* * *
Когда-то на одном совещании молодых писателей я познакомился с одной поэтессой. Она писала стихи, иногда также пьесы. Она была ничего себе, довольно симпатичная и весьма юная, меня моложе лет, наверное, на десять. Ну мы разговорились, немного погуляли в промежутках между семинарами и типа подружились в самом невинном смысле. Природа, на лоне которой протекало совещание, была упоительна. Погода благоприятствовала любви.
Плюс частые многолюдные выпивки в избранном обществе молодых писателей - всё это сближает. Потому что молодые писатели, а особенно поэты, очень любят выпить и потом беседовать о поэзии. Меня это всегда бесит, её, как оказалось, тоже, поэтому мы совершали прогулки по натуральной природе и разговаривали о вещах более умных, чем поэзия, то есть за жизнь. Во многом наши мысли и взгляды совпадали, и мы типа ещё более сблизились, в ещё более невинном смысле.
Коснулись мы, конечно, и темы любви. И я узнал по поводу любви, что наша поэтесса не так чтобы уж очень любит мужчин. То есть любит, но женщин всё-таки больше. После того как я об этом узнал, невинность наших отношений была гарантирована. Однако по-человечески она была мне симпатична, и наши прогулки продолжились. Поскольку поэтесса нередко была хмельна, я узнал много интересного из жизни людей. Я узнал, с каким отвращением иная женщина может относиться к такой части гардероба, как бюстгальтер. Я тут же захотел спросить насчёт прокладок, но столько ещё не выпил и сообразил, что, вероятно, ей горько об этом говорить. Я узнал, сколь противны старые писатели - руководители совещания - когда они пытаются ухаживать, говорят комплименты и по-отечески похлопывают по талии. Я молча намотал себе это на ус и стал дотрагиваться до неё пореже. Благодаря этому она испытывала ко мне глубокое чувство доверия, и, в общем, было превесело.
Но однажды поэтесса что-то перебрала, да и я, признаться, тоже. Нас даже слегка пошатывало. И ночью возникла проблема. Поэтесса жила в одном номере с двумя другими поэтессами, но ничего такого им не рассказывала. Те поэтессы тоже были ничего себе, одна даже хорошенькая. И вот моя приятельница в ужасе рассуждает вслух, что как же такая пьяная я пойду туда спать? Я же не выдержу и полезу к девчонкам! Неудобно получится.
Я говорю, что, уж конечно, удобного мало, и предлагаю пойти ко мне в нумера. Потому что я в нумерах совершенно один, а кровати две. Она говорит: "Ну нет, ты тоже пьяный, ты ко мне полезешь". Я говорю: "Не полезу". Она говорит: "Полезешь, уж я вижу". Я говорю: "Ну ты типа тогда напомни, что я не должен. И потом, может, ты ещё захочешь". Она говорит: "Вот все вы мужики такие. Не захочу ни при каких обстоятельствах, даже не мечтай". Я сказал: "Всё! Не полезу! Раз ты всё равно меня не любишь! На фиг ты нужна! Приходи и спи! У меня, кстати, ещё пиво есть".
Она сказала, что сходит к себе и посмотрит. Если девчонки уже спят, она останется там, а если ещё нет - тогда ночует у меня. Она не пришла: видимо, девчонки спали или она всё же не доверяла моему рыцарству.
* * *
Однажды мы с супругой собрались в кино. В Дом кино. Идём степенно, под ручку, беседуем о различных приличных случаю материях. Приходим, берём билеты. До сеанса ещё достаточно времени, и можно как-нибудь достойно его провести. Но поскольку всё-таки зима, долго гулять по аллеям не приходится. А рядом как раз "Мак-пик". И так как мы собираемся смотреть как раз американскую фильму, "Килл Билл", то лучшего заведения и нарочно не придумаешь.
