- А ты прав, Дим, даже и рубрику можно по случаю завести… Заведем. А что ж на летучке сейчас не заявил статью? В номер?
- Да как-то перебили… перешибли, у всех же горячее. С ходу же полосы компоновал, вот и подзашился. Но утрамбую, найду местечко ей. Она-то стоит того.
- Ладно, пробегу сейчас. С типографией как - звонил, столковался наконец?
- Да на мази все, башлей подкинул им, они и… Кто-то роет там постоянно под нас, график печати сбивает, путает, а кто - не могу вычислить пока. Сколько нам срывали уже!..
- Не трудись искать - не они это, а сверху…
Никак уж не серьезны, по правде если, все эти сбои и срывы, похоже больше, что дразнят, нервируют. А могли просто запретить, и катался бы по соседним областям, печатный станок искал. Нет, будто чья-то рука берегла от всех таких, мало сказать - неприятных волеизъявлений пусть рыхлой еще, толком не сформировавшейся, но власти, лая хватало, но до болятки-то пока не кусали. Можно и Левина понять, наш общий интерес то есть: банк "Русичъ", газеты кормилец, порядком-таки вложился в завод, и если это химпредприятие неведомое начнет заламывать цены, каким другим манером руки выкручивать…
Статья, впрочем, малодоказательной была, больше на эмоциях, даже на истерике некоторой по отношению к тому Абросимову, скопищу негатива, выстроенная, фактов какого-то злого умысла, считай, не имелось. Ну, акционировались, бумажки акций работникам раздали, даже народным предприятием назвались - якобы для прикрытия хищнических посягательств директора, якобы готового остановить производство и бумажки эти по бескормице несчастных работяг за бесценок скупить… Да, схема обкатанная, классикой "большого хапка" уже ставшая, но где доказательства-то, что так именно и будет? А ничего, одна ругань, да к тому ж еще и партвзыскание за самовольство восемьдесят восьмого года припомнено этому негодяю Абросимову… Нет, мелко все, мелочно, и не навредить бы, не озлобить поставщика.
Хотел было Левина позвать, но тут же раздумал: к первоисточнику надо, а им мог быть, скорее всего, только сам Воротынцев. И еще одно всплыло, вразумило: если стратегию менять, о чем подруга проболталась, то чего лучше завод подставить… да, поссорить с важным поставщиком, трудностей всяких нагородить ему, а тем паче инициаторам сотрудничества из правления концерна. Убытки, протори возможные заводские сущий пустяк, когда столько бабла спекулятивного будущего на кону стоит…
Некогда было удивляться всем изыскам вполне вероятной интриги, тут же набрал номер шефа. Ответила Елизавета - с грудной воркотцой нежной, и он сразу вспомнил ее всю, представил себе. Сказал, что надо бы срочно переговорить и встретиться с Леонидом Владленовичем. "Срочно? Но он же улетел еще утром… да-да, в столицу. На сколько? Дня на три ли, четыре, точно сам не знает… А что, проблемы?" - "Они самые, Лиза, без них не живем. Но не буду вас огружать…" Скучает сидит, женские журналы листает, наверное, их сейчас прорва какая-то объявилась, все киоски позабиты цветастой пустотой этой - пустоту другую заполняющей…
Совпаденье, нет? Воротынцев отбывает, и тут же ответсекретарь статью в зубах приносит - как пес верный, с порученьем посланный. А у хозяина его случайности если и бывают, то больше метафизического свойства, под настроенье экспромтом может всякого наговорить. Хотя совсем уж пустыми импровизации эти назвать нельзя, есть там некое ядро, как не быть…
Не случайность, скорее всего, и потому ходу статье давать нельзя. Правду же наверняка знают многие правленцы, вот только довериться некому, расклад мнений средь них ему неизвестен, считай, и застольные симпатии-антипатии ничего, конечно, тут не решают: посидели-выпили иногда, покурили-поговорили… Ах да, Народецкий! Добрый малый Слава, секретарем и подавалой у шефа бывший и вполне ему преданный, - вот кто должен знать, юридическую службу банка и концерна теперь возглавляя, все тонкости отношений, по должности обязанный распутывать, запутывать по мере надобности тоже.
