Афродита
– Юра, что-то не так? – спросила я, готовя ужин и наблюдая за тем, как он хмурится.
Я уже давно заметила: если у Юры что-то не ладится на работе или он над чем-то размышляет, он сдвигает брови, и между ними появляется морщинка в виде буквы "V".
– Откуда ты взяла, а? – Он улыбнулся.
– Просто вижу. У тебя все на лице написано.
– Давай лучше помогу салат доделать. – Юра поднялся, и я отдала ему нож, брюссельскую капусту и болгарский краснобокий перец, а сама принялась жарить отбивные.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – вернулась я к начатому разговору.
Юра вздохнул и бросил на меня ласковый взгляд.
– Лисенок, от тебя ничего нельзя утаить.
– И не надо. Я не могу жить своей жизнью, я хочу проживать с тобой вместе день и ночь, хочу, чтобы ты делился со мной не только радостями, но и своими проблемами.
– Помнишь, я тебе рассказывал о моем информаторе, которого намеревался послать выслеживать Наума?
– Конечно помню. Вы с Васей ждали, когда Наумов полетит куда-нибудь поближе к Средней Азии. Так ведь?
– Совершенно верно, лисенок. Так вот, мы дождались такого момента.
– Как вы узнали, куда он летит? – спросила я, переворачивая деревянной лопаточкой румяный кусочек мяса.
– Об этом нам рассказала Ольга.
– Подруга Васи?
– Да. Она имеет доступ к такой информации.
– Где именно она работает и кем?
– Служащей в канцелярии. Она сама оформляла ему командировку.
– Кстати, об Ольге. Как она тебе? – спросила я Юру.
– Честно сказать, она мне не нравится. Вот не знаю почему, но не внушает она доверия. Мне кажется, что Васек ее не любит.
– Почему же он с ней?
– Может, спасается от одиночества? Она прилипла к нему, как банный лист к попе. Они ссорятся, Вася ее прогоняет, а на следующий день Ольга возвращается как ни в чем не бывало. Ему даже прощения просить не приходится, – улыбнулся Юра. – А я смотрю на нее и так и хочется сказать: "Ну не любишь же ты Васька, не любишь! Зачем он тогда тебе?"
– Странно как-то.
– Мне тоже так кажется. Но я же не скажу ему: прогони Ольгу! Пусть сами разбираются.
– Вернемся к главному. Вы узнали, что Наумов отправляется в командировку, и что дальше?
– Информатор уже был готов вылететь. Мы заранее снабдили его записывающей и снимающей аппаратурой, показали объект наблюдения. По команде "старт!" он вылетел тем же рейсом, что и Наумов. Он постоянно держал нас в курсе событий и вовремя выходил на связь. Также ему удалось передать нам нужную информацию через Интернет. Наумов, как и предполагалось, вел переговоры о закупке очередной партии наркотиков в Афганистане. И все шло нормально до того момента, как Наумов должен был договариваться о каналах передачи наркотиков. Тут и оборвалась с ним связь.
– С информатором?
– Ну да, – вздохнул Юра. – Наумов уже вернулся, а его до сих пор нет.
– Может, он просто струсил и удрал куда-нибудь?
– Сомневаюсь. У него здесь свой бизнес, женщина, квартира. Куда ему бежать и зачем?
– Ты думаешь, он себя чем-то выдал и его обнаружили?
– Думаю, что так оно и есть.
– Что с ним… могли сделать?
– Что угодно.
– Даже убить?! – спросила я, забыв о мясе на сковородке.
Юра подошел, молча забрал у меня лопаточку и снял со сковородки пережаренный кусочек.
– Это я съем, не переживай, – улыбнулся он, увидев, что я в замешательстве. – Могли и убить. И теперь останется загадкой, что они успели выбить из информатора, что им стало известно. Мы можем только гадать, знает Наумов или нет, кому передавалась информация о нем и какая. В общем, начинается игра в кошки-мышки.
– Мне страшно за тебя! – призналась я.
– Не бойся. Со мной все будет хорошо – я это знаю. Наумов далеко не дурак и прекрасно понимает, что меня трогать нельзя. Но если бы не мой отец, он бы давно меня стер с лица земли.
