Да, конечно, подключение к Стражу размывает границы личного "я" и вводит человека в некую коллективную личность. Но при этом подключение имеет и массу плюсов. Человек может воспользоваться не только чужим опытом, но и защитой, которую обеспечивает Страж. И чем больше Страж, тем защита сильнее. У маленького Стража – семейного, например, – возможности и не могут быть велики. Но существуют ведь и чудовищно огромные энергоинформационные объекты, рожденные коллективностями государств, наций, религий, идеологий. В любом случае неофит получает от Стража довольно крупную "подачку". Лишь спустя некоторое время Стражи процеживают новичков через мелкое сито. Если человек искренне готов нести идею в массы, то Страж продляет мандат на поддержку. Если не готов, энергетическая подпитка ослабевает. Или прекращается совсем…
– Не спи, замерзнешь! – встряхнул друга Вадим.
– Пытаюсь…
Токарев соскочил с парапета, попрыгал на месте, обхватив себя руками. Стало совсем холодно.
– О Стражах думаешь, – сделал вывод Вадим.
– Ты знал или опять догадался?
– Догадаться было не сложно…
– Я вот что никак не пойму. – Токарев потер виски. – Если Страж дает человеку свою защиту, то в подключении, если разобраться, ничего плохого и нет. Или я что-то не так понял?
– Вопрос, конечно, интересный. – Вадим усмехнулся. – Защита коллективных людей для Стража – это вовсе не альтруизм, а простая оптимизация энергетических затрат. Страж не думает. Он действует рефлекторно. Пока коллективные люди выполняют функцию, на мелочи они отвлекаться не должны. В том числе, не должны расходовать энергию на личную защиту. Человек, подключенный к Стражу, вообще не участвует в конфликтах. Если возникла сложная ситуация с двумя подключенными к одному Стражу, то Страж сам решает, кто из них будет победителем в споре. А если столкнулись интересы людей из разных, так сказать, кланов, то между собой разбираются уже Стражи. Поэтому подключенные люди никого не боятся. Да ты и сам, думаю, таких видел много раз…
– Видел, – согласился Токарев. Он вспомнил, как один из его близких знакомых после длинной полосы неудач переехал вдруг в Москву, получил хорошую работу, удачно женился на разведенной племяннице главы отраслевого комитета Госдумы, карьера его пошла в гору, а все прошлые беды мигом позабылись…
Вадим вытащил из кармана дрожавший от нетерпения мобильник и с явной неохотой поднес к уху.
– Да, скоро буду, – сказал он, покосившись на Токарева. – Да, грузите… Да. все точно… Если они не согласятся, то пусть меня дожидаются. Ничего с ними не сделается…
– Может, я провожу тебя до самолета? – предложил Токарев.
– Хорошая мысль, – кивнул Вадим. – Заодно и прогуляемся. Давно пора сменить место дислокации. Я как-то забыл, что в Сибири быстро и неожиданно холодает. С такими морозами и коньяк не спасает…
Пробежавшись трусцой к центральному входу в аэровокзал, друзья слегка согрелись. В главном зале было малолюдно. Три красных агрегата угрюмо утюжили мраморный пол в разных направлениях, оставляя после себя мокрые разводы. Продавцы ларьков с пивом, газетами и сувенирами откровенно зевали за прилавками из пластика. Скучающий вид был и у камуфлированных сотрудников Службы безопасности с черными "Глоками" на толстых задницах. Ввиду редкости пассажиров заняться им было нечем. Все европейские транзитники уже погрузились в свои "Аэрбасы", азиатские прибудут на "Боингах" только ближе к полудню, а пассажиры внутренних рейсов были еще только на пути в аэропорт.
– Дай мне минутку, – попросил Токарев, задыхаясь. Пробежка с коньяком слегка перетрудила его организм.
