Но когда он вышел к своим собравшимся в каменных палатах нарядным сановникам, он их так удивил, что кто-то из уважаемых гостей произнёс очень точное слово, характеризующее их состояние. И слово это было "огорошил". А огорошил своих сановников царь тем, что ничего не сказал об услышанных жалобах на улице на их неблаговидные дела. Напротив, царь Горох объявил, что его царедворцы давно и усердно трудятся и практически не знают отдыха. Поэтому он решил дать им возможность хорошо развеяться на берегу Тёплого моря, которое находилось в южной стороне Старой Качели. Вот сегодня все вместе и выезжаем в город-крепость Масломакан.
Медный таз
На углу улицы Риволи и Лекарского переулка Смычкин с Осей повстречали Гарика и Жоржа. Оба были явно подшофе, отчего друзья шумно балагурили и шутили по всякому поводу и без повода.
– Слушай, Влад, ты знаешь, что опять сморозил Жорж? – обращается к Смычкину Гарик.
Владлен ничего не сказал, только слегка вытянулся, словно спаниель, учуявший дичь и тут же вставший в стойку.
– Так вот, – продолжил Гарик Закирьянович, – этот человек, – и для убедительности Гарик хлопает Жоржа по спине, отчего тот сильно шатнулся по направлению к Владлену, – внёс своё толкование в слово "блиндаж".
– Жорж, разъясни товарищу, как и при каких обстоятельствах возникло это слово?
Пихенько шмыгнул носом, поддёрнул штаны, загадочно сверкнул глазами, предвкушая эффект от производимого им впечатления:
– Дело было так, – начал издалека Пихенько, придавая вес каждому произнесённому им слову.
– Слушайте, а что это мы тут встали на бойком перекрёстке? – прервал рассказчика Смычкин. – Вы, я смотрю, уже смочили усы на братине, а у меня ещё маковой росинки во рту не было. Это нечестно. Давайте завернём в сквер Верхних гуляний. Там есть питейное заведение.
– Нет проблем, – громко воскликнул Гарик. Он был явно не прочь добавить ещё один штоф. Пихенько тоже был на взводе и поддержал компанию.
Когда друзья поднялись на верхнюю улицу, то оказались около большого кафе с необычной вывеской "Медный таз", откуда открылся впечатляющий пейзаж на всю, лежащую у ног, Старую Качель, Пихенько почувствовал себя первопроходцем, пожелавшим поделиться своими познаниями:
– Сиё место примечательно тем, что в бытность здесь собирались видные художники, поэты, актёры и романисты всего Старокачелья.
– А теперь они тут уже не собираются? – спросил Ося.
– К сожалению, я тоже сегодня не собираюсь быть здесь, – сказал Гарик, кладя в карман брюк сотовый телефон, по которому он только что с кем-то поговорил. Меня моя Лолита, то есть, Светлана, позвала в Дворянское собрание, там сегодня грандиозное представление мага и астролога Джимми Форстера. Я его обожаю.
– А я дружу с ним, – сказал Владлен. – Он мне сам забронировал пару билетов и позвонил утром.
– Так ты тоже идёшь? – уточнил Гарик Закирьянович.
– Да нет, я такие концерты не очень люблю посещать. Фокус смотреть занятно, но пытаться его разгадать у меня нет желания – всё равно ничего не поймёшь. Я люблю разгадывать сюжетные ходы в спектакле или в хорошем кино.
– Тогда отдай билеты мне, – попросил Гарик. Лолита, то есть, Светлана, не очень уверена, что ей достанут билеты. Как говорится, бабушка надвое сказала.
– Бери, – сказал Владлен, обрадованный тем, что избавился от билетов, да ещё с пользой для друга.
Гарик мгновенно скрылся за дверью кафе "Медный таз", а Смычкин и Пихенько продолжили разговор. Ося слушал молча и делал записи в своём блокноте.
– О чём это мы с тобой говорили? – обратился к Жоржу Владлен.
– Об этом кафе, где собирались поэты и художники, – напомнил Пихенько.
