Иван Иванович, уже не чокаясь, опрокинул ещё стопочку и сразу вспомнил "туристов", которые много веков назад бродили по пустыне, постигая науку, как из "песка" получать всё и продолжил: "… и не лень было 40 лет "пыль глотать", зашли бы в наше министерство финансов, где буквально из воздуха получают всё, что угодно. Бродить по пустыне, значит суетиться, а сидеть в минфине, значит пребывать в нирване, размышлять. Вот в чём разница. Всем народам размышлять. Нет, пожалуй рано. Пусть ещё побродят. У денег всего лишь один недостаток, они перекрывают путь эволюции, то есть буквально свободе. Но возможна ли свобода при тех мыслях, которые идут в головы земным народам. Деньги, по крайней мере, служат для них символом. Они хоть знают, чему кланяться. Деньги служат им символом пороков…". Какая красивая мысль. Коньяк опять заполнил стопочку. Голова графини заняла подобающее ей место над юбкой. Графин приобрёл образ элегантной женщины. Большой бант на груди, в скрещенных на животе руках роза, длинная шея, тонкий нос и волосы, убранные в высокую причёску. Накатили новые мысли: "Коньяк – он мой, мужчина. Графиня – она моя, женщина. А каково сочетание… Деньги. Пустить эту военизированную планету в распыл. Обострить все пороки, пусть изыдут через злобные судороги. Не будет денег, не будет нынешних проблем. А каковы будут новые? До того, как стать символом, деньги были всего лишь средством. Общество было другое. Но оно всё было другое. Деньги породили новое общество, но это общество ещё не монолит, чтобы эволюционировать к чему – то новому. Пусть деньги захватят все народы. Власть. Могущество. Пусть все привяжутся к этому чуждому плоду и к тому, что он им дал, к тотальному рабству ему. Наследникам денег достаточно будет одного просвещения, и тогда им наступит конец, ибо образованные уйдут дальше. И тогда произойдёт не смена дураков – наследников, а смена миропредставления, мироощущения.
Глава тридцать первая. Взрослые в стране опыта
В стране опыта произошло неординарное событие. Скульптор видел, что все жители страны опыта, пережив застой, диктатуру и проживая в "перестройке", сильно хотят возвратиться обратно в диктатуру. Бывает же такое. Живут всё в тех же домах, на той же земле, и всё время по-разному, хотя и ходят туда-сюда, обратно.
– Странные люди, – думал он. И эта его мысль эхом катилась по стране опыта: "Странные люди, странные люди…".
Как раз в это время в небесной канцелярии бился головой об облако недавно прибывший из страны опыта человек.
Его любили на небе, а он всё равно бился головой об облако. Поэтому Скульптор решил отправить его сначала на остров, а затем видно будет.
Краткая история жителя страны опыта выглядит так:
Неизвестный, поступивший с Земли, был зачислен в штат небесной канцелярии на должность чиновника миграционной службы. Он кое-что делал для общего блага всего человечества. Но его воспоминания о прожитой на Земле жизни, о больших деньгах, крутых машинах и красивых женщинах не давали ему на небе покоя.
Надо заметить, что в небесную канцелярию этот неизвестный попал в качестве исследуемого для проведения опыта по возможному перевоспитанию материалистов в другой, отличной от земной среды, раз уж наставить его на путь истинный, на Земле, было не под силу ни церкви, ни государству.
Сдуру два этих учреждения задались вопросом, что первично "дух" или "материя", хотя для Бога приоритетов нет. Но местные его слуги, ставя этот многотрудный вопрос, решали совсем другой: "Кто главнее?"
