Коканова и принимала быстро - запускала в кабинет по двое, одного сажала к медсестре для заполнения талонов, с другим занималась сама. Полными осмотрами она не утруждалась - измеряла давление при жалобах на головную боль, просила открыть рот при жалобах на боль в горле, через одежду пальпировала живот при жалобах на неприятные ощущения в нем. Закончив осмотр, обменивалась пациентами с медсестрой и так же быстро "расправлялась" со вторым. В выписках пациентов, вернувшихся со стационарного лечения, Коканова читала только диагноз и рекомендации. Выписку льготных рецептов на своем участке Коканова организовала самым удобным для себя образом - написал, какие препараты закончились, вложил листочек в свою карту и отдал ее медсестре, не досаждая доктору своими жалобами. Те, кто не досаждал Кокановой, пользовались ее расположением и могли рассчитывать на определенный либерализм в выписке лекарств. Тем же, кто в любом случае желал быть выслушанным и даже осмотренным, Коканова выписывала лекарства очень скупо.
Для тех, кто вызывал для выписки лекарств на дом, у Кокановой был свой алгоритм.
- Я своих льготников выдрессировала, - хвасталась она коллегам. - Во-первых, чтобы вызывали сразу всем подъездом, в один день. Во-вторых, приучила их, что раздеваться на вызовах я не люблю. Ну и в дискуссии я не вдаюсь - встаю и молча ухожу. Ничего, привыкли уже - никто со мной не спорит…
На первый сегодняшний вызов Данилов затратил около минуты.
- Что с больным? - спросил он у женщины, впустившей его в квартиру.
Вызов был к мужчине тридцати пяти лет, повод - температура тридцать девять градусов.
- Муж уехал к родне в Липецк и задержался там… загулял, в общем. Нам бы, доктор, больничный с сегодняшнего дня на неделю. Договоримся?
- Не договоримся.
- По триста рублей за день! - крикнула женщина вслед спускавшемуся по лестнице Данилову.
Второй вызов был к женщине двадцати восьми лет с высокой температурой и сильным кашлем. Тут все было на месте - и сама женщина, и признаки болезни.
- У вас развивается бронхит, - сказал Данилов, выслушав в обоих легких множественные сухие хрипы на фоне жесткого дыхания. - Пожалуй, я выпишу вам антибиотик. Есть ли аллергия на какие-либо препараты?
- Нет, доктор.
После осмотра Данилов с минуту подумал, потом выписал рецепты и расписал схему лечения.
- Пока отлежитесь, - сказал он. - Анализы сдадите потом, когда придете на прием в поликлинику. Флюорографию давно делали?
- Уже и не помню когда, - виновато ответила пациентка.
Данилов выписал направление на флюорографию.
- Если будет нарастать одышка или же резко усилится кашель, вызывайте снова, - сказал он перед уходом.
- В больницу положите?
- Зачем сразу в больницу? - удивился Данилов. - Усилить лечение можно и на дому, например - уколы назначить. Но вы не спешите пугаться, это я просто предупреждаю, на всякий случай.
В начале первого у Данилова было семь еще не обслуженных вызовов. Он уже был достаточно опытен для того, чтобы понимать, что до трех часов дня ему непременно дадут еще столько же вызовов, если не больше. Поэтому после недолгого раздумья он решил не идти в поликлинику на сегодняшнее собрание. Пока туда, пока собрание, пока обратно - это как минимум два часа потерянного времени. Эпидемия - это чрезвычайная ситуация, а в чрезвычайной ситуации не до собраний, тем более таких, как в поликлинике, во время которых все равно ничего умного не услышишь.
Жизнь подтвердила правильность Даниловского решения - обслужив семь имевшихся у него на руках вызовов, он получил еще девять. Точнее можно было сказать, что восемь с половиной, потому что два вызова были в одну квартиру к пожилым супругам с поводом "закончились лекарства"…
Пахомцева завелась с самого утра. Сначала ей подпортила настроение очередная кандидатка в инвалиды.
