К радости идиотки Страшкевич беременная журналистка согласилась на новую цену без пререканий. А что ей было пререкаться, если она для себя сразу решила, что жадная тетя доктор заслуживает наказания. Уголовного. Какая в таком случае разница - пять, восемь или даже двенадцать тысяч. Все равно эти денежки, помеченные должным образом, дадут оперативники. Они же их и заберут.
- Пролетела ты теперь мимо девятого роддома! - злорадно крикнула Страшкевич в лицо коварной "сдатчице" во время оформления изъятия неправедных денег. - Будешь рожать в роддоме при сто шестьдесят восьмой больнице, рядом с бродяжками и вокзальными шлюхами!
- Не волнуйтесь за меня, Илона Германовна, - спокойно, как и подобает беременной, ответила та. - Мне более простой вариант подсказали - дождаться, как воды отойдут, и сразу в "девятку" ехать. Тогда уже не откажут. Вы лучше о себе подумайте и о том, что на суде говорить.
В зале суда, по словам Пахомцевой, представлявшей там поликлинику, Страшкевич выла белугой, обещала исправиться и умоляла не сажать ее за решетку, а то некому будет воспитывать девятилетнего сына. Суд вошел в положение матери-одиночки и дал ей стандартные два года условно.
Из поликлиники Страшкевич уволилась еще до суда. Официально - по собственному желанию, а на самом деле - по настоянию Шишовой. Полина Викентьевна придерживалась распространенного мнения, что горбатого только могила исправит, и не желала держать у себя кадры, подобные Страшкевич.
- Раз уж сподобилась вас увидеть, Антон Владимирович, то спрошу заодно, - вспомнила Шишова. - Что такое невероятное ожидается в среду на конференции, раз Пахомцева звонит мне и особо напоминает, чтобы явка была стопроцентной? Неужели сама Медынская приехать собирается?
Начальник окружного управления здравоохранения Элла Эдуардовна Медынская появлялась в поликлинике нечасто. Где-то раз в два-три года.
- Нет, Медынская не приедет, - ответил Антон Владимирович. - Приказ по департаменту будем зачитывать и разъяснительную работу вести.
- Так можно же объяснить толком!
- Очень долго каждому объяснять отдельно. Придете на конференцию, там и узнаете…
- Вы меня так заинтриговали, что я теперь спать не смогу, Антон Владимирович. Хоть в двух словах скажите - что это за приказ такой?
- Да вас он в общем-то и не касается, Полина Викентьевна, это больше по участковой части. В Северо-Западном округе терапевт, дежуривший в воскресенье по поликлинике, констатировал на дому смерть семидесятипятилетней женщины, наблюдавшейся в поликлинике, и выписал свидетельство о смерти. Явно на констатацию не ходил, потому что милиция, приехавшая осмотреть труп, заподозрила насильственную смерть от удушения подушкой. Труп пошел на судебно-медицинское вскрытие, подтвердившее насильственную причину смерти. Врач сейчас под следствием, выясняют, не был ли он подкуплен племянником умершей. Ну и, как водится, очередной приказ об усилении контроля за выдачей врачебных свидетельств о смерти. Татьяна Алексеевна будет проводить занятие по этой теме.
- Господи, - Шишова перекрестилась, - из-за одного чудака на букву "м" всей Москве покоя нет.
- А как же вы хотели? - улыбнулся Антон Владимирович. - "Один за всех и все за одного", помните?
- Как же не помнить, - Шишова закатила глаза. - Я была председателем совета отряда… Мечтала стать актрисой. Вы можете себе представить, что в юности я была копией Марины Ладыниной?
- Могу, - соврал недрогнувшим голосом галантный, как и подобает офицеру, пусть даже и отставному, Антон Владимирович. - Вы и сейчас на нее похожи.