Опыт затягивался, неизвестный рвался на Землю, совершенно изматывая своим нытьём небесных коллег. Его коллегами на небе были в основном земляне из среды честных и мелких чиновников, с ярко выраженными, но загубленными земными делишками, талантами. Замечу, что труд чиновника на небе отличается от работы чиновника на Земле, примерно также как Рай от Ада. На Земле крупный чиновник вынужден, иногда, ходить на работу, вести приём, брать взятки за свои "судьбоносные" решения, постоянно боятся быть пойманным до поры, пока не станет "вором в законе". Мелкий вынужден отсиживать на стуле рабочие часы, чтобы получать мизирную "зря – плату". Такое положение и тех и других приводит просто к бредовым ситуациям, при которых Пушкин А.С. – мелкий чиновник или Балакирев М.А., а те, кто ими правил – крупные.
Это на Земле, на небо бесталанные чиновники не попадают. Зато с талантом путь открыт всем на любые небесные должности. Причём, чем выше талант, тем выше и должность. На своих местах небесные чиновники продолжают развивать свои таланты и оказывать покровительство и поддержку светлым душам на Земле.
У неизвестного тоже был кое-какой талант, но на Земле он про него быстро забыл и занялся обиранием граждан и дошёл до крайней низости, приложив руку к обиранию детей и стариков.
Где-то внутри он сопротивлялся, но против земной социальной защиты не попрёшь, он и не упирался, как впрочем в своё время и Понтий Пилат. Поэтому Неизвестному "свезло", как булгаковскому Шарику, он стал объектом опыта.
Но оказалось, что если на Земле у тебя не было никакого желания творить, даже развивая данные тебе Богом возможности, то и на Небе, тебе ничем помочь невозможно. Это было полезное знание для "Шарикова" приобретённое в результате опыта, хотя и не радующее.
Да и Неизвестный к тому времени так надоел, что его решено было отправить обратно на Землю, но не как чиновника, а наоборот, как "вечного" виноватого.
Поступили с ним по-человечески, не по-божески же с ним было поступать, надоевшую муху и ту газетой бьют, но с большим юмором и просто. Некий неизвестный человек где-то в конце XX века попал в автомобильную катастрофу. От сильного удара головой, конечно, обо что-то очень твёрдое, он впал в коматозное состояние. Машина, на которой он ехал, была очень дорогая, при нём было полно денег, и приехавшая скорая помощь числилась за приличной больницей. Словом, "свезло" человеку.
Его привезли в больницу, подключили к разным аппаратам и стали ждать, когда либо очухается, так как повреждений сильных не было, либо помрёт, мало ли чего. Но человек дышал и дышал, не подавая признаков сознания, и так почти двадцать лет. Сначала его не отключали, помня о дорогой машине и найденных при нём деньгах, потом просто привыкли, а затем человек стал предметом показа, наблюдения и изучения для студентов-медиков. Вот в этого человека и был перемещён Неизвестный.
Так случилось, что человек очнулся в XXI веке под утро, часа в четыре, когда все, даже самые стойкие медицинские сёстры и братья, мирно дремлют. Он очнулся, и сильно шатаясь, вышел на улицу никем не замеченный. На улице его сразу же "сцапала" полиция, как бомжа, кормящегося возле больницы, и, следовательно, наносящего непоправимый ущерб всему здравоохранению россиян.
В полиции попытались составить протокол, но Неизвестный только мычал, хотя и смотрел с пониманием. Мычание его, конечно, никто не слушал, таких мычащих, ничего не помнящих, ежедневно через это отделение полиции проходило десятки, только детишек по России бегало более шести миллионов, а взрослых вообще никто не считал, как впрочем, и в начале XX века.
Короче, дежурный полицейский, который в своё дежурство был честным "ментом", а во всё остальное время бандитом, видя, что у "пациента" нет никаких документов, и личность установлению не поддаётся, спросил: "Жить хочешь?". Неизвестный опять что-то замычал. Полицейский куда-то позвонил. Приехали двое, очень похожих на Неизвестного мужчины, отличие было только в цвете лиц. Неизвестный был бледен и напуган, а приехавшие – розовощёки и наглы. Полицейский высказал догадку, что наверное в его сети попал то, кого в стране опыта окрестили, как "новый…", неудачно решивший "откосить" от срока, либо укрыться от "братков", а может юродивый, что с определённого момента одно и тоже, поэтому можно его включить в схему. Неизвестного увезли…Больше их никто не видел.
