- А мне три, - сказал Барни Робинсон. Этот был среднего роста, коренастый. Его круглое добродушное лицо обрамляли бакенбарды, а огромные усы с закрученными вверх кончиками придавали ему лихой вид. Он был полуграмотен, как и остальные, но одержим жаждой знания; поэтому он без разбора глотал любые книги, попадавшиеся ему под руку. Обтрепанный пиджак его был расстегнут, ибо на нем не осталось ни единой пуговицы. - Мой желудок начинает бунтовать, - добавил он. - Пора бы податься в ратушу - получить жратву.
- А ты ходи по утрам в Армию Спасения, - посоветовал Мик О’Коннелл. - Посидишь там с часок, послушаешь, как хвалят господа бога, а потом тебе дадут такой обед, какой и в Дублине не скоро сыщешь. Я и сам наедаюсь, да еще кое-что жене и детишкам приношу.
- Я прикуплю три, Джек, - сказал последний игрок, худой и бледный парнишка по имени Джим Трэси; он походил на узел тряпья, втиснутый между Барни Робинсоном и Джоном Уэстом.
Когда Джон Уэст, отсчитав три карты, протянул их Джиму, на кухонном крылечке появилась миссис Уэст - маленькая, худая, сутулая. Седые волосы ее были гладко зачесаны назад, лицо покрыто морщинами, губы крепко сжаты. Видно было, что эта когда-то кроткая, приветливая женщина постепенно становилась раздражительной и сварливой.
- Джон, Джо, сейчас же наколите мне дров! - крикнула она сердито. - Неужели я все сама должна делать?
- Ладно, мама, сейчас наколю, - рассеянно ответил Джо. - Подожди минутку.
Игра продолжалась, партнеры делали воображаемые ставки. Три туза Джона Уэста выиграли, и колода перешла в руки Джо.
Миссис Уэст, ворча себе под нос, подошла к кучке дров, лежавшей во дворе, взяла в руки топор с треснувшим топорищем и ожесточенно принялась колоть.
- В жизни своей не видала таких лодырей, - возмущалась она. - Два полена расколоть и то трудно, бесстыдники!
Игроки, услышав ее воркотню, оглянулись, но тут же снова занялись покером. Из-под топора вылетела щепка и попала миссис Уэст прямо в лицо; на щеке показалось немного крови. Она вытерла щеку передником и снова яростно заработала топором.
- Брось, мама. Я сейчас наколю, только дай доиграем, - сказал Джо, на минуту отрываясь от карт.
- Дождешься тебя, как же! До вечера печку не истопишь.
Она собрала в передник наколотые дрова, щепу и пошла обратно к крылечку.
- Лучше бы шли работу искать, чем целый день за картами сидеть, бездельники несчастные! - крикнула она через плечо.
- А вы, миссис Уэст, верно, с левой ноги нынче встали, - заметил Мик О’Коннелл.
Миссис Уэст остановилась.
- Ты бы помалкивал, Мик О’Коннелл. Тебе здесь совсем не место. Шел бы домой, к жене. Или работы поискал, позаботился о малых ребятах. - На пороге кухни она обернулась, посмотрела на игроков и вдруг сказала: - Я, помнится, говорила тебе, Боров, или как тебя там… чтобы ты сюда не ходил. Нам тут арестантов не нужно.
- Ах, не нужно? А ваш собственный сынок кто? Ваш-то Арти не арестант, что ли?
Миссис Уэст зашатало от этих слов, точно ее ударили по лицу. Джон Уэст вскочил и, перегнувшись через стол, схватил Борова за шиворот.
- Замолчи! Не смей этого говорить маме!
- Ты чего лезешь, сморчок? - Боров одним движением сбросил руку Джона и, поднявшись, в бешенстве уставился на него. - Отстань от меня, не то кости переломаю. - Он размахнулся огромной ручищей и так сильно толкнул Джона в грудь, что тот повалился на ящик, служивший ему стулом.
