По дороге я продолжала размышлять над словами Донато и поняла, что, как ни удивительно, они меня зацепили. А может, он и не лгал? Может, он и правда видел во мне то, чего не замечали другие? Во всяком случае, от него не укрылось, какими глазами на меня смотрел его сын. Может, я не такая уж уродина, если понравилась Нино? Ну да, конечно, не зря же он меня поцеловал, не зря брал меня за руку. Из чего с очевидностью вытекало, что Лила отняла его у меня и присвоила себе. Возможно, она сделала это не намеренно, но факт оставался фактом.
Я вдруг поняла, что должна увидеться и поговорить с Нино. Скоро мы уедем и колдовские чары Лилы потеряют над ним прежнюю власть, тем более что она сама решила вернуться к обычной семейной жизни. Значит, наши с ним отношения могут восстановиться. В Неаполе. Под видом дружбы. По меньшей мере мы сможем начать встречаться, чтобы говорить о Лиле, а потом постепенно вернемся к беседам о книгах и прочем. Я докажу ему, что способна разделить его интересы в гораздо большей степени, чем Лила и даже чем Надя. Да, я должна с ним поговорить, сказать ему, что уезжаю, и предложить встретиться в городе, у нас в квартале, или на пьяцца Национале, или на виа Меццоканноне, неважно где, главное, как можно скорее.
Я вызвала такси и поехала в Форио, к дому Бруно. Позвонила в дверь, но мне никто не открыл. Я пошла бродить по улицам, мрачнея с каждой минутой, пока ноги не вынесли меня на пляж. И тут судьба наконец-то мне улыбнулась. Я уже довольно долго шагала вдоль берега, когда увидела Нино. Он мне обрадовался и не скрывал своей радости. Глаза у него горели, он отчаянно жестикулировал.
- Я уже второй день вас ищу, - срывающимся от волнения голосом сказал он. - Где Лина?
- Она с мужем.
Он вытащил из кармана конверт и вложил его мне в руку.
- Передай ей это.
- Какой в этом смысл, Нино? - огорченно спросила я.
- Ты просто передай.
- Мы сегодня уезжаем. Возвращаемся в Неаполь.
Его лицо болезненно скривилось.
- Кто так решил? - глухо произнес он.
- Она.
- Не верю.
- Напрасно. Вчера вечером она сама мне так сказала.
Он на минуту задумался, а затем указал на конверт:
- Пожалуйста, передай ей это. Прямо сейчас, ладно?
- Хорошо.
- Поклянись, что передашь.
- Я же сказала, что передам.
Нино вместе со мной пошел по пляжу, на чем свет стоит ругая мать, братьев и сестру. По его словам, они его достали, он уже не чаял, когда они уедут к себе в Барано. Я спросила его, как там Бруно. Нино презрительно отмахнулся: "Сидит зубрит". Бруно его тоже раздражал.
- А что же ты не зубришь?
- Не могу.
Он понурился и погрустнел. Затем вдруг заговорил о том, какую ошибку совершает человек, прислушавшись к учителю, который по каким-то своим соображениям заставляет его поверить, что он умен. Он признался, что на самом деле никогда не испытывал к учебе искреннего интереса.
- Что это на тебя нашло? Вот так, ни с того ни с сего?
- Просто наступает момент, когда ты должен кардинально изменить свою жизнь.
Что с ним произошло, с недоумением думала я. Он изрекал какие-то банальности, я его не узнавала. Надо помочь ему вернуться к себе истинному.
- Послушай, ты сейчас слишком расстроен и сам не понимаешь, что говоришь, - как можно убедительнее произнесла я. - Давай встретимся в Неаполе и спокойно все обсудим.
Он кивнул, но тут же со злостью в голосе сказал:
- Я бросаю университет. Буду искать работу.
63
Нино шел со мной до самого дома. Я даже испугалась, что нас увидят Лила или Стефано. Быстро с ним простившись, я поднялась на крыльцо.
- Завтра в девять утра! - крикнул он.
Я остановилась.
- Если мы уедем, увидимся в городе. Приходи в наш квартал.
Нино решительно замотал головой.
- Никуда вы не уедете, - сказал он таким тоном, словно приказывал судьбе.