Глава тридцать вторая. Иван
Гуляли во дворе дома интерната дома две собачки. Одна огромная овчарка – сука по кличке Аза, другая – маленький кобель по кличке Кузя. Мир между ними был полный. Кузя едва доставал Азе до колен и часто бывал сбит с ног азиным хвостов, который был раза в два больше Кузи. Но Кузя был настойчив и любовь продолжалась. Аза терпела Кузю во всех случаях, кроме одного. Того редкого случая, когда гуляла не одна, а с маленькой девочкой Машей. Машка с Азой была в полной безопасности. В эти редкие случаи Кузя искал своей смерти. Он приближался к Азе, а значит и к Машке. И всякий раз бывал затоптан в песок, в грязь, в снег по самые уши. Именно затоптан, кусать Аза его не решалось, уж больно мелким он был. А Машка всякий раз визжала и кричала: "Аза, зараза, слезь сейчас же с Кузи". И Аза слушалась. Каждый раз Кузя вылезал из песка, грязи, снега со съехавшимися к переносице счастливыми глазами. Затем стоял минут по пять, пошатываясь, и только потом начинал отряхаться.
Любопытно в этой истории то, что только Машу Аза и слушалась. Над Кузей начальников не было, хотя пёс он был домашний, но сохранял при этом полную независимость. Его кормили и ему не мешали жить так, как ему хотелось. Но когда его, будучи сильно придавленным Азой, Машка брала на руки, Кузя затихал. Он тоже признавал в Машке авторитет.
Что – то было общего между этой троицей. Какое – то внутреннее понимание. Маша не была сиротой. У неё был отец – лесничий. Прекрасно образованный лесничий. О том, как он стал лесником, история умалчивает. Время было перестроечное. Очередное смутное время в России. Кандидаты наук, бойцы плаща и кинжала, самые засекреченные учёные вдруг стали никому не нужны.
У государства сменилась ориентация по отношению к людям ковавшим щит родины. О том, что щит можно больше не ковать мало кто сожалел. Сожалели больше о том, что образовалась масса свободного времени, так как эти люди привыкли думать постоянно, и вдруг их этого лишили. Многие запили в глухую от полной своей не востребованности. Машкин отец был из их числа. С ним плохо обошлись. Он защитился, как сумел. Он не подставлял щёки для битья. Он сам вышиб мозги у обидчиков. Проснулась совесть. Падал он недолго, но резко. Оказавшись на дне, он с удивлением обнаружил очень интересный мир. В этом мире не было привязки к материальному. В нём жили одним днём, хотя и с надеждой на завтрашний день. Принцип был такой. Есть силы с утра, к обеду найдёшь себе и еду. Нет сил с утра, жди их прилива к вечеру, и будешь сыт. А если их нет ни утром, ни к обеду, то ночью представишься. Раз выдохся, нечего на земле маяться, пора в землю. Он с удивлением узнал, что так живут многие, а через пару лет своего бомжевания, он уяснил, что так живут все те, кто достоин уважения. Промысловики, рыбаки, геологи, военные и т. д. Либо трудись, либо уходи, не порти другим настроение.
По России он бродил года три, постигая на собственном опыте её устои. К его знаниям добавился огромный опыт. Знания и опыт привели его в монастырь. Но среди братьев – монахов он пробыл совсем не долго, почуяв в их жизни свою прежнюю доперестроечную жизнь с иерархией, работой на общее благо и светлым будущим. Но бродить по России он устал. Новое в его открытиях иссякло. Он решил углубиться в самого себя. Сказался предыдущий опыт системщика. Монастырь был в муромских лесах. Леса в лихую годину вырубались нещадно, и он решил, что если уж кому и служить, так природе.