– А если он потеряет страх и забудет о твоем отце? – Я встревожилась не на шутку.
– Нет, этого не случится. Он просто будет теперь еще более осторожным, а это значит, что нам с Васьком придется попотеть. Кажется, наш ужин уже готов.
– Ты, как всегда, прав, – сказала я, ставя тарелки на стол.
– Пора зажигать свечи?
– Романтический ужин при свечах? – обрадовалась я. – Это так здорово!
Мы сидели за столом в полумраке и по столешнице прыгали тени от горящих свечей.
– Мне так хорошо! – сказала я. – Кажется, все исчезло где-то там, во мраке. Остались только ты, я и пламя свечей.
– Павлинка, ты не обижаешься, когда я называю тебя лисенком? – спросил Юра.
– Что ты! Мне даже нравится. Меня никто так не называл. К тому же лисичка – довольно-таки симпатичное существо.
– Давай с тобой договоримся: при каждом расставании, пусть даже на полдня, я буду делать так. – Юра потянул уголки глаз к вискам. – И буду говорить: "Лисенок, люблю тебя". Это будет означать, что у нас все хорошо.
– А я буду отвечать: "А я тебя люблю".
– Это будет как наш тайный знак. Как наш пароль.
– Мне нравится такая идея, – сказала я.
– Иди ко мне, лисенок. – Юра протянул ко мне руки.
Я подошла, села ему на колени, обняла за шею и прижалась щекой к его волосам.
– Что тебе подарить на день рождения? – спросила я.
– Об этом не спрашивают. Это, лисенок, не по этикету.
– Трудно что-то подарить человеку, у которого все есть.
– Тогда подари себя.
– Это будет подарок не в тему, – засмеялась я. – И угораздило же тебя родиться в новогоднюю ночь! Вот для мамы был праздник!
– В этом есть свои преимущества. Во-первых, не надо покупать два подарка. Во-вторых, не надо два раза накрывать на стол и принимать гостей.
– А еще? – смеялась я, прильнув к нему и вдыхая такой знакомый, такой приятный запах его волос.
– Третья выгода в том, что не надо запоминать дату моего рождения. Ясно тебе?
– Яснее не бывает!
– А еще мой друг Васек умудрился родиться двадцать пятого декабря! Это он специально сотворил, чтобы мне не скучно было!
– Да ты что?! Надо же, такое совпадение! – воскликнула я и встала с его колен.
Я подошла к окну и, став вполоборота, смотрела на Юру, сидящего за столом в мягком свете свечей, и мне казалось, что его лицо изнутри светится, испускает свет радости, нежности и любви.
– Даю голову на отсечение, что праздновать вместе будете, и это произойдет на Новый год, – сказала я.
– Не надо так говорить, Павлинка, – тихо сказал Юра, и в его голосе звучала такая нежность! – Сейчас, при свете свечей, ты похожа на Афродиту. Именно такой, наверное, она и была: мягкие черты лица, ореол золотых волос вокруг головы. Ты, как и она, – олицетворение красоты, вечной юности. Смотрю на тебя, Павлинка, и мне кажется, что, увенчай я сейчас твою голову сверкающей диадемой, и все вокруг станет красивее, ярче, к тебе слетятся прекрасные птицы и вокруг заблагоухают неземные цветы.
Я с благодарностью и любовью смотрела на Юру и с душевным трепетом слушала прекрасные, льющиеся, словно песня, слова. Разве не о таком счастье я мечтала столько лет, будучи Гадким утенком?
Я дождалась своего часа, выстрадала его долгими годами унижения и ожидания, и сейчас счастье заполняло каждую клеточку моего тела.
– Я так счастлива! – то ли подумала, то ли прошептала я и хотела прикрыть на миг глаза, чтобы сполна насладиться сладкими, неземными мгновениями счастья, но вдруг испугалась и не стала этого делать. Мне показалось, что если я закрою глаза, то все исчезнет, когда я их открою. – Я словно в сказке, – прошептала я. – Ты мой принц, моя радость, моя любовь. Ты – вся моя жизнь.