– Отдышись, конечно. – Вадим, замедлил шаг. – А на счет Стражей ты не особо переживай. Подключение – это дело сугубо добровольное и осознанное. В том-то и весь фокус. И чем искреннее люди, тем больше получают бонусов. Как в большой корпорации, когда самые сладкие подачки получают те, кто откровеннее остальных лижет руководству задницу. Стражей не нужно бояться. Нужно лишь учитывать их существование. Стражей люди формируют сами. Можно сказать, что они являются продуктом надежд и чаяний. Страж – он как бы задает корпоративные стандарты. Или правила поведения в определенной социальной группе. Чего хотят, например, фанаты "Омских ястребов"? Чтобы эта команда опять стала лучшей в Континентальной лиге. И Страж хочет того же. А если Стражи, порой, работают грубовато, так и люди, кто их формирует, далеки от идеала.
– Все равно не нравится мне этот патернализм, – проворчал Токарев. – Вливайся и ни о чем думай. Здесь, мол, уже все обдумано…
– Надо же, а ты бунтарь. – Вадим рассмеялся и потянул друга за рукав. – Пошли, пошли, карбонарий. Хватит отдыхать. Времени мало. А от социума ты никуда не денешься. Человек – животное социальное, и свобода от социума ему слишком дорого обходится. Многие, кто попытался пробиться к свободе, просто сломались по дороге. Не каждый выдержит, когда близкая цель постоянно остается на линии горизонта. А иногда она вообще оборачивается миражом. Обрати внимание, чаще всего именно умные люди и скатываются в маргинальность.
– Но некоторым все же удается освободиться.
– Конечно, – охотно согласился Вадим. – Выше социума подняться можно. Но это уже будет уровень антропологической причастности, которому соответствует так называемое планетарное самосознание. На этой ступени человека не отягощает социальное отчуждение, он осознает себя не частью какого-то конкретного коллектива, а его индивидуальным проявлением. Есть и другие ступени свободы. Есть космологическая причастность – уровень космического самосознания, когда человек отождествляет себя со всем миром. А самая высшая ступень – онтологическая причастность, которая соответствует чистому бытию. На таком высоком уровне человек даже не осознает себя личностью. Но все эти три уровня нужно еще пройти в реальности, а не в своем воображении. В любой маленькой психиатрической лечебнице полно таких вот – "освободившихся"…
Уследить за перемещениями Вадима по лабиринту аэропорта было практически невозможно, и Токарев старался хотя бы не отстать. Вадим на удивление легко ориентировался в его многочисленных эскалаторах, лестницах, турникетах, холлах, залах ожиданий, дверях и никелированных ограждениях, сменяющихся длинными и гулкими переходами, за которыми опять оказывались лестницы, очередные двери и новые переходы. Где-то по пути Токарев увидел мельком взлетное поле, потом площадь перед аэровокзалом, потом опять взлетное поле и ярко-освещенную посадочную галерею, к которой, как к опоросившейся свиноматке, присосалась группа потрепанных небом "Ил-96"…
– Черт, закрыли самый удобный проход, – огорчился Вадим. Ничего, сейчас мы наискосок через поле. Уже близко.
Токарев поднял воротник, пытаясь защитить лицо от обжигающего холодом ветра. На взлетном поле в любое время года хватает пяти минут, чтобы окоченеть…
Вот, наконец, и дверь. Внутри гулкого помещения теплый воздух.
– Подожди меня здесь, – попросил Вадим.
Токарев прислонился к стене и прикрыл глаза. Давала о себе знать усталость бессонной ночи.
Когда Вадим вернулся, в руке был сверток из грубой серой бумаги.
– Чуть не забыл, – смущенно пробормотал он. – Не откажи в любезности…
– Это что? – Токарев непроизвольно отшатнулся.
В глазах у Вадима запрыгали мелкие бесы.
– Это новое лекарство из Германии, – со смешком пояснил он. – Хотел тебя попросить, чтобы ты забросил посылочку к матери домой. Тетка Нина сильно болела весь последний год. Здесь пять пачек с ампулами. На полный курс лечения. Инструкция внутри. А ты что подумал? Что это тот самый пакет от Генсека? Не надейся. Я и сам про него ничего не знаю. Хотя мне тоже любопытно. Не зря ведь Стражи такую активность развернули, когда отец умер. Думали, что он успел сдать мне все пароли, явки и адреса. Но я, увы, знаю только, что тот пакет где-то на Высоте.