- Но актрисы из меня не получилось, - Шишова смахнула согнутым пальцем набежавшую слезу. - Два года подряд поступала по кругу в ГИТИС, Щуку, Щепку и всегда неудачно. Потом взялась за ум, пошла работать санитаркой в Боткинскую и одновременно начала готовиться в медицинский. Раз уж, решила, актрисы из меня не вышло, так хоть пользу людям буду приносить. Вот и приношу…
- Приносите и дальше, Полина Викентьевна, - перебил главный врач, не желая битый час слушать воспоминания Шишовой. - Я вас более не задерживаю.
Примерно четверть часа Антон Владимирович уделил личной жизни. Увы, Черная Лилия оказалась такой же жадной хищницей, как и добрая дюжина (если не две), ее предшественниц. Ничем, кроме материального статуса Антона Викторовича, она не интересовалась. В итоге первое свидание продлилось недолго - около часа и, разумеется, оказалось последним.
"Неужели здесь собрались одни сучки?" - печалился Антон Владимирович, просматривая новые анкеты.
Почти половина женщин рассказывали о себе в стихах, а если точнее, то одним-единственным стихотворением, которое Антон Владимирович давно выучил наизусть.
Начиналось стихотворение словами:
"Я по жизни такая всякая,
То пугаюсь, то лезу в драку я,
То уродина обалденная
То красавица несравненная!"
После интригующего начала шел перечень достоинств объекта:
"Я готовить умею по-разному,
И в постели бываю страстною.
Но, бывает, впадаю в депрессию…"
Больше всего Антону Владимировичу нравилась концовка:
"Извращенцам не суетиться -
Знайте, жду я Прекрасного принца!"
"Ну разве не лучше написать о себе: "Люблю живопись, кошек, индийские фильмы", - думал Антон Владимирович. - Хоть какое-то, а создается представление о человеке. Или там: "обожаю кататься на коньках и заниматься сексом при свете". Но эта заезженная муть, что она может сказать о человеке? Только одно - дура я!"
Тем, у кого в анкетах находилось это стихотворение, Антон Владимирович никогда не писал. К сожалению, не радовали и все остальные. В жизни отставного подполковника медицинской службы не было места празднику, и оттого он порой впадал в неистовство.
В тихое, интеллигентное неистовство, когда внешне - никаких признаков, а внутри словно извергается вулкан Везувий. Хочется вскочить, начать крушить все вокруг, задать всем перцу, короче - устроить последний день Помпеи. Однако последний день Помпеи автоматически становился бы последним днем руководства поликлиникой, а этого Антон Владимирович допустить не мог.
Глава одиннадцатая
Знак среднего пальца
- Как ты смотришь на то, если я буду выходить замуж в красном брючном костюме? - спросила Елена, паркуясь на полупустой по раннему времени стоянке гипермаркета "О’ШОП", в который они с Даниловым приехали за провизией на неделю, а то и на две.
- Резко отрицательно, - не раздумывая, ответил Данилов.
- Почему? - Елена вытащила ключ из замка зажигания и открыла дверцу.
- Потому что я вправе рассчитывать на невесту в классическом свадебном наряде. Платье колоколом…
- Фата?
- Фата непременно!
- Что она будет символизировать? Мою утраченную еще в прошлом веке невинность?
- Чистоту и непорочность твоих помыслов! К тому же красный цвет - это цвет агрессии, тотального доминирования… Совершенно неуместно…
- А если розовый?
- Слушай, а это вообще можно делать?
- Что?
- Обсуждать со мной свадебный наряд.
- Можно. Считается, что не к добру, когда невеста показывается жениху в свадебном наряде до свадьбы. А обсуждать можно. Кстати, а ты в чем будешь жениться?
- Надену костюм, серый…
- Ты хочешь начать новую жизнь в старом костюме? - Елена остановилась и обернулась к Данилову. - Ты чего, Данилов? Давай устроим себе полноценный праздник в новых нарядах…
- Праздник - он в душе, а не в нарядах! - возразил Данилов. - Насчет белого платья колоколом я, конечно, пошутил. Против красного брючного костюма тоже ничего не имею. Но только прошу не рядить меня во фрак!
- Фрака не будет, - пообещала Елена. - Но вот черный костюм будет как нельзя более уместен.