Остальные игроки, не вмешиваясь, внимательно следили за дракой. Миссис Уэст испуганно вскрикнула, когда Боров кинулся на Джона. Джон отпрянул назад, опрокинув ящик. Гнев его сменился страхом. Боров так стремительно бросился на своего противника, что стол перевернулся, раскидав игроков во все стороны. Боров вцепился Джону в плечо и уже замахнулся кулаком, но Эдди Корриган, поднявшись на ноги, перехватил удар и, сжав Борова в своих могучих объятиях, скрутил ему руки за спину. Пока они боролись посреди двора, Джон Уэст стоял поодаль, наблюдая.
- Садись на свое место и играй, - сказал Корриган, отпуская Борова.
Боров нерешительно поглядел на него, потом повернулся к Джону Уэсту и сказал:
- Только тронь меня еще раз, я те шею сверну.
Миссис Уэст постояла на крылечке, глядя, как игроки снова устанавливают стол и ящики и рассаживаются по местам. Потом она вернулась в темную кухоньку, подбросила дров в печку и принялась готовить скудный ужин. На душе у нее было тяжело. За последнее время нежная забота о детях, попытки ласковым внушением наставить их на путь истинный сменились бесплодными попреками. Она дала волю своему раздражению и сама вызвала оскорбительный ответ Борова. Впервые за много лет ей напомнили о преступлении Арти. Она всегда сторонилась людей, боясь услышать жестокие слова о позоре своей семьи.
Уже год, как Уэсты терпели крайнюю нужду. Надежды найти работу почти не было. Джон продал своего последнего голубя, а тележка его совсем развалилась. До сих пор Уэстам удавалось не слишком много должать за квартиру, но теперь хозяин грозил выселением. Миссис Уэст с тоской думала о том, что же они завтра будут есть. Она еще не обращалась в благотворительные учреждения, но скоро придется и ей смирить свою гордость, чтобы получить немного супу и хлеба в ратуше, в Армии Спасения или у церковного совета методистов. О, господи! Что же будет? Когда кончатся эти тяжелые времена?
Игра в покер прекратилась. Игроки лениво переговаривались между собой, только Джон Уэст молчал, погруженный в глубокое раздумье.
Мик О’Коннелл рассказывал:
- Побывал и я как-то на распродаже участков, видел, как всякие спекулянты покупали землю заглазно и на радостях дули даровое шампанское. А теперь им крышка, вот они и хнычут и бесятся, а то и пулю в лоб пускают.
- Эти паразиты оттого и кончают с собой, что привыкли жить в богатстве, - сказал Барни Робинсон. - Бедности не выдерживают, вот и пускают себе пулю в лоб. Верно?
- Это-то верно, - вмешался Эдди Корриган. - Но что будет с теми, кто внес в строительную компанию деньги за дом? Я бы на их месте всех членов правления засадил в тюрьму за грабеж. Хорошо, что объявлена забастовка. Пусть все эти мошенники знают, что рабочие не желают отдуваться за их грехи.
- Чепуха эти забастовки, - презрительно сплюнул Боров. - Шесть лет назад мы тоже бастовали, когда я работал на обувной фабрике, а какой из этого вышел толк?
Боров только один раз за всю свою жизнь попробовал жить честным трудом; но вскоре после того, как он поступил на фабрику, началась забастовка кожевников 1884 года, в которой ему волей-неволей пришлось участвовать. Он немедля вернулся к прежнему образу жизни и отправился вместе с другими громилами в Сидней, где они совершили неудачный налет на банк.
- Вот и теперь половину рабочих уволили, - закончил он.
- Их все равно уволили бы, потому что времена такие. А в ту стачку мы все-таки добились повышения заработной платы, - возразил Эдди Корриган.
- Конечно, рабочие должны бороться, - заметил Джон Уэст, все еще раздумывая над чем-то и, видимо, собираясь поделиться своими мыслями с приятелями. - Вся беда в том, что у хозяев много денег. Чтобы сладить с хозяевами, надо самим иметь уйму денег.
- Если бы у рабочих было много денег, они не стали бы бороться с хозяевами, - сказал Корриган.
- Взять хотя бы забастовку моряков, - продолжал Джон Уэст. - Что она им даст? У хозяев слишком много денег. Вот я и говорю - чтобы бороться с хозяевами, нужны деньги.