Я последний раз помахала ему рукой и пошла в дом, сокрушаясь, что не могу заглянуть в конверт.
Обстановка дома была напряженной. Стефано о чем-то говорил с Нунцией. Лилы видно не было: то ли сидела у себя в комнате, то ли заперлась в ванной. На меня оба смотрели недобрым взглядом.
- Что вы двое задумали? - с ходу набросился на меня Стефано.
- В каком смысле?
- Она заявила, что на Искье ей надоело и она хочет в Амальфи.
- Я про это ничего не знаю.
- Лену, - обратилась ко мне Нунция, но на сей раз из ее голоса напрочь исчезли привычные материнские нотки. - Выбрось из головы свои глупости! Мы не можем сорить деньгами! Что еще за Амальфи? Мы заплатили за этот дом до сентября.
- Вы оба ошибаетесь, - сердито ответила я. - Я делаю то, что хочет Лила, а не наоборот.
- Тогда иди и скажи ей, пусть не дурит, - буркнул Стефано. - На следующей неделе я приеду и останусь до середины августа. Буду вас развлекать как смогу. А пока нечего мне голову морочить. Тьфу! Ты думаешь, я прямо сейчас повезу вас в Амальфи? А если в Амальфи вам не понравится, куда вас везти, на Капри? А потом куда еще? Ты мне это брось, Лену.
Его тон меня напугал.
- Где она? - спросила я.
Нунция кивнула в сторону спальни. Я пошла туда, уверенная, что увижу собранные чемоданы и готовую к отъезду Лилу, полную решимости, несмотря на риск нарваться на очередные тумаки. Но она лежала в постели в одних трусах и, кажется, спала. В комнате царил привычный беспорядок, пустые чемоданы стояли в углу.
- Лила, - потрясла я ее.
Она застонала, проснулась и посмотрела на меня мутным спросонья взглядом.
- Где ты была? Ты его видела? - спросила она.
- Да. Вот, держи, это тебе.
Я нехотя протянула ей конверт. Она распечатала его и достала письмо. Быстро его прочитала, и ее лицо, с которого мгновенно исчезли следы сонливости, засветилось радостью.
- Что он пишет? - осторожно поинтересовалась я.
- Мне - ничего.
- Не поняла.
- Это письмо для Нади. Он с ней порывает.
Она положила письмо назад в конверт и велела мне его спрятать.
Я стояла, растерянно зажав в руке конверт. Значит, Нино бросает Надю? Но почему? Потому, что так захотела Лила? Значит, она победила? Не передать словами, как я огорчилась. Он жертвовал дочерью профессора Галиани ради игры, которую затеял с женой колбасника. Я молча смотрела, как Лила одевается и красится, а потом спросила:
- Зачем ты сказала Стефано, что хочешь в Амальфи? Что это за чушь? Я не поняла.
- Я тоже, - улыбнулась она.
Мы вышли из комнаты. Лила пылко поцеловала Стефано и продолжала крутиться вокруг него с счастливым видом. Мы решили, что проводим его в порт: мы с Нунцией на такси, Лила - с ним на мотороллере. В ожидании парома мы зашли поесть мороженого. Лила была сама любезность, надавала Стефано кучу советов и пообещала, что будет звонить ему каждый вечер. Прежде чем проститься, он приобнял меня за плечи и шепнул:
- Прости меня, я немного погорячился. Даже не знаю, что бы я без тебя делал.
Он сказал это очень ласково, но мне в его словах почудился ультиматум. Он гласил: "Скажи своей подруге: если слишком натягивать веревку, рано или поздно она оборвется".
64
В начале письма был адрес Нади на Капри. Не успел паром со Стефано удалиться от берега, Лила радостно бросилась к киоску, купила марку и, пока я отвлекала Нунцию, переписала адрес на конверт и опустила письмо в почтовый ящик.