– Да, теперь другие времена. Народу не до поэтов, народ деловым стал, – сделал грустный вывод Смычкин.
– А давай возродим былую традицию и станем посещать исключительно это кафе, – предложил Жорж.
– Стоит ли устраивать какие-то насилия над собой? – не согласился Смычкин. Всякие обязательные действия предполагают излишнюю активность, а это означает, что надо обязательно созваниваться, приглашать всех друзей. Не придёшь же сюда один, когда один я и дома могу сидеть за чашкой кофе. Созвать всех вас – это целая головная боль: один занят работой, другой у любовницы, третий на рыбалку уехал. Вот и кукарекай тут один! Нет, Жорж, ничего не надо превращать в традицию. Пусть в наших рядах бытует хаос и анархия, когда мы не при делах. А встреча случайная даже намного приятнее своей неожиданностью и ненавязанностью. Куда интереснее увидеть случайно оказавшегося посреди Гужевой площади Жоржа Пихенько или Гарика Закирьяновича, а потом вдвоём или втроём остограммиться в каком-нибудь винном погребке и отправиться к Осе, – Владлен тычет Осю в плечо, – или к Уклейкину. Найдя того или другого, добавить по сто пятьдесят в кафе Bar Duck, а потом пойти к историку Дубравину с парой пузырей и поговорить с ним за жизнь в обновлённой Старой Качели. Вот какая должна быть традиция, Жорж. А ты предлагаешь чужую модель жизни. Ничего не надо ко-пировать, надо просто пи-ро-вать. Мы же эпикурейцы, а не какие-нибудь там циники или перипатетики. И Смычкин читает новое стихотворение:
Ещё не вечен
Вина, женщины и вечер.
Об ушедшем не скорбя,
Наслаждайся,
мир не вечен
Для меня и для тебя!
Наслаждайся, путь недолог,
Об отчётах позабудь:
"Сколько было перепёлок,
Сколько принято на грудь?"
Всё затмится душной тенью
Иль скукожится в огне.
Помни,
только наслажденье
Не изменится в цене.
А поэт – ценитель женщин -
Пьёт, чаруя и любя.
Наслаждайся,
мир не вечен
Для меня и для тебя!
Благословение
"К талантам отношение предвзятое", – пишет Владлен Смычкин и откладывает ручку "паркер".
"Ну и кому я хочу сказать об этом?" – рассуждает поэт. Те, кто не хотят признавать моё творчество и без того ведают, что творят. А те, кто будет читать это, то есть рядовые граждане, обычно весьма далеки от всех наших проблем. Им дела нет, как и через какие связи выплыл тот или другой творец. Выплыл и хорошо. Утонул, ну что ж поделаешь; никто к тебе со спасательным кругом не подбежит, багром тащить не станет. Пусть даже и вздохнёт по не пробившемуся таланту, да что с того? Он и о себе такого же мнения: не дали вырасти до большого руководителя или не пропустили его проект. Какая-то бездарь со связями пропихнула свою разработку, которую и внедрили в производство. В результате его более дешёвый и экономичный прибор не у дел, а дорогой и ненадёжный пошёл на новый автомобиль, где он постоянно подводит автолюбителя. Потом все плюются и говорят, что наши делать не умеют и берут, хоть и подержаный, но зарубежный "форд-фокус". Вот и во всём у нас такой фокус получается.
От подобных грустных мыслей Владлен находил противоядие в поисках мудрых мыслей. И вот что он отыскал у Анатоля Франса, который отвечает на его душевные терзания следующим изречением:
"Для оценки произведения искусства у нас никогда не будет ничего, кроме чувства и разума, а это самые неточные инструменты в мире".
Владлен думал о несовершенстве человеческих взаимоотношений и чаще склонялся к тому, что не мешало бы просто засесть за работу, напрочь отбросив все попытки прижизненного самоутверждения. Просто взять и заняться каторжным трудом прозаика: роман за романом, без сна и отдыха, без богемы и вылазок на природу. И даже без женщин: сколько времени уходит на них!.. Работает же так Дубравин над своей историей Старой Качели.