- Сидишь тут, старая ведьма, и корчишь из себя большое начальство! - разоралась "кандидатка" в ответ на отказ в открытии посыльного листа. - Думаешь управы на тебя не найти? Еще как найти!
К подобной реакции на отказ Пахомцева давно привыкла и забыла бы о нем сразу же после того, как выставила хамку за дверь, если бы не слова "старая ведьма". Это же просто ужасно, невыносимо ужасно, когда тебя называет старой женщина, родившаяся на пятнадцать лет раньше тебя!
Пришлось запереть дверь на ключ и долго изучать в зеркале свое отражение, попутно пытаясь сдержать слезы. Проклятые слезы никак не хотели сдерживаться, и в итоге Татьяна Алексеевна провела взаперти около получаса. Кто-то из дергавших за дверную ручку побежал и пожаловался главному врачу, благо идти было недалеко. Антон Владимирович позвонил в кабинет и грубовато отчитал Пахомцеву за то, что она "ловит ворон" в рабочее время. Правда, почувствовав по дрожащему голосу, что с ней творится что-то неладное, главный врач сразу же сменил гнев на милость и поинтересовался:
- Вы не заболели, Татьяна Алексеевна? А то…
- Нет, я в порядке, Антон Владимирович! - выкрикнула Пахомцева и первой положила трубку, чего в общении с главным врачом никогда себе не позволяла - блюла субординацию.
Бог любит троицу - спустя полчаса явилась главная медсестра и на правах доброй приятельницы попросила:
- Татьяна, не надо так прессовать сестер, они же все разбегутся.
- Я никого не прессую! - огрызнулась Пахомцева. - Я требую и от сестер, и от врачей добросовестного исполнения обязанностей, а это - разные вещи. Странно, что ты, Света, этого не понимаешь!
- Нет никакого криминала в том, что девчонки после приема пять минут покурят и пообщаются в подвале, а потом уже пойдут на участки…
- Курят они по полчаса, так, что на первый этаж дым поднимается, а когда им сделаешь замечание, даже не извиняются! Вот и приходится действовать более решительно!
- То есть оскорблять. А я потом уговариваю каждую в отдельности забрать заявление об уходе…
- А ты не уговаривай! - посоветовала Пахомцева. - Ты за порядком следи!
- С вами, Татьяна Алексеевна, чем дальше, тем интереснее… - вздохнула главная медсестра и вышла из кабинета, от души хлопнув дверью.
Мало было поводов для расстройства - так еще и на собрание явилось не более трети сотрудников. Массовую неявку Пахомцева расценила как проявление неуважения к себе. А как еще это можно было расценить? Она же предупреждала, что собрание будет посвящено важной теме и что явка на него обязательна.
"Совсем распоясался народ, - думала она, обводя собравшихся тяжелым, исподлобья, взглядом. - А все от чего? Оттого, что главный врач у нас не рыба и не мясо, а с капустой пирожок. В других поликлиниках за неуважительное отсутствие на собрании на месяц премии лишают, там не приходится каждому в ножки кланяться, чтобы соизволил прийти".
Всем главным врачам, с которыми приходилось работать Татьяне Алексеевне, было далеко до идеала, до требовательного и принципиального руководителя, у которого мухи - и те летают строем. Быть заместителем Настоящего Начальника очень приятно, хотя бы потому, что ничего не приходится повторять дважды, трижды и так до бесконечности… Быть заместителем такого слабовольного типа, как Фантомас, да еще склонного за деньги закрывать глаза на "шалости" подчиненных, очень трудно. Крутишься как белка в колесе - а толку никакого, потому что никто не воспринимает тебя всерьез. Привыкли уже, что Пахомцева поорет-поорет, да и заткнется. Наказывает же главный врач, а не его заместитель по КЭР.