Конечно, за спасение всех муромских лесов, в отличие от министерства лесной промышленности, он не брался, но наметив для себя участок леса в радиусе 10 км оберегал исправно. Таким образом, он стал угоден и монахам, и жителям окрестных деревень, большинство которых кормилось с леса, и животным. Он для всех стал своим. Поставил дом. К нему пришла женщина, а скоро появилась Машка.
Машка стала его любимицей.
Глядя на её игры, на то, как её слушаются все приблудные зверюшки и птицы, он подолгу думал о себе самом, о женщине, как давшим жизнь этому ребёнку. Его ум наконец-то сделал очень интересное заключение, что без зачатия дети не родятся. Но в Машке было много такого, чего не было в родителях. И это позволили ему сделать ещё одно открытие того, что родители это далеко не всё.
Маша играла с ребятишками из разных деревень, вроде такими же, как она, но одни были просты, как голые колени, другие с "деревенской хитрецой".
– Откуда в одних деревнях хитрость, если в них уже давно нечего делить, а в других всё просто "до слёз", – думал Машкин отец.
Он обратился к деревенским старожилам с просьбой рассказать ему историю окрестных деревень. Оказалось, что раньше в одной из деревень была и мельница, и хлебозавод, и довольно большой рынок. Словом, деревня "Хитрово" соответствовала своему названию полностью. В двух других: Коленово и Черепово люди жили лесом. От этого, вновь приобретённого знания Машкин отец сделал довольно интересный вывод: хитрец воспитывает хитреца, охотник охотника, художник художника и т. д. Выходило так, что действительно: "с кем поведёшься, от того и наберёшься".
– Всё бы так и было – размышлял Машин отец, – но деревни опустели, в них не осталось тех, кого воспитывали. А те, кто воспитывал, спились от безделья, ибо для того, чтобы прокормить себя, в России можно и вовсе не работать. Теперь те, кого воспитывали, жили в городах и пытались воспитывать своих детей. Но город сыграл с жителями деревни злую, презлую шутку. Одно дело встать в деревне в четыре часа утра и лечь в десять вечера, и быть весь день занятым делом. Другое дело, завод, фабрика. Не более восьми часов работы, а дальше? Дальше безделье.
Застойные партия и правительство в стране опыта из последних сил пытались исправить огрехи предыдущего опыта, который носил разные названия: от индустриализации до коллективизации, и даже какого-то раскулачивания. Чего только не взбредёт в головы хорошо просвещённым руководителям. Но застойные ли они были? В чём была их проблема? Они полагали, что для того, чтобы народ начал шевелиться, его надо держать впроголодь. Но народ быстро нашёл калории в водке и запил в свободное от работы время. Времени свободного, надо заметить, было много по всему трудовому фронту. Тогда застойные партия и правительство решило всем дать маленько "частной" собственности в виде садов и огородов, которые ранее были обложены налогом и "раскулачены". Весь народ радостно встал "раком" на грядках по всей стране опыта.
Пить стали меньше в течение дня, но вечером с устатку, ибо сначала работа на благо страны опыта за кульманом или станком, затем "раком" на грядке. Воспитателям такая жизнь нравилась, они получили возможность вспомнить своих раскулаченных бабушек и дедушек и их ритм жизни. По всей стране опыта расцвели очаги "городо-деревни". Всегда сладко думать, что ты не хуже своих предков, и что у тебя на грядке растёт капуста. Однако детям всеобщее ползание по грядкам уже прививалось плохо. Большинство из них привыкло к нездоровому образу жизни и "забило" и на страну опыта и на работу. И вот тогда, власть в стране опыта, решила задать стране опыта новый ритм, ритм в котором жили другие страны. Здесь явно стала просматриваться рука Демонкрата. Для задания нового ритма он детям в один из дней популярно объяснил, что первую часть лозунга "Учиться, учиться и учиться" можно считать пройденной. Все уже достаточно просвещены, чтобы забыть, как "разлагается картофель на полях", и пора переходить ко второй его части: "Настоящим образом". Учиться – настоящим образом. С образами в стране опыта было хорошо, а вот с образами – плохо. Разницу между ними почти никто не знал. И поэтому Ему было легко внушить детям, что образ – это деньги. Детишки этот образ быстренько одобрили и встали "раком" под образами, так как кто-то другой Хороший объяснил им последовательность. После столь неясных объяснений началась полная вакханалия. Демонкрат внушал, что деньги – это образ самоцели, Хороший, что деньги это инструмент для создания образов и только в стране опыта, ибо ничего другого здесь пока не прижилось.