– А если его уже нашли?
– Нашли? – Вадим задумался. – Я так не думаю.
– Что хоть там было? – не сдавался Токарев.
Вадим хмыкнул и медленно покрутил головой, как борец, разминающий шею перед схваткой.
– Какой-нибудь очередной ключик от волшебной дверцы в каморке папы Карло. Оригиналы неизвестных дневников Ленина, коды доступа к секретным архивам, номера счетов в банках, где хранятся деньги КПСС. А может, какой-нибудь Код Апокалипсиса или партитура труб Страшного Суда. Ты книжки почитай в мягких обложках. Там все варианты страхов человеческих давно описаны и систематизированы.
Вадим замялся и пощелкал суставами пальцев.
– Пора мне. Привет всем нашим передавай, кого увидишь. А Светке отдельный. Как она вообще?
– Нормально. Одна двоих детишек воспитывает. Выглядит старше своих лет. За все приходится платить, как говорится…
– Ты только матери ничего не рассказывай, – попросил Вадим. – И даже не упоминай, что я через Омск пролетал. Если спросит, скажи: все у него, мол, шик-блеск. Не представляешь, как мне с ней в последние годы трудно стало разговаривать. Обижается буквально на все.
– А где мы с тобой встречались? – уточнил Токарев.
– В Москве. Там я тебе лекарство и передал.
– Понял. Не дурак…
– Тебя домой подбросят. Машина уже выехала. Будет на стоянке минут через пятнадцать-двадцать.
– Не надо мне машины, – запротестовал Токарев. – Сам доберусь. Ты только скажи: мы еще увидимся?
В это время пилот отчаянно замахал руками, Вадим засуетился и ответить не успел. Уже на трапе он обернулся к Токареву, что-то крикнул, но как раз в этот момент турбины "Сессны" взвыли, и Токарев слов не разобрал.
Самолет был давно готов к взлету. Оставалось только поднять трап…
* * *
В зале регистрации Токарев решил свериться со светящимся указателем, чтобы не промахнуться мимо выхода на посадочную платформу городского транспорта, и тут через входные турникеты прорвалась шумная компания. Ее предводителю – румяному, круглолицему, голосистому и до неприличия веселому – было слегка за пятьдесят. Одной рукой он тащил стройную девицу в рискованном мини, а другой дирижировал трехлитровой бутылкой хлебного вина с винокурен г-на Смирнова. За предводителем, едва не наступая на длинные полы пальто, семенили три эскортных девушки. А замыкали колонну пятеро мужчин в возрасте от двадцати пяти до сорока. И все нестройно тянули песню о детях Галактики. Видимо, пытались проводить домой дорогого гостя.
С Токаревым, перемещавшимся в одиночестве, группа пересеклась в самом центре зала. Предводитель резко затормозил, сверкнув линзами дорогих очков, отпустил девушку с глазами испуганного бобра и выдвинул вперед внушительного размера ладонь.
– Силин Олег Петрович, экспорт-импорт, – представился он.
– Токарев Александр Петрович, портфельные инвестиции, – вежливо пожал протянутую руку Токарев.
– Пить будешь, Петрович? – поинтересовался экспортер и обернулся к группе поддержки. – Стакан для моего друга!
В недрах группы что-то всколыхнулось. Токарев даже моргнуть не успел, как в одной руке у него появился стакан, а в другой – огромный бутерброд с семгой.
– Будь здоров, земляк. Эх, давненько я в Омске не бывал! – зычно провозгласил предводитель, заливая в себя далеко не первые сто граммов. Руку с протянутой закуской он властно отклонил.
Токарев поискал взглядом сотрудников охраны аэропорта – у них, видимо, был перерыв на завтрак – и решил, что опустошить стакан будет гораздо проще, чем отказываться от подношения. Да и семга была в самый раз – пряного посола. Запах распространяла умопомрачительный…
– Олег Петрович, мы опаздываем, – напомнил самый молодой из провожающих. – Объявили, что посадка на рейс в Бишкек уже закончилась.