"Эх, если бы я была главным врачом…" - частенько думала Татьяна Алексеевна, не догадываясь о том, что в главных врачах она не продержалась бы и месяца. Как началось бы массовое увольнение сотрудников, так бы ее и сняли…
В довершение всего к трем часам дня сломалась поликлиническая машина. Праведная ярость требовала выхода и побуждала к действиям, поэтому Татьяна Алексеевна собралась идти пешком. Выбрала самые лакомые и удобно расположенные "кусочки" - три даниловских вызова с Белополянской улицы. Дом пять, дом семь, корпус один и дом девять дробь четыре. Доложила главному врачу, что идет "на контроль" (а то еще решит, что она в рабочее время бегает в магазин за продуктами), и покинула поликлинику.
Решила пройтись пешком. Напрямик, через дворы, было не очень далеко. На свежем воздухе ярость понемногу утихала и на подходе к Белополянской улице, можно сказать, улеглась окончательно.
В пятом доме дверь не открыли. Минут десять Пахомцева топталась на лестничной площадке, звонила, стучала, громко представлялась, звонила в соседские квартиры, но в итоге так ничего и не добилась - никто ей не открыл. Это был если не криминал, то, во всяком случае, предостерегающий звоночек - что-то тут нечисто.
В пятом доме жил загулявший в Липецке мужчина. Вскоре после ухода Данилова его жена собралась пройтись по магазинам и еще не вернулась.
Внимательно обходя обледенелые участки и кляня ленивого местного дворника, Пахомцева направилась к первому корпусу седьмого дома. К женщине двадцати восьми лет с острым бронхитом.
Здесь ей тоже не открыли дверь, но зато на громкий стук (вдруг звонок не работает?) выглянула соседка, немолодая сухощавая женщина с тусклыми глазами.
- Добрый вечер. Я из поликлиники. Шаболдина живет в этой квартире?
- Вечер добрый. Марина? Да живет, - подтвердила соседка и добавила: - С мужем.
- Вы не в курсе, что с ней? Она вызывала врача.
- Заболела, наверное, - предположила соседка. - Я ее сегодня не видела. Но раз вызывала, то, значит, дома. Вы постучите еще, посильнее. Вдруг она спит.
- А она не выпивает? - спросила Пахомцева, понизив голос, чтобы придать разговору доверительную окраску.
- Маринка-то? - искренне удивилась соседка. - Нет, никогда не замечала. И муж у нее вроде как непьющий. Или, если пьет, то с умом.
- Ни скандалов, ни запоев…
- Нет, ничего такого. Но вы, доктор, не волнуйтесь, я подтвержу, что вы приходили, стучали, а вам не открыли.
- Спасибо, но это не требуется. Извините.
- Ничего страшного, - женщина захлопнула дверь.
Пахомцева застучала по двери квартиры Шаболдиной.
"В последний раз", - решила она.
- Вы ко мне? - послышался за ее спиной негромкий, хрипловатый голос.
Татьяна Алексеевна обернулась и увидела женщину в длинной коричневой дубленке. Голова и шея незнакомки были закутаны белым шарфом.
- Если вы Шаболдина, то я к вам!
- Да, я Шаболдина, а вы…
- Я - заместитель главного врача двести тридцать третьей поликлиники Пахомцева Татьяна Алексеевна, - с достоинством представилась Пахомцева. - Мы поговорим здесь или в квартире?
- В квартире будет удобнее. - Женщина сдернула с правой руки варежку и полезла в карман дубленки за ключами.
- Я не буду проходить и раздеваться, - заявила Пахомцева в прихожей. - У меня к вам всего пара вопросов.
- Слушаю вас, - женщина размотала шарф и стала расстегивать дубленку.
- Вы сегодня вызывали врача?
- Да.
- К кому?
- К себе.
- Больничный брали?
- Да.
- Можете показать больничный.
- Сейчас, одну минуточку.
Женщина сняла дубленку и, нагнувшись, чтобы снять сапоги, зашлась в кашле.
"Поняла уже, в чем дело, и начала симулировать", - подумала Пахомцева.
Откашлявшись, женщина сняла сапоги и прямо в носках прошла в комнату. Вернулась она не только с больничным, но и с паспортом.
Пахомцева молча взяла больничный, убедилась, что он выдан Даниловым, и вернула его со словами:
- Как объяснить тот факт, что, делая вызов на дом и открывая больничный лист, вы разгуливаете по улице?