"А с другой стороны, – размышляет Смычкин, – что же я сам в этом процессе? Где же справедливость? Я тружусь, чтобы кто-то читал и радовался жизни, а я в это время должен прозябать в своей келье. Ведь даже вечно занятый крестьянин, который выращивает хлеб, и тот имеет минуты покоя и забвения. И ему перепадает возможность пропустить чарку-другую за праздничным столом, в тёплой компании друзей и домочадцев. И ему, надо думать, доводится завалить подвернувшуюся молодуху, в обход вездесущих соседских глаз и ушей, где один видевший окажется важнее сорока слышавших.
Вот и получается, что я в своей келье молюсь за всё человечество, а оно спокойно прожигает свой отпущенный срок в разврате, обжорстве и праздности духа. Кто-то верно сказал, что Бог – это справедливость. Нет ничего обидного в том, когда все в равной мере и трудятся, и страдают, и гибнут, если надо спасать дом, семью, Отечество. Но обидно, если одни и трудятся, и гибнут, а другие…"
– Привет, Владлен! – услышал поэт голос с улицы. Он встал из-за письменного стола и подошёл к открытому окну:
– А, брат Пихенько, каким ветром тебя принесло сюда?
– Идём, Влад, там Гарик свою ненаглядную ко мне привёл. Говорит, ты, Пихенько, у нас один женатый, а мы в сравнении с тобой так себе, пустоцветы.
– Как это пустоцветы! – возмутился Смычкин, – пусть за себя говорит, а меня не трогает. Пустоцвет. Тоже мне, ботаник нашёлся.
– Да я не об этом сейчас, – извинительным тоном стал говорить Пихенько. Он у меня и у тебя благословения просит. Иначе, говорит, ни за что удачи не будет в семейной жизни. Вот за тобой послал. Веди, говорит, этого затворника сам. Я боюсь его отрывать, он, говорит, драться может кинуться, если его от творческого процесса отрываешь.
– Врёт паразит, никого я ещё не бил, кто отрывал меня от письменного стола. Я такой неусидчивый, что сам только и жду какого-нибудь приключения, чтобы уклониться от дела. Был бы повод, чтобы оправдать мою лень. Так что ты мог и домой зайти, а не с улицы орать.
– Побоялся я, Владлен, ты такой вспыльчивый бываешь.
– Да, а я что-то не замечал…
– Правда, особенно, если тебя не восхваляют. Тебе, как коту, обязательно надо за ухом почёсывать.
– Пихенько, у тебя инвалидности нет?
– Нет!
– Будет!..
– Вот только ты говорил, что не дерёшься, а тут сразу инвалидностью угрожаешь…
– Не будешь прикалываться!
– Среди вас есть один порядочный человек, так вы с Гариком Закирьяновичем себе простить не можете, что связали свою судьбу со мной. Я у вас, как бельмо на глазу, вечно недовольны. Не зря меня Гарик предупредил, что ты будешь возмущаться, а то и драться, если я отвлеку тебя.
– Если б ты меня от женщины оторвал, то я бы точно стал драться. А тут, ладно уж, Бог с тобой, ходи без синяка под глазом.
Смычкин сел на подоконник, размял сигарету, прижёг её от зажигалки и вернулся к разговору:
– Так ты говоришь, что он нашёл ту самую?
– Утверждает, что нашёл именно ту, которую видел на фотографии.
– И как она смотрится в реальности?
– Вроде бы ничего.
– Что значит ничего? Ты у нас один самый большой специалист по оценке женских достоинств, значит, и подать её должен соответственно.
– Ну, уж, нашёл специалиста.
– А как ты думал? Ты же один из нас каждый день прислоняешься к своей Нюре, стало быть, ты и есть специалист по женским прелестям.
– Вот, вот, я с одной бабой всю жизнь барахтаюсь, а вы в год по сотне водите и такие вещи говорить изволите. Пихенько переходил на "вы", когда сердился.