Мы гуляли по Форио. Я была взвинчена и разговаривала исключительно с Нунцией. Дома я затащила Лилу к себе в комнату и высказала ей все, что о ней думала. Она слушала меня не перебивая, но с каким-то отсутствующим видом, как будто, с одной стороны, понимала, что речь идет о серьезных вещах, а с другой - не могла отрешиться от собственных мыслей, которые мешали ей вникнуть в смысл моих слов. "Лила! - говорила я. - Я не знаю, что ты задумала, но мне кажется, ты играешь с огнем. Стефано уехал счастливый и, если ты каждый вечер будешь ему звонить, станет еще счастливей. Но в конце будущей недели он сюда вернется и пробудет с нами до двадцатого августа. Что тогда ты будешь делать? Неужели ты думаешь, что можешь играть жизнями других людей? Ты хоть знаешь, что Нино собрался бросать учебу и искать работу? Что ты вбила ему в голову? Зачем заставила его бросить Надю? Ты хочешь сломать ему жизнь? И себе заодно?"
Лила рассмеялась, но ее смех звучал фальшиво Она хотела казаться веселой, но я ей не верила. Она сказала, что я должна ею гордиться. Почему? Потому что она всем показала, что она лучше профессорской дочки. Потому что самый умный парень в моей школе, а может, во всем Неаполе, а может, во всей Италии, а может, во всем мире - я же не стану с этим спорить, правда? - только что расстался с девушкой из прекрасной семьи ради нее, дочери сапожника, закончившей только начальную школу, ради синьоры Карраччи. Она говорила все это с такой издевкой, словно делилась со мной планом жестокой мести. Должно быть, по моему лицу она поняла, до чего мне противно ее слушать, но еще несколько минут продолжала в прежнем тоне, как будто была не в силах остановиться. Неужели она это серьезно? Неужели она только об этом и думает?
- Для кого ты разыгрываешь этот спектакль? - воскликнула я. - Для меня? Что ты хочешь мне доказать? Что ради тебя Нино готов на любое безумие?
Она помрачнела и сказала уже без тени смеха:
- Нет, я обманываю сама себя. Все обстоит ровно наоборот. Это я готова ради него на любое безумие. Такого со мной еще не бывало. И я счастлива, что это наконец случилось.
И тут же, смутившись, улеглась в постель, даже не пожелав мне спокойной ночи.
Всю ночь я провела в каком-то мутном полусне, стараясь убедить себя, что правдой было последнее признание Лилы, а не то, что она говорила до этого.
Следующая неделя принесла тому наглядные доказательства. Еще утром понедельника я заметила, что Бруно после отъезда Пинуччи переключил все свое внимание на меня, очевидно, решив, что можно вести себя со мной так же, как Нино вел себя с Лилой. Когда мы купались, он неловко прижал меня к себе и попытался поцеловать, в результате чего я наглоталась воды и вернулась на берег, кашляя и отплевываясь. Я обозлилась, и он ясно это видел. Когда он тоже вышел на берег и улегся рядом со мной с видом побитой собаки, я произнесла перед ним небольшую, но содержательную речь, смысл которой сводился к следующему. Бруно, сказала я, ты очень славный парень, но между нами не может быть никаких других отношений, кроме дружеских. Бруно расстроился, но отступать не собирался. В тот же вечер, после того как Лила позвонила Стефано, мы пошли гулять по пляжу и опустились на сырой песок, решив полюбоваться звездами. Лила лежала, опираясь на локти, Нино положил голову ей на живот, я свою - на живот Нино, а Бруно свою - на мой. Мы созерцали созвездия и делились восторгами по поводу небесной гармонии. Молчала только Лила. Наконец, когда наши восторги иссякли, она сказала, что боится ночного неба, а звезды напоминают ей осколки стекла, кое-как воткнутые в черный битум. Ее реплика лишила нас дара речи, а во мне подняла волну гнева: вечно она ухитряется сказать последнее слово, она не торопится и успевает его хорошенько продумать, а потом одним махом перечеркивает все, что было сказано до нее.
- Как можно бояться неба? - возразила я. - Оно такое красивое.
Бруно немедленно со мной согласился. Но Нино поспешил поддержать ее: слегка дернувшись, он дал мне понять, чтобы я убрала голову с его живота, сел и завел речь, обращаясь к Лиле, как будто они были одни. Небеса, храм, порядок, хаос… В конце концов они оба встали и, продолжая разговор, исчезли в темноте.