Утруждать себя переписыванием номера больничного листа и места работы Шаболдиной Пахомцева не стала. Зачем утруждать себя? Завтра Данилов сам впишет все эти данные в журнал учета больничных листов, а амбулаторную карту со своей записью подаст на проверку заведующей отделением.
- Я сбила температуру и решила сходить в ближайшую аптеку, потому что отхаркивающее дома есть, а антибиотиков никаких нет. Муж приходит с работы поздно, не хотелось терять день. А аптека здесь рядом, через двор перейти.
- Купили лекарство?
- Нет, флемоксина, который выписал врач, не было, а заменять на свой страх и риск я побоялась. Подожду мужа, он где-нибудь по пути точно купит.
- А температуры сейчас у вас нет? Или измерим?
- Я ее мерила перед выходом, полчаса назад… Было тридцать шесть и пять. Я поэтому и выйти рискнула.
- Мне все ясно, - многозначительно кивнула Пахомцева.
Аннулировать больничный лист, как необоснованно выданный, было невозможно. Для этого был необходим комиссионный осмотр. Можно, конечно, побежать в поликлинику, взять одну из заведующих терапевтическим отделением и кого-нибудь из врачей, после чего вернуться сюда. Но во-первых, вряд ли симулянтка вообще пустит комиссию в квартиру, а, во-вторых, без машины на такие подвиги по зимней темноте как-то не тянуло.
На третий из вызовов Пахомцева уже не пошла, а вернулась в поликлинику, где немедленно рассказала обо всем Литвиновой, сегодняшнему дежурному администратору. Литвинова сразу же позвонила Шаболдиной, благо и номер искать не пришлось - домашние телефонные номера пациентов непременно записываются при приеме вызова.
Шаболдина оказалась на удивление правдивой женщиной - слово в слово подтвердила рассказ Пахомцевой.
"Наверное, решила, что раз я больничный не отобрала, то, значит, все обошлось и запираться и врать незачем", - подумала Пахомцева.
- Как будем действовать? - спросила она. - Докладную Антону Владимировичу я оставлю.
- Завтра с утра выловим Данилова в поликлинике и втроем, вместе с Ириной Станиславовной, с ним побеседуем, - ответила Литвинова и неодобрительно покачала головой. - Надо же, какой прыткий!
- Может быть, он просто не устоял перед соблазном, - Пахомцевой было свойственно ханжеское лицемерие.
- Что, она такая… эффектная? - Литвинова обеими руками очертила в воздухе контур эффектной в своем понимании женской фигуры.
- Да нет, она-то совсем невзрачная. Я имею в виду - на деньги польстился.
- Больше трехсот рублей нынче за день не платят. Больничный на пять дней?
- На шесть!
- Шесть? - Литвинова обернулась к откидному календарю, висевшему на стене, слева от нее. - Ну да, все верно, чтобы ей в воскресенье не приходить. Значит, максимум заработал он на этом тысячу восемьсот. С риском попасть под суд или испортить свою репутацию.
- Наши доктора уверены, что ОБЭП накрывает только на приеме. А на вызовах, как им кажется, можно торговать больничными спокойно.
- На вызовах устраиваются точно такие же подставы, как и на приеме. Вон, на днях по телевизору показывали, как в Мытищах…
- Да я-то все это знаю, - усмехнулась Пахомцева. - Я про врачей наших участковых говорю. Ладно, Надежда Семеновна, пойду докладную напишу и домой.
- Как там ваша дочка, Татьяна Алексеевна? - вспомнила Литвинова. - Устроилась куда-нибудь?
Дочь Пахомцевой окончила медицинское училище, но на врача учиться не пожелала, сказав матери, что нынче куда перспективнее быть психологом.
- Да, устроилась в какую-то мелкую частную клинику. - Лицо Пахомцевой выражало недовольство выбором дочери. - Вроде как намерена поступать в университет на заочный.
Глава тринадцатая
"Трибунал"
- Расскажите нам о вашем вчерашнем вызове к Шаболдиной Марине Александровне по адресу Белополянская, семь, корпус один, квартира пятьдесят два.