Всё это машкин отец знал. Через всё это он прошёл. Он буквально пришёл через свои тернии к своим звёздам. В нём не убили душу ни партия с правительством, ни грядки, ни образа, ни деньги. Он молился природе и ещё тому, чтобы Бог дал ему возможность слушать и воспринимать Его информацию. Бог, видимо, такую возможность ему дал, раз он бросил пить, к нему пришла, женщина и теперь он воспитывал Машку. Откровение к нему пришло от анализа функции денег во время его бомжевания по шумным вокзалам. В то время деньгами для него были бутылки, которые его коллеги ласково называли "пушнина". Пустые бутылки довольно легко переводились в полные и без вмешательства денег. С закуской тоже проблем не было.
Друзья по ущербности рассказали ему, что чувство собственного достоинства распирает человеческий мозг до голодухи, хотя за пару пирожков он может вымыть полы в каком-нибудь вокзальном помещении или подмести привокзальную площадь или… да мало ли всякой работы, в результате которой дворники остаются с достоинством, а бомжи с пирожками. Вот чего он не мог делать, так это красть. И не потому, что не знал как, как раз это он знал очень хорошо. Его знания в этом плане были востребованы в стране опыта. Но он не хотел в этой стране красть ничего. Ибо ему открылась разница между образами и образами. Он смутно угадывал в лицах бомжевавших с ним мужчин и женщин черты бывших князей и графинь. Они слишком много хапнули в своё время, теперь кто-то отыгрывается на них. Справедливости ради надо заметить, что у тех, на ком отыгрывается судьба плохо и с пирожками. Не надо было "тырить" сто – двести – тысячу лет тому назад.
Итак, машкин отец, кое-что познавший, и Машу стал учить только одному: учить воспринимать информацию. Показывая ей приёмник и телевизор, он объяснял, как умел, что ручка регулирования и настройки программ – это то же самое, что её мозг. На что настроился, то и получил. Азбуке он её тоже обучал как-то странно: "Аз", "Буки", "Веди", "Глаголь" и т. д. Когда Маша стала складывать из букв слова, она долго не могла понять почему от "Аз", остаётся только "А", от "Буки" только "Б".
Отец терпеливо объяснял, что "А" – это всего лишь выраженный знак, а "Аз" это самостоятельный символ.
Машка эту отцовскую грамоту сначала воспринимала с трудом, но постепенно многое стало до неё доходить. Однажды отец спросил её: "Велика ли гора, что видна из окна"?
– Да, очень, – ответила она.
– А велика ли твоя ладошка в сравнении с горой, – задал он новый вопрос.
Машка рассмеялась.
– Теперь подними ладошку к своим глазам. Ты видишь гору? – снова задал вопрос отец.
– Не вижу, – ответила Маша.
– Вот так, твоя маленькая ладошка закрыла от глаз огромную гору, – сказал отец.
Машка задумалась и сделала своё первое открытие: "Получается, что такая огромная книга как "Библия" дана всего лишь для того, чтобы люди узнали и поняли одно – единственное слово Бог, но многим эта книга Бога заслонила.