– А ты – моя. Не знаю, как я мог жить без тебя. Мне даже страшно представить, что мог не встретить тебя тогда, в общежитии, и жизнь моя оставалась бы бесцветной и безрадостной. Иди ко мне, моя неземная богиня, моя прекрасная Афродита!
– Так Афродита или все-таки лисенок? – улыбнулась я, тая от нахлынувшей нежности к этому большому, мускулистому, похожему на медведя человеку с тонкой душой.
– Сейчас – Афродита, а потом – лисенок.
– Но почему? – спросила я, подходя сзади и обнимая его.
– Не могу же я заниматься любовью с лисенком! – сказал он, поворачивая ко мне голову. – Это будет извращение. А вот с Афродитой – совсем другое дело.
– Глупенький ты мой! – с нежностью произнесла я, чувствуя, как мои ноги оторвались от пола и тело стало невесомым в его крепких и надежных руках. И время остановилось, когда мне захотелось раствориться в нем без остатка, до последней капли жизни. Навсегда…
Воришка
Я любила праздники. Все. Без исключения. Но из детства запомнился разве что новогодний утренник в детском саду. Тогда я была, как и все девочки из нашей группы, в белом легком платьице снежинки и с короной на голове. Тогда я впервые увидела Снегурочку с длинной косой, прекрасную, как сама сказка, и Деда Мороза, который наводил на меня ужас. Я все время смотрела на огромную палку и объемистый красный мешок, которые он держал в руках. Мне казалось, что он в любой момент может запихнуть в мешок всех детей, в том числе и меня, завязать его болтающейся веревкой, взвалить на свои плечи и унести в лес, туда, откуда он пришел.
Страх прошел, когда оказалось, что в мешке лежат подарки для нас. В следующем году я уже не ходила в садик, и Дед Мороз пришел к нам домой с подарком. Плохо было только то, что я уже не была в прекрасном наряде снежинки.
Мама всегда на мой день рождения пекла или покупала торт, и в него обязательно втыкали свечи по количеству моих лет. Я чувствовала себя волшебницей в тот миг, когда задувала свечи и задумывала желание. Потом праздники становились все более будничными и незапоминающимися. Я покупала маме подарок или делала что-то своими руками, а она дарила мне игрушки или книжки. На мой день рождения к нам никогда не приходили дети, подружки ко мне в гости тоже не ходили, и меня к себе никто не приглашал. Я ходила только к живущей по соседству Вале. Из гостей в последние годы в нашем доме бывали только собутыльники отчима, и их приход означал попойку, варняканье и скандалы.
Теперь мне хотелось праздников. Побольше. Почаще. Хотелось дарить и получать подарки, суетиться, покупая продукты, торчать в кухне, готовя что-нибудь вкусненькое, и принимать гостей. Я даже получала удовольствие, перемывая после них гору посуды.
Я припарковала "мицубиси" недалеко от Юриного подъезда и достала из багажника тяжелые сумки. Посоветовавшись с Васей, мы решили отпраздновать дни рождения друзей за день до Нового года, потому что в новогоднюю ночь мы с Юрой хотели быть только вдвоем. Продукты уже все были закуплены, но сегодня утром я вспомнила, что в доме нет сока, минералки и хлеба, и теперь сама все это тащила в квартиру. Юра был на работе, он строго-настрого запретил мне готовить без него, но я решила его ослушаться и сделать все сама. "Пусть это будет мой маленький сюрприз", – подумала я.
Тихонько открыть дверь не удалось. Соседка Инесса Владимировна тут же выскочила на площадку с мусорным ведром.
– Здравствуйте, Павлиночка, – пропела она слащавым до приторности голоском, словно сосала карамельку.
– Добрый день, Инесса Владимировна! – Я все же смогла выдавить улыбку. – Как поживаете?
– Спасибо, детка, нормально. А вы как? – спросила она, с любопытством таращась на мои полные сумки.
"Что-то с ней не так! – мелькнула у меня мысль, и я тут же сообразила, что именно: – Нет бигуди!" Действительно, над ее лбом не было привычных бигуди!