Супруга советует мне выпить пинту пивчика и съесть вон то замечательное блюдо, название которого век бы не вспоминать. Ну хорошо, попробуем, а ты? А ей ничего такого вообще не надо. Максимум что пакетик картошечки фри за компанию. Ладно. Она там садится за столик, а я дожидаюсь подноса, несу его к столику и, конечно, моментально опрокидываю. Причём пиво выплёскивается, делясь на три струи. Первая, самая маленькая, наливается в то загадочное блюдо, которого я так и не попробовал. Вторая, побольше, льётся мне в карман дублёнки, где ещё оставались какие-то деньги. Третья, самая большая, омывает чужое пальто. Всё было так замедленно, как в кино. Я опускаю глаза, и вижу, что внизу сидят два молодых человека, - владелец пальто и его друг, точнее, они уже вскакивают и бросают на меня испепеляющие взгляды. Я бормочу извинения, но друг владельца кричит: "Скорее на улицу, затирай снегом!" Они выбегают, но друг оставляет верхнюю одежду здесь, и я чувствую, что они ещё вернутся. "Давай уже пойдём", - говорю я, и мы выходим на улицу через другую дверь. Добавлю, что её пакетик фри нисколько не пострадал и она прихватывает его с собой. Мы сидим на скамейке, она кушает картошку, а меня обуревает сложное чувство, где комплекс вины сочетается с категорическим нежеланием видеть этих молодых людей или тем более спонсировать им химчистку.
Но вот наконец наступает время сеанса, мы занимаем свои места и предвкушаем удовольствие. И вот двое незнакомцев пробираются на свои места по нашему ряду. Причём как воспитанные люди они делают это лицом к публике. Не стану описывать своих чувств, когда я это увидел. Тем более эти чувства были просто ничто по сравнению с тем, что я испытал, когда увидел, что весь ряд уже занят, за исключением двух свободных мест рядом с нами. Спасло меня, впрочем, не чудо, а то, что оба они смотрели вниз, чтобы не наступать публике на ноги, а не рассматривали лица. Но вот они сели. Теперь ничто не помешает им поглазеть по сторонам и…
Конечно, я срочно нагнулся и стал развязывать и завязывать шнурки, но это не давало ни малейшей гарантии безопасности. Я медленно грелся, парился и потел, но вдруг происходит следующее. По нашему ряду протискивается ещё одна семейная пара. Она приближается к нам, и скоро оказывается, что двое негодяев сели на чужие места и теперь изгоняются. И опять вставать, тереться грудью о неприятелей, опять остаться неузнанным. За этот сеанс на моей голове прибавилось седых волос. А после него в очереди в раздевалку они опять стояли прямо за нами, но тут я уже вообще перестал реагировать.
* * *
Удивительно - и даже если бы мне рассказали, то я не поверил бы, - что человек, на протяжении многих лет пишущий разные забавные истории, ни разу не коснулся сакраментальной темы "Тёща". Я подумал, что с этим пора кончать. И вот следует история про злую тёщу. Причём, как и бывает чаще всего, истинное происшествие. Малость подредактированное.
В общем-то, она была не такая уж злая. Да вообще не злая. Но, конечно, очень и очень надоедливая. Она жила в маленьком городе и периодически навещала дочь с зятем, живущих в городе большом. Приезжала, что называется, погостить. И это бы ничего, если бы ненадолго. Но она приезжала надолго. Во всех остальных отношениях она была безупречна. Она была вежлива и предупредительна, ела не слишком много, пила - тем более, по ночам не храпела. И это последнее, между прочим, было очень важным положительным качеством, потому что хозяева не могли предоставить ей отдельной комнаты. Они проживали в двухкомнатной хрущёвке. И у них было двое детей. Мальчик и ещё мальчик. Так что тесновато получалось. И поэтому то, что тёща не храпела по ночам, было просто здорово. Так что, повторяем, достоинств у неё хватало. А недостаток мы тоже уже очертили, повторяться не будем.