- Рабочие никогда ничего не добьются, - равнодушно сказал Ренфри. - Каждый пусть думает о себе, а на других наплевать.
- Ну, уж это ты врешь! - возмутился Корриган. - Рабочие только тогда и добьются чего-нибудь, когда будут держаться вместе.
- Рабочие должны войти в парламент и издавать такие законы, какие им нужны, - заявил Барни Робинсон, повторяя слова, которые все чаще и чаще раздавались в то время по всей Австралии.
Тут Джон Уэст решился наконец высказать свою мысль.
- Я так понимаю, что все вы на мели? - спросил он нерешительно.
- Ничего подобного, - усмехнулся Мик О’Коннелл. - Мы все работаем, и правительство выплачивает нам по десять золотых в неделю.
- Если ты что-нибудь придумал, так выкладывай скорей, - оживился Ренфри.
- Придумать-то я придумал. Помните, я как-то работал агентом у букмекера? Букмекерством можно заработать много денег. - Джон Уэст явно старался заранее убедить своих друзей в том, что его идея вполне разумна, чтобы они не подняли его на смех.
- Нужно иметь хоть какой-нибудь капиталец для начала, - заметил Ренфри.
- Знаю, - продолжал Джон Уэст. - Но я придумал, как добыть денег. А когда я открою контору, вы все можете стать моими агентами. Подработаете немного.
- А как добудешь? Починишь свою тележку и начнешь собирать гроши, пока не накопишь полный мешок золотых? - пренебрежительно спросил Боров.
- Мешок не мешок, а несколько золотых я сумею добыть. И если вы мне поможете, то и вам кое-что перепадет.
Все смотрели на Джона Уэста со смешанным чувством недоверия и надежды. Верно, ему случалось иногда раздобыть для себя несколько шиллингов, но - соверенов?!
Джон Уэст заговорил более решительным тоном:
- Голубей вы все держали, верно?
- Что ты задумал? - спросил Джо Уэст. Его нисколько не удивило, что Джон до сих пор не сообщил ему о своей идее. Хоть они и жили в одном доме и спали в одной комнате, но были братьями только по названию.
- Так вот, - ответил Джон Уэст, - я придумал, как добыть денег, чтобы открыть букмекерскую контору. Через две недели будут состязания почтовых голубей между Уоррагулом и Мельбурном.
- Да, - со вздохом сказал Барни. - У меня был голубь, который мог бы взять первый приз, но на днях мы его съели.
- А я сам перегоню любого голубя, вот увидите, - ухмыльнулся Мик О’Коннелл.
Джон Уэст пропустил насмешки мимо ушей.
- Мы будем принимать пари на эти гонки, - сказал он. - Или, точнее, пари буду принимать я, а вы будете собирать для меня ставки.
- А денег где возьмешь? - спросил Ренфри, свертывая папиросу; табак он доставал из окурков, подобранных на улице. Он закурил и выдохнул зловонный дым, к великой зависти остальных курильщиков.
- Денег не нужно. - Опершись обеими руками на край стола, Джон Уэст заговорил уверенно, с апломбом - Есть один голубь, Уарата, - он наверняка придет первым. Мы будем принимать ставки не на него, а на других голубей.
- Откуда ты знаешь, что он придет первым? - спросил Барни Робинсон.
- Знаю, и все тут.
- Жульничество? - спросил Эдди Корриган.
- Да нет. Этот самый Уарата на испытаниях покрыл дистанцию в рекордное время. Он придет первым! - Джон Уэст невольно понизил голос и оглянулся через плечо. - Все будут ставить на Уарату. Мы будем принимать ставки на всех голубей, кроме него. Деньги верные. Вы будете получать по десять процентов с собранных вами ставок. А на остальные деньги я открою букмекерскую контору, и вы будете моими агентами, понятно?
Джон Уэст видел, что все слушают его с большим, вниманием, и чувствовал себя польщенным.
- Почему ты так уверен? Жульничество готовят? - настаивал Эдди Корриган.