- Красное и черное! Совсем по Стендалю. Ладно, черный костюм куплю… В конце концов я уже немолод, он мне, помимо свадьбы, еще один раз точно пригодится…
- Данилов!
- Давай, Новицкая, пойдем, а то холодно здесь торчать на ветру…
До входа шли молча.
- Во вторник принимаю дела на новом месте, - сказала Елена. - Представляешь, Старчинский просится, чтобы я забрала его с собой.
- Он выполняет мое задание, - пошутил Данилов. - Тебя же нельзя оставлять без поддержки.
- Мою поддержку зовут Михаил Юрьевич Гучков, - Елена не захотела поддержать шутку.
- Главный врач - это сила, - согласился Данилов. - Но нужен еще и свой человек в толпе. Так положено. Послушай, а ты сделай Старчинского старшим врачом!
- Выслуга лет у него не та, - усмехнулась Елена. - И характер чересчур легкий. Старший врач должен быть другим…
- Помесью цербера со Змеем Горынычем.
- Если бы тебе не предстояло бы сейчас таскать тяжелые сумки, то я бы тебя убила! - пообещала Елена, когда-то работавшая старшим врачом.
- За правду часто убивают, - ответил Данилов. - Но правды от этого меньше не становится. Послушай, а могу я увеличить список приглашенных на одно лицо?
Список приглашенных был невелик - незамужняя подруга Елены, Полянский, не исключено, что со своей новой пассией, Никита. Вот и все.
- Хочешь пригласить Старчинского?
- Что я - дурак? - хмыкнул Данилов. - Он будет затмевать меня и ростом, и молодостью, и красотой. Я, возможно, приглашу одного человека из поликлиники, если решу, что это будет уместно.
- Конечно, приглашай! - согласилась Елена. - Лишний гость - лишний подарок.
Они вооружились тележками и пошли вдоль стеллажей.
- Ты не находишь, что когда жених и невеста вместе ходят за покупками, это как-то внушает надежду? - спросил Данилов.
- Надежду на что?
- На правильность их взаимного выбора. На то, что их семейной лодке не суждено разбиться о быт!
- Возможно, - согласилась Елена. - Совместные покупки сближают больше, чем постель.
- Но удовольствия приносят меньше.
- Это уж кому как.
- На что ты намекаешь? - Данилов попробовал изобразить возмущение. - А ну-ка, поясни свою мысль!
- Ну вот сейчас, например, мы пройдем мимо "Зефира в шоколаде", и я с тоской обернусь, чтобы хотя бы посмотреть на него, а ты, не слушая моих возражений, положишь в свою тележку две, нет - три коробки зефира… и я их съем, а потом буду рыдать у тебя на груди и говорить, что я толстая и ты не захочешь на мне теперь жениться…
- Я тебя понял и съем весь зефир сам! Я, по крайней мере, не буду рыдать у тебя на груди и жаловаться, что поправился, а просто пойду и куплю джинсы на размер больше.
- Нет в тебе, Данилов, романтики, - упрекнула Елена. - Не понимаешь ты, как иногда хочется почувствовать себя совсем юной, преисполниться легкомыслия, нести с упоением какую-нибудь чепуху… Твои джинсы на размер больше, это как раз и есть то, обо что разбиваются семейные лодки… Выложи сейчас же зефир! Я пошутила! Я его есть не буду! Куда нам пять коробок!
- Мы с Никитой любим зефир в шоколаде.
- Слипнется у вас с такого количества!
- Как слипнется, так и раскроется. Дело житейское.
Данилов обогнул Елену, попытавшуюся выхватить из его тележки коробки с зефиром, и пошел вперед. Елене не оставалось ничего другого, как последовать за ним…
- Инвалидность - это полная или частичная потеря трудоспособности вследствие заболевания. Заболевания, а не возраста!
Разбуди Татьяну Алексеевну ночью, она бы без запинки выдала все, что касается инвалидности и ее оформления, еще не успев проснуться. Что вы хотите - почти столько лет, изо дня в день талдычить одно и то же. Громким поставленным голосом и с паузами между предложениями. Чтобы лучше поняли.