Вот однажды приезжает она погостить. Гостит неделю, гостит другую, и уже зятю хочется, чтобы она поехала обратно в свой маленький город. И жене тоже хочется. И это, в общем, понятно. Люди они ещё молодые, можно сказать - горячие, кровь играет, все дела. Ну и вообще - тесновато, как ни крути. Зять однажды за ужином осторожненько поинтересовался, когда она планирует уезжать. А тёща отвечает: "Ой, да я уже всё! Я завтра вот к зубному схожу - стоматологов-то у нас там хороших нет - да и домой!" Он говорит: "А что ж так рано, погостили бы". Она отвечает: "Ой, нет, по дому соскучилась".
Назавтра она возвращается от стоматолога задумчивая. И рассказывает, что стоматолог ей предложил зуб либо немедленно рвать, либо лечить. Это недели две. И вот она и задумалась. Дочь говорит: "Мама, о чём тут думать?! Рви, конечно!" Та отвечает: "Ладно, я ещё подумаю. Вот записалась на завтра к косметологу, так всё равно пока здесь буду, вот и подумаю". Ладно.
Назавтра возвращается от косметолога и сообщает, что ей посоветовали удалить родинку. Поэтому сегодня там сделали анализы, через неделю будут результаты, так всё и решится. И с зубом тоже, получается, можно думать.
Через неделю она вообще не возвращается. А только звонит по телефону, просит за ней заехать и невразумительно плачет в трубку. Дочь с зятем подумали: неужели анализы плохие? Неужто онкология? Всполошились. Приезжают в клинику. Нет, с анализами всё оказалось хорошо. Вот только тёща, выходя из клиники, на радостях споткнулась на лестнице и сломала лодыжку. Наложили ей гипс, отвезли домой. Так всё само собой и решилось. Родинку ей удалят потом, когда снимут гипс. Тогда же и с зубом будут работать. А уж как именно работать - рвать ли его или лечить, - это она, пока в гипсе ходит, решит. Времени-то более чем достаточно.
* * *
Двое молодых людей случайно познакомились с двумя молодыми девушками. Пожалуй, что и несовершеннолетними. Но несмотря на свою юность, а может быть, наоборот, благодаря ей девушки были очень весёлые, легко согласились погулять вместе, когда им предложили пива - охотно стали его пить. Когда поступило предложение: "А может, это… чего покрепче?" - девушки тоже нисколько не испугались, ответив, что можно и чего покрепче.
Молодые люди переглянулись - кажется, девушки попались те, что надо. Собственно, изначально им ничего такого не было надо, просто так познакомились, что называется - разговор поддержать. Но раз всё так хорошо получается, то, как говорится, надо ковать железо, не отходя от кассы. И это даже несмотря на то, что оба молодых человека были женаты, так что им, вроде бы, и должно быть совестно изменять жёнам с такими, прямо скажем, легкомысленными особами. Но то ли подвыпивших молодых людей увлёк азарт внезапного приключения, а то ли оба оказались, как это часто бывает, любителями дармовщинки, но, короче говоря, давай они их в гости приглашать. Выпить и музыку послушать. А девчонки говорят: "Да, круто, круто, пойдёмте выпьем и послушаем!" Ну, значится, так тому и быть.
И тут только стали парни соображать - а куда же, собственно, им идти? Дома-то у каждого жена. И как-то это будет не совсем удобно. И если сказать, что встретили одноклассниц, то совсем неправдоподобно. И даже если сказать, что это троюродная сестра с подружкой, то всё равно всякая такая эротическая лирика исключается.
Тут один из парней вспомнил. У него есть ключи от тёщиной квартиры, а тёща сегодня в ночь работает. Вот это дело, голуба! И пошли они на квартиру к тёще. И по дороге закупили водки и закуски. Этот, который зять, конечно, сразу на берегу договаривается, что там давайте будем аккуратно. Водку выпили, музыку послушали - и по домам. И посуду после себя помоем. И лифчики под кроватями не забываем. В общем, он не хотел, чтобы тёща узнала, что зять заходил к ней в её отсутствие. Все ему говорят - да без базара, мы будем аккуратно. И девчонки посуду даже согласились помыть.