- Не совсем так. Просто страхуются. На случай если у Уараты окажется сильный соперник, у них припасен другой голубь, в точности такой же и под тем же номером. Они всегда смогут подменить Уарату. Мы будем принимать любые ставки - три пенса, даже один пенс. Весь Керрингбуш помешался на голубях. Мы будем обходить кабаки, заглядывать во все дома, где есть голубятни. Вы получите десять процентов. А я открою контору. И мы начнем принимать ставки на лошадей. Вы будете работать для меня на тех же условиях, но комиссионные я буду вам выплачивать только за проигранные ставки.
- Ну конечно, в точности на тех же условиях, - съязвил Мик О’Коннелл. - Все будут проигрывать, потому что не будем же мы принимать ставки на фаворита, так, что ли? Премного благодарен, мистер Уэст. Сочту за честь участвовать в вашей затее.
- Я согласен, Джек, - сказал Ренфри. Он мог бы и не говорить этого: все и так знали, что он - правда, без особого успеха - берется за любое дело, лишь бы раздобыть денег, не утруждая себя работой.
- Не нравится мне это, - сказал Барни Робинсон, - Ведь, говоря по совести, это чистейший обман. Но таким людям, как мы, особенно выбирать не приходится.
Все остальные, кроме Трэси и Корригана, выразили согласие. Джон Уэст, преисполненный чувства превосходства, гордо поглядывал на приятелей. Но тут Корриган сказал:
- Значит, вы, ребята, пойдете вымогать деньги у людей, которым и так есть нечего? Зная наперед, что гонки подтасованы? - Он повернулся к Джону Уэсту: - А тебе понравилось бы, если у твоей матери выманили бы три пенса?
Джона Уэста поразили слова Эдди, и он на минуту замялся; потом сухо ответил:
- Это к делу не относится. Хочешь немного подработать, да или нет? Решай как знаешь.
- Я уже решил. Хоть и туго мне с семьей приходится, а не стану я обирать таких же бедняков, как я сам.
- Ну, а ты? - обратился Джон Уэст к Джиму Трэси. - Ты тоже такой гордый, как Эдди?
- Какая уж тут гордость, Джек. Но Эдди дело говорит. Ведь люди проиграют наверняка.
Корриган был другом Джима Трэси. Они оба работали на обувной фабрике, когда началась забастовка. Он чувствовал, что Корриган прав. Джим Трэси собирался жениться, но наступил кризис, и он остался без работы. Теперь они с матерью почти голодали; ему хотелось помочь матери, а главное - ему хотелось жениться.
Рассеянно запихивая в рукав бахрому обшлага, он добавил:
- Вот если бы мы собирали ставки с богатых, это бы еще куда ни шло. А то мы у нищих последний кусок изо рта вырываем.
- А что же нам делать? Сидеть сложа руки и подыхать с голоду? - огрызнулся Джон Уэст. - Как хочешь, но ты должен подумать о матери и о своей крале. О них ты должен заботиться.
Тонкое и одухотворенное, но безвольное лицо Трэси омрачилось. Он явно боролся с собой. Наконец он сказал смущенно и нерешительно:
- Пожалуй, ты прав, Джек. Я согласен.
- Ну и дурак же ты, Джим! - воскликнул Корриган. - Я сам не святой и люблю побиться об заклад с приятелем; знаю: если людям охота азартничать - без букмекеров не обойдется… Но ведь это просто разбой среди бела дня!
Он вышел из-под навеса и исчез за углом.
Трэси сидел молча, потупив глаза. Джон Уэст с несвойственным ему многословием и самоуверенностью распределял между своими будущими агентами сферы их деятельности и раздавал листы бумаги со списком голубей, написанным его собственным корявым почерком. Против имени каждого голубя были оставлены графы для записи ставок и для фамилии злополучного игрока, который мог выиграть только чудом.
Ренфри заметил, что Уарата тоже значится в списке. - Ты же сказал, Джек, что мы не будем принимать ставки на Уарату. А если кто-нибудь захочет поставить на него? - спросил он.
Джон Уэст разъяснил, что выкинуть Уарату никак нельзя, иначе клиенты могут заподозрить, что дело нечисто.