Перед Ириной Станиславовной, пригласившей Данилова в свой кабинет, лежала на столе карта Шаболдиной.
- И по возможности - правду, - приказным тоном "попросила" Литвинова, сидевшая за другим, "сестринским", столом.
Пахомцева сидела на одном из свободных стульев близ Литвиновой, а Данилову достался другой стул, который Ирина Станиславовна поставила посреди кабинета.
"Прямо суд военного трибунала", - подумал Данилов.
Ему было понятно, что с Шаболдиной вышел какой-то геморрой, иначе говоря - крупная проблема. По мелким проблемам начальники по трое не собираются.
- Мы ждем! - поторопила Пахомцева.
- Пришел на вызов вчера в первой половине дня. Шаболдина предъявляла жалобы на температуру, кашель… Собственно, все это написано в карте, ничего нового я вам не скажу. Осмотрел, выставил диагноз острого бронхита, назначил лечение, выдал больничный лист…
- Почему на шесть дней? - спросила Пахомцева.
- Пятый день приходился на воскресенье.
- Почему тогда не на три дня - до пятницы? - во взгляде Пахомцевой Данилов уловил отблески торжества.
- Ну ясно же, что она за три дня не поправится! Какой смысл снова посещать ее в пятницу?
- Ах, вот как! - Пахомцева скрестила руки на груди и перевела взгляд с Данилова на Литвинову.
- То есть вы утверждаете, что она была нетрудоспособна? - Литвинова сделала ударение на слове "нетрудоспособна", и Данилову сразу же стало ясно, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
- Да, утверждаю, - ответил он. - Может, вы мне все же скажете, какие проблемы возникли с больничным листом Шаболдиной?
- Я так и знала! - обрадованно воскликнула Пахомцева.
- Что вы знали, Татьяна Алексеевна? - вежливо спросил Данилов.
Головная боль в последнее время беспокоила Данилова редко, но сегодня, определенно, был ее день. Затылок начал наливаться тяжестью.
Пахомцева не ответила. Вместо нее заговорила Литвинова:
- Почему вы, Владимир Александрович, решили, что должны быть проблемы с больничным листом Шаболдиной?
- Потому что вы, Надежда Семеновна, сделали ударение на слове "нетрудоспособной". Нетрудно догадаться…
- Владимир Александрович, - Воскресенская говорила мягко, в глаза не смотрела, и у Данилова создалось впечатление, что она стесняется всего этого фарса, в котором ей приходится принимать участие, - вы не хотите добавить ничего сверх того, что написано вами в карте Шаболдиной?
- Мне просто нечего больше добавить, Ирина Станиславовна.
- Тогда скажу я! - Пахомцева уперла ладони в колени и слегка подалась вперед. - Я, Владимир Александрович, вчера проводила контроль ваших вызовов и посетила Шаболдину. Ее не было дома. Она пришла, когда я уже собиралась уходить. Сказала, что якобы ходила в аптеку, но ничего из лекарств купить не смогла. Я поинтересовалась температурой и услышала в ответ, что температуру она уже сбила. Скажу прямо - у меня вообще не создалось впечатления, что она больна, или, во всяком случае, нетрудоспособна!
- А у меня создалось! - сказал Данилов. - И создалось на основании осмотра. Самый что ни на есть настоящий острый бронхит…
- А почему же тогда она не сидела дома? - ехидно улыбаясь, спросила Пахомцева.
- Может, и в самом деле вышла в аптеку? - предположил Данилов. - Да и какое это вообще имеет ко мне отношение? Я отвечаю за правильность диагноза, соответствие лечения и обоснованность выдачи больничного листа, но не за соблюдение пациентом режима! А если бы она сразу же после моего ухода выпила бы стакан водки, то вы, наверное, обвинили бы меня в выдаче больничного листа пьяной прогульщице?
- Вас никто пока еще не обвиняет! - фыркнула Пахомцева.
- Мы просто пытаемся разобраться в ситуации, - добавила Литвинова.