– А ты скажи им… – Олег Петрович перехватил трехлитровую бутыль в другую руку и угрожающе потряс ей в воздухе. – Скажи, короче, что я занят. Пусть трап не убирают, сукины дети, я скоро подойду. Только еще минутку с земляком потолкую.
Токарев смутился. Он не понимал, как ему реагировать на происходящее. Его, видимо, с кем-то спутали. Предводителя он видел впервые. Такого он бы точно не забыл, если бы встречался с них раньше…
– Не сутулься, – строго сказал Олег Петрович. Его стильные очки слегка затуманились. – Как жизнь-то вообще?
– Вообще-то ничего, – признался Токарев.
– Жаль, времени было в обрез, – покачал головой экспортер. – Но в следующий раз обязательно встретимся, посидим, поговорим, выпьем, как положено. Не на бегу.
Группа поддержки дружно закивала, подсказывая Токареву: соглашайся, мол.
– Или ко мне в гости приезжай. А что? – Олег Петрович просветлел лицом от внезапной идеи. – Там у нас озеро замечательное. Иссык-Куль называется. Слыхал про такое? Вода в нем самая прозрачная в мире. Спорим, ты не знал. Не знал? А не хочешь, так можем в горы махнуть. У нас такая красота в горах, с ума сойти можно. Хочешь в горы?
Провожающие нервно замерли. Токарев не мог обмануть их ожиданий, и попытался выдавить из себя звук, напоминающий согласие. Шепоток облегчения стал ему наградой.
– Значит, жду, – заключил Олег Петрович и гордо оглядел переминающихся с ноги на ногу оруженосцев. – Где мой самолет, гвардия. Пора сдаваться!
Процессия рысью двинулась в сторону терминала для пассажиров первого класса. На этот раз лидировали мужчины. Предводитель перемещался в середине группы. Замыкали шествие девушки, ритмично отстукивая дробь металлическими набойками. Эскорт, судя по всему, изрядно утомился. Стройные ноги девушек заплетались и подламывались от длительного пребывания на высоких каблуках. Про стакан никто не вспомнил, и Токарев оставил его украдкой рядом с урной. Сразу, как по заказу, появились и стражи порядка. Прошли дозором, осмотрели свои владения орлиными взорами, подозрительно оглядели Токарева и опять куда-то исчезли…
На посадочной платформе городских маршруток Токареву долго стоять не пришлось. И это хорошо. От ветра и промозглой сырости укрыться на платформе было совершенно негде. Пожилой водитель заблудившейся маршрутка без номера, припарковавшейся у дальнего пандуса, открыл дверь, предупредил Токарева, что отъедет не раньше половины шестого, и ушел в киоск за сигаретами. Токарев забился на последний ряд и съежился в холодном кресле. Сверток для матери Вадима он бережно положил на колени. Часы показывали только самое начало шестого. Ждать придется минут пятнадцать-двадцать. Но лучше, естественно, сидеть в холодном микроавтобусе, чем стоять на улице.
В животе у Токарева подозрительно заурчало. Во рту появился неприятный металлический привкус. Видимо, хлебное вино вошло в конфликт с коньяком. Токарев уже успел пожалеть, что не отказался от порции "Смирновской". Водка была явно лишней. Он вздохнул, сдвинув оконную шторку, и взглянул на небо. Над комплексом аэропорта, растянувшимся километра на полтора, стало заметно светлее. Звезды уже попрятались. Вдалеке взревел турбинами какой-то самолет. Судя по всему, готовился к взлету тот самый рейс на Бишкек.