- Если кто-нибудь захочет ставить на Уарату, говорите, что на него и так уже принято много ставок и никакой выдачи не будет, даже если он прилетит первым, - поучал он. - А еще лучше: говорите, что Уарата, вероятно, будет вычеркнут из списка или что знатоки по секрету советуют ставить на другого голубя. Говорите что угодно, мне все равно, но только не принимайте ставок на Уарату.
Когда стали сгущаться сумерки, миссис Уэст снова появилась на крыльце и крикнула:
- Джон, Джо! Сейчас же идите ужинать!
Вечерняя трапеза в доме Уэстов не отличалась роскошью: тарелка супу, хлеб, немного повидла и неизменная кружка чаю. Оба сына и мать уже принялись за суп, когда с заднего крыльца, пошатываясь, вошел невысокий толстый мужчина с багровым лицом, обросшим щетиной. Он взял тарелку с супом, оставленную ему на плите, и сел за стол.
- Опять похлебка, - проворчал он, нехотя принимаясь за еду.
- А ты чего ждал? - огрызнулась миссис Уэст.
- Да, чего ты ждал? - сердито повторил Джон Уэст. - Чем привередничать, лучше бы деньги домой приносил.
- А ты думай, что говоришь, не то в ухо дам. Что-то я не вижу, чтобы вы с Джо больно много работали.
Миссис Уэст вмешалась и водворила тишину. В комнате было уже темно. Она встала из-за стола и зажгла старую керосиновую лампу.
- Керосин весь, - сказала она. - Пусть уж погорит напоследок.
Безлунная ночь спустилась над Керрингбушем. На улицах вспыхивали газовые рожки, постепенно, один за другим, сначала на Джексон-стрит, потом по всему пригороду. Кое-где в окнах, словно глаза лихорадочных больных, зажглись тусклые огни.
Семья Уэст, чтобы не тратить последние капли керосина, рано легла спать. Джон Уэст долго лежал без сна, думая о предстоящих гонках голубей.
Голубь Уарата в самом деле вышел победителем на состязании, и Джону Уэсту, после уплаты агентам комиссионных, осталось чистыми одиннадцать соверенов.
Два соверена он отдал матери. Она догадывалась, каким путем ему достались эти деньги, но не такое было время, чтобы отказываться от них. Оставшиеся деньги он то и дело считал и пересчитывал, а затем пустил их в оборот, осуществляя свой план букмекерства на скачках.
Дело это оказалось и более сложным и менее выгодным, чем он предполагал. На столичном ипподроме конные состязания происходили почти ежедневно. Джон Уэст думал, что достаточно узнать из газет список участников и принимать ставки от клиентов. Но он ошибался.
Джон Уэст был новичком в хитроумном искусстве букмекерства, но он быстро овладел им. Ему приходилось слышать о букмекерах, которые терпели крах. Сначала он думал, что они сами в этом виноваты: отвечают на пари такими суммами, какими не располагают; но очень скоро Уэст понял, что могут быть и другие причины, вынуждающие букмекера прикрыть свою лавочку и даже переменить место жительства.
Как это ни странно, лошадь, на которую ставили клиенты, иногда действительно приходила первой, и нужно было раскошеливаться. Особенно скверно дело обстояло в тех случаях, когда первой приходила "темная лошадка", о вероятной победе которой кое-кому было известно заранее. Бывало и так, что какой-нибудь клиент в продолжение некоторого времени делал ставки наличными, стоически проигрывая то три пенса, то шесть пенсов, а то и шиллинг; а затем он делал ставку в кредит и, проиграв ее, платить отказывался. Попытки получить с него деньги почти неизменно оказывались тщетными, ибо, как говорится, на нет и суда нет. В довершение всего такой клиент сплошь да рядом переходил к другому букмекеру, конкуренту Джона Уэста, и делал там ставку наличными, и никто не мог ему в этом помешать. Кроме того, Джон Уэст подозревал, что его агенты далеко не так расторопны и честны, как ему бы хотелось. Джо, пожалуй, не обманывал его, но зато был на редкость ленив. Он работал ровно столько, сколько нужно, чтобы получить немного денег, а потом "шабашил" и отправлялся в бильярдную или пивную.