что рано или поздно обстоятельства заставят нас расстаться навсегда. Особенно тщательно она старалась создать вокруг себя непроницаемую оболочку. Она не поддавалась воздействию слов и чувств. Всего, что могло создать между нами хотя бы намек на интимность. Более того, при каждом удобном случае она старалась показать себя с отрицательной стороны. Конечно, такое ее поведение выглядело весьма неестественно, но даже оно умиляло меня и еще крепче привязывало к ней.
Я приступил к исполнению своих обязанностей в среду вечером. Из города я приехал на велосипеде. Двадцать пять километров, не отводя глаз от коварной дороги, извивавшейся между дюнами. Всю дорогу меня сильно беспокоила велосипедная цепь. Я боялся, что она может захватить складку моих брюк от сшитого на заказ костюма, несмотря на использованную мной защипку для белья. Я придерживался умеренной скорости, чтобы не вспотеть и не испортить воротничок моей накрахмаленной рубашки.
Внезапно открывшийся передо мной рейд показался мне скопищем уснувших чудовищ, чьи то резкие, то закругленные контуры чередовались на фоне морских волн, то печально голубых, то темно-зеленых или защитно-серых.
Чтобы лгать, требуется больше ума, чем для того, чтобы говорить правду. Все, кому приходилось вести двойную жизнь, знают эту истину. Спускаясь с последней дюны к строению, где мне предстояло работать, я почувствовал, что у меня сжимается сердце. Скорее всего, это была боязнь оказаться недостойным моих сотрудников, которые наверняка были гораздо опытнее меня. Невысокое сооружение, в котором предстояло собраться компании тайных агентов, казалось, случайно возникло на неподходящем для него месте. Бетонный куб, чем-то похожий на заброшенный общественный туалет, пятнистый из-за отваливающейся кусками со стен штукатурки. Со стороны моря песок образовал невысокую гряду, окрашенную лучами заходящего солнца в зловещий багровый цвет. Я обогнул здание, чтобы найти вход. Очевидно, заведение только что открылось. Высокая девушка с вызывающей внешностью в одиночестве расставляла за стойкой бара стаканы. Она уставилась на меня с таким агрессивным видом, что я почувствовал себя чем-то вроде неудачно написанного натюрморта. Я подошел к ней, безуспешно стараясь избавиться от вида неуклюжего школьника, пытающегося найти свой класс в первый день занятий. Она широко открыла глаза, показывая этим, что заметила мое появление, но явно не представляла, что ей делать дальше. Я спросил управляющего. Пока мои слова совершали долгий путь от ее ушей до мозга, мне пришлось подождать не меньше минуты. Наконец девушка догадалась предложить мне присесть. Я не решился нарушить порядок, в котором пребывали стулья, и торчал столбом добрых четверть часа, рассматривая помещение. Стойка бара описывала плавную дугу, отгораживая примерно половину небольшого зала. Она была сделана из какого-то дешевого материала, имитировавшего красное дерево. Опора для ног, очевидно, была хромирована и походила на бампер американского автомобиля. Квадратные столики располагались по обе стороны от центрального прохода. Стены увешаны черно-белыми фотографиями, на которых изображены анонимные корабли, парусники и пароходы с одной или двумя трубами. В баре могло поместиться несколько десятков клиентов. Это меня успокоило, так как я надеялся стать менее заметным среди многочисленной публики.
Толчком распахнув двустворчатую дверь, в зал влетел мужчина. Это мог быть только управляющий. Годы придали его массивной фигуре почти кубическую форму. Низкий лоб над маленькими бесцветными глазками, усы, плохо скрывавшие неудачно зашитую заячью губу. Весь его облик говорил о частых вспышках гнева. Но его голос, точнее, голосок, оказался высоким и тонким. Он уставился на меня взглядом акушера, увидевшего выкидыш.
- Из префектуры меня предупредили, что вы должны подъехать. Вы, кажется, студент?
Моя легенда была хорошо отработана. Мне полагалось выглядеть бесцветной, робкой личностью, типом, которого тут же забывают, едва отведя от него взгляд. Я молча кивнул в ответ.
- Запомните: здесь всем наплевать на вашу науку. Днем вы можете заниматься всем, что взбредет вам в голову. Главное - ваша работа вечером. Если вам взбредет в голову заняться вечером своей учебой, я тут же выставлю вас отсюда пинком под зад. Мне чихать, что вы чей-то там протеже. Здесь один шеф - это я.