- Так я и есть нетрудоспособная…
- По возрасту! Пенсию от государства получаете? Получаете пенсию?
- Получаю.
- Вот на нее и живите. Тем более что в случае получения второй группы прибавка у вас будет небольшая. На полкило сосисок!
- Так и полкило сосисок на дороге не валяются, Татьяна Алексеевна! А лекарства? Цены такие, что не подступишься…
- Вы не думайте… Мария Юрьевна, что вам будут выписывать все, что только душенька пожелает! Есть утвержденный перечень препаратов, которые можно выписывать льготникам. И выписывается все в очень разумных пределах. Вы меня хорошо понимаете?
- Понимаю, чего там непонятного. Все соседки, у кого группа есть, так и говорят - вымаливать приходится каждую таблетку чуть ли не на коленях!
- Давайте не будем заниматься демагогией! Мое решение такое - показаний для оформления группы инвалидности у вас нет.
- То есть вы отказываете? Так же, как и Малярчук?
- Я полностью согласна с участковым врачом - у вас нет показаний. Всего хорошего!
- Эх! - Мария Юрьевна нарочито медленной походкой пошла к двери. - А вот матери моей сразу вторую группу дали…
- Тогда время было другое! Кто следующий, заходите!
В начале девяностых группу инвалидности и впрямь давали всем пенсионерам чуть ли не автоматически. Пришел, пожаловался на немощность, обошел всех врачей, посидел в очереди на комиссию - и получай свою вторую нерабочую, дающую право на бесплатное получение лекарств и прочие льготы! Со временем халява закончилась, но память о ней еще живет.
- Татьяна Алексеевна, можно?
- Можно! Я же приглашала! Что у вас?
- Участковый врач, Коканова, направила к вам за разрешением. Чтобы посыльный лист открыть.
Конечно, зачем же еще можно прийти к заместителю главного врача по клинико-экспертной работе? Только за посыльным листом, да продлением длительного больничного листа. Или с жалобой на кого-то из врачей-специалистов.
- Садитесь.
Пахомцева бегло просмотрела амбулаторную карту. Коканова - идиотка, направляет за разрешением на открытие посыльного листа всех-всех. Нет бы сразу объяснить человеку, что инвалидность ему "не светит", а не посылать на четвертый этаж к заместителю главного врача.
- Какие у вас жалобы?
- Ой, доктор, жалоб много… Голова кружится…
- Часто кружится?
- Голова-то? Да постоянно. Иногда сердце прижимает, потом отпускает…
- Сердце прижимает в покое или при нагрузках?
- Если делаю чего… Когда лежу - не прижимает. В правом боку у меня тяжесть постоянно. Делала УЗИ, сказали - холецистит. Это все, чтобы мелочами вас не грузить.
- Живете одна.
- Одна.
- Обслуживаете себя сами?
- Чего?
- Ну, готовите, стираете, убираете дома сами?
- Сама, все сама, доктор. Кто же мне что сделает? Дочка отдельно живет, да на двух работах работает, разве что на выходных забежит…
- Ясно. В поликлинику, как я посмотрю, вы не часто обращаетесь?
- А что в нее обращаться? Разве новую голову пришьют? Это вот, пришла уж сейчас, чтобы группу оформить.
- Какие препараты постоянно принимаете?
- Никаких, доктор. Не люблю я всю эту химию. Так, чаем целебным спасаюсь. На смородиновых листьях.
- Хорошо. Только вот я не поняла, какие у вас основания для выхода на инвалидность? Вам не требуется постоянное лечение, вы полностью обслуживаете себя, выглядите неплохо. Я не вижу оснований для открытия посыльного листа!
- Как же так, Татьяна Алексеевна. Молодым, значит, даете инвалидность, а нам, старикам, нет!
- Давайте не будем обобщать. Лично вам инвалидность в настоящее время не положена. Вопросы ко мне есть?
- Есть! Кто над вами начальник?
- Главный врач, Загеройский Антон Владимирович. Направо по коридору и до конца. Следующий, заходите.
- Здравствуйте, Татьяна Алексеевна!
- Здравствуйте. Садитесь. Слушаю вас.