– Весенним женщинам нижайший мой поклон! – воскликнул Смычкин, швыряя сигарету и спрыгивая с подоконника на улицу.
Они быстро добрались до дома, где Пихенько снимал квартиру в Конюшенном переулке, выходившем к Гужевой площади.
Смычкин тут же бросился к даме и поцеловал её руку, припав перед ней на правое колено.
– Вот привёл, – отрапортовал Пихенько.
– Вижу, – сказал Гарик, с опаской взирая то на Смычкина, то на свою избранницу.
– Нюся, – окликнул жену Пихенько.
– Туточки я, – высунулась из-за кухонной занавески полновесная Нюся.
Своди девушку в парк, а мы тут погутарим с мужиками, – приказал Жорж Пихенько своей жене.
– Я ухожу, и скрылись мои плечи, – жеманно вильнув полной фигурой, отправилась за калитку Аня, уводя с собой новенькую барышню.
– Теперь объясни мне, зачем тебе стриптизёрша? – со злобным шипеньем заговорил Смычкин.
– Ну и что, что она стриптизёрша? Главное, что она мне нравится. – Гарик был полон решимости защищать свою избранницу. – Вон даже Пушкин "милость к падшим призывал". Ведь он имел ввиду падших женщин. А вы против того, чтобы я женился на этой премилой особе. В конце концов, я не жадный: пусть и другие мужчины любуются красотой её тела. Вот ты, Владлен, пишешь стихи, обнажая свою душу. Разве тебя обвиняют в этом?
– Нет, но и не поощряют; в смысле, не поощряют материально. Я пишу, трачу силы, здоровье, а когда прихожу издаваться, то с меня же и деньги требуют на издание. Представьте, что я прихожу к парикмахеру и прошу его постричь, побрить, уложить волосы с помощью фена, подушить мужским одеколоном, а в конце он мне ещё и деньги заплатит за доставленные мне радости. Как вам такой расклад?
– Зато есть моральная сторона этого дела, – вмешался Пихенько: всюду восторгаются тобой и говорят: "каков гусь, опять что-то новое выдал!"
– Да, подобное лечу я бесподобным. А, кстати, я забыл спросить, как зовут твою кралю?
– Не краля она тебе, а Светлана.
– Гарик, ты здорово просветлел за последнее время, – сказал Смычкин.
– Как это понять?
– У тебя косяком пошли одни Светланы.
– Всё, мужики! Больше никаких Светлан, кроме этой.
– Зарекалась свинья помои не есть.
Из дневника историка
Сани весело разбивали полозьями снежные дюны, наметаемые ветром поперёк дороги. Когда съехали с большака, сани сильнее заскрипели полозьями по сугробу, чистому и голубоватому. Местами, когда сани заносило на поворотах, они задевали подрезами лёгкий белый покров, оставляя на нём неровные полосы. Мы ехали вместе с той прелестной девушкой, которая мне нравилась ещё с восьмого класса. Боже мой, какая она была красивая, с белой опушкой инея, осевшего на пряди волос, выбившихся из-под вязаной шапочки и на ворсе мехового воротника! Как розовели её щеки на морозе, и как горели её глаза, в которых я, может быть, впервые прочитал, что она неравнодушна ко мне.
Вечер в осьмушке
Осьмушка озарена розоватыми отсветами заката. Перед уходом на сон перекликаются петухи с разных подворий. От опушки леса доносится голос кукушки, от реки, над которой уже начал подниматься туман, послышались первые соловьиные трели. На веранде особняка Жоржа Пихенько раздаётся равномерный стук шашек. Там идет бойкая игра в нарды. Гарик режется с хозяином дома. Жорж поначалу не хотел учиться играть, но Гарик настоял на своём. Сначала садился играть с опаской: не переведёт ли Гарик игру обычную на игру на интерес? Но этого не случилось. Тогда Жорж увлёкся и оказался азартным игроком: он довольно-таки быстро пристрастился к нардам. Пихенько играл неважно, но ему удивительно везло на бросках, когда ему выпадали то крупные куши, помогающие ловкому передвижению камней по полю, то падающие кости приносили ему выгодные варианты чисел, дающие ему возможность перекрывать ходы противнику. Гарик сопел, сердился на каждый удачный бросок соперника, на каждое точное попадание пешкой в свободное гнездо, но старался не подавать вида. Он говорил только, вкладывая в короткие фразы и своё недоумение, и своё раздражение:
– Ишь ты, как гвозди заколачивает!