Ну, вот они приходят. Достали водку да как накатили! И очень хорошо пошло. Даже чересчур хорошо. Через пятнадцать минут все пьяные. Девчонки раздеваются чуть не догола и начинают танцевать. Потанцевали, ещё выпили. Потом ещё. Короче, минут через сорок все были уже не просто, а очень-преочень пьяные.
И одна барышня, шатаясь и хватаясь за косяки, скоренько пошла в туалет, извиняюсь за выражение, рыгать. Когда она закончила, то же самое приспичило второй, которая была ещё пьянее. Она даже не могла по-человечески встать перед унитазом на четвереньки, а с размаха повалилась на него грудью. Как ещё голову не разбила. Повезло.
Ей-то повезло, а вот унитазу не особенно. Унитаз мощного сотрясения не выдержал и, будучи, как оказалось, плохо прикреплённым к полу, упал. К счастью, не разбился. Но зятю пришлось приделывать его обратно. А поскольку он тоже был пьян в стельку, на это ушла вся ночь.
* * *
Дело было в Париже. Две наши соотечественницы там отдыхали недавно. Всё было замечательно. Дожди, Тюильри, Дом инвалидов, Монмартр, Кровать Наполеона - походная и обычная, со ступеньками. Собор Парижской Богоматери, причём с живым Квазимодой, который оказался негром. Мулен Руж. Могилы Ивана Бунина, Джима Моррисона и Эдит Пиаф. Жареные лягушки и, конечно же, луковый суп за семь евро. В общем, всё прекрасно, кроме того, что вокруг сплошь нерусские, а многие даже нехристи. Поговорить не с кем. Русских совершенно нет. То есть они наверняка есть, но помалкивают, а на них ведь не написано. А соотечественницы языками владели плохо. А именно английским плохо, французским же не владели вовсе. Ну, собственно, не очень-то и надо, как показалось им поначалу. Но потом ситуация изменилась.
Раз загулялись они по Елисейским полям, упёрлись от родного отеля куда Макар телят не гонял. И в туалет им захотелось. Вот тут-то проблема языкового барьера встала перед ними со всей своей насущностью. Потому что жестами показывать неудобно. А все надписи в Париже - французские. Это вам не Екатеринбург, где каждая вторая вывеска - английская. Там с этим делом строго: закон о французском языке - и всё тут! А те басурманы и нехристи, что шатаются по улицам, языком Шекспира хотя зачастую и владеют, но соотечественницы-то не знают, как будет на языке Шекспира "туалет". Что тут делать?
Да известно что! То же самое, что и в столице Урала. Нужно пойти в первое попавшееся кафе. В столице Франции их, кстати, нисколько не меньше, чем у нас. Так они и порешили. Заходят в какую-то местную припрыжку. Садятся за столик. Подбегает к ним гарсон и бодро лопочет по-французски. Они на него смотрят, переглядываются и посмеиваются. Он, сообразительный оказался, моментально переходит на английский и спрашивает: "Дринк ор фууд?" Одна из соотечественниц лучезарно улыбается, говорит "Дринк" и пальцами показывает, что только чуть-чуть. Он, подлец, убегает настолько поспешно, что она не успевает ничего спросить про туалет. А уже надо очень сильно. Они уже на стульях ёрзают.
Возвращается гарсон с двумя здоровенными бокалами пива. Одной из них ничего не остаётся, как начать пить это пиво, другая же, улыбаясь ещё более лучезарно, чем в первый раз, начинает демонстративно потирать руки, намекая, что хотела бы их помыть.