В разъездах по городу, ответила некая сотрудница - почти мужским басом, как нарочно Елизаветиному образу противопоставясь, даже темные волоски на морщинистой верхней губе обнаруживши в базановском воображении, этакая тертая бабеха с тяжелым взглядом то ль адвоката, то ли следователя, без разницы, все и всякие изнанки человеческих жизней видавшая-перевидавшая, в многолетних изматывающих распрях и сутяжничествах, человеческих тож, погрязшая - а ведь девчушкой-первоклашкой некогда была… Будет когда? Так ведь начальство нам не докладывается, мил человек…
Безошибочно угадала, что ему и так можно ответить.
Кто знает всю ситуацию до донышка, так это неизвестный ему директор завода, с год как заступивший место старого зубра Никандрова, не пожелавшего подогнуться под министерские и местные власти и раздербанить производство, а теперь, по слухам, негласный совет "красных директоров" возглавившего. Новый же и молодой оказался погибче, как-то сумел вот связи страховочные заиметь и основные цеха сберечь, заказы выбить им… Карманова послать к нему, тот разведает.
Николая не нашлось уже, не любил засиживаться в редакции, вольный поиск предпочитая; и Базанов в комнатку другую заглянул, где Ермолин с Сечовиком обитались, кивнул Михаилу Никифоровичу: зайдите. Придется его попросить, больше некого.
- Да он что… он совсем охренел?! - Сечовик и до середины не дочитал статью, заглянул в концовку. - Этот Надеждин? Я ж Абросимова знаю немного, не тот человек Вячеслав Алексеич, чтобы…
- Вот как? Да вы дочитайте прежде…
- И откуда эта дрянь? - уже гневно вопросил, пробежав глазами до конца, потряс ею в воздухе Сечовик. - Принес кто, прислали?
- Есть источник…
- Акционировались, да - так ведь заставляют! И чтоб это в нашей газете?! Одно дело - ложь, а другое… Что Леонид Владленыч скажет? Они ж однокашники, связаны с каких пор, вроде даже семьями дружат!
- Да все ясно, Михаил Никифорович… ясней некуда.
- Нет, но кто это мог, кто такой Надеждин, паскудник этот?!
- Смогли… - Не стоило посвящать его во все, самому бы до конца разобраться… да и есть ли он, конец? - Вот что попрошу вас: снимите-ка мне копию на ксероксе. Только не у Левина, а у Лили, и незаметно. Сделаете - принесите сразу.
- A-а, так вот оно откуда надуло…
- Все-все, Михаил Никифорыч… остальное - потом. И строго между нами.
Под Воротынцева клин, теперь-то хоть с этим вполне понятно. Но и его же, Базанова, под удар подставляют, хотели подставить, вернее, им прикрыться - некие, в то же время на него виды имея? Это-то как понять? Или уж так уверены в силе своей, в том, что могут защитить его перед шефом, прежней власти уже не имеющим?
Обольщаться ни в каком варианте не стоило, он для них - расходный материал, и только. А как таковой он может быть более или менее ценным, даже дорогим, но оставаться все тем же материалом. С ним уверенно и, надо признать, достаточно точно играют втемную, учитывая все его психологические и прочие параметры, - если бы не некоторые случайности хоть с тем же Сечовиком теперь или вчера с подругой. Если б не единица поселянинская, по убежденью Лешки - Божья в его формуле "эн плюс единица", где "эн" - наиточнейшие расчеты человеческие. Играют на заведомое опережение, где он всегда будет в лучшем случае запаздывать с реакцией, сиречь вчистую проигрывать и все больше подпадать в зависимость - от них, разумеется. И единственное, что тут можно противопоставить, это знанье, информация, осведомленность. Не считая, заметь себе, сугубого умения ими пользоваться.