Он выпалил эту тираду, задрав нос и сильно пыхтя. Потом он продолжал все тем же хамским тоном:
- Здесь главная клиентура - немцы-подводники. Стоит увидеть их, и вы сразу поймете, с кем вам придется иметь дело. Бравые, отважные мужчины. Солдаты, не знающие, что такое страх. Не то, что наши трусы, о которых мы узнали в июне сорокового. Эти немецкие парни заслуживали победы. Я говорю вам это потому, что никогда не участвовал в Сопротивлении. Мне пришлось побывать на войне четырнадцатого года, хотя и всего десять последних месяцев. С января по ноябрь восемнадцатого. В пехоте. На моем счету на меньше двух десятков немцев. А мне они смогли всего лишь повредить губу. Это не заячья губа, слышите! Потом я сообразил, что мы ошибались. Ведь немцы раньше нас поняли, что главная причина болезни Европы - это евреи и большевики. Так в чем их можно упрекнуть, а? Ладно, я сам скажу. Ни в чем! Короче, мы здесь для того, чтобы дать им возможность немного поразвлечься. И показать, на что способны французы. Это все. Да, вот что еще. Главное, что я всегда буду требовать от вас - это уважать меня. И у вас не будет проблем. Я назначаю вас заниматься баром. Девушки работают в зале. С немцами все очень просто. Пиво и шнапс. А когда спиртное подействует, их руки то и дело оказываются под подолом у девушек. Ничего большего им не нужно. А вы должны внимательно следить за их стаканами. Не заставляйте их ждать. Когда вы к ним привыкнете, то почувствуете гордость, что вам пришлось обслуживать людей такой закалки. И последнее. Я строго слежу за внешним видом моих людей. Первая небрежность в одежде, и я отправлю вас к вашим тараканам. Вопросы есть?
Я покачал головой. Этот человек показался мне способным говорить одно, а делать совсем другое. От него так и несло самодовольством. Вот уж не ожидал найти в нем так мало ума. Вообще-то мне свойственно недооценивать противника.
Появились обе официантки. Обычные девушки. Блондинка с белой кожей, совершенно бесцветная; чтобы запомнить ее лицо, требовалось несколько недель постоянно общаться с ней. Толстушка брюнетка с немного кривоватыми ногами, но с более живым взглядом. Управляющий заметил мне, что третьей официантки пока нет. Туберкулез. Вот-вот должна появиться новенькая. Я понял, что имелась в виду Агата. Наша сеть формировалась в соответствии с планами.
Пока не было третьей девушки, я согласился немного поработать в зале. Заглянув на кухню, познакомился с поваром. Высокий худощавый блондин пожал мне руку так, словно мы были старыми друзьями. Потом он показал мне двух мальчишек-поварят, похожих на подмастерьев сапожника или какого-нибудь другого мелкого мастера.
К своим обязанностям я отнесся с прилежанием начинающего. Проверил все бокалы, надраил стойку, отполировал хромированную опору для ног. И с нетерпением ожидал, когда распахнется занавес.
14
С того вечера, когда боши расстреляли моих товарищей, я не видел немцев вблизи. Я представлял их надменными типами, щеголяющими безупречной военной выправкой, с фанатичным взглядом сторожевых псов. Но вошедшие в зал немецкие моряки выглядели обычными человеческими существами. Самый старший обращал на себя внимание неаккуратно подстриженной бородкой. Вместо формы на нем было что-то вроде комбинезона исландского рыбака. Невзрачный вид, угловатые черты лица, плохо скрывавшие внутреннюю доброту, проявлявшуюся при улыбке, ум, светившийся в глазах. Иногда в них отчетливо читалась ирония человека, хорошо представляющего, что он безупречно служит чужому для него делу. Его два товарища выглядели несколько нелепо и в своих свитерах с высоким воротником и слишком широких брюках скорее походили на слабо успевающих студентов. Вошедшие тут же заказали три кружки пива, которые дружно подняли, адресуясь ко мне с приветствием. Управляющий, любезно поздоровавшись с гостями, подошел ко мне.
- Тебе повезло, парень. Тот, что с бородой, это самый старый из командиров подлодок в нашей гавани. На его счету больше сорока разгромленных конвоев союзников. Это лучший из асов подводной войны. Он одним из первых появился на здешней базе и теперь единственный, выживший из той команды. Все его товарищи давно лежат на дне. Поэтому его тут называют Динозавром.