В маршрутку запрыгнула миниатюрная девушка в узких черных брючках и коротком плаще цвета "баклажан". Осмотрелась, поправила темные очки и осторожно присела на краешек переднего сиденья – боком к Токареву. Про окно тот сразу забыл. Наблюдать за девушкой было гораздо приятней и интересней. Для начала Токарев попытался угадать ее имя. Марина, Оля, Таня, Оксана, Олеся? Нет, судя по возрасту, родители остановили свой выбор на каком-нибудь старорусском варианте. Скорее, Полина или Прасковья. А может даже Фёкла. Или вообще Агриппина…
Девушка напряглась. Видимо, почувствовала на себе внимательный взгляд. Поджала губы, подняла повыше воротник плаща. Губы у нее были вполне аккуратными и даже красивыми. И щечки тоже. Если улыбнется, то должны появиться ямочки. Носик небольшой, чуть вздернутый. Вырез ноздрей аристократичный. Волосы густые. Правда, слишком короткие, на вкус Токарева. Ему нравились прически средней длины. А вот глаза за темными стеклами он так и не смог разглядеть. И зачем ей, интересно, очки? Может, провожала кого-то и всплакнула слегка. Нет, точно. Провожала. Без вариантов. Если бы встречала, то уезжала бы не одна. И кольца на пальце нет. На пальцах вообще минимум украшений, только скромный перстенек…
Больше всего Токареву хотелось пройти сейчас вперед по салону, присесть рядом с незнакомкой, вдохнуть приятный аромат ее парфюма, заговорить, познакомиться, небрежно поболтать о чем-то нейтральном. Любой другой мужчина на его месте поступил бы именно так. Ну, почти любой. Однако драгоценные первые секунды, когда еще позволителен внезапный порыв, поносились мимо одна за другой. Чем дальше, тем всегда трудней решиться на знакомство. Но все попытки Токарева привстать или хотя бы просто пошевелить конечностями заканчивалась ничем. Можно было хоть рукой подать какой-то знак, но его словно парализовало в холодном кресле маршрутки.
И тут девушка сама сняла очки, улыбнулась Токареву и сказала:
– Ой, здрасьте, а я вас сразу и не узнала!
– Здра-а-асьте, – растерянно протянул в ответ Токарев. Теперь-то он и сам ее вспомнил. Это была Снежана – барменша из "Седьмого неба". Вот так встреча!
Снежана подвинулась и гостеприимно кивнула на соседнее кресло. Токарев охотно воспользовался приглашением.
– А где ваш друг? – первым делом поинтересовалась Снежана. – Он у вас такой…
– Какой?
– Веселый. И такой неожиданный…
– Да, он очень неожиданный, – закивал Токарев. В сторону девушки он старался не дышать спиртовым запахом. – Это вы верно подметили. Всегда неожиданно прилетает и так же неожиданно улетает…
– Куда улетает?
– В этот раз в Монголию. Зачем – не спрашивайте. Я и сам не знаю.
– Но он скоро вернется?
– Не думаю, – покачал головой Токарев. – Если он вообще вернется, то это будет очень не скоро.
Приветливая улыбка на лице Снежаны медленно угасала.
– Кажется, вы огорчились. И даже больше, чем я, – сделал неутешительный вывод Токарев. – Не надо расстраиваться. Посмотрите, какое сегодня утро замечательное. Хоть и холодное, но все равно замечательное. Уже хотя бы тем, что начинается новый день. Разве плохо?
– Хорошо, – едва слышно произнесла Снежана. – Утром у меня смена заканчивается.
– Видите, значит, впереди вас ждет отдых.
– Вряд ли. Домашние дела накапливаются слишком быстро. Мама одна за двумя младшими сестрами не успевает…
Снежана чуть склонила голову набок, словно оценивая: а нужно ли рассказывать случайному знакомому такие подробности?
– Вот всегда так, – пояснил Токарев. – Стоит мне встретить красивую девушку, как она сразу начинает Вадимом интересоваться. Мы ведь с ним друзья с детства. И я, если честно, всегда ему немножко завидовал. Не знаю даже почему. И "погоняло" для него тоже я придумал. Все потом его только так и звали – Заяц.
– Заяц? – Снежана слегка улыбнулась. – А почему?
– Шустрый потому что был не в меру. Да и фамилия у него подходящая – Беляков. А знаете, из-за чего мы поссорились с ним впервые? Именно из-за девушки. На его фоне я всегда как-то бледно выглядел. И все самые красивые девушки сразу на нем висли. Влюблялись в него до беспамятства. А мне оставалась незавидная участь подушки для их слез. Когда у него очередная любовь заканчивалась, этих слез обычно бывало море.
– Да что вы говорите? – На лице Снежаны появилась уже кокетливая улыбка.