Из-за усердия в игре Пихенько почти не слышал того, что говорил Гарик, а его, как мы знаем, более всего волновали клады, и когда возбуждённый игрой Жорж матюкнулся, то Милютин вспомнил историю с кладом:
– Как известно, клады непредсказуемы и капризны.
Стал один мужик яму во дворе рыть, чтобы столб фонарный поставить. Вырыл на аршин в глубину и вдруг наткнулся на громадную корчагу, полную серебряных монет. Это неожиданное явление так поразило его, что он от радости и удивления выдал неприличное словцо. От этого корчага вдруг стала опускаться в землю, пока совсем не провалилась. Историю выслушал Смычкин, который смотрел безучастно, как друзья убивают время за бессмысленной игрой. Он думал о девушке, которой уступил место в метро.
Он шёл по Старой Качели, а снизу чувствовалась вибрация – там на небольшой глубине проходили поезда метро. Брёл себе неторопливо, и вдруг мимо него прошла красивая женщина. Когда он увидел ёе сзади, то оценил её ещё выше:
– Вот это багажник, – сказал он восхищённо и пожалел, что не бросился следом.
Когда спустился в метро и сел, то напротив встали три девушки. Одна из них стала рассказывать, как она после молодёжного похода в горы разделась и увидела на одной ноге тут синяк, пониже ссадина. А на другой ноге, на бедре – она задирает юбку – вообще, такой синячище! И показывает, где они эти самые ссадины и синяки. Тогда Владлен встал и обратился к рассказщице:
– Девушка, садитесь, вам трудно стоять на таких красивых, но изрядно побитых ногах.
Подруги как расхохочутся. А девушка, препровождаемая сильной рукой мужчины, взявшего её под локоток, смутилась и села на его место.
Махновская тачанка
На вечере в Дворянском собрании, куда Пихенько попал впервые, вопрос о строительстве моста через реку Татьянка из-за отсутствия финансов решался очень трудно, поэтому про второй вопрос об открытии Публичной библиотеки Председатель, вытирая пот со лба, сказал так:
– Вопрос о библиотеке будем разбирать в прениях.
– Да, прение тут будь здоров! – выходя на перерыв, сказал Пихенько и стал утирать шею и лицо носовым платком.
– Ничего, весь не сопреешь, – съязвил Гарик.
Но в прениях кем-то лоббируемые депутаты Высокочтимого Выпендриона разговор об открытии Публичной библиотеки в Старой Качели перевели на открытие Публичного дома. Они с цифрами на руках доказывали явные выгоды от их предложения. Депутаты даже стали говорить о самоокупаемости такого проекта в течение трёх лет, после чего Публичный дом начнёт давать чистую прибыль, на которую можно будет со временем открыть и библиотеку, "если она ещё кому-нибудь понадобится к тому времени", – закончил свою тронную речь Охапкин, как один из яростных сторонников легитимной клубнички.
После него слово взял Пихенько и осадил Охапкина:
– Народ доверил тебе штурвал государства, а ты хватаешься за вожжи махновской тачанки!..
Но голос Пихенько при Дворянском собрании ровным счётом ничего не значил. А поскольку все сидящие в зале были преимущественно людьми мужского пола, то прения длились недолго: лоббирующая группа депутатов легко вынесла вопрос на голосование, и данный проект был утверждён без особых проволочек. Для большинства избранников народа не имело значения библиотека это или дом, главное, чтоб в названии объекта было слово "публичный".
На Пихенько в перерыве люди смотрели свысока, отчего среди наиболее влиятельных из них с этого дня Жорж сделался нерукопожатным.