Опять набрал номер Народецкого и через пару гудков длинных услышал бархатное, несколько вальяжное: "Вас слушают…" Хорошо бы - без "жучка", усмехнулся себе Иван, так ведь и это совсем не исключено теперь, вспомни настройщика программ компьютерных… бабки там, грандиозные бабки, а значит, все возможно. И голоса, как различны голоса, их разновидностей, как кажется, неизмеримо больше, чем человеческих типов вообще, ибо человек-то, в сущности, искусственен, тем или иным, частенько поточным воспитаньем выделан, а вот голос его, любого, природен, а потому неповторим… Но - внимательней сейчас, не проговорись, даже если все подозренья твои и опаски не более чем чушь собачья нервная.
- День вам добрый, Слава. Беспокою вас из газеты нашей беспокойной я, Иван. Впрочем, не по тревоге какой-то, не сглазить бы.
- Добрый день, слушаю вас.
- Да встретиться хотелось бы, уточнить кое-что в статье второй вашей… не против? Хотел бы нынче и к Леониду Владленычу заглянуть, комментарий получить по некоторым аспектам ее…
- Не заглянете, в Москве Леонид Владленович.
- Вот я и говорю: хотел бы, а… - Раз уж начал не доверять телефону, то и дальше следуй тому, разговор-то с кроткой Елизаветой уже имел место… в чьей-то записи место, может статься, так что валяй дурака до конца. - А он улетел, к сожаленью. И скоро будет?
- Ну, в выходные, может быть, не позже. Поскольку в понедельник заседание правления. Важнейшее, могу сказать вам, Иван Егорович.
- Да-а?
- Да. Вы даже представить себе не можете, насколько важное. Так что если не очень срочно, то не беспокойте его. Но все это только для вас я сказал.
- Спасибо. А я, можете считать, не расслышал. Так мы встретимся - где-то, скажем, после обеда, часа в три?
- Что ж, звоните, Иван Егорович. Я надеюсь быть у себя. Будь, Слава, будь. Ты тоже, сдается, даже не представляешь себе ценности всегда у тебя имеющегося, тебе врожденного блага - быть у себя, в себе.
Вот и фабула подколодная проявилась: накануне решающего заседания ударить - в газете своей, не где-нибудь, с незащищенного тыла. Решающего стратегию, скорее всего, если уж на слове этом и смысле запала даже подруга, из малых сих и скудоумных… да, и не та ль это ситуация обещанная? Победу им обещающая, выходит, а ему - в известном обговоренном случае - реабилитанс полный, окончательный в их глазах и с заработанным грандприварком. Просчитали почти все, ничего не скажешь, наверняка и другие приуготовлены команде Воротынцева контраверзы, и не позавидуешь ей.
И другой давно напрашивается вопрос: но зачем так уж нужен им он, провинциальный журналист Базанов, совсем даже не из их стада, вернее - стаи? Сколько ни тасуй догадки с доводами, а получалось одно: как местный, ни много ни мало, авторитет политический, пусть неразвернутый пока, в потенции, за которым пойдет в случае чего весьма-таки немалое число людей, электоратом обзываемых и всячески обираемых; иными хоть сколько-нибудь ценными качествами и возможностями он уж точно не обладает. Бросить если предвыборный клич, масштабной агиткой подкрепить - пойдут люди, да еще и от коммуняк часть их оторвать-урвать можно, и от власть в прямом и переносном смысле имеющих… "третья сила", да и только. На нее расчет у предусмотрительных покровителей, на политическое обеспечение их целей, без которого им уже завтра никак не обойтись, и намеки на то с их стороны уж дадены, только согласись. И тогда и с депутатством думским проблем особых не будет, а значит, и со всякого рода и вида лоббированьем всякого вида и рода интересов… как, ты не согласишься? Ну да, сразу нет конечно же, ежели по кратчайшей попробуют прямой. А вот если по хорошо изученной и освоенной этими доками спирали сужающейся и нисходящей, основательно детерминированной, обусловленной всяческой общественной в первую очередь нуждой, интересами дела, ну и твоими тоже, как носителя его… Оглянись, оглядись получше кругом, логика спирали этой обыкновенно сильнее человека, и тебе-то с ней бороться совсем уж не с руки, ни к чему. Нет уж, делай то, что должно, что умеешь лучше других, и пусть будет что будет, как умными, не тебе чета, людьми говорится.