Я лежала на песке, приподнявшись на локтях. Теплой подушки в виде тела Нино у меня больше не было, зато мне на живот давила тяжелая голова Бруно. Я извинилась и тронула его за волосы. Он сел, обхватил меня за талию и прижался лицом к моей груди. Я пропищала: "Нет!", но он опрокинул меня на песок и полез целоваться, одновременно сжимая мне рукой грудь. Я резко оттолкнула его и крикнула: "Прекрати!" Я уже не заботилась о том, чтобы его не обидеть. "Ты мне не нравишься! Дойдет это до тебя когда-нибудь?" Он отстранился от меня, сел и тихо сказал: "Что, совсем не нравлюсь? Даже чуть-чуть?" Я попыталась объяснить ему, что подобные вещи невозможно измерить; нельзя сказать, что кто-то более красив, а кто-то менее, более привлекателен или чуть меньше. Просто одни люди мне нравятся, а другие нет, и это не имеет никакого отношения к тому, каковы они на самом деле.
- Значит, я тебе не нравлюсь?
- Нет, - нетерпеливо сказала я.
Но, не успев договорить, я не выдержала и расплакалась, бормоча себе под нос: "Вот видишь, я плачу без причины как последняя дура, зачем ты только тратишь на меня время…"
Он провел пальцами по моей щеке и снова попытался меня обнять, шепча мне на ухо: "Я засыплю тебя подарками, ты такая красавица, ты достойна самого лучшего". Я грубо отпихнула его и крикнула в темноту: "Лила! Возвращайся сейчас же, я иду домой!"
Друзья проводили нас до крыльца и ушли. Пока мы с Лилой поднимались по лесенке, я сказала ей, не скрывая раздражения: "Делай что хочешь и ходи куда хочешь, но я тебе больше не компания. Бруно уже второй раз ко мне приставал. Больше я с ним одна ни на минуту не останусь, ясно?"
65
Бывают минуты, когда мы предлагаем самые нелепые объяснения и выдвигаем самые абсурдные требования, лишь бы скрыть свои истинные чувства. Сегодня я понимаю, что в других обстоятельствах поддалась бы ухаживаниям Бруно, пусть и не без сопротивления. Конечно, он мне не нравился, но ведь и к Антонио меня не особенно тянуло. К мужчине привязываешься постепенно, вне зависимости от того, насколько близко он совпадает с тем идеальным образом, который складывается у тебя в разные периоды жизни. В тот конкретный период моей жизни вежливый и щедрый Бруно Соккаво вполне мог вызвать у меня теплые чувства. Но причины, по которым я отвергла его ухаживания, не имели ничего общего с тем, нравился он мне или нет. На самом деле я хотела удержать Лилу, помешать ей делать то, что она делала. Я хотела, чтобы она трезво оценила положение, в которое попала, утянув за собой и меня. Я хотела услышать от нее: "Да, ты права, я совершаю ошибку. Больше я не буду уходить с Нино в темноту и оставлять тебя наедине с Бруно. Я буду вести себя, как подобает замужней женщине".
Разумеется, ничего подобного я от нее не услышала. "Ладно, я поговорю с Нино, - бросила она. - Бруно больше не будет к тебе приставать". Поэтому мы продолжали каждый день видеться с мальчиками; мы встречались в девять утра и расставались около полуночи. Но уже во вторник вечером, после того как Лила позвонила Стефано, Нино вдруг сказал: "Вы ведь ни разу не были дома у Бруно. Не хотите зайти?"
Я сразу отказалась, сославшись на то, что у меня болит желудок и мне надо домой. Нино и Лила неуверенно переглянулись. Бруно молчал. Я почувствовала на себе их недовольные взгляды и неуверенно добавила: "Как-нибудь в другой раз".
Лила ничего не сказала, но, едва мы остались одни, воскликнула: "Ты не имеешь права портить мне жизнь, Лену!" На что я ответила: "Если Стефано узнает, что мы ходили к ним домой, достанется не только тебе, но и мне". Но этим я не ограничилась. Дома, воспользовавшись плохим настроением Нунции, я незаметно натравила ее на дочь, и она начала ругать Лилу за то, что та слишком много времени проводит на пляже и слишком поздно возвращается домой. Сделав вид, что хочу их помирить, я предложила: "Синьора Нунция, давайте завтра вечером мы вместе пойдем в кафе есть мороженое. Вы сами увидите, что мы не делаем ничего плохого". Лила впала в бешенство. Она заорала, что весь год как проклятая вкалывала в колбасной лавке и заслужила право на капельку свободы. Тут сорвалась и Нунция. "Что ты несешь? - закричала она на дочь. - Какая еще свобода? Ты замужем! Все твое право - это слушаться мужа! Пусть Лену мечтает о свободе, а ты и думать не смей!" Лила ушла к себе в комнату и хлопнула дверью.