- Меня к вам направил доктор Комординцев. Моя мама хотела бы оформить группу и просила меня узнать, с чего надо начинать.
- С посещения участкового врача. Затем ко мне, я оцениваю показания и даю или не даю разрешение на открытие посыльного листа. Только почему для этого надо было отправлять вас ко мне? Комординцев что, сам не мог сказать это?
- Отправил к вам.
- Ладно, разберемся. Еще вопросы есть?
- Нет.
- До свидания. Скажите, пожалуйста, чтобы никто пока не заходил.
- Хорошо. Спасибо, Татьяна Ивановна.
- Пожалуйста.
Телефон в триста двадцать первом кабинете, где сидел Комординцев, был занят, поэтому Пахомцева перезвонила заведующей:
- Татьяна Ивановна, у меня к вам просьба. Объясните вашему Комординцеву, что порядок открытия посыльного листа, как и всю прочую информацию, он должен сообщать людям сам, а не слать их ко мне.
- Объясню, Татьяна Алексеевна. Вы уж не сердитесь, он недавно работает, еще не освоился.
- Спасибо.
Лампочка над дверью кабинета перегорела, завхоз Мария Осиповна сегодня взяла отгул, а кроме нее, новую лампочку никто не даст, вот и приходится орать:
- Следующий!
Народ-то в основном пожилой, слышат плохо. Так вот посидишь день без лампочки и голос сорвешь.
- Татьяна Алексеевна! - в кабинет вошла участковый терапевт Голованова. - Я не знаю, что мне делать с Конышевой! Она опять сидит у меня и требует направить ее на освидетельствование!
- Скандалит?
- Не то слово, начала визжать уже в коридоре. И такие мы, и сякие, раздаем группы за деньги, а несчастную женщину не отправляем на комиссию. Я завела ее в кабинет, попросила молча подождать и бегом к вам. Она намерена искать правды не только в департаменте, но и в прокуратуре…
- Это ж сколько здоровья иметь надо! А Татьяна Ивановна с ней говорила?
- Только что. Она сначала к ней сунулась, а потом устроила истерику в коридоре. Татьяна Алексеевна, эта сволочь от нас не отвяжется! Измором возьмет! Я уже как ее вижу, так меня сразу трясти начинает!
- Присядьте, Любовь Петровна… Не знаю, что и делать. Она какая-то невменяемая, эта ваша Конышева… Ладно, давайте ее ко мне, я напишу в карте, что мы неоднократно проводили разъяснительную работу, но она не возымела эффекта, и дам разрешение открыть посыльный лист по настоянию больной. Вы меня понимаете?
- Понимаю, все то же самое, анализы, рентген, ЭКГ, УЗИ органов брюшной полости, консультации всех специалистов, но я должна буду написать: "по собственному желанию пациентка направляется на освидетельствования в БМСЭ". (БМСЭ - бюро медико-социальной экспертизы.)
- Именно так! Пусть она катится на комиссию и там с ними скандалит, сколько ей вздумается! Только не забудьте написать, иначе я не подпишу посыльный лист. Чему вы улыбаетесь, Любовь Петровна?
- Представила, что она таким же макаром может и их на измор взять и вернуться к нам со второй группой. Вот будет номер.
- Не беспокойтесь - там все строго. Решение сообщили, и топай себе. Будешь скандалить - охранник выведет. Там народ закаленный. Это у нас с вами одна Конышева, а на Бюро таких дур в день по сто приходит. Гоните ее ко мне, пусть заходит без очереди… Нет, лучше не так…
Пахомцева взяла из стопки чистый листок для записей формата "А-четыре", написала на нем несколько строк и отдала Головановой.
- Вклейте в карту и открывайте посыльный. Не надо ее ко мне. Потом придет посыльный лист подписывать, тогда и талон на нее заполню!
- Спасибо, Татьяна Алексеевна.
Как только Голованова вышла, в кабинет вломились сразу трое - две женщины и один мужчина. Все - пожилые, все - возбужденные.
- Сейчас моя очередь!
- Нет - моя!