– У нас тоже все нормально. С наступающим вас!
– И вас также, – отозвалась соседка, а я поспешила скрыться за дверью, подумав о том, что отсутствие бигуди над ее лбом – это знак, только неизвестно, что он предвещает, – хорошее или плохое.
Зайдя в квартиру, я почувствовала, что по ней вовсю гуляет прохладный ветер.
"Опять Юра оставил все форточки открытыми", – подумала я, ставя сумки на пол. Мне показалось, что в кухне кто-то есть, и этот кто-то, загремев посудой, притих.
– Юра, ты дома? – крикнула я.
Никто не ответил, и я насторожилась. Я взяла из стоящей в углу корзины клюшку для гольфа и на цыпочках подкралась к двери, ведущей в кухню. Что-то мне подсказывало, что мне угрожает опасность.
– Кто там? Выходи! – крикнула я, слыша, как громко колотится мое сердце.
В кухне явно кто-то был. Я сделала еще один неуверенный шаг и увидела его. Прижавшись к шкафу, затаив дыхание, в кухне стоял паренек-подросток и испуганно хлопал глазами. Наши взгляды на миг встретились, и он, как загнанный зверек, заметался по кухне, пытаясь проскочить мимо меня в дверь.
– Стоять! – заорала я. – Убью!
Наверное, мой крик и воинственно поднятая клюшка подействовали на парнишку, и он замер, прекратив свои хаотические движения.
– Ага! Попался, воришка! Сейчас вызываю милицию! – Я осмелела, осознав свое превосходство.
– Тетенька, – заныл, скорчив несчастную рожицу, паренек, – не надо милицию! Пожалуйста, не надо милицию!
– Как лазить воровать, так ты смелый, а теперь что, испугался?
– Пожалуйста, тетенька, я вас прошу, не надо милицию! Отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду, – скулил он, как щенок, которого кто-то внезапно пнул.
Я немного успокоилась и смогла уже разглядеть раскаивающегося маленького воришку. Скорее всего, мальчик был беспризорником. Об этом говорила его грязная потрепанная курточка с засаленными рукавами и большими жирными пятнами спереди. Отломанный "язычок" бегунка молнии заменяла большая канцелярская скрепка, а джинсы, явно на пару размеров больше, чем нужно, были внизу несколько раз подвернуты, и из-под них выглядывали широкие носы старых и совсем не зимних кроссовок. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Из-под черной вязаной шапочки выглядывали светло-русые волосы. Он плакал, как ребенок, размазывая рукавом сопли по лицу.
– Ладно, не вой, – сказала я, пожалев парнишку. – Расскажи лучше, как ты сюда попал.
Воришка шмыгнул носом и, еще со слезами на светлых ресницах, улыбнулся широкой добродушной улыбкой, обнажив ряд ровных белых зубов, в котором не хватало одного верхнего зуба.
– Не вызовете ментов?
– Не буду, если ты мне все расскажешь.
– Я ничего не украл! Вот, смотрите, – и он вывернул карманы курточки, откуда на пол высыпалось несколько семечек подсолнечника.
– Значит, ничего не успел спереть, да?
– Ага! – радостно закивал мальчишка. – Ничего не спер!
– А как ты сюда попал?
– По газовой трубе на второй этаж, а потом подтянулся на балкон, р-раз – и в окно!
– Тебя кто-то послал?
– Не-а! Я сам.
– Почему именно сюда тебя понесло?
– А окна здесь пластиковые и дверь бронированная, дорогая. Значит, богатые живут.
– Сообразительный мальчик! Где, с кем ты живешь?
– С Пашкой. В соседнем подъезде в подвале. Не верите – можем сходить, я вам все покажу. Пашка там спит. Он, если нажрется, может проспать целый день.
– А до этого где ты жил?
– В детдоме. Я сбежал оттуда.
– Почему?
– А! – Он махнул рукой и шмыгнул носом. – Не нравится мне там!
– В подвале лучше?
– Ага! Лучше.
– Знаешь, что с тобой было бы, если бы я вызвала милицию?