Глупый француз, естественно, ни черта не соображает и, улыбаясь, пытается увильнуть. Тогда соотечественница хватает его за одежду и они объясняются жестами и отдельными словами долго, но тщетно. За это время вторая дама выпивает своё пиво и начинает пританцовывать ногами под столом. На первую снисходит вдохновение и она неожиданно для себя конструирует английскую фразу, в переводе означающую: "Я хочу мыть мои руки!"
Француз делает скорбную мину и показывает жестами, что нельзя. Что временно не работает. Дамы судорожно расплачиваются и сломя голову бегут в другое кафе. Им опять приносят пиво…
К счастью, здесь туалет действует.
(Кстати, туалет по-французски так и будет - туалет.)
* * *
Вот тоже история. Причём во всех смыслах этого слова. Это и история как случай, и одновременно история нашего Отечества вообще. И это даже не просто случай, а случай с мощнейшим лирическим подтекстом необыкновенного и внезапно свалившегося на человека счастья. Правда, должен предупредить, что лирический подтекст будет оценён только алкоголиками.
В общем, дело было аж в 1946 году, если я не ошибаюсь в дате. Живёт в одном селе простая советская семья. Жена, муж и маленький ребёнок. Жена кладовщица, муж чекист. Правда, к сожалению, не слишком высокого чина. Он всего лишь младший лейтенант НКВД или, кажется, уже МГБ. Но с учётом того что он без образования, то и это очень хорошо. А с учётом исторической обстановки - и того лучше. А если вспомнить, что он ещё совсем не дурак выпить и насчёт аморалки, то вообще поразительно, как он дослужился.
И вот однажды поздно вечером прибегает жена с вытаращенными глазами, а муж спит пьяный. Она его будит, обзывает забулдыгой и кричит, что беда. Что по самым верным и совершенно засекреченным сведениям грядёт денежная реформа. Будет полный обмен денежных знаков по тому же курсу, но не больше определённой, весьма скромной суммы. Причём это произойдёт сегодня ночью. И тогда плакали их денежки. Которых у них не так чтобы очень много, не чемоданами, как у большинства удачливых и предприимчивых на трофеи фронтовиков, но всё же гораздо больше, чем дозволенная сумма.
Надо было что-то делать, и притом чрезвычайно срочно. И вот жену осенило. Она восклицает: "Ты же путался с Манькой-продавщицей! Одевайся, побежали к ней!" Муж, естественно, оскорблён в лучших чувствах и начинает возмущаться такой клеветой. Но жене не до сантиментов: "Врёшь, глаза твои бесстыжие, путался! Побежали, говорю!" И деньги достаёт из чулка и кладёт в карман.
Они бегут к Маньке, поднимают её с постели и разъясняют обстановку. Манька, в свою очередь, лезет в чулок, накидывает на неглиже телогрейку, надевает кирзовые сапоги не на ту ногу и они несутся в сельпо. Чтобы выгодно вложить свои сбережения. Во что ни попадя, лишь бы поскорее.
Вот прибежали. И тут бесстыжая Манька показала свой норов. В сельпо не сказать чтобы так уж много товаров. Там был порядочный отрез бархата, который Манька, положив все имеющиеся деньги в кассу, сразу обхватила руками и супругов к нему не подпустила. А в остальном там были керосин, пшено, хлеб, спички и прочая копеечная лабуда, так что капиталовложения не получалось. И тогда осенило на сей раз чекиста. И он спросил: "Манька! А где водка?!"
Точно! Про водку-то Манька и забыла! А водка у них в сельпо продавалась на разлив. И как раз на днях подвезли две полные пятивёдерные фляги. И эту-то водку и купили супруги. И как раз денег у них хватило.
И вот приносят они эти две фляги домой… Ну что тут ещё сказать? И стоит ли ещё продолжать повествование?! Супруга-то водкой не особенно увлекалась. Так, в праздники рюмочку-другую. А вот муженёк её… Вот я и говорю: только алкоголик способен оценить эту историю по достоинству.