Но на следующий день Лила все равно добилась своего: Нунция осталась дома, а мы отправились звонить Стефано. "Чтоб были дома не позднее одиннадцати", - хмуро сказала Нунция, обращаясь ко мне, на что я кивнула: "Хорошо". Она посмотрела на меня долгим вопросительным взглядом. Нунция встревожилась не на шутку: ей полагалось приглядывать за нами, но она не справилась со своей ролью; она боялась, что мы наделаем глупостей, но, вспоминая собственную безрадостную молодость, не хотела лишать нас невинных развлечений. "В одиннадцать будем", - подтвердила я, чтобы ее успокоить.
Разговор со Стефано продлился не дольше минуты. Лила вышла из кабинки, и Нино спросил меня:
- Как ты себя чувствуешь, Лену? Тебе получше? Зайдете посмотреть дом?
- Пойдемте, - поддакнул Бруно. - Выпьем что-нибудь, и мы проводим вас домой.
Лила согласно кивнула, я промолчала. Снаружи дом выглядел старым и обшарпанным, но внутри все сияло новизной: белый, прекрасно освещенный погреб, битком набитый винами и колбасами, мраморная лестница с коваными перилами, массивные двери и окна с позолоченными ручками. Здесь было много комнат; я обратила внимание на желтые диваны и телевизор. Кухонные шкафы были цвета морской волны; в спальнях стояли гардеробы, похожие на готические церкви. Я впервые осознала, что Бруно действительно богат, намного богаче Стефано. И подумала, что, узнай моя мать, что за мной ухаживает сын владельца колбасной фабрики Соккаво, что я была у него в гостях и вместо того, чтобы возблагодарить Господа за выпавшую мне удачу и постараться заарканить Бруно, я дважды его отшила, она бы меня отлупила. С другой стороны, именно мысль о матери с ее хромой ногой только укрепила меня в мысли, что Бруно мне не пара. Этот дом меня обескуражил. Зачем я сюда пришла, что здесь забыла? Лила вела себя раскованно и без конца смеялась, а меня мутило, как при высокой температуре. На все предложения я отвечала "да", лишь бы не объяснять, почему я ничего не хочу. Хочешь пить? Поставить эту пластинку? Включить телевизор? Будешь мороженое? Вскоре обнаружилось, что Нино и Лила куда-то исчезли, и я испугалась. Куда они ушли? Неужели в спальню Нино? Неужели Лила готова перейти и эту черту? Неужели?.. Нет, я гнала от себя эту мысль. Я встала с дивана.
- Уже поздно. Нам пора.
Бруно огорчился, но не утратил любезности. "Останься еще ненадолго", - пробормотал он и добавил, что завтра утром уезжает на семейное торжество и вернется только в понедельник. Еще он сказал, что эти дни в разлуке со мной будут для него мукой. Он осторожно взял меня за руку и признался, что любит меня. Я осторожно отняла у него свою руку, и больше он не пытался до меня дотронуться, зато долго распространялся на тему своих чувств ко мне, это он-то, обычно молчаливый. Мне было неудобно его перебивать, но я наконец решилась и сказала: "Мне правда пора", а потом крикнула погромче: "Лила, мы уходим, уже четверть одиннадцатого".
Через несколько минут парочка вернулась в гостиную. Нино и Бруно проводили нас до такси. Бруно прощался с нами так, словно едет не в Неаполь на выходные, а в Америку до конца своей жизни. По дороге Лила наклонилась ко мне и торжественно, словно сообщала важную новость, сказала:
- Нино тобой восхищается.
- А я им - нет, - хрипло ответила я. И прошептала: - А что, если ты забеременеешь?
- Не бойся. Мы только целуемся и обнимаемся, - шепнула она в ответ.
- Да?
- В любом случае я ничем не рискую.