– Знаю. В колонию отправили бы. Но вы же не вызовете ментов?
– Еще подумаю, – ответила я и только теперь заметила, что до сих пор стою, держа в поднятой руке клюшку. Я ее опустила и оперлась на нее.
– Зовут тебя как?
– Колька. А вас?
– Ну ты даешь! – Я хмыкнула. – Залез грабить мою квартиру, а теперь хочешь со мной познакомиться.
– Хочу. А что? – Он посмотрел на меня своими голубыми невинными глазенками.
– Есть хочешь?
– Хочу! Я сегодня еще не ел.
– Ладно. Мой руки, а то все в соплях, – и я кивком указала на раковину.
Колька быстро открыл кран, сунул руки под струю воды, потер их одна о другую пару раз, не намылив, и вытер полотенцем, оставив на нем темные полосы грязи.
– Садись за стол, – сказала я, поставив свое орудие в угол.
Он уселся и уставился на холодильник.
– Шапку сними, воришка! – сказала я, накрывая на стол.
Колька стянул с головы шапку, скомкал ее и сунул в карман, дав свободу взлохмаченным, давно не стриженным светлым волосам.
– Ешь. – Я придвинула к нему тарелку с колбасой и сыром.
– Спасибо, – сказал он, запихивая в рот кусочек колбасы. – Я люблю такую колбасу. Она настоящая, не соевая. Дорогая?
– Ешь, раз дают. У тебя родители есть?
– Ага, есть. Мамка и папка. Они бухают.
– Врешь ведь.
– Вру. – Колька вздохнул и сунул в рот очередной кусочек колбасы. – Никого у меня нет. Отказной я.
– Это как?
– Не знаете? – Он растянул рот в улыбке и посмотрел на меня так, словно я свалилась с Луны. – Какая-то шлюха родила меня и сразу же, в роддоме, отказалась.
– И где ты слов таких нахватался? Нельзя так про свою мать говорить, она ведь дала тебе жизнь.
– Жизнь! – Он ухмыльнулся. – Ей бы дать такую жизнь! Я для своих детей буду хорошим отцом. Я их ни за что не брошу, в театр буду водить, в цирк, игрушки покупать и все такое.
– Ешь уже, папаша! – улыбнулась я.
– А компотика или киселя нет запить? Я люблю кисель. Нам в детдоме давали на полдник кисель. Несладкий, правда, но с ягодами, – сказал он, вытирая рот рукой.
– Сок подойдет?
– Давайте. Сейчас зима, витамин в организме не хватает, а в соке их много.
– Витаминов, – поправила я.
– Чего? А, какая разница! – махнул он рукой. – Есть апельсиновый?
– Ты, я смотрю, от скромности не умрешь, – заметила я, наливая сок в большую кружку. – Яблочный. А апельсины есть в натуральном виде. Будешь?
– Спрашиваете!
Я смотрела, как Колька залпом выпил сок, вытер губы и заглянул в пустую кружку, чтобы убедиться, что там ничего нет.
Взяв пустой пакет, я стала складывать в него продукты из холодильника.
– Это мне?! – не веря своему счастью и бесцеремонно заглядывая в пакет, спросил Колька.
– Тебе. А кому же еще? Подарок к Новому году.
– Класс! Я люблю подарки! Тетенька, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне. Спасибо, что ментов не вызвали.
– Не лазь по квартирам, а то поймают и посадят, – сказала я, протягивая ему пакет с продуктами.
– За мной теперь должок, а я не люблю быть должным, – совсем по-взрослому сказал паренек. – Обращайтесь, если понадобится моя помощь.
– Какая помощь?
– А кто его знает? Всякое может случиться. Запомните: я в соседнем подъезде, в подвале.
– Я помню. Бери продукты и дуй отсюда, пока нас с тобой вдвоем не застукали.
– Я пойду?
– Иди. – Я открыла ему дверь.
– Спасибо вам, тетенька.
Я помахала ему рукой на прощанье, и Колька побежал вниз по ступенькам. А я задумалась, говорить Юре о воришке или нет. Немного поразмышляв, я решила, что пока ничего не буду ему рассказывать.