Можешь, кстати, и почеркушку набросать сейчас к очередному полит-фельетону: оппортунизм как знамя эпохи самой, хотя на эпоху-то никак не тянет это межвременье смрадное с фарсом придурков политиканских, паяцев нанятых на всех авансценах и шатких подмостках бывшей великой страны, так что за кулисами посмеиваются только, оно ведь и в самом же деле смешно, а ничто человеческое им, закулисным, отнюдь не чуждо - даже слишком человеческое…
С почеркушкой он не успел, явился Левин - за ответом, разумеется, - верстку номера предложил глянуть на мониторе. Захватив статью,
Иван неохотно прошел за ним в общую комнату, разговор предстоял не из простых, проходных. И увидел улыбающегося, навстречу ему вставшего из угла своего Мизгиря, других никого не было… Надо ж, как оперативно подкрепленье вызвал, лицедей, неплохо-таки возмущенье разыгравший ему час назад, негодованье благородное. И осторожничал совсем не зря, как знал, не стал при всех на летучке статью в номер заявлять, иначе сразу б на Сечовика нарвался…
- А не шарахнуть ли нам кофейку - двойного? - Давненько что-то не объявлялся он за своим кофейным аппаратом, разве что позванивать не забывал, о делах справлялся, хотя, угадывалось, вполне-то был осведомлен о них. - Или, может, незачем время мимолетное терять, а по коньячку сразу?
- Нет-нет! - неожиданно запротестовал Левин, даже руки выставил протестующе. - Дело у нас срочное, Владимир Георгиевич, вы уж… Экстренное, номер же горит, надо быстрей!
Перехватывал с этим актер самодеятельности, ничего-то не горело; и последовало то, что и должно было:
- Что еще за дело? Не секрет ежели?
- Да какие секреты… - небрежно подал ему Иван странички. - Статейка сомнительная, только и всего.
- Как - сомнительная? - оторопел Левин, стоячие глаза его округлились в неподдельном изумлении. - Вы ж сами сказали…
- Ну да. А вчитался - этак мы любое и каждое акционированное предприятие должны на прицел брать, громить. Нету криминала, Дима… Фактов стоящих - нетути! - Надо было сразу ломить, не давать опомниться - пока там, нахмурившись и даже будто губами шевеля, изображал чтение Мизгирь. - В суд подаст за клевету - и ведь выиграет, прав будет в общем-то. Тем более - завода поставщик… считай, нашего завода, так?
- А вот как поставщика и надо - упредить, приструнить! - поторопился Владимир Георгиевич, забыв статью долистнуть, глядя зло уже, настороженно. - Главное, рабочих предупредить, пролетарскую - да! - солидарность… э-э… выказать, иначе грош цена газете, да и нам тоже. Категорически за! Опоздаем если с этим - себе ж не простим. А предупредим, настроим рабочий люд - и никуда он не денется, Абросимов этот или как там его… В суд? Да хоть в Страсбургский, хоть к самой Карле! Отобьемся, надо будет - даже и проигрыш оплатим, но предприятье в народных руках оставим! Вот мой народный капитализм, мое кредо, ежели хотите. А это, - прихлопнул он статью ладонью длинной, - не токмо в газету, а и в листовки надобно и на столбы, на стены цехов клеить, каждому рабочему в руки, иначе не остановим захватчиков-перехватчиков. Ведь несчетно уже, сколько потеряли так, все-то зная-понимая… что, отдадим и это?! Печатать!
- Напечатать - не вопрос. Вопрос: что получим? - И не с ним спорь, ему ты как кивал, так и кивай согласно, а вот подчиненный твой явно не просекает, по-нынешнему говоря, всей глубины проблемы, слабоват еще такое решать, вот ему-то и втолковывай, учи. - Тут ведь даже не столько факты вменяются, Дим, сколько намерения, а их за хвост не ухватишь, дружище, и любой адвокат из нас, обвинителей, форшмак натуральный сделает и к судейскому столу подаст… ведь так, если юридически? Так? - перевел он взгляд на адвокатского барона, замотавшего тяжелой, рыжевато подпаленной неведомым огнем головой, несогласного. - И что-то не хочется никак в подставу эту лезть, другую щеку подставлять…
- Суд, процесс - это все вельми и вельми предположительно, я бы даже сказал - фантазийно… Не подаст, воры трусливы! Да и есть кому там не принять исковое заявленье, претензии недостаточными счесть… - Мизгирь, явно мимо ушей пропустив это, про подставу, глядел тяжело, упорно. - Где же ваш красный рефлекс на нашей белой идее, Иван Егорович?.. А вот я готов с этой не бумагой, нет - манифестом по членам правления нашего пройти, подписи за обнародованье собрать - тех, в ком совесть жива. И ведь же подпишутся!
- Да, это ж идея, - встрепенулся и Левин, - проголосовать большинством, как оно и… Времени в обрез, но ведь можно!
- Нет уж, лучше людей на совесть не испытывать… от греха подальше, - напряг напрягом, а еле подавил усмешку Иван. - А как с теми, кто против будет? Нет, не надо экстрима. У меня паллиативное предложенье - взвешенное, надеюсь, оцените. И во всех отношениях честное, без судов всяких и следствий. Ты, - и намеренно, и с удовольствием ткнул пальцем, самую малость не достав до костюмчика щегольского, но, впрочем, плохо сидевшего левинского, - идешь к тому самому Абросимову и на стол ему выкладываешь материал этот. И пусть сам отвечает, изворачивается как хочет… да, сам ли что напишет или в интервью тебе - как хочет. И мы тут же оба даем, да хоть на первой полосе, дело-то и вправду важнейшее. Вот тогда рабочие пусть читают и думают, сравнивают… Закрывай номер этот, а в следующем дадим твое, что добудешь… надо и тебе проветриваться хоть иногда, да и кому еще я поручить это могу? Другим не доверю. И не церемонься, вопросы самые жесткие ему, до подноготной!..
Молчали, и нехорошее было молчание, какое надо бы поскорее прервать. Он и поспешил, еще один довод приберег:
- И потом, мы ж не знаем, главное, как директор завода аппаратуры к этому всему отнесется, я даже и не в курсе, кто там после Никандрова теперь. Они же в связке плотной, и как бы не навредить сдуру - и связке этой, и деньгам "Русича"… Резонно?
- Даже логично, - не сразу и сумрачно проговорил Мизгирь, все вглядываясь в него, будто решая что-то для себя. - Вся-то беда в том, что сам человек алогичен: и в деяньях своих, и в восприятии поступков чужих. И не всегда она ему на пользу, логика… далеко не всегда. Скорей уж наоборот. - Это он как бы себе сказал, но никто тут уже не обманывался, на чей счет сие. - Ладно, решите сами.
- А верно вообще-то, - с видимой охотой поддержал Базанов это никого и ни к чему не обязывающее, пожалуй, и плоское рассуждение - его-то точно и ни в малой степени не касающееся… при чем тут он? - А если и есть, то чаще всего вывернутая какая-то, вывихнутая логика, да в том же хоть акционировании. Но еще хуже, согласитесь, эмоции поспешные; по себе знаю, сам каюсь иногда… - Но и переигрывать нельзя было, с чуткими товарищами свела его втемную судьба, и лучше отвлечь на что-нибудь постороннее, общее. - Вот на этих двух столпах и шатается теперь россиянская государственность - пошлостью вдобавок подпертая. Как это: шалтай-болтай сидел на стене…
- Ну, мы-то люди простые, тверезые, зрим в корень и за дураков себя никому не советуем держать. Как там с делами рекламными?
- Держит бумаги, не вызывал пока. В отъезде, Елизавета говорит. Нет, смысл в агентстве, конечно, есть, сам масштаб дела того требует. А отдел при газете, я так подумал, лишняя ступенька. Все равно ее перешагивать придется.
- Что ж, трезво. - Но высматривал что-то в нем все так же недоверчиво, жестко даже. - Хотя трезвость никак не отменяет эмоции - контролируемые, естественно.
- На этом и я настаиваю, а вот Дима увлекся… Азартные игры - не мое, Владимир Георгиевич, давно это понял. - И решил дожать, зло брало: не выгорело? Оправдывайтесь теперь, чтоб неповадно было. - Даже в дурака подкидного не любитель